***
— Я всё испортил. — Ага. — Это был самый глупый поступок в моей жизни. — Не думаю, — флегматично протянул Хэ Сюань, держа во рту ложку с мороженым. — Вспомни, как ты перепутал раздевалки на позапрошлом чемпионате мира и зашёл к фигуристкам, а потом не мог выйти, потому что раздавал автографы, и из-за этого чуть не пропустил свой выход на лёд. Хуа Чэн разозлился и кинулся вперёд, чтобы отнять у Хэ Сюаня ведёрко мороженого. Но тот, наученный горьким опытом, крепко вцепился в лакомство пальцами, не желая отпускать. — Мог бы хоть немного пожалеть меня, бессердечное ты создание! — Пожалеть? — лениво взглянул на него Хэ Сюань. — Какой бедный малыш Хуа Чэн, так хотел следовать своему глупому плану, но терял голову всякий раз, когда видел своего кумира. Вот если бы у него было хоть немного мозгов- — Заткнись, — Хуа Чэн не злился по-настоящему, но испытывал лёгкое раздражение от того, как прямолинейно Хэ Сюань указывал на все его ошибки. С другой стороны, именно поэтому он и оставил Хэ Сюаня рядом с собой: чтобы всегда иметь под рукой человека, который не побоится сказать правду в лицо. Хуа Чэн пытался не падать духом, но ситуация постепенно выходила из-под контроля, и он боялся, что если сделает шаг вперёд, пытаясь вновь взять всё в свои руки, то сможет лишь беспомощно схватить пальцами воздух. Он пошёл на поводу у своих нелепых чувств, позабыв о том, чем должен заниматься. Его задачей было следовать за Се Лянем, всегда быть неподалёку, но не подходить слишком близко, чтобы затуманенный разум не пропустил приближающуюся опасность. Хэ Сюань был прав: Хуа Чэн и правда терял голову. И как исправить своё положение теперь, после ужасно-неловкого случая в бассейне, Хуа Чэн придумать не мог. Конечно, он надеялся, что неловкость от их недо-поцелуя исчезнет сама по себе, если Хуа Чэн продолжит вести себя, как ни в чём не бывало, но… Нельзя игнорировать то, что случилось. Это будет несправедливым в первую очередь по отношению к самому Се Ляню, а когда-то давно Хуа Чэн поклялся, что сделает всё, лишь бы этот человек никогда больше не испытал несправедливость. Как же сложно! — Мне пора идти, — Хэ Сюань вдруг встал с постели, и, отряхнув одежду от невидимых пылинок, убрал мороженое в холодильник и направился к выходу. — И куда ты собрался, — нахмурился Хуа Чэн. — У нас же ещё вечерняя тренировка сегодня, забыл? — Я вернусь к ней, — прокричал ему Хэ Сюань, обуваясь. — Тогда хорошего свидания! — Это не свидание. С этими словами Хэ Сюань захлопнул дверь, а Хуа Чэн остался наедине со своими мыслями. Возможно, ему нужен новый план, исключающий близкое взаимодействие с Се Лянем. Для его же блага, чтобы он не отвлекался на Хуа Чэна. Но на самом деле, Хуа Чэну нужно было сделать кое-что другое, на что он никак не мог набраться смелости. Се Лянь заслуживал справедливости и искренности, и Хуа Чэн знал, что рано или поздно ему придётся раскрыть всю нелицеприятную правду. Вот только он никак не мог подобрать подходящий момент. Таким образом, из всех гипотетических планов, что зрели сегодня в голове Хуа Чэна, у него остался лишь один: постараться восстановить комфортные взаимоотношения с Се Лянем и рассказать ему обо всём: об их настоящей первой встрече, о том, что Се Лянь сделал для Хуа Чэна, пусть и не считал это важным, о том, как изменилась жизнь одного маленького, никому не нужного мальчика после судьбоносной встречи, и, конечно, о том, что Хуа Чэн узнал лишь год назад, на Чемпионате мира в Стокгольме. Этот разговор будет очень долгим, и Хуа Чэн, даже понимая всю его важность, снова будет откладывать его до последнего. Ведь несмотря на всю свою демонстративную смелость, в отношении Се Ляня он всё ещё был очень труслив.***
