Записки на полях и запястьях

      Не будь Тэён опьянён чужим безумием, сбит с ног происходящими событиями, не запутайся он в вопросах, поглощающих его сознание — ни за что не согласился бы, но за окном такси — огни ночного города, а на соседнем сидении Тэн, сжимающий его ладонь так крепко, что та вспотела.       — Что я скажу Джэхёну, когда мы вернёмся? Мы ведь вернёмся? И откуда вернёмся? — он сыпет вопросами, боясь выпустить наружу те, что действительно не дают покоя: какого чёрта ты встречаешься с Джонни после того, что он сделал? Как именно ты замешан в смерти Минхёна и тёти?       Тэн накрывает их сцепленные ладони, отчего руке становится ещё жарче.       — Поговорим, когда приедем ко мне, — он косит взглядом на таксиста, безумно напоминая в этот миг Джэхёна манерой не договаривать.       Тэён отбивает ногой невпопад мелодии, доносящейся из радио, эмоции рвутся наружу и скоро плотина, за которой он спрятался, рухнет под напором истерики. Лишь бы не оказаться погребённым под обломками.       Квартира Тэна завалена какими-то вещами, заставлена коробками, пакетами, и Тэёну невдомёк, как Джонни не вмешался в этот бардак. Тэн словно мысли его читает, пока обнимает со спины, подталкивая внутрь комнаты.       — Они не знают про эту квартиру. Она только моя. Я сюда никого не приглашал, только тебя. Прости, что не могу как Джэхён спрятать в домике у моря, — дыхание Тэна обжигающе ползёт по шее.       — Мы надолго здесь? Ты решил так отомстить им за то, что они украли меня? — Тэён дрожит от чужих ладоней, шарящих по телу под футболкой. — Тогда ты ничуть не лучше их.       — Я никогда не был лучше кого-то. Это просто розыгрыш, котик, возможность побесить их, — Тэн стягивает свитер, прижимаясь теперь горячей грудью к дрожащему Тэёну. — Джонни приедет утром, не найдёт тебя, запаникует, — его ладони ползут ниже, стягивая штаны, — Джэхён со своими крысами перевернёт половину города, но так и не найдёт тебя, всё потому, что я так захотел… — Тэн лихорадочно улыбается и бегает расширенными зрачками по растерянному лицу Тэёна. — Ты ведь теперь мой… Котик… — Тэн сорванно шепчет и сам дрожит от нетерпения, когда толкает Тэёна на кровать, забираясь сверху, выцеловывая выпирающие рёбра, пересчитывая их кончиками пальцев, пока губы поднимаются выше, от груди к выгнутой навстречу шее.       Тэён ненавидит себя призрачную долю секунды за то, что забывает о том, что Тэн — один из тех, кому не стоит доверять, один из хищников. Но эта ненависть тает также быстро, как и мысли обо всём, что происходило в его жизни до того, как губы Тэна нежно касаются его. Всё неважно, кроме глаз напротив, в тёмную бездну которых Тэён проваливается, исчезает, растворяется. Все доводы разума и какие-то теории рушатся в тот миг, когда Тэн, не прекращая целовать его, шепчет:       — Ты позвал меня, впустил, теперь здесь, у меня. Мой… И так будет всегда. Не отдам никому. Уничтожу любого на своём пути.       Тэён верит и выгибается до хруста в спине, прижимаясь к чужому телу.       Утро встречает его слабостью во всем теле и невыносимым звоном в голове. Ноги слушаются с трудом, а в горле пересохло до боли. Тэён едва добирается до ванны и жадно пьёт прямо из-под крана, пока вода стекает по горящему телу, ему плевать на лужу, натёкшую у раковины из-за его неаккуратности. Из зеркала на него смотрит измученный красноглазый парень, по чьему телу тут и там рассыпаны засосы и царапины. Жадность и порочность Тэна привели ко всему этому. На запястьях потёртости от шнура, которым тот привязывал руки Тэёна к изголовью. Кажется, он даже сам об этом умолял, как и о прочих непристойных вещах. Тэён не помнит и половины этой безумной ночи, хочется найти что-нибудь поострее и выцарапать на запястье, чтобы уже запомнить навсегда: «курение вредит вашему здоровью» — Тэн ночью снова курил свои непростые сигареты, но на этот раз Тэён не ограничился дымными поцелуями, забрав из чужих пальцев косяк и жадно вдыхая самостоятельно.       — Кретин, — шепчет он своему отражению и дико расхохотавшись, вытирает с зеркала отражение мокрых дорожек на своих щеках. Видимо его до сих пор не отпустило.       — Доброе утро, котик, — на пороге ванной комнаты стоит Тэн, улыбаясь счастливо, искренне и так открыто, что Тэёну хочется блевать от чужого счастья, когда самому сдохнуть хочется. Возможно дело в похмелье. — Я приготовлю лёгкий завтрак, а после тебе снова надо поспать… — Тэн гладит по плечу, проводит в воздухе ладонью, не касаясь спины Тэёна, которого натурально начинает трясти от боли. — Всё пройдёт, не бойся… Спасибо, что позволил сделать это…       Он уходит куда-то в сторону кухни, а Тэён поворачивается спиной к зеркалу, вздрагивая от увиденного: кроме багровых засосов на плечах, под лопаткой красуется словно клеймо со следами подсохшей крови. Так подумать: мелочь — шрамом больше, шрамом меньше, но на этот раз резал он себя не сам. Под лопаткой чем-то острым словно навеки высечено «Мой». Тэёну не больно, лишь страшно: он не представляет как долго ещё продлится это свободное падение прежде, чем он наконец всё-таки действительно решит остановить безумие в своей жизни. Долететь до дна он и не надеется, потому что впереди лишь бездна.       Второй раз он просыпается, когда стены комнаты окрашиваются закатным солнцем в оранжевый. Тэн, сгорбившись на краю кровати, хихикает над телефоном в своих руках.       — Даже забавно столько всего прочитать в свой адрес… — он поворачивает экран к Тэёну, отчего тот резко садится среди подушек, испуганно вглядываясь в сообщения с угрозами, перемежаемые ласковыми просьбами. И те, и другие с одним смыслом: верни Тэёна.       — Ты сказал, что я у тебя? — хрипит он севшим голосом, и Тэн протягивает бутылку с водой.       — Когда они сами догадались — подтвердил, — кивает он. Тэёну страшно чем это может обернуться. — Я не говорил, что ты сам меня позвал, прикрыл… Для них есть лишь один подлец в этой истории — я, но с этим справлюсь, как и всегда.       — Зачем… — за простым словом десятки неозвученных вопросов.       — Потому что все мы слишком заигрались, — Тэн жмёт плечами, что-то печатая, — потому что тебе не повезло стать главным призом, потому что ты оказался нужен всем: мне, Джэхёну, и Джэхёну и Джонни, нам троим одновременно, в конце концов… — он откладывает телефон и забирается на кровать, нависая над Тэёном, упавшим на подушки и зажмурившимся от невыносимости происходящего. — Ты оказался слишком лакомым кусочком, котик, и ты уже пообещал быть моим, но мне нужно ещё немного времени…       — Для чего? — Тэён открывает глаза и вздрагивает от чужого тёмного взгляда.       — Чтобы уничтожить их, — буднично и бесстрастно.       — Для чего? — голос Тэёна садится от страха перед этим зверем, что оказался самым диким и неприрученным.       — Чтобы остались только мы вдвоём.       — И тебе не жаль Джонни?       — Разве что немного, — пожимает он плечами и поднимается с кровати, принимаясь расхаживать в том небольшом промежутке, что не завален вещами. — Он забавный, щедрый, влюблённый в меня… насильник. Как думаешь, я один такой? Нет. Конечно же, единственный в своём роде, потому что Джонни влюбился в меня, но вот в плане того, что жертва — нет. Прости, котик, но ты не первый, кого я вижу рядом с ними. Но первый, с чьей помощью я раздавлю их, первый, кто так безумно нужен мне.       «Не первый, кого ты сводишь с ума» — крутится назойливой мухой в голове Тэёна. Чем больше он узнает — тем лучше, может найдёт ответы, но слушать Тэна почему-то больно. Больно осознавать, что он действительно — разменная монета, пешка, инструмент. Они ведь даже не стесняются говорить об этом. Больно думать, что после он окажется ненужным, и чужие слова о любви — лишь ложь. Все, кто был рядом — ушли. Родители, Минхён, даже тётя. Тэён прятался от людей, чтобы не стать зависимым от чужого внимания, а попал в такую ловушку, откуда запросто не выбраться — его держат, словно подцепив крюками сразу с трёх сторон.       — Что я должен сделать для тебя? — он устало закрывает глаза руками, тяжело вздыхая.       — О. Нет. Не для меня, — Тэн забирается на него, отнимая руки от лица. — Для нас. Ты ничего не должен делать, — он часто кивает, когда видит недоумевающий взгляд Тэёна. — Будь со мной, с ними, с Джэхёном. Веди себя словно я ничего тебе не рассказывал, а я продолжу то, что делал до этого, — он мягко целует Тэёна, отстраняясь с лихорадочной улыбкой. — Медленно подбираться всё ближе, чтобы в нужный момент вцепиться в горло и вырвать из них обоих последний вздох.       Тэён сидит на какой-то остановке, слепо уставившись на бутылку с соком, врученную Тэном на прощание. Сам он почти так же пуст, испит до дна. Мимо проходят люди, а ему кажется, что упади он сейчас без чувств — никто и не заметит. Он и правда недалёк от обморочного состояния.       — Тэён! — Джэхён возникает перед плывущим взглядом и хватает ладони, согревая их в своих, обжигающе-горячих. Или это у Тэёна такие ледяные руки? — Малыш, я здесь, я рядом, он что-то тебе дал?       Тэён правда не имеет ни малейшего представления, какого чёрта перед глазами мутная пелена, а звуки вокруг словно приглушены толщей воды.       — Нет… — даже свой голос кажется чужим, — я чист… Только курил накануне… Но вы ведь тоже курите и ничего… в порядке потом. Почему я…       Джэхён не слушает его, сгребает в охапку и тащит в машину, усаживает на переднее сидение и пристёгивает.       — Сейчас, маленький мой, поедем к доктору, всё будет хорошо, — Джэхён бормочет себе под нос, заводя машину, трогаясь.       Тэён допивает сок и смотрит на дно бутылки — вот, теперь и она, как он, пуста.       Доктор Ким о чём-то спорит с Джэхёном, вроде о том, куда Тэёну ехать: домой или в больницу. Даже этот малознакомый человек и тот мнит себя вправе решать за Тэёна, рассматривающего сейчас свои мелко дрожащие пальцы.       — Док, так что там с моими анализами? — оба мужчины оборачиваются на него, прекращая препираться, шуметь, заполнять пространство звуками. — Кровь. Вы брали у меня кровь.       — Выйди, я не буду обсуждать с пациентом его здоровье при посторонних, — доктор Ким скрещивает руки на груди, с вызовом глядя на Джэхёна, тот скрипит зубами в ответ.       — Я не посторонний. Считай — опекун.       — Он достаточно взрослый и вменяемый, чтобы не нуждаться в таком опекуне, как ты, — доктор Ким закипает, пряча кулаки в карманах халата. — Или боишься со мной наедине оставить? Я уже говорил, что не меня тебе стоит опасаться.       — Дже… Пожалуйста… — Тэёна эта перепалка напрягает. Тот спустя полминуты, но всё же вылетает из кабинета, в бешенстве хлопая дверью. Доктор Ким садится напротив. — Всё настолько плохо, что мне необходимо в больницу?       — Вы истощены, Тэён, состояние близкое к критическому, но пока что всё ещё можно исправить. Вам нужно восстановление и покой, а с этой троицей о последнем можете забыть, — Тэён и сам об этом знает. — Поэтому, я настоятельно рекомендовал бы Вам лечь в стационар. Там Вы получите должный уход, да и… — доктор опускает взгляд на его руки и приподнимает бровь, — от этого тоже можно избавиться, лишь бы не было внешних влияющих факторов.       