***
Лёня любил осень. В ней было всё, чтобы придаваться вдохновению и лирическим мыслям. Осень подчиняла природу и усмиряла её буйный нрав до следующей весны. Осень сдёргивала листья с деревьев и готовила лесных обитателей ко сну. И ревела мелким промозглым дождём, завывая порывистым ветром над увядающей природой, но сделать ничего не могла. Такова была её участь — нести анабиоз всему живому, который будет длиться всю зиму, однако вместе с ним приходил и долгожданный отдых, такой необходимый матушке природе. На листьях уже начинал образовываться едва заметный по утрам белый иней, а многочисленные лужи покрывались некрепкой ещё наледью холодными осенними ночами. Птицы спешно утепляли гнёзда, готовясь зимовать очередную далеко не южную зиму, а грызуны по соседству запасались вдоволь провизией. Небо круглые сутки покрывали тяжёлые серые тучи, из-за которых было почти не видать солнца и оно в любой момент было готово разразиться очередным ливнем, назло разгулявшимся прохожим. Но даже такая осень была прекрасна. Это была волшебная осень, по той простой причине, что она отличалась от всех предыдущих осенних периодов жизни юноши и уже стала совершенно уникальной и неповторимой, его персональной осенью. Время шло стремительно. Подросток продолжал посещать уроки музыки и заниматься своими делами, но в мыслях всё равно мир перевернулся с ног на голову. Лёня каждый день невольно вспоминал их знакомство с архитектором и неизбежно корил себя за то, что по рассеянности, забыл спросить имя его постоянного нарушителя спокойствия. Вот и о каком воспитании могла идти речь, если Лёня так переволновался в тот момент, что даже имя своё назвать оказался не в состоянии. Должно быть, архитектор и сам не счёл нужным называться ему, как положено, потому что Лёня не является хоть сколько-то интересным собеседником и знакомство с ним не было выгодным обстоятельством для высокопоставленной элиты. Будь всё иначе, парень, наверное бы, назвался по имени в тот день. Как же внезапно всё стало очень сложно. Мысли путались, менялись с космической скоростью, закручиваясь в один нервный клубок. Прошло уже две недели, и с тех пор архитектор больше ни разу не появился в фамильном особняке, в который раньше его привозили каждые пару дней, и, по правде сказать, Лёня уже начинал опасаться, что они больше никогда не увидятся. Такая перспектива ничуть не выглядела привлекательной, ведь подросток действительно надеялся, что из них могли бы получиться неплохие друзья, но похоже судьба так не думала. Вот и сейчас, обременённый мрачными мыслями, юноша неспешно брёл по кирпичной мостовой простирающейся вдоль Гранд-канала, после очередного трудового дня. Сегодня в Италии отмечали праздник, День Христофора Колумба, но разумеется на учебном процессе это никак не сказалось. Занятия проходили в привычном для себя режиме во всех образовательных учреждениях, и даже урок по музыке преподаватель согласилась провести, хотя и было очевидно, что это бремя порой тяготило её. Ведь для работников всех организаций сегодня был объявлен официальный выходной, и только подрастающего поколения и их педагогов это никак не касалось. Эти бедолаги работали каждый день, кроме воскресенья и летнего сезона, а преподаватель музыки ещё и дополнительные у юноши вела, что окончательно лишало её какого-либо праздника, но зато просвещало молодёжь. На Гранд-канале суматоха стояла неописуемая. Люди смеялись и громко общались, собираясь большими компаниями, толпы детей бегали по мостам и играли в свои незамысловатые игрища, торговцы едва успевали обслуживать собравшиеся у обычно пустых прилавков очереди и музыка звучала заводная, весёлая, сегодня намного громче, чем обычно. Одинокие сеньоры смущённо укрывались под зонтиками, когда с ними начинали заигрывать слегка поддатые мужчины, но всё-равно стеснительно ворковали с кавалерами всех сословий. Лёня не верил в это их святотатство, а скорее считал женщин хорошими актрисами, которые всю жизнь играли в импровизированном театре в главной, по их мнению, роли. Сам он женщин опасался и не жаловал от слова совсем, потому что слишком мало о них знал, несмотря на то, что взаимодействие с ними очень сильно романтизировали книги. Небо неодобрительно хмурилось, совсем не разделяя праздничного настроения горожан. По-осеннему скудное солнце изредка пробивалось между громоздких облаков и бросало свои мимолётные лучи на кирпичную кладку мостовой. Совсем скоро осень вступит в свои полноценные права и начнёт покрывать наморозью многочисленные каналы наводняющие Венецию, а пожелтевшую траву припорошит первым недолговечным снегом. Неужели всё вот так и закончится, не успев ещё даже начаться? Виталя неторопливо пересекал многострадальный мост Риальто, расположенный на Гранд-канале, по обыкновению направляясь домой. Хотя сегодня и был будний день, посещать строительство ему не было необходимости по причине всеобщего праздника в Италии, поэтому парень совсем никуда не торопился. Подумать только, а ведь когда-то таким незамысловатым образом заканчивался каждый его учебный день. А теперь эти моменты дорогого стояли. Даня, конечно, уже обыденно предложил подвести архитектора до дома, но он предпочёл отказаться от столь любезного приглашения друга, потому как очень хотел прочувствовать уникальность этого момента. Кроме того, ему нужно было заскочить в одну из расположенных здесь торговых лавок, дабы купить себе очередную упаковку грифельных карандашей, которые с недавних пор пропадали у него со страшной скоростью. Празднование, конечно, было в самом разгаре, не стоило надеяться на спокойный вечер сегодня вдвоём с Эванджелиной, но даже это было лучше, чем его повседневное времяпрепровождение. Может, они выберутся наконец-то погулять вдвоём? Давно вообще-то пора, а то с некоторых пор Виталя злостно пренебрегает своими обязанностями и чувствует себя за это очень виноватым. И нет, не то чтобы ему не нравилось проводить время на стройке. Просто не опытный архитектор всё ещё не мог переступить через себя и начать общаться со строителями. Ну сложнее это было, чем кажется, хотя Виталя и работал над своими страхами, но пока заметных успехов не добился. Все эти мысли изрядно тяготили молодого архитектора, но Даня вот верил в то, что всё у него получится, просто нужно чуть больше времени. Так, может, оно и правда. Не шла из головы парня и его последняя встреча с сыном состоятельного чиновника, которая оставила в груди очень неоднозначное впечатление странной недосказанности. Если учитывать, что при тех обстоятельствах, при которых свидание произошло, поговорить не было никакой возможности, то странные эмоции были весьма объяснимы, но легче от этого не становилось. Виталю беспокоили взгляды, которые бросал в его сторону подросток, и эта вечная грусть, так крепко впечатавшаяся в чужие черты лица. Что могло бы заставить печалиться наследника столь почитаемой в Италии семьи, Витале понять было не дано. Оставалось надеяться, что всё не так серьёзно, как любит себе надумывать архитектор. В голове всякое крутилось, но представляло оно из себя сплошные догадки и теории. Жаль, встречи перестали быть регулярными, тогда узнать, что тяготило подростка, не представляло бы особой проблемы, а так оставалось довольствоваться малым. Виталя лениво наблюдал за проходящими мимо него прохожими, как вдруг впереди мелькнула смутно знакомая изысканная сиреневая жилетка поверх светлой рубашки с сиреневыми манжетками и сразу же скрылась в торговой лавке, в том самом куда и направлялся парень. Сам того не замечая, архитектор прибавил шагу. Надежда, конечно, была минимальная, но Виталя никогда бы не забыл одежду, в которой так долго рассматривал молодого наследника, и, не сдержавшись, по итогу, запечатлел юношу на портрете самой знаменательной ночью в его жизни. Лавка оказалась полна народу, и торгующая за ней женщина разрывалась одна на всех. Знаменательна точка была тем, что здесь продавали множество принадлежностей для учёбы, а также для общего развития детей, и пользовалась постоянным спросом. Кроме того, присутствующие в ней материалы стояли относительно не дорого, в отличие от других мест на такой популярной улице в Венеции, но Виталю сейчас интересовало далеко не это. Хрупкий юноша, что безразлично разглядывал выложенные на прилавке альбомы, неторопливо лавировал между другими посетителями магазина, вдоль выкладки товаров. Виталя замер в дверном проёме крытого павильона, не решаясь подойти к подростку, которого он безошибочно узнал в толпе прохожих. Как же он был красив. Утончённый, вежливый и грациозный. Интересно, Виталя хоть в какой-то момент налюбуется им или это в принципе невозможно? Сердце слетает с привычного ритма, начинает биться чаще и сильнее. Страшно подойти и заговорить первым до мурашек по спине, но так хочется, словно от этого будет зависеть дальнейшая жизнь. Страх — это всего лишь глупое чувство, появившееся в процессе экстремальной жизни пещерных людей и предусмотренное эволюцией. Оно не должно управлять нашей судьбой в современных реалиях. Нужно просто подойти и поздороваться. Просто подойти и… — Привет. Лёня резко обернулся в сторону робко поприветствовавшего его голоса и тут же удивлённо распахнул глаза. В метре от него стоял отцовский архитектор и смущённо уводил глаза. Встреча была, мягко говоря, неожиданная, рефлекторно захотелось попятиться, но в бок впился прилавок. — Точнее. Здравствуйте. Наверное. И извините за беспокойство. — Под растерянным взглядом Виталя стал чувствовать себя ещё более неуверенно и нёс всякую ерунду. Лёня удивлённо вглядывался в чужие светлые глаза и не сразу сообразил отреагировать банальным: — Добрый день. Это весьма неожиданно. Встретить вас в таком месте, — юноша опустил взгляд, смущаясь очевидных эмоций на дне изумрудных глаз. Виталя внутренне облегчённо выдохнул. По всей видимости, даже такое внезапное столкновение не было неприятным. Он почувствовал себя лучше. — Хорошо. Это обнадёживает. — Правда, несмотря на хорошее начало, он всё равно прокололся, когда обратился к юноше не достаточно уважительно на «ты». Ему ведь не давали позволения этого делать. В этом плане подросток оказался предусмотрительнее и архитектора назвал на «вы». — По правде говоря, я увидел вас совершенно случайно. Мне тоже нужно было посетить этот магазин, но я рад встрече. — На самом деле не было ничего страшного, чтобы к младшему собеседнику обратиться на ты, к тому же до образованного архитектора Витале было рукой подать, но воспитание не позволяло. Однако, обращаться на «вы» к юноше внезапно стало сложно, ведь Виталя не чувствовал уже прежнего отчуждения по отношению к себе со стороны подростка. — Я просто присматривался к альбомам. На новый предмет — черчение, начали требовать, — Лёня озадаченно перевёл взгляд на прилавок. — О-о-о, я понимаю. Черчение — интересный предмет, — Виталя озорно улыбнулся, стараясь поддержать диалог. — Не думаю. — Но не вышло. — Для меня он очень скучный. — Лёня плохо чувствовал нить общения, потому как друзей заводил из рук вон плохо, хотя пообщаться с архитектором очень хотел, но не знал, как следует продолжить. — Что-то уже выбрали, молодые люди? — К тому времени очередь уже потихоньку рассосалась, и к ним обратилась энергичная торговка, заметив давно блуждающих по павильону парней. — Нет. Я всё ещё выбираю, — Лёня отказался даже не глядя на неё, предпочитая повиноваться только своему мнению. — Да. Можно мне пожалуйста упаковку грифельных карандашей, — Виталя решил воспользоваться моментом и произвести необходимую ему покупку. — Каких? — женщина переключила внимание на парня постарше. — Самых простых, — Виталя достал из кармана брюк пару серебряных монет и пересчитал. Мда, не богато нынче, а до следующего месяца ещё дожить надо. Торговка тем временем полазила под прилавком и добравшись наконец до искомого объекта подала упаковку парню попутно оглашая: — Четыре серебряных. Не успел Виталя передать сеньоре деньги, как в диалог внезапно вмешался подросток. — Они же отвратительные. Зачем вы их берёте? — Лёня искренне не понимал, а женщина за прилавком недовольно скривилась, но промолчала. Клиент всегда прав. В особенности, одетый так дорого клиент. — Ну-у-у, — Виталя стыдливо опустил взгляд, — они самые дешёвые. — Признавать такое было ниже уровня его достоинства, но обманывать — тоже совсем не красило человека. Лёня перевёл на него внимательный взгляд, после чего полез в сумку и изъял оттуда несколько золотых монет. — Дайте нам нормальные карандаши, — холодно потребовал подросток, закидывая сумку обратно на плечо. — Нормальные это какие, молодой человек? — торговка упёрла руки в боки. — Цветные и с защитной плёнкой, чтоб не пачкались. — У нас такого добра отродясь не было, — женщина громко усмехнулась, но Лёню это не капельки не смутило. — Цветные какие есть? — Никакие. Это вам не Римская ярмарка! — женщина сложила руки на груди, а Лёня едва заметно помрачнел. Виталя наконец очнулся от шока и торопливо приблизился к подростку. — Не нужно, право. Мне и чёрных более чем достаточно, — он растерянно взирал на юношу, не зная, как в таком случае следовало поступить. — Это же этой гадостью вы пачкаете свои руки? — Лёня не привык бросать начатое на пол пути. Этим он пошёл в отца. — Они же вредят вашей коже. — Но главное он услышал. — А чёрные в защитной плёнке есть? — Я честно могу приобрести их сам. Просто сейчас так сложились обстоятельства, что… — Виталя не оставлял попыток объясниться, но едва ли его кто-то слушал. А тем временем торговка коротко кивнув, спешно полезла под прилавок и минутой позже протянула юноше аккуратную упаковку отличных грифельных карандашей. — Десять серебряных, — констатировала женщина и Лёня протянул ей один золотой, после чего забрал положенную сдачу. Виталя то краснел, то, наоборот, бледнел, как чистый холст бумаги, а когда подросток протянул ему упаковку карандашей и вовсе едва не заплакал. Ну почему это первая их такая важная встреча вне фамильного особняка должна была быть такой стыдной? Отлично, теперь, когда юный наследник знает, какой убогий образ жизни вынужден был вести ещё не состоявшийся архитектор, он никогда не посмотрит на парня, как на возможного избранника. Можно больше не торопиться разбогатеть, в глазах подростка Виталя навсегда останется никчёмным нищебродом. А пока у архитектора в голове вершилась настоящая революция, Лёня преспокойно сложил сдачу обратно в сумку, всучил горе кавалеру грифельные карандаши и направился к выходу из павильона. — Вы идёте? Казнь всех мечт и надежд в голове парня прервал мягкий вопрошающий голос, и архитектору ничего не оставалось, кроме как понуро направиться следом за предприимчивым юношей. — Спасибо, — уже на улице Виталя всё же нашёл в себе силы для того, чтобы поблагодарить подростка, но щёки в этот момент всё равно очень показательно полыхали от стыда. — Но вы же так и не купили себе альбом. — Не за что, — Лёня и бровью не повёл. — На меня не произвёл впечатления их ассортимент. — Дёшево — не значит плохо. — А почему вы тогда пошли туда? — Виталю удивила позиция юноши. — Просто мимо проходил, — он едва пожал плечами. — Понятно. Лёня заглянул в потемневшие зелёные глаза, не силясь особо понять, что происходит в душе их обладателя. Воспитание говорило, что он поступил правильно, когда оплатил совсем не дорогостоящую покупку, а значит, всё в порядке. — Какие у вас планы? — Лёня вовсе не хотел так рано прощаться, тем более что ему представился такой редкий шанс познакомиться поближе. У Витали были грандиозные планы заняться самобичеванием сразу же, как только он переступит порог своей комнаты, но формулировка вопроса заставила натиск мрачных мыслей слегка ослабнуть. Означало ли это, что подросток не настроен немедленно распрощаться с ним, а вполне может провести с архитектором вместе ещё какое-то время? Кажется, так. Но куда им в таком случае идти и чем заниматься, было не совсем понятно. Это же может быть похоже на свидание, верно? На хреновое, но уж какое есть. Виталя был в своей жизни на нескольких свиданиях и поэтому примерно представлял себе, что делать. Девушку обычно нужно было угостить, вот только гроши в кармане никак не вязались с определением слова «угостить»! Но ведь на какое-нибудь захудалое мороженое Витале денег-то точно хватит, значит, с этого и стоило начать. — Сегодня вечером я совершенно свободен. Прости, Эванджелина! — Что ж, я, конечно, не совершенно свободен, но около часа, полагаю, у меня ещё есть. — Вообще-то Лёню ждали дома, но не плевать ли, когда есть такая перспектива обрести наконец друга. — В таком случае разрешите мне вернуть долг угостив вас мороженным? Фух, не всё ещё потеряно! Виталя сегодня всё успеет и всем угодит! — Хорошо, — Лёня смущённо отвёл взгляд. Такое отношение было бесспорно очень приятным. — Тогда идёмте, — Виталя смело двинулся вперёд, припоминая, в какой стороне находилась ближайшая лавка мороженщика, и юноша тоже не заставил себя ждать. На улице словно бы за последние пятнадцать минут стало теплее. Внутри определённо грело что-то совсем не по-осеннему горячее и припекало не хуже обжигающего пламени. На языке крутилось множество вопросов, но что-то мешало им сорваться в свободное падение. Каждое случайно оброненное слово, казалось, могло стать судьбоносным, и страшно было позволить ему навредить и без того хлипкому равновесию. Виталя знал, что ему стоило начать диалог, он был старше и обязан был уметь вести в разговоре. Не сказать ничего было равносильно тому, чтобы сказать что-то не то, поэтому стоило начать с простого. У него же были свидания с девушками, так почему он не нервничал так ни на одном из них?! — Что привело вас на Гранд-канал? Они неспешно миновали один проулок за другим, глазея на веселящихся прохожих. — Я очень люблю здесь гулять, — Лёня старался говорить как можно спокойнее, на самом деле сердце в груди отбивало чечётку. Что делали персонажи книг в таком случае? — А вас? — Я здесь живу, — Виталя не был уверен, стоило ли делиться этой информацией, но казалось, что подростку можно доверять. — Вот как, — Лёня внутренне порадовался, что не купил злосчастный альбом и будет повод заглянуть на канал ещё раз. Хотя мысли об это и смущали. В диалоге снова возникла непреднамеренная пауза, которая на сей раз показалась намного более навязчивой. Благо, долго ей не суждено было продлиться долго, потому как они настигли лавку мороженщика. — Выбирайте, — Виталя ещё раз подчеркнул своё намерение заплатить за юношу, хотя и было очевидно, что тот мог позволить себе купить всё мороженное находящееся в лавке. Лёня не стал спорить, не желая задеть чужое самолюбие. Виталя решил взять лакомство и себе, дабы не стеснять юношу. Доброжелательный мороженщик спешно обслужил парней, и те остановились под навесом подальше от шумной толпы. — Спасибо, — Лёня поблагодарил архитектора за угощение, вскрывая упаковку. — Это я обязан вас благодарить за покупку, которую вы сделали. — Виталя увёл глаза, окунаясь в недавнее прошлое. — Это лишнее. Разве мой отец не обязан обеспечивать вас всем необходимым инвентарём для работы? — подростка так и подмывало спросить что-нибудь касательно строительства, но воспитание не позволяло. — Обязан, но, по правде говоря, мне требуется намного больше, чем даёт мне ваш отец. — Это была слишком щепетильная тема! О таком не говорят с сыном своего заказчика! — Так просите столько, сколько вам требуется, — Лёня же тем временем говорил на такую тему совершенно спокойно и не видел ничего особенного в том, чтобы спрашивать на рабочие нужды с его отца. — Это по большей части для моей учёбы, — Виталя бы сейчас не отказался бы от того, чтобы умыть лицо ледяной водой. Одного мороженого явно было недостаточно для того, чтобы охладиться. — Вы ещё учитесь? — Лёня удивлённо разглядывал взъерошенного архитектора, не веря в правдивость высказывания. И как его отец пошёл на это? — Да. Последний год. Мороженое в руках стремительно таяло и подбиралось к пальцам. — Я тоже последний, — Лёня успевал есть лакомство и, кажется, втягивался в разговор. — Куда потом пойдёте? — Виталя не знал, можно ли ему спрашивать такие вещи, но слишком уж ему было любопытно. — Не знаю, — подросток едва заметно помрачнел. — Туда, куда я хочу, не хотят родители. А туда, куда хотят родители, не хочу я. — Печально. — Кажется, Виталя нехотя заговорил на не самую приятную тему. — А куда вы хотите? Лёня помялся. — В музыкальную академию. Виталя вспомнил большую жёлтую тетрадь, с нарисованными на ней нотами, которую так трепетно прижимал к груди юноша и невольно улыбнулся. Он должен был догадаться. — Вам действительно очень нравится музыка, да? Хотелось поговорить о том, что нравилось подростку, но при этом не заходить слишком далеко, чтобы ненароком не спугнуть. — Нравится. Черты лица едва заметно расслабились, и Виталя уловил эту перемену настроения в положительную сторону, но он слишком мало был осведомлён об музыкальной отрасли, чтобы всерьёз развить эту тему. — Мне очень нравится музыка, но я едва ли могу услышать её где-то, кроме территории Гранд-канала. Если подросток сейчас начнёт задавать уточняющие вопросы, то Виталя засыпится на первом же из них. Ну вот кто просил тебя лезть в эти дебри? Выставишь себя теперь ещё и дураком, а не только нищебродом. — Вы можете как-нибудь придти послушать, как я играю на репетиции. — Лишнее. Лёня определённо сболтнул лишнее. Такое не предлагают едва знакомому человеку! Можно подумать ему есть до тебя дело. — Я с удовольствием. Этот взгляд глаза в глаза. Его такие светлые, необыкновенные, словно свежая зелень, влажная от росы, переливалась на редких лучах мимолётно выглядывающего из-за туч солнца, и твои, такие тёмные, благородные, в них чудился покой и умиротворение и тепло, как от древесины сгорающей в костре. — Как вас зовут? Будь что будет. Нужно было дать себе шанс. — Виталий Мальдини. Но вы можете звать меня просто Виталя. — Мороженое было съедено, а руки едва липкие от сока. — А вас? — Леонид. Можно просто Лёня. И можно на «ты». Шум стоял на одной из самых примечательных улиц в Венеции просто головокружительный, но его отголоски едва доносились до ушей укрывшихся под навесом молодых людей. Губы были красные и влажные после съеденного ледяного лакомства, но холода они не чувствовали. Всё тело окутывало тепло, а в руках прослеживалась едва заметная дрожь. Чужое имя впечаталось в память, словно гравировка на дорогом ювелирном украшении, и не было ничего важнее этого прямо сейчас, важнее Его. И разве можно было позволить страху победить ещё пол часа назад и упустить, возможно, свой единственный шанс на разговор с ним. Вот и теперь не стоило бояться того, что будет дальше. Просто найди в себе силы предложить ему то, чего так жаждет всё твоё нутро, ведь страх уже больше ничего не решает. — Как насчёт того, чтобы съесть ещё по мороженому в следующую субботу? Момент истины… — Я с радостью.***
(Повествование от первого лица) Опять обувь натирает. Проклятая спортивная школа могла бы и получше обувку выдать, мы же её интересы представляем в самом деле. Ещё бы в носках бегать заставили. Они это, конечно, аргументируют тем, что я предыдущую стоптал за месяц. Ну так я же не просто так! Я же в ней бегал! Мда, далеко в такой не убежишь. Опять ноги в кровь будут разбиты. Небось, вообще не мой размер, но больше ничего нет, как обычно. Сколько соревнований уже позади, а всё колени дрожат, как в первый раз. Когда-то же я должен буду привыкнуть к этому. Поселили по крайней мере по-человечески: в здоровом общежитии для спортсменов, с удобно обставленными номерами. Не индивидуальными, правда, всех пятерых легкоатлетов в одном помещении закрыли, только тренера отдельно, но и это не плохо, по сравнению с тем, как расселяли нас пару лет назад в Палермо. Как в детском лагере, по десять человек в комнате на двухэтажные кровати. От чьих-то ног ночью несло так, что на стену лезть хотелось, а может, это был коллективный запах, хрен его разберёшь. Потом, правда, вроде полегчало, то ли помылся грязнуля, то ли я принюхался, не знаю, но жизнь стала лучше. И не в таких условиях выживаем. Кормят три раза в день и питание сбалансированное, а самое главное, вкусное. В школе, конечно, тоже не плохо кормят, но это совсем другой уровень. Чувствуется престиж и важность соревнований. Здесь сейчас лучшие юниоры собрались. Каждый с большими амбициями и хорошими спортивными данными. На кону уже многое стоит. Выложиться придётся на двести процентов. Обещал же. Народу, конечно, и без спортсменов хватает. Довольно крупные соревнования приехали посмотреть люди из многих других городов. Знать обожает такие мероприятия, призванные с давних времён сначала развлекать их, а уж потом заставлять состязаться атлетов. Даже несмотря на то, что это не олимпиада и даже не масштабные соревнования внутри нашей страны. Стадионы не большие, но вместят всех желающих? кто сможет позволить себе такое удовольствие. Здесь же будут выступать и гимнасты, и спринтеры, и даже борцы, судя по амуниции пацанов из соседнего корпуса. В этом сезоне только четыре группы спортсменов заявлены на соревнования, по крайней мере в нашем стадионе точно. В высоту я прыгаю, конечно, так себе, ну для этих целей в команде есть Паллегрини. Зато в прыжках длину мои результаты очень впечатляющие и бег с препятствиями мне удаётся лучше всех на потоке. Время, которое я показал в последний раз, впечатлило даже тренера. Он небось пожалел, что только на дистанцию сто десять метров меня заявил, а на четыреста метров Романо поставил. Боялся, что я не сдюжу, что я не такой выносливый, хотя и бегаю быстро, но он зря во мне сомневается. Не всегда, конечно, получается рассчитать свои силы так, чтобы их на всю дистанцию хватило, да ещё и финишировать первым. Способности своих одноклассников-то я уже знаю, а вот новый противник может внести коррективы в твои далеко идущие планы. Слишком много неизвестных в этом уравнении. Никакой информации заранее о будущих соперниках мы не получаем, и зачастую разбираться с проблемами приходится во время их поступления, прямиком на дистанции. Ну зато вон красота-то какая вокруг. Милан совершенен во всех отношениях, от архитектуры до жилищно-коммунальных услуг. На улицах царит идеальная чистота, для людей прокладывают специальные тротуары и устанавливают бордюры в местах где они могут перейти дорогу. Движение в Милане намного более плотное, чем в Венеции, поэтому власти города всерьёз озабочены безопасностью граждан. Офицеры патрулируют город и занимаются обеспечением порядка во время соревнований. А сколько модных торговых лавок на улицах. У нас во всей Венеции столько не увидишь, сколько здесь можно насчитать на одном проспекте. Хотя, казалось бы, это в Венецию прибывает самое большое количество торговых судов, откуда товары разъезжаются по всей Италии, и всё равно у наших модниц нет таких пристрастий к тряпкам, как у красавиц Милана. Может, это потому, что Милан ближе находится к Риму? Чёрт его знает. Одержимость шмотками — сомнительное преимущество для женщины. Даже погода в этот раз не подкачала. Небо хоть и было пасмурное, но дождя уже пару дней не было, поэтому дороги сухие. Солнца практически не видно, а значит, во время бега будет не жарко. Ну, дождь это вообще-то не проблема для хорошего спортсмена. И не в такую погоду бегаем. Разве что обувь быстро промокает — это не удобно, но, когда ты на адреналине, даже если бы ноги горели, почувствовал не сразу. Начнись во время забега внезапно дождь, навряд ли это кому-то помешает придти первым к финишу, если он стабильно показывает отличный результат у себя дома, хотя бывают и тёмные лошадки, у которых неожиданно открывается второе дыхание. Ну, надеюсь, что сегодня сюрпризов не будет. В коридоре под трибуной стадиона вместимостью сорок тысяч человек царит ужасная атмосфера. Шум и топот снаружи накаляет обстановку, а спортсмены нервничают не по-детски. Тренеры, наверное, сказали уже всё, что только могли, и теперь только похлопывали по плечам самых нервных. Народу было не много. Сегодня бегут только дистанцию сто десять метров и прыжки в высоту, остальные завтра. Это делается для того, чтобы, если в какой-то из команд один бегун заявлен на обе дистанции, он успел восстановиться. А там и бег с препятствиями подъедет. Но даже грамотно распределённая нагрузка никак не влияет на психологическое состояние спортсменов. Самых стойких я и из далека вижу, остальные уже проиграли. Разумеется, мне тоже не удаётся усмирить проклятую нервную систему полностью, что и говорить о парнях младше меня. Порог на эти соревнования был с четырнадцати до шестнадцати лет, и многие пацаны здесь ещё совсем зелёные, особенно внутри. Стрессы — это самый страшный враг спортсменов. Они разрушают кости и сушат мышцы, и сердцу становится всё сложнее справляться с нагрузкой. Все болезни от нервов, а страх перед соревнованиями практически невозможно усмирить, поэтому настоящий спортсмен в первую очередь должен победить себя. Время тянется, кажется, целую вечность. Мы ждём, когда приведут стадион в порядок и можно будет начинать. Тренер так зыркает в мою сторону, будто я ему денег должен. На самом деле он просто ужасно напряжён и практически не может этого скрывать. Ведь я первый из всей команды бегу. От меня зависит командный дух или что-то вроде того, а по правде, просто стадный инстинкт. Если я сейчас задам высокую планку, то все будут пытаться перепрыгнуть её или хотя бы приблизиться, если низкую, то наоборот. А ведь кто как не тренера отчитывается перед руководством спортивной школы за наши спортивные достижения, иначе по шапке настучат. А школа потом кичится нашими результатами, едва ли не как своими. Но мне плевать на все их цели и пути их достижения. У меня своя мотивация. Я обещал. Наконец-то объявили о выходе спортсменов. Мне уже не терпится стартовать. Паллегрини все заусенцы на ногтях сгрыз, как будто это он бежит, а не я. Со стороны может показаться, что он нервничает за команду, но на самом деле ни хрена хорошего он мне не желает, а скорее боится прыгнуть хуже, чем я пробегу, и на моём фоне выглядеть лохом. Я в отличной форме и чувствую себя полностью готовым к забегу, на удивление тренера. Какой-то хмырь подозрительно косился на меня в коридоре и сейчас на разминке глядит недобро, но заинтересованно. Он выше меня и ноги длиннее, но это едва ли играет роль в забеге. Интересно, я с ним побегу или он прыгать будет? С такими ногами он может быть заявлен и на то, и на другое. Но он на удивление спокоен как удав. Уверен, многие из здесь присутствующих ему чертовски завидуют. Стадион здоровый и просторный внутри, а так снаружи и не скажешь. Трибуны по своей планировке напоминают находящийся в Риме Колизей и также возвышаются по мере удаления сидячих мест. Они заполнены до предела, и даже в проходах между ними стоят люди, которым не хватило мест. Покрытие трассы кричащего жёлтого цвета, чтобы видно было с самых дальних мест, чистое и ровное, размеченное метражом. А в центре находится перекладина для прыжков в высоту и места ожидания для спортсменов с тренерами. Повсюду снуют контролёры, поддерживающие порядок на стадионе, которые также будут строго контролировать соблюдение правил во время