— Что происходит? Се Лянь услышал Му Цина и Фэн Синя издалека, только когда зашёл в столовую. Он быстро взял поднос с едой и поспешил присоединиться к ним, тем более, Се Лянь был один: Ши Цинсюань сказал, что пообедает где-то в другом месте, а Ши Уду с Пэй Мином остались в номере, занимаясь важными тренерскими делами. — У нас спор, — с улыбкой протянул Му Цин. — Кто наберёт меньше баллов на индивидуальных соревнованиях, даст интервью вот в этом. Перед ним лежали смешные очки в форме олимпийских колец, которые, наверно, смотрелись бы немного нелепо на ком-то серьёзном вроде Му Цина. Се Лянь заинтересованно взял очки в руки и ненадолго примерил их на себя. — В споре принимаете участие только вы двое? — Да, — спешно ответил Фэн Синь. — Но если хочешь, можешь присоединиться. — Хочу, — лукаво улыбнулся Се Лянь, принимая условия спора. — Не смей думать, что победа дастся тебе легко! — в глазах Му Цина сверкал пугающий азарт, но говорил он беззлобно и даже слегка радостно, что редко наблюдалось за вечно задумчивым Му Цином. Се Лянь чувствовал себя так, будто вернулся на много лет назад. Будто они с Фэн Синем и Му Цином никогда не расставались, и каждый день виделись точно так же, как и сейчас — вместе принимали пищу, тренировались, обсуждали новости. — Я и не думаю, что будет легко, — ответил Се Лянь. — Вы всегда были хорошими фигуристами. — Заткнись, — Му Цин закатил глаза. — Мы никогда не превосходили тебя ни по прыжкам, ни по компонентам. — Не говори ему «заткнись»! — Фэн Синь ударил его по руке. — Хочу и говорю! Се Лянь попытался разрядить атмосферу за столом: — Возможно, раньше я и получал более высокие баллы, чем вы. Но мы впервые встречаемся на одном льду не как юниоры, а как взрослые. Думаю, слишком рано загадывать, чем всё закончится. Шансы равны у всех. — Сказал он, фигурист, выигравший Чемпионат Кореи, — иронично произнёс Му Цин. Се Лянь вновь задумчиво взял в руки очки, больше не пытаясь переубедить Му Цина. К счастью, тот и не думал спорить, оставшись при своём. Всё-таки взросление пошло Му Цину на пользу — он хоть и остался вспыльчивым и упёртым, но сумел научиться сдерживать себя. Хотя, кто знает, куда именно Му Цин теперь тратит накопившуюся внутреннюю злость. Размышления Се Ляня прервались знакомым голосом: — Модные очки, — Хуа Чэн выхватил их из рук Се Ляня и надел на себя. — Мне идёт, гэгэ? — Тебе всё идёт. Му Цин с прищуром взглянул на Хуа Чэна, но недовольств не высказал. Хуа Чэн вёл себя тактично, и, хоть и влез в разговор, не предпринимал попыток сесть к ним за стол. Хотя со стороны могло показаться, что Хуа Чэн, заработавший столько медалей и почестей, был наглым гордецом, для которого не стало бы проблемой влезть в чужое личное пространство, на самом деле он знал, когда следует остановиться. Особенно, если речь шла про Се Ляня. — Садись уже, хватит мяться, — протянул Му Цин, забирая обратно очки с кольцами. Хуа Чэн довольно улыбнулся, сев по правую руку от Се Ляня. — Я недавно видел Ци Жуна, — вдруг сказал Фэн Синь. Се Лянь не знал, что ответить, поэтому молча смотрел на Фэн Синя, ожидая продолжение фразы. Но, как оказалось, Фэн Синь обращался совсем не к нему. — Где? — кратко спросил Хуа Чэн. — Недалеко от деревни. Он пытался заговорить со мной, спрашивал, как тебя найти. — Зачем ему понадобился Хуа Чэн? — непонимающе спросил Се Лянь. — Оу, — улыбнулся Му Цин. — Ты не знаешь? Это занимательная история, смотри. После того, как Хуа Чэн набрал популярность как фигурист, Ци Жун возглавил его