Тэён опускает взгляд и вздрагивает: за неимением ничего пишущего под рукой, он расчесал запястье до кровящих ссадин, даже не заметив этого. Во взгляде доктора Кима читается что-то вроде сочувствия.       — Я пытался прекратить, но не выходит.       — Тэён, у меня всего лишь кабинет семейного доктора, но я знаю место, где Вам можно спрятаться от них. Любая аддикция излечима — это лишь вопрос времени, желания пациента и его окружения.       Все вокруг хотят Тэёна спрятать. Доктор Ким и тот. Сам он — не хочет. Ни в дом у моря, ни в захламлённую квартирку, ни в больницу.       — Нет, — внутри что-то неприятно скребётся. Может страх, может пустота, может вопросы. — Пожалуйста, помогите, обработайте это, — он протягивает расцарапанные запястья вперёд.       Доктор Ким вздыхает, но указывает на кушетку, где промывает царапины перекисью, мажет мазью, аккуратно бинтует.       — Тэён, Вы измотаны, я даже без анализов это вижу.       — Можете ещё кое-что обработать? — перебивает он доктора.       — Конечно, — бессильно роняет Ким, после чего Тэён стягивает свитер, поворачиваясь спиной, вырывая из чужой груди сдавленный вздох.       — Кто это сделал? — доктор рассматривает выцарапанные на спине слова, что засохли бурыми кровоподтёками.       — Вы ведь тоже из-за него пострадали, так ведь? — он чувствует, что начинает задавать правильные вопросы. — То видео… — видно, как бледнеет и без того фарфоровая кожа доктора, — всё ведь из-за него? Вас им шантажировали?       Доктор оседает на кушетку рядом с Тэёном и едва шепчет.       — Откуда Вы про него знаете?       — Нашёл у Джонни.       Ким грустно хмыкает и вертит в руках ватный шарик, всё не поднимая головы.       — А обещали удалить… Лжецы.       — Расскажите мне, что именно произошло, а я удалю отовсюду, где смогу найти. Обещаю… Мне, чтобы вылечиться от них, нужен верный диагноз: что это за болезнь вообще такая?..       — Это порок, Тэён, — доктор сидит, всё не поднимая головы. — Он запретен и от того лишь притягательней. Вы пробуете немного, просто из любопытства: почему же это под запретом? Получаете удовольствие, потом думаете, что сможете получить ещё больше, и оказываетесь зависимы, — Джэхён тоже говорил ему о зависимости. — От этого можно излечиться, но всегда нужна помощь или чьё-то вмешательство… Мы встречались с Джэхёном, изредка виделись с Джонни ради… Вы должны понять, чего ради, — он мотает головой и прячется за падающей на глаза чёлкой, словно мальчишка, — а потом появился Тэн. Как-то закружил всё, завертел, что стал центром их кривого мира. Я не хотел отпускать Джэхёна, потому что был влюблён, но… Тэну он был нужнее. Тем видео он меня шантажировал, чтобы я ушёл сам. Угрожал разослать всему персоналу больницы, где я тогда работал. Если бы не он — был бы сейчас нейрохирургом, мне обещали яркое будущее на этом поприще, но, как видите, я езжу на вызовы простым терапевтом к богатым самодурам и их домашним питомцам, — он фыркает и вновь качает головой. — Простите, но мне не стыдно, что я считаю Вас именно таким. Вы осознанно всё больше и больше вязнете в этом болоте, позволяя другим распоряжаться Вами.       — Вы и сами этим занимаетесь, — вспыхивает Тэён, пытаясь соскочить с кушетки, но тонкая и крепкая ладонь доктора удерживает его на месте.       — Тэён… Я всего лишь дал Вам совет как доктор. Как человек тоже могу дать совет: бегите от них, пока не поздно. Я видел, чем это заканчивается.       — И чем же?       — Чужих тайн я открывать не буду, достаточно Вам моей, — он вздыхает и поднимается с кушетки, начиная обрабатывать спину Тэёна, нервно поглаживающего забинтованные запястья. — Не трогайте руки, прекратите себя наказывать, — одёргивает его доктор Ким. — И подумайте… может эти деструктивные отношения тоже способ истязать себя?       Больше они не разговаривают до конца приёма, лишь на прощание доктор передаёт ему ещё одну свою визитку.       У Джэхёна дома привычно, спокойно, тихо. Никто не заводит речи о произошедшем. Разговоры все сводятся к бытовым и это напрягает ещё больше, даря ощущение затишья перед разрушительной бурей. На ночь Джэхён целует в лоб и укрывает одеялом, после поворачиваясь спиной. Тэён долго ещё лежит, глядя в потолок, думая о словах доктора.       Утром Джэхён уезжает, оставив вместо себя дома Джонни. Тот тоже ходит молчалив, угрюм. Отсутствие чужой бесячей улыбки раздражает ещё больше.       — Вы долго будете молчать? — Тэён не выдерживает и нервно захлопывает крышку ноутбука своего надзирателя, куда тот безотрывно пялится последние полчаса.       — Столько, сколько тебе понадобится, цветочек, чтобы придумать красивую ложь, — он смотрит словно сквозь него.       — Да поговорите уже со мной! Почему игнорируете?! Почему не спросите, что произошло?! — он в приступе злости пытается смахнуть чужой ноутбук, но Джонни перехватывает его запястья, болезненно выворачивая, припечатывая щекой к столу перед собой.       — Да потому что мы всё и так знаем, сучонок, — шипит Джонни на ухо, обжигая горячим дыханием сведённую шею. — Мы установили камеры в твоей квартире, — перед ним открывают ноутбук и запускают видео, где он накануне отсасывает Тэну в узенькой прихожей. Чужие стоны прекрасно слышны и Тэён понимает, что и их разговоры тоже были записаны. — Твои слова о том, как он тебе нужен… Как ты хочешь свободы от нас, — Джонни словно ядом плюётся в горящее ухо. — Я буду твоим, ты будешь моим, бла-бла-бла, — этот Джонни ему не знаком, кажется, он — тот жестокий и ужасный человек, о котором его предупреждали. — Только знаешь, цветочек, я своего не отдам, — он больно кусает предплечье Тэёна, заставляя его жалобно скулить. — Вот так, маленькая дрянь, попался…       Ладонь у Джонни огромная, крепко прижимает скрученные запястья к пояснице, пока другая рука бесцеремонно стягивает с брыкающегося Тэёна домашние шорты.       — Пожалуйста, не надо, — всхлипывает Тэён, когда чувствует, что к нему прижимаются сзади, лишь скупо сплюнув между ягодиц, — мне больно, отпусти, — он дёргается и беззвучно кричит от жгучей боли, чувствуя как в него безжалостно толкаются.       — Джэхён тебя слишком мало наказывал, цветочек, жалел, — он входит всё глубже, всё больнее и размашистее. — А ты его жалости недостоин, маленькая шлюха. Думал обмануть нас, переиграть? — он распластывает Тэёна по столу, сводя руки так, чтобы приподнять и заставить смотреть в экран, где Тэн сидит на нём, целуя до головокружения. — Я прощу его, но не тебя…       Тэёну больно и страшно, но он лишь закусывает губу, сдерживая слёзы. Слова Тэна о том, что Джонни Со — насильник: правда. Слова Джэхёна о том, что Тэн ведёт двойную игру, пытаясь всё разрушить: правда. В том, что Тэён сам себя наказывает этими отношениями — тоже правда, потому что сквозь боль и чужую жестокость он ощущает удовлетворение. С ним обходятся так, как он того заслуживает. Тэён протяжно стонет сквозь слёзы, понимая, что хотел узнать каково это не ради понимания Тэна. Ему нужно было понять самого себя. Свою склонность к саморазрушению.       Это — его личная зависимость.       Тэён стонет громче, давясь слезами, подаваясь назад.