Когда боги отвернулись

- Очень красиво, Влад, спасибо…,- восторженно шептал тринадцатилетний Антон, разглядывая рассвет с крыши школы. Руки он кутал в тёплую толстовку серого цвета, а на ногах топтался в обычных черных штанах “Адидас”. Шаст украдкой взглянул на своего одноклассника. Давыдов ведь нравился ему. Очень. Первые месяца в школе все были похожи на нахохливших воробьёв, все друг друга боялись и общались мало. Влад же был из тех, кто пытался найти общий язык со всеми, с кем получится. Он не выбирал друзей. Подходил ко всем и заводил тупейшие, но смешные и увлекательные разговоры. Даже о погоде он говорил интересно. В том числе и из-за этого, обиженный на весь мир Шастун искренне влюбился в разговорчивого, уверенного в себе парня. И хоть прошёл уже целый год, и все более менее освоились, своим привычкам Давыдов не изменил. Кризис ориентации у Шастуна был болезненным, ему не с кем было поговорить об этом, никто не мог дать такого нужного в тот момент совета. Хотя, Шасту и так не сильно хотелось делиться с кем-то своей тайной. Поэтому он днями и ночами рефлексировал, презирал себя и порой плакал в подушку. Совсем не сразу до него дошло, что тот факт, что ты хочешь, условно, присунуть не однокласснице, а однокласснику, не делает тебя плохим. Вот он и захотел. Но с Владом, Антону-девственнику, хотелось больше, чем просто секс. С ним хотелось всего. Хотелось быть рядом. И сейчас, одноклассник, по большому секрету предложил пробраться на крышу, загадочно махая ключами от неё, именно ему. Ни кому-то другому из школы, а Шастуну. Это же что-то да значит? Шастун поворачивает голову и смотрит на одноклассника. Его фантастически красивое лицо ярко освещает восходящее солнце и Шаст тупо залип. Давыдов как-то нелепо запрокинул голову наверх, чёрные волосы слегка напоминают гнездо, а рот слегка приоткрыт, он внимательно наблюдает за пейзажем, порой посматривая на Антона. А его рассвет не особо интересует, когда занимательнее смотреть на Влада. На его величественный аккуратный подбородок, потрясающий нос с горбинкой, которые Антон раньше никогда не любил и не думал, что поведётся. Но ведь повёлся. И на серо-голубые глаза повёлся, как ребёнок. Сам Шаст красотой не отличался в двенадцать лет, он яростно, но тоскливо в это верил. Лицо ещё детское, а прыщи полезли уже подростковые, глаза какого-то противного болотного цвета, хотя Оксана восторженно шептала как красиво они переливаются на солнце. Пиздит. Тело у него совершенно нескладное, для своего возраста он был довольно высок – метр семьдесят три, и при этом чересчур тощий. Вот почему Влад позвал его посмотреть рассвет, покушать чипсы и выкурить по одной сигарете? Именно Антона. Почему? Он разве стоит этого? Сигарета действительно была одна. В его пачке оказалась всего одна, блядская сигарета. Поэтому друзья робко передавали её друг другу, и Шастун мечтательно думал, что это косвенный поцелуй. - Да, это красиво, - шепнул ему парень. – Спасибо, Шаст, что согласился проснуться в пять утра и разделить со мной эту красоту. - Да…не за что, - улыбается ему в ответ Антон. Внезапно Влад поворачивает свою голову к Шастуну и внимательно, прищуривая свои красивые глаза, смотрит на него. - Можно задать один вопрос, Шастик? – осторожно, даже боязливо спрашивает тот. - Конечно, - не задумываясь, выпаливает и в глазах восьмиклассника загорается огонёк. - Какой ты ориентации? Вообще, на вид Шастун напоминает типичную воронежскую гопоту, куда входил в своё время, чтобы мстить чересчур занятой матери. Влад не боится, что за такие вопросы от восьмиклассника в Адидасе ему по лицу прилетит? Но, видимо Давыдов слишком хорошо его знает, ведь в вопросе он не ошибся. В голове у Антона мгновенно пролетает куча несвязных мыслей, и он отвечает. - То ли би, то ли гей, я уже смирился,- пожимает плечами, и, неожиданно для самого себя добавляет. - А вообще мне нравишься ты. Какая это ориентация? – влюбленно вздыхает и смотрит в пол, сжимая руки в кулаки. Влад молчит. Если бы Шастун смотрел на него, он бы увидел, ту гамму эмоций, что отразилась в глазах одноклассника. От радости до смятения. И все за пару мгновений. Давыдов громко выдыхает и улыбается. - Ты мне тоже, Антош. Очень нравишься. И всё оставшееся время подростки неумело, но аккуратно и нежно целуют друг друга, пока за ними наблюдает уже выкатившее за горизонт солнце и человек в чёрном костюме из леса. Шастун резко просыпается. Что за человек…? Что, блять, за ужастик, такого в реальной жизни ведь не было! Или было? Тогда, Антон был слишком занят, чтобы отвлекаться на пейзаж. Господи, вдох-выдох. Это просто сон, не так ли? И никакие мужики в чёрном костюме не наблюдали за двумя целующимися парнями на крыше школы. Иначе он бы не лежал сейчас в смятении на больничной койке. У парня нет никакого желания смотреть на это дальше. Это воспоминание раньше так грело душу, а сейчас лишь чуточку рвёт сердце. Влад не уходит из его головы, не ушёл и из сердца, и Антону до сих пор больно. И это, блять, пиздец. Каждый раз, когда в голове высвечивается этот человек, в животе комком крутится тревога, дышать становится тяжелее, а разум затуманивается. Что это такое? Как с этим жить? У него тут под боком чудесный Арсений Сергеевич, а тварь бывший до сих пор проскальзывает в голове. Шаст включает мобильный, и морщится от яркого экрана. 4:56. Если бы не Давыдов, Антон мог бы поспать ещё целый час. Но это существо достало его и в больнице, просто супер. Шаст пытается перевести свои мысли в другое направление. Ведь сегодня – последний день в больнице. Наконец-то! Любая больница, будь она и платной – всё одна хуйня. Еда невкусная; за запах сигарет могут дать пиздячек, ибо у тебя с собой нет даже духов; вечные таблетки и уколы, и вообще – скучно. А в одиночестве, без друзей…помереть можно. Антон чуть улыбается и понимает, что рассуждает как маленький ребёнок. Что все это – забота об его же здоровье, но убрать это недовольство тем, что это необходимо, не получается. У Попова бы получилось. Арсений…мать его, Сергеевич. Эта сука не вылазит из его головы, уже который день, все извилины шастового мозга направлены на учителя русского и литературы. И Антон не понимает, как к этому относиться. Он не против отношений, не боится, да и Попов, Шаст клянется очками Позова, что-то к чему чувствует. Так что не так…? Всё так. Перестань думать всякую хуйню, скоро вы увидитесь, может, поговорите, и всё будет хорошо. Не начинай, Антош. Можешь там, платок надеть и орать на всю больницу, что не для них твоя роза цвела, (а для учителя литературы ха-ха) и по ночам дрочить, страстно мечтая об учителе. Если голос в голове говорит, что не надо начинать, значит, его мысли опять ушли в другое направление. Но голос в голове ещё и издевается, так что же делать? Если нельзя думать о прошлом, запрещено размышлять о настоящем, то что, думать о будущем что ли? Прекрасная идея! А своего будущего Шаст боится до нервной дрожи. У него нет чёткого плана, нет цели, о которой бы он влюбленно думал по ночам, ничего нет. Да, он готовится к сдаче английского языка и литературы, а после пойдёт, судя по всему, на филолога или кого-то похуже. А больше он ничего и не сдаст. Его нервы попросту не выдержат подготовку к какой-нибудь биологии или физике. Парень может стать маникюрщицей? Хотя рисует он плохо… Он заебался. Если так внимательно слушать его поехавший крышей голос в голове, можно самому сойти с ума. Антон откидывается на мятую подушку и пытается прислушаться к телу. Его организм, который Шаст обычно и не понимает, сейчас просто молчит. Парень не ощущает абсолютно ничего. На мысль, что уже сегодня он увидится с Арсением, с тем самым Арсением Сергеевичем, с которым у них то ли химия, то ли биология – тело молчит. Любой писатель девятнадцатого века вздохнул бы от столь тяжких дум, приложил ладонь ко лбу, закурил сигару и написал бы очередной шедевр на тему любви, впихнул бы туда родину-мать и кровь бойца, погибшего от могущественного врага – собственного сердца, разрывающегося от собственных чувств. Но Антон лишь вздыхает и…отрубается. И уже через мгновение его тело трясёт медсестра. Девушка потрясена, что этого подростка не разбудил общий будильник, он ведь всегда просыпался вовремя. А теперь ей самой надо будить этого парня. - Антон Андреевич, ну просыпайтесь же, ну, Шастун! Шаст медленно открывает тяжелые веки и морщится от яркого солнечного света и вида на чудеснейшие формы молодой медсестры. Натуралу бы зашло. - Что случилось? – хрипловатым, тихим и сонным голосом он произносит. Глубоко в душе парень надеется, что он – лучший пациент года, нет, века, и в награду дополнительные дней десять на поспать, но… - Вставайте, Антон Андреевич! Уже скоро семь!! - Боже, закройте шторы, как вас там…София…, - Шаст закрывает глаза холодной ладонью и даже не благодарит медсестру. – Встаю. - Вот и отлично, вот и вставайте, - в голосе молодой девушки столько энтузиазма и позитива, что для человека, который ставит уколы старикам и от них же убирает “утки” целыми сутками очень странно. О боги. Это ж как его отрубило, что несчастная медсестра будила его такое количество времени? Мигом пролетают все необходимые утром процедуры. В последний раз. Но Антон даже не успевает от всей души обрадоваться, как его вновь утаскивают под локоть в очередной кабинет. А как же, платный пациент, ещё и подросток, с таким серьёзным диагнозом и злым лицом. Надо проверить каждую часть тела. Шаст утрирует, но раздражённому и сонному организму кажется, что все только и пытаются вывести его из себя. Как же ему не хватает солнечного Арсения Сергеевича рядом. Что бы не происходило, и как бы он себя не чувствовал, этот чудик всегда улыбается. И парень ему искренне завидует, ведь на лице улыбка растекается в самые-самые счастливые моменты. Рационализм подкидывает идею, повторять как мантру фразу, что они скоро увидятся. “Попов рядом, уже сегодня увидишь его, ты можешь написать ему в любой момент, не ссы, Антоха” Что-то он расклеился. Не в принципах Шаста думать…вот так вот, грустно мыслит подросток и со всей дури в кого-то врезается. Этот кто-то головой об нос Антона ударился. Неприятно. Поднимая мрачную голову, он, слегка подняв бровь, здоровается и извиняется перед своим лечащим врачом, Егором Николаевичем. - О-о, Антошка-картошка, здравствуй, аккуратнее надо быть, - мягко журит он его. И убежал дальше, придерживая в слегка дрожащих руках кипу бумаг. К этому человеку у Шастуна сложилось однобокое, скучное впечатление, но чем-то он всё же напоминал Лазарева. Такой же неугомонный и весёлый. И хорошо к нему относится. Однако, всё, что Антону важно, то бишь его лечение, он выполнял отлично. Всё четко, правильно, ноги ампутировать не пришлось, морщиться от фраз врача тоже, а на остальное и похуй. Следующие события в голове у Шаста почти не отложились, на автомате он проглатывает первый завтрак, его осматривают врачи в последний раз, отправляют за вторым завтраком и собирать вещи. А далее ему звонит Эд. - Здарова больным! Как твоё ничего? - Живём, - хихикает Антон, - хочу уже к вам. - Вот и отлично, тут за тобой отряд спасателей едет, хотели всей компанией, но…, - выдерживает драматичную паузу, хихикая, - Павел Алексеевич огорчил бедных подростков, ох и ах. Так что еду ток я, остальные в томном ожидании ждут Ваше Сиятельство тута. - А тебе мои уроки пошли на пользу, я смотрю, о как заговорил, - вырывает телефон у Выграновского и Антон слышит тёплый голос Арсения Сергеевича. – Привет, Антош, нам когда подъехать? Выписка же до часу, надо успеть. И да, в жигули Павла Алексеевича действительно не влезут все твои друзья. - Ты щас сам на жигулях поедешь!! – на фоне орёт Добровольский. Антон смеётся. Боже, кто бы знал, как он их обожает. - То есть в итоге кто едет? – хмурит брови. - Ваш преданный слуга, Эд и Павел Алексеевич. О-о, преданный слуга… А слуги что только не делают для своих хозяев, да…? Опять мысли не в ту сторону улетели. - О, отлично, тогда выезжайте сейчас, вам ещё ехать же сколько-то там. - Да, хорошо. - Мне, может, отдадите телефон, нет? – перебивает учителя смехом Эдик. - Э-эх-эх, - нарочито грустно и медленно вздыхает Арсений. – Конечно отдам, извини, - - Ну, Арсений, Арсений Сергеевич, стоять. Мы с вами ещё поговорим, обязательно, хорошо? – тон голоса сменяется на более тихий и…заигрывающий? - Да, конечно, всё хорошо, Антош, - чересчур мягко и мило говорит Попов. Так, что Шастун растекается мороженым где-то в Геленджике. - Эдик, держи телефон! И, судя по громкому хлопку двери, Эд куда-то вышел. Видимо, чтобы нормально поговорить с другом и не фильтровать речи из-за присутствия учителей. Хотя Шасту кажется, что и в присутствии педагогов Эдик не сильно заморачивается по этому поводу. Антон включает на громкую связь и параллельно начинает собирать свои вещи в спортивную сумку. - Как там дела вообще? Как атмоферка в школе? – живо интересуется парень. - Да как-как, так себе, - Шаст не видит друга, но уверен, что тот пожимает плечами, - охранники, коды, всё также. Все стараются делать вид, что всё хорошо. - А ты? И остальные? - Держимся. Оксана с Ирой друг от друга не отлипают, и всегда рядом с нами. Серёжка крутит головой и пытается что-то понять и помочь остальным, а Позов …ну, это Позов. Ты когда с ним говорил в последний раз? - Позавчера, но недолго. Какой-то он… - Да. Нервный, молчаливый, а в его мешки под глазами поместятся все твои пачки сигарет. - Пиздец. А выёбистый? Все знали, что если Дима кичится своими знаниями, то он в порядке, это его естественное состояние. - Пытается, - грустно отвечает друг. – Эх. Это, конечно, грустно, но беда в другом. - Что опять случилось? – хмурится Антон, параллельно пытаясь вспомнить, где половина его трусов. - Тринадцатого днюха у Серёжи. Надо делать. - О-о! – искренне радуется Шаст, - Будем! Сделаем ему лучший праздник. Даже стыдно, я и не вспомнил. - Ха, да похуй. Девочки делают ему вышивки какие-то, и ещё что-то, прям горят своими идеями. - О-о, умнички они. А ещё нужен торт. - Торт и бухло? – понимающе хихикает в трубку Выграновский. - Ты как никто другой меня понимаешь, - улыбается в телефон Шаст. – Да, очень бы хотелось хотя-бы по пиву. - Это практически невозможно. За тортом мы, конечно можем заехать с Арсением и Добровольским, но пиво они не разрешат нам купить. - М-да, - морщится. - О, вспомнил!!! – радостно вопит Шастун. - Чё ты вспомнил? -Где лежит половина моих трусов, - фыркает. - А-а, много их там? Обкончал их все, да? - Естественно! А по поводу бухла, я щас Попову напишу, спрошу кое-что. В душе у Антона есть крохотный огонёк надежды, что из-за того, как трепетно относится Арсений к нему, он разрешит купить друзьям по бутылке пива, хотя бы. И пока Эдик на фоне болтает про резко подобревших учителей, он пишет ему смс-ку.