фанклуб и несколько раз пытался встретиться. И однажды это всё-таки случилось. Но почему-то после той встречи Ци Жун больше ни разу не приходил на каток. И ни одна живая душа не знает, что там случилось. Се Лянь перевёл взгляд на Хуа Чэна. — Это не секрет, — пожал плечами тот. — Ци Жун говорил гадости о гэгэ, поэтому я дал ему понять, что здесь ему больше не рады. — Мы ведь тогда даже не были знакомы, с чего тебе защищать мою честь перед кем-то? Хуа Чэн нервно рассмеялся. — Это шутка, гэгэ. Просто он вёл себя неподобающе, шумел, ругался. Я решил, что такому человеку не место на стадионе. Му Цин чуть склонил голову, всматриваясь в лицо Хуа Чэна. Ему было ясно, что тот совсем не шутил. — А я-то думал, что Се Лянь был твоим кумиром, Хуа Чэн. Конечно, ты бы не позволил кому-то говорить о нём плохое, ведь так? Хуа Чэн убийственным взглядом смотрел на Му Цина, фальшиво улыбаясь. Му Цин, не моргая, смотрел на него в ответ. И один Се Лянь ничего не понимал. Он решил, что разберётся с этой историей позже. Всё-таки, даже если Хуа Чэн защищал его имя, что в этом плохого? Поэтому Се Лянь решил оставить сидевших за столом и отправиться к выходу, чтобы успеть собраться на тренировку. Он попрощался со всеми и вышел на улицу. Се Лянь не чувствовал тяжести на душе: он беззаботно радовался тому, что успел побывать в спокойной обстановке, где, хоть и присутствовала лёгкая недосказанность, но никогда не скрывались серьёзные обиды и не затевались ссоры. Он радовался, даже не догадываясь, что всего через несколько часов всё его спокойствие разрушится, как карточный домик.***
Вечером Се Лянь вновь ходил на каток. К нему присоединились довольный Цинсюань и тренер Ши. Тренировка вышла довольно изнурительной, что не было удивительным, учитывая, где они находились. Олимпийский сезон всегда становился сложным для спортсмена, ведь именно на этих соревнованиях приходилось по максимуму задействовать все свои возможности и ресурсы, показать себя с лучшей стороны, что иногда приводило к плачевным исходам вроде травм, потери мотивации или нервных срывов. Ши Уду пытался держать баланс — не истощать своих спортсменов, но тренировать их по максимуму, оттачивая программы до блеска. Се Лянь мог подтвердить, что у тренера всё получалось. Но после таких тренировок, как сегодня, он хотел лишь поскорее вернуться в номер и лечь спать. Однако сделать это было не так уж и просто. Спортивный комплекс был большим и запутанным — Се Лянь помнил, как в первое время терялся в коридорах и с трудом нашёл выход после внезапной встречи с Цзюнь У, Му Цином и Фэн Синем. Се Лянь и Ши Цинсюань шли молча — сил не осталось даже на самый простой диалог. Следуя указателям, они направились к ближайшему выходу, стараясь поскорее выбраться на свежий воздух. Но вскоре им пришлось остановиться. Потому что из-за поворота доносились знакомые голоса. Разговор вёлся на китайском, поэтому его смогли понять и Се Лянь, и Ши Цинсюань. — Не будь таким чёрствым. Мы оба понимаем, что ты просто разобьёшь ему сердце. Эта твоя игра зашла слишком далеко. — Я делал это ради тебя. Потому что ты просил. — Не обманывай хотя бы себя самого, Хэ Сюань. Я просил тебя совсем не об этом. Он должен был стать тебе простым знакомым, максимум — другом. Не близким человеком. Не любовником и не партнёром. Цинсюань нахмурился. Се Лянь обеспокоенно взглянул на него, думая о том, что следует делать. Они стали свидетелями разговора, который явно не предназначался для их ушей, и было неэтичным так нагло стоять и слушать, но… Кажется, тема разговора была близка им обоим. — Разве я виноват в этом? — сказал Хