Последнее проклятие Мерлина

Мне пришлось дожидаться, пока этот лохматый полувеликан закончит кормить своих питомцев и уйдёт из запретного леса. В этом огороженном вольере нечем было дышать, одним словом — животные. Хагрид, припевая, направился в свою косую хижину, размахивая гигантским ведром. Наложив заклинание, чтобы звери не почувствовали меня, я прошёл к домику с маленькими, ещё неокрепшими зверьками полевого Марва. Комочек, совсем мокрый от слизи, почти не двигался, только сопел. Но, почуяв неладное, приоткрыл свои огромные зелёные глаза-блюдца и поднял мордочку. Я очень медленно, ведь знаю, что у них острые пятисантиметровые зубы, протягиваю руку и срезаю шерсть. Зверь шипит и впивается зубами в кисть правой руки. Я подавляю крик, ведь это распугает остальных животных. Отдергиваю руку — на ней между большим и указательным пальцем четыре прокола от клыков. «Чёртовы крысы», — проносится в голове. Запахнув плащ, возвращаюсь на территорию школы. Уже ночь, все окна погасли, кроме окон директора. Старик все ещё разрабатывает планы на мальчишку. В таком виде школа напомнила мне ночь на четвёртом курсе. Тогда мы с тобой поднялись в совятню, но не смогли спуститься — винтовая лестница пропала. Позже пришлось признаться, что это мне помог провернуть Люциус, и ты громко смеялась над этим. В тот вечер ты подарила мне второй поцелуй. И как же было приятно узнать, что в то время ты дарила их только мне. Сейчас школа готовится к Хэллоуину. Тебе бы понравилась эта помпезность. Тыквы с пугающими малышню мордами и свечами, всюду конфетти и много алкоголя у старшекурсников, а ещё скелетов драконов повсюду. Наверное, лишним будет сказать, что все эти годы в толпе переодетых пьяных людей я мечтал разглядеть тебя в том самом костюме русалки из заколдованного озера. Знала бы ты, сколько раз мне являлся этот твой образ во сне. *** В своих апартаментах я быстро спрятал ингредиент для нового зелья. Его рецепт, который долго пришлось разрабатывать для психиатров из Мунго, теперь и мне пригодится. Варево в котле доходит до нужной консистенции и вот-вот начнёт светиться. Последним ингредиентом станет волос Поттера. У меня получилось незаметно срезать его две недели назад, когда он опять опрокинул котёл на уроке зельеваренья. И как он способен быть твоим сыном?! Но он точно Поттер. *** — Я налил немного огневиски, надеюсь, ты не против. — Уже давненько я заметил в углу комнаты сидящую на стопке книг Грейнджер. — Конечно нет, меня же здесь нет, я только в твоей голове. Янтарная жидкость одним своим видом обжигала горло и заставляла руку тянуться к этому драгоценному нектару в сосуде, отражающем свет утреннего, будто только проснувшегося, солнца. Теперь получилось разглядеть её внимательнее. Волосы короче и уложены, глаза подведены, губы едва заметно улыбаются. Она одета в зелёную водолазку, темно-синие джинсы и классические чёрные оксфорды. Я закинул залпом две рюмки. Голова начала кружиться, приходится держать ее руками, поставив локти на стол. — Ты приняла облик человека, который мне искренне не приятен. Она едва заметно усмехнулась. — Однако ты отметил и длину волос, и макияж, и стройность ног. Прекрати убегать от правды. Так решила судьба… Он громко прыснул. Слюни разлетелись по столу. — Судьба? За меня опять кто-то решил! То один хозяин, то второй. Ты ещё. Нежная, словно летний ветерок под вековой ивой, она приблизилась ко мне. Не спеша обошла большой дубовый письменный стол, остановилась совсем рядом так, чтобы я мог почувствовать цветочный аромат её парфюма. Провела невесомой рукой по грубой, небритой щеке и пристально посмотрела в мои чёрные смоляные глаза. — Скажи мне, разве я вру о том, что рада быть здесь? — С галлюцинациями это не работает. Она улыбнулась уголком губ и отстранилась от меня. — Какой у тебя план? — Гермиона кивнула на котёл, сверкающий изумрудно-золотым цветом. — Привяжешь её к себе заклинанием? — Почему бы и нет? То, что ты здесь, тоже своего рода привязка. Она запрокинула голову и звонко засмеялась. Эта искрящаяся радость разлетелась по каменным стенам и отозвалась вибрацией в моей груди. Да что же происходит-то? — А что, я рада девчачьей компании! — Она уселась на край моего любимого письменного стола. — Восемьсот лет у меня не было душевной подружки. От её последних слов в груди кольнуло. — Но ты же жила? У тебя были родня, друзья? Она громко вздохнула. — Ты прав в том, что это не дар. Это проклятие. Мерлин, — на этом имени её голос дрогнул. — Мои любимый считал, что нам хватит всего одной жизни, чтобы вновь соединиться. Но затем в Европу пришли средние века: шестьсот лет кошмара, воин, болезней, чумы, голода. И мы не доживали до момента встречи так много раз. Однажды я узнала его, когда во время войны во Франции его, уже мёртвого, привезли мне на операцию. Мне хотелось