Антоша. 11:03

Извините, пожалуйста, а можно нескромный вопрос.

Такой же нескромный как я.

Арсений Сергеевич. 11:04 Ох, ну если такой же нескромный как ты, то даже не знаю. Конечно можно, не спрашивай даже.

Антоша. 11:04.

Вот мы с вами столько прошли…столько пережили…

Дружим там.

Вы ко мне хорошо относитесь и я к вам.

Вы самый-самый лучший учитель.

Арсений Сергеевич. 11:05. Ути боже мой. Лестно. Ты к чему клонишь?)

Антоша. 11:06.

У Серёжи др скоро. А мы его любим. Очень.

Не так сильно как вас, конечно, но любим.

Арсений Сергеевич. 11:07. У-у-у, вы выпить хотите?

Антоша. 11:07

Очень. Арсений Сергеевич, пожалуйста-пожалуйста.

Мы одни в магазин не пойдём.

А вам доверяем больше всех.

Арсений Сергеевич. 11:09 Извини, но нет. Прости, солнышко, но у меня нет такого права Мне Добровольский голову оторвёт

Антоша. 11:10

Эх

Ну ладно)

Арсений Сергеевич. 11:10. Правда, извини. Хочешь, куплю вам всем газировку? Или что вы там пьёте

Антоша. 11:12.

Оооооооо

Хочу.

Арсений Сергеевич. 11:12 Тогда по рукам) Мы почти выезжаем, ещё чуть чуть ахаха

Антоша. 11:13.

Еееее. Да, Эдик тоже сказал.

Заебала эта больница уже.

Арсений Сергеевич. 11:13. Понимаю. Там тяжело. Но осталось совсем чуть-чуть) Ладно, я побежал, там ПалАлексеевич вызывает, опять носки выбрать не может

Антоша. 11:14.

Оу, хахахахахааха. Ну, удачи)

Дайте ему свои носки с котятами, пушка ваще.

Арсений Сергеевич. 11:14. Жадничаю. У него были с сердечками, вот эти и дам

Антоша. 11:15.

Секасно.

Арсений Сергеевич.11:15. Да не говори Арсений Сергеевич, обидно. Вы же так ко мне хорошо относитесь, м-да. Шаст возвращается шальными мыслями к другу. Хотя Арсений всё ещё у него в голове. - Короче, Попов не разрешил. Пообещал купить нам другие напитки, так что колой, например, можем хоть бассейн залить, - фыркает парень. - Эх, злюка, - расстраивается друг. – Ну, лан, тогда эта кола у нас из задницы польётся. А торт тогда с ними и купим. - Да, отлично тогда. На месте и выберем. И свечки!!! - Обязательно. Ой, меня директор зовёт. Всё, картошка, мы поехали, жди нас. И отключается. Неугомонное создание. Следующий час он носится по своей палате туда-сюда - то забрать свой носок, который почему-то валяется в противоположном углу; то покурить на балкон; то передохнуть, лёжа на кровати, и снова покурить. Последние часы, как-никак, в стационаре. И, слава богу, никто его не навещал, не проверял ничего, пока Антон тут, и все медработники просто оставили его в покое. У них и без Шастуна дел по горло. И, когда Антон уже сидит на заправленной кровати, правда, уже без белья, и флегматично осматривает палату, к нему врывается Эдик с Арсением Сергеевичем. В коридоре он видит Павла Алексеевича, медленно покачивающегося на каблуках с засунутыми в карманы руками и разговаривающего с лечащим врачом Шаста. - Дра-асте, - радостно обнимает его Выграновский. – Все трусы собрал? - Да-а, можешь проверить, - хихикает парень. - Ой, это как-то не ко мне, все вещи в сумке? В одной сумке? Антон расплывается в широкой улыбке кивает и обращает взгляд на улыбающегося Арсения. Его личная фэшн икона топчется в простой серой толстовке и чёрных брюках, и всё равно выглядит потрясающе. Шаст восхищается способностью Попова выглядеть охуенно в любом наряде, пока не вспоминает, что и ему самому идёт всё на свете. - Здравствуйте, - тепло улыбается. – Как…жизнь? Как всё вообще? – поднимается с постели и крепко обнимает учителя. – Я скучал, - шепчет на ухо, сжимая флисовую кофту. - И я скучал, Антош, - шепчет тот ему, мёртвой хваткой прижимая к себе ученика. – Ты как тут? Не грустно покидать? – прячет улыбку на плече Антона. - Вот не поверите, но совсем не грустно, провалялся тут все каникулы, пропустил целых два учебных дня! Никуда не годится, - хихикает, - готов вернуться в учебный процесс! - Это просто замечательно! – входит в палату Добровольский вместе с врачом. Шастун нехотя отстраняется от тёплых объятий. - Так, ну что могу сказать, - поглаживая усы, улыбается Егор Николаевич, - парень в полном порядке, лечение прошёл, всё отлично. Купите, пожалуйста, вот эту мазь, и на ночь мажь ноги пока ещё недельку. Через неделю также придите на осмотр. А, и вот эти витаминчики купите тоже. И не попадайте больше в мороз без одежды, - подмигивает и протягивает рецепт директору. - Не попадём, спасибо вам, Егор Николаевич, - рассыпается в благодарностях Павел Алексеевич. – Больше эти…кхм, люди, не попадут, я вам обещаю. - Отлично. О, Арсений Сергеевич. Как ваше состояние? - обращается к учителю. - У меня всё отлично, в общем и целом, спасибо, - улыбается. - Витамины пьёте? - Конечно! - Отлично! Через неделю также придите ко мне с Антоном, а теперь, как говорится, мои полномочия на этом всё, вот бумажка, покажите её на входе, а я пошёл! Удачи тебе, Антон, всё будет замечательно, - врач обнял парня и ушёл, напевая под нос незамысловатую мелодию. - Хороший мужик,- замечает Добровольский, когда за доктором закрылась дверь. – Так, Антон, вещи все собрал? - Так точно, Павел Алексеевич! Вон сумка, - кивает на Эдика, тот всё это время просто сидел на кровати, и по-доброму ухмылялся на всё это. А Шаст дико умиляется со всей этой картины. Это всё выглядит так по-доброму, даже, по-семейному, не побоится он этого слова. Лучший друг, самый замечательный в мире учитель и охуенный директор приехали за ним. Все волновались, все ждали этого, и все безумно рады возвращению Шастуна. И вот такая вот лёгкая домашняя суета, это чудесно. Вот такое он любит, такая суета не пудрит мозги и не заставляет ноги бешено трястись. Наоборот, становится гораздо спокойнее и нервы не возникают. - Ну что, - Шаст оглядывает свою компанию с улыбкой, - поехали? Нам ещё за тортом! - Да-а, точно, тортик, Эдик все уши прожужжал в машине, - пытается ворчать Добровольский, но не получается, и все лишь хихикают. - А я вам прожужжу про свечки, - довольно подмигивает ему Антон. - О, боже, - фыркает директор. Шаст слышит какое-то шевеление в районе его кровати и оборачивается. А там стоят Арсений Сергеевич с Эдиком, и каждый тянет на себя сумку с вещами Антона. Это так забавно выглядит, и так мило! Попов поджимает губы с огоньком в глазах, а Выграновский наигранно хмурится и хихикает. - О-о-о, - расплывается Шаст. – Можете нести оба, сумку только не порвите, - и вновь подмигивает. Ему так приятно, такая мелочь на самом деле, но два его друга, кажется, сейчас подерутся. - Ути боже мой, - смеётся Добровольский, - ну вы даёте. Пошлите? - Ай-ай, Павел Алексеевич, - качает головой Арсений. – Непра-авильно так говорить, либо “пошли”, либо…”идём”, например. Или “пойдёмте”. - Я тебя щас стукну, - заверяет его директор. - Уже боюсь! – и унёсся-таки с сумкой Антона. - Ну, капец, - фыркает Эд. – Сумку отобрали. Как с ногами, Антошка-картошка? Помощь нужна? – обращает взволнованный взгляд на друга. - Неа, - довольно улыбается ему Шаст. – Всё путём, потопали. Стопы ещё слегка болят, но такого бешеного дискомфорта он уже не испытывает, да и ходить надо уже самому, привыкать. Закрывая палату, он испытывает какое-то странное ощущение. Как бы здесь не было тоскливо, особенно без Попова, но всё же тут была и своя атмосфера. Была. В школе будет лучше, явно, он там будет не один, его ждут друзья, с которыми он общался по скайпу и лишь разок вживую. И ещё в школе по нему скучал Арсений Сергеевич. В коридоре их ждал довольный учитель, с сумкой в руках и улыбке на лице. Его тёмные волосы взлохматились, и вкупе с мягкой и тёплой толстовкой это выглядело чересчур мило и так комфортно, что Антону резко захотелось обнять его и укутать от всего этого. Поэтому он обхватывает одной рукой за плечо Эдика, а второй притягивает к себе Арсения, и так они и шагают, пока слева хихикает Павел Алексеевич, держа в руках рецепт лекарства, куртку Антона и пропуск из больницы. У гардероба уютной троице пришлось разъединиться, дабы Попов и Эд взяли свои куртки, но до машины они по-прежнему топают, обхватываясь за высокого Шаста. В автомобиле Арсений Сергеевич садится за переднее сиденье и открывает 2ГИС на телефоне директора, а Эдик запрыгивает назад, к Антону. - Сейчас за тортом? – прогревая машину, спрашивает Добровольский. - Да! – в один голос отвечают ему подростки. – За самым лучшим, - добавляет Эдик. - И свечками! – вторит ему Шаст. - Обязательно…Куда поедем? – спрашивает их Попов. - В какую-нибудь кондитерскую, недалеко, вбей в поиск, - отвечает ему директор. - О! тут в пять километрах есть какой-то. Ближе, увы, нет. - О-ох, хорошо, вбивай и ставь на подставку, - выдыхает Павел Алексеевич. Арсений быстренько выполняет его просьбу и обращается к Антону. - Ну, как ощущения? Не грустно? - Неа, вот совсем, - хмыкает, щёлкая пальцами. - Ну и отлично, погнали тогда. Тебя в машине не укачивает? – на всякий случай встревоженно спрашивает Попов. - Нет, всё в порядке, - улыбается ему парень. - Отлично, - радостно выдаёт Добровольский, и машина трогается с места. Вот и всё. Очередная глава в жизни Антона, действие которой пронеслось в больнице, кончилась. Шаст заваливается на Эдика и прикрывает глаза. Ему хорошо. Хорошо и приятно. Выграновский пытается ворчать, но быстро затыкается, хихикает и чуть двигается в сторону, чтобы другу было удобнее. Вообще, Антон считает - чудо, что его вылечили буквально за восемь дней. Волшебники там работают, что ли? Хотя и директор, как секретно шепнул ему Арс, попросил, чтобы их выписали пораньше, когда уже всё будет более менее. - Музыку? – не отрывая взгляда от дороги, спрашивает Павел Алексеевич. – Движение тут, конечно, ужасное, я в шоке. Да куда ты едешь! – вопит и сигналит чёрной хонде, что ворвалась на трассу непонятно откуда. - Осторожнее, умоляю, - взволнованно просит его Арсений. – А музыку, да-а, хотим. Хотим же? – оборачивается к подросткам? - Очень хотим, Арсений Сергеевич, - заверяет его Шаст, и ему поддакивает друг. - Включи тогда у меня что-то, - медленно говорит ему Добровольский. – Но в рамках приличия! Полистав плейлист, Арс включает Анимацию «Журавли» и качает головой в бит, негромко подпевая. Антон эту песню не слышал, но вслушиваясь в текст, в мелодию, ему действительно пришлась по душе композиция. Он делает мысленно пометку – кинуть себе в плейлист её. Через несколько минут Арсений хихикает и проговаривает. - О-о, вижу у вас, Павел Алексеевич, Милен Фармер. А вы