соревнований. А на удалении в специально выделенной зоне в импровизированной лоджии сидят судьи с преувеличенно серьёзными минами. Они уже, разумеется, что-то обсуждают между собой, и я совершенно не удивлюсь, если они делают ставки, на того, кто понравился больше всего. К ним то и дело бегают контролёры. Наверняка интересуясь нюансами организационного процесса, а тренеры и спортсмены косятся с уважением. Уверен, будь хоть один шанс, никто из них не упустил бы возможность подлизаться к строгим судьям в надежде увезти золотую медаль в свою школу, потому что в спорте каждый сам за себя, а россказни про команду — это просто красивые сказки для детей. Разминка не представляет из себя ничего интересного. Как в начальной школе на уроке физкультуры, но мышцы нужно разогреть. Какой-то пацан, явно младше меня, на соседней полосе так тяжело дышит, как будто у него сердце прихватило и рожа красная. Это точно не инфаркт? Мы ещё не стартовали, а он так вспотел, что аж капли на подбородке блестят. Их точно не расстреливают в школе за хреновые результаты? Так боится, как будто от этого будет зависеть его жизнь, на трибуны косится. Ааа, кажись, допёр. Может, там родители его сидят и он опозориться перед ними ссытся? Если так, то я соболезную тебе, бедолага. Когда родные видят твой позор, это вдвойне некруто. Хорошо, что у меня с этим нет проблем. Разминка закончилась, и всем, кроме легкоатлетов, приказано покинуть беговую полосу. У некоторых тренеры не хуже мамок — едва не слюни вытирают спортсменам. То ли дело наш тренер: когда доволен, по спине похлопает, когда злой, подзатыльников понадаёт. Сейчас вон кулаком мне пригрозил и свалил в центр стадиона. Интересно, он действительно верит, что это смотивирует меня бежать быстрее. Можно подумать, в повседневной жизни в школе он хорошо ко мне относится и ни разу не бьёт по каждому поводу. Но сейчас всё это мелочи жизни, не стоящие моего внимания. Долговязого через одного пацана со мной поставили. Двигается он, как оловянный солдатик, такое ощущение, что в суставах вообще не гнётся. Не быть тебе танцором, чувак. А на меня по-прежнему так и косится. Ну что ж, посмотрим кто кого. Прозвучала команда: «На старт!» Пистолет поднят вверх. Дыхание аж перехватывает. «Внимание!» Все приготовились. Такое напряжение во всём теле. Кажется, что даже в члене мышцы не остались равнодушными. «Марш!» Выстрел разрезал тишину стадиона, и легкоатлеты, точно натянутая пружина, срываются с мест. Я вырываюсь вперёд, но не всех, а вместо спортсменов позади себя так и вижу бешеных псов, рвущихся за мной на грани своих возможностей. А впереди только финиш, и нет ничего желаннее него для меня прямо сейчас. Долговязый занимает лидирующую позицию, но я даю ему фору, на финишной прямой посмотрим, кто будет смеяться последним. Хренова обувь трёт! Это издевательство над спортсменами! В очередной раз превозмогаю боль на пути к своей заветной цели. Пора привыкнуть. Половина дистанции уже позади. Пацан с инфарктом, кажется, поймал обширный (или как иначе можно объяснить, что он давно отстал, но я всё равно слышу его тяжёлое дыхание или это моё?). Кажется, да. Сердце бьётся как сумасшедшее. Давление в голову дало, что аж в висках пульсирует. Под рёбрами справа затянуло, но я всё равно держу дыхание. Плохому бегуну мешает плохое дыхание. Пора ускоряться. Почему-то мир меркнет для меня по периферии глаза, когда я начинаю бежать быстрее. «Чего нос повесил?». «Ты же знаешь, что это твой шанс показать себя и посмотреть мир». «Ты обещал мне три медали. Мужчина должен держать своё слово». Должен-должен. Тебе я готов быть должен хоть всю жизнь. Клянусь, я слышал, как бьётся моё сердце, но бежал уже не к финишу, а к Нему в академию. Я уже не преследовал соперника, а только слышал Его голос, и этот звук придавал мне сил. Спины рядом со мной уже, кажется, не было, наверное, выдохся, но это уже и не имело никакого значения. Мир стремительно мерк для меня, но я знал, что Он ждёт меня где-то там впереди, и это было моим ориентиром и вело меня за собой. Я не слышал финального выстрела и взорвавшегося аплодисментами стадиона. Зато слышал, как кровь под сумасшедшим напором пульсирует в жилах и разрывает мелкие капилляры в глазах. А когда финишная прямая оказалась позади и я смог сперва замедлиться, после чего наконец остановиться, в глазах резко потемнело, но в жёлтом покрытии трассы стадиона, я видел Его глаза и знал, за что я борюсь. «Ты только дождись».