спросить, но я боялся услышать ответ. — Когда проснётся её метка? Она уже знает? Девушка призадумалась, прикусив пухлую нижнюю губу. — Она чувствует её. Я думаю, осталось совсем немного. Так близко и так чётко мы ещё никогда не были. — Но пока её нет? Гермиона улыбнулась. — Если вы спрашиваете разрешение на блуд… — она кивнула на котёл. — Запрещаю. Но пока она и правда не знает. Я закупорил бутылку и убрал её в дальний ящик стола. — Теперь мне бы хотелось остаться одному. Не дожидаясь ответа, ухожу в ванную комнату. *** Никогда не понимал, как можно любить принимать ванны. Единственное лекарство, от которого никогда не бывает привыкания — душ. Не знаю, сколько времени я простоял под этим великолепным водопадом, время словно остановилось. Вода медленно смывала следы пыток, унижение, боль, а в голове тем временем я выстраивал свой план. Сначала закончить зелье, затем достать из старого сундука вещи, напоминающие о ней. Этот этап — самый сложный. После того месяца, в моем доме осталось её летнее платье, нежно-лиловое с маленькими голубыми цветочками. Её округлившаяся в последний год в школе грудь прекрасно смотрелась под мелкими белыми рюшками широкого ворота, открывающего плечи и глубокое декольте. Талию шикарно подчёркивал облегающий тонкий штапель, а на бёдрах платье расширялось для свободы движения. Когда начинался привычный для Англии ветер, подол задирался, обнажая изящные изгибы бёдер и лёгкие маленькие трусики. Последний этап — самый сложный. Чтобы только на одну ночь привести её, мне придётся потратить уйму своей крови. Только так и она сможет продержаться здесь, хотя бы несколько часов. Мне не достаточно просто видения, я хочу ощутить её плоть, но для этого нужно пожертвовать чем-то. Как когда то в магловских мифах из ребра мужчины создали женщину, так и я создам её. *** Вечер главного праздника года приближался с каждой минутой, школьники уже поздравляли друг друга по всем канонам, пугая, угощая конфетами и безалкогольным пуншем. Все это веселье осталось позади, когда своим привычным длинным шагом я направился в Хогсмид, а оттуда в свой родной Паучий тупик. В тёмной узкой улочке маглы тоже от души подготовились, увешав все дома изображениями монстров из чужого мира и тыквами на своих порогах. В отличии от волшебных, эти тыквы не пугали подошедших детей. Щит, которым я укрыл свой дом, легко пропустил меня, ведь он тоже завязан на крови. В коридоре уже встречает единственное живое существо — Миппи. — Господин, платье и обувь готовы. Ещё Миппи набрала цветов из вашего зимнего сада и испекла ваш любимый бисквит с крыжовником. Мне всегда нравилось слушать, что она говорит. К щебетанию её тонкого нежного голоса я привык с детства. — Будь добра, принеси эти вещи в гостиную на первом этаже. Домовик с улыбкой исчезла, а спустя секунду в углу появилась вешалка с платьем и туфельками-балетками синего цвета. Платье прекрасно, как и в тот день, когда я его с неё снял под вековой ивой и случайно бросил на муравейник. Миппи хорошо потрудилась, залатав прогрызенные дыры. *** Начало темнеть. Поздней осенью пасмурное небо в Англии становится серым и бесцветным, как черно-белая колдография. Когда оно разрывается на части и проливается дождем, то становится темно-серым и низким, будто придавленным тяжестью влаги в тучах. Банда черных туч, прорвавшаяся в город к обеду, к ночи разбрелась по горизонту, словно безработное приведение, ожидающие начало своей главной ночи, чтобы напроказничать на год вперед. Уже около сорока минут из моей руки тонкой струйкой течёт жизнь. Может, не останавливать? Пусть вытечет вся? В свете усталой оплывшей свечи ее цвет напоминал мне твое платье на Рождественском балу в выпускном классе. Будто тебя поразили моим заклинанием Септумсемпра и ты на грани смерти истекала кровью. Рука онемела, и флакон уже полон. Я убрал катетер и залечил место укола. Пришлось принять четыре флакона крововосполняющего зелья и зелье бодрствования и силы. Котел в углу домашней лаборатории дымился и испускал золотистое свечение. Оловянная ложка размешивала строго по часовой стрелке — три раза, и против — один. Голова кружилась от потери крови, в глазах метались искры. Влив в варево мою кровь и всыпав волосы Поттера, я назвал только твое имя: «Лили Эванс», наверное, впервые за пятнадцать лет. Время текло медленно, как это бывает, когда ожидаешь чего-то важного, долгожданного. С каждым стуком маятника я чувствую, как напряжение сковывает мою спину позвонок за позвонком. Тишина в доме сводила с ума. Тишина громоздилась многоэтажной башней. Тишина показалась бы какофонией по сравнению с мягким коллапсом пустоты, который накрыл меня с головой. Ожидание прервало легкое прикосновение к моему плечу. Обернувшись, я увидел ее. — Лили! — судорожно прошептал я. — Се-ве-рус! — протянула ты с улыбкой.