романтик, – играет бровями, обращаясь непосредственно к другу. - Ну точно стукну…, - выдыхает директор. Но Арсения не остановить. Он включает Libertine от Фармер, и радостный подпевает и под неё. Французского он не знает, из-за чего получается довольно забавно. А вот эту песню Антон знает. Как знает и перевод, от чего негромко хихикает на заднем сиденье, слушая пение Арса. Так и едут. Под различные песни самых разных жанров, под шутливые перепалки Добровольского и Арсения Сергеевича, и под ворчливые, но смешные комментарии Эда. Его любимый жанр в музыке – простой хоп, и порой джаз. Правда, будучи пьяным, он обожает дискотеку 90-х, и сейчас, выборы Попова чаще всего ему не особо по душе. Вот когда учитель включает Мияги – фея, вот тогда отрывается и Эдик. С Шастом на коленях ему не особо удобно, но парень точно не против такого положения своего друга, и поэтому аккуратно двигает худым делом и подпевает тексту песен. Наконец-то приехали. Антон нехотя встаёт с нагретого места, опираясь на Выграновского, ловит неоднозначный взгляд Арсения (он что, ревнует?) и аккуратно, чтобы не повредить свои длинные и слегка больные ноги выходит из автомобиля. Заходя в кондитерскую, у всех разбегаются глаза. Эд быстренько топает в одну сторону, Шаст в другую, а Попов во все сразу. Где-то сзади тяжело вздыхает Павел Алексеевич и наблюдает за ними с интересом натуралиста, изучающего спаривание богомолов. Когда Антон с любопытсвом рассматривает витрину и старается незаметно для остальных придерживаться за стекло, к нему подбегает Арсений. - Что любит Матвиенко? Там я увидел та-акой красивенный торт, с нарисованными рыбками. Пойдём, покажу? - Да, конечно. А Серёжка любит почти всё, аллергий у него нет. Единственное – не переносит зефирки на торте и много карамели, а так – всё съест. - О-о, отлично, буду знать, - подмигивает и поддерживает Шастуна за плечи. Заметил всё-таки, что ещё слегка больно ему. - Спасибо, - негромко благодарит его парень и приобнимает учителя в ответ. - Всё в порядке, - подмигивает ему тот. А торт, о котором восторженно шептал ему Попов действительно неплохой. Трёхслойный, с фруктами, синем желе сверху и потрясающе нарисованными двумя золотыми рыбками. Шаст залип и совершенно точно захотел его взять. - Эдюня! – зовёт друга. – Дуй сюда. Втроём они однозначно решают, что берут этот торт, зовут ещё и Добровольского, чтобы тот оценил и просят упаковать продавца. - Одного мало, - замечает Антон. – Нужен ещё один, сто процентов. - Да, я там тоже видел один, шоколадный, пушка бомба, топай сюда, - говорит Эд. Торт, о котором говорит парень, по красоте не уступает рыбкам – большой, полностью облитый шоколадной глазурью и сверху с композицией из клубники и малины. - О боже, так это вкусно выглядит, - восторженно вздыхает Арсений Сергеевич. – Хочу. Берут ещё и этот. На цены никто не смотрит, так как Антону с Эдиком родители скинули кучу денег, а так как алкоголь покупать они не будут, на лакомства можно тратиться. Тем более что Арсений пообещал купить напитки. Через пару минут с тортами решили закончить, тем более что оба по размерам немалые, на всех хватит. Покупают ещё три упаковки каких-то супер красивых конфет, небольшой чизкейк и свечи. Над небольшой полкой со свечами Шаст носился несколько минут, выбирал между самими разными и в итоге остановился на свече с надписью “мужчина мечты” и “самый лучший” с цифрами 1 и 7. Над “ мужчиной мечты” они с Эдом тупо проорались и в один голос заявили, что эту надо, а над второй они подумали-подумали, тоже посмеялись, но взяли. Серёжка самый лучший. Быстренько оплатили и с пакетами загружаются в машину. Один торт поставили Арсу в ноги, а второй торт, как и всё остальное – назад, к парням. Обратная дорога прошла в той же уютной и непринуждённой атмосфере. Подростки открывали своего директора с новой стороны, со стороны песен Зверей, Аигел и Земфиры в частности. Безусловно, не обошлось без Сплина и Би-2, но это бессменная классика. Шастун восхищён его музыкальным вкусом. Как и в прошлый раз, Антон завалился на лучшего друга, хотя тот уже не имел права пошевелиться, так как у его ног стоял шоколадный торт. Добровольский посмотрел на это, поднял бровь, вздохнул и не стал ворчать. Ну, почти. - Если я увижу полицию, Антон, ты за секунду должен оказаться на своём месте. За полсекунды. - Так точно! А пока можно и поваляться… Дорога до школы занимает около полтура часов от Воронежа, но компания ещё около сорока минут выезжала из города, сквозь толпы машин по узким дорогам. Директор громко возмущался, но от всей души старался, чтобы материться в голос при учениках. - Вот поэтому я и открыл школу в такой глуши. Городская суета – совсем не для меня, - делится он с остальными. - Да, понимаю, ужас, что происходит…, - согласно кивает болванчиком Арсений. - Ах, да, Антон, - вспоминает и обращается Добровольский к ученику. – Ты в курсе, что сейчас у нас в школу пропускная система, поэтому на входе нам придётся задержаться, чтобы тебя внесли с отпечатками и прочими кошмарами. - Да, конечно, - морщится парень. Мерзко ему от этого факта, но…делать нечего. Это безопасность. - Так…что ещё то, - продолжает Павел Алексеевич и просит Арса чуть убавить музыку, - тебе твои друзья совершенно точно сказали, но я обязан рассказать. Гулять за территорию по возможности не выходить, если что-то супер срочное, то к учителям, никто вам права не имеет отказать, если вы, конечно, не за сигаретами попёрлись. Что-то нашли или услышали, что не подходит к обычным находкам или разговорам в школе – ко мне, сразу же. Даже окурок если валяется где-то, то тоже ко мне, мало ли, чей он будет. И никаких, умоляю, никаких даже размышлений об Эмире и произошедшим. Как показала практика, даже это чем-то мешает этим ублюдкам. - Я вас понял, Павел Алексеевич, понял и принял к сведению. Мы справимся, - уверенно говорит ему Шастун. - Конечно справимся, - тепло говорит ему директор. – И, последнее, не пугайте малышей, пожалуйста. Там, не знаю…своими лицами, странными разговорами, как это всё плохо и ужасно. Маленькие дети – сейчас самая большая проблема, к сожалению. И вообще, панику лучше не сеять. - Окей, ноу проблем, - выдыхает Шаст. - Кстати, о малышах,- включается в разговор Арсений. – Почему тебе шестнадцать и ты в одиннадцатом? - В школу рано поступил, - делится Антон. – В пять с половиной. - Ого, - удивлённо оборачивается на него учитель. – А почему так рано? Не тяжело тебе было? - Мать решила, что в свои пять я уже достаточно умён и сообразителен для первого класса, - грустно хмыкает, прикрывая глаза. – Да и по семейным проблемам там, надо было отвлечь ей ребёнка и сдать его. Да, порой было тяжело. С концентрацией были проблемы, тупо засыпал на уроках. - О-о…, - печально протягивает Арс и запоминает, как ученик назвал свою маму. Надо будет спросить потом, если тот захочет делиться. – Жалко. Но ты умничка, с немалым багажом знаний пришёл сюда! - Это да, - поддакивает Добровольский. - Я, честно сказать, удивился слегка, что в двенадцать он отлично разбирался в темах седьмого класса. Ты ж отличником был, Шастунишка. - О-ой, - протягивают одновременно Шаст с Эдиком. – Отличник, ага, был, - добавляет Антон, хихикая. - Да и сейчас у тебя с оценками всё неплохо, - поворачивает к нему голову Арсений. - Ага, - протягивает Павел Алексеевич. – Должен признать, ваша параллель прям ну очень неглупая, я восхищаюсь. - Какие вы сентиментальные, божечки, - по-доброму фыркает Выграновский. – Но, спасибо, стараемся. Шастун соглашается с другом и вновь прикрывает глаза. Дороги за городом, пока что, конечно, не совсем плохие, но порой машина попрыгивает от немалых ям и камней, что однозначно не нравится никому. Пару раз Шаст аж подлетел, а Эд моментально хватался за торт, который тоже прыгает. Так и ехали. Через какое-то время они наконец-то приехали. Павел Алексеевич притормозил, и охранник, когда убедился, кто приехал, открыл ворота. Автомобиль он ставит около стадиона, там как раз удобное и укромное место и никому машина не мешает. Когда Антон, разминая затёкшие конечности, вылазил, а Эдик прыгал, чтобы ноги отдохнули, из главного входа выбегают друзья. Серёжа, Дима, и Оксана с Ирой бежали со всех ног, все в пижамах, с наспех накинутыми куртками и растрёпанными волосами. Матвиенко даже шнурки не успел завязать. Подростки обхватывают со всех сторон Шаста, к этой капусте подпрыгивает и Выграновский, и друзья, смеясь, греются в объятиях друг друга. Справа на всё это, умиляясь, смотрят Попов с директором, тоже обнимая друг за друга за плечи. Торты и все остальное они решили по-тихому занести в кабинет Добровольского, а там уже Димка с Эдом перебежками отнесут в столовую. Ощущая всё это и предвкушая следующие дни, Антон ощущает настоящее счастье. И он не променяет это чувство ни на что другое. Слишком дорожит он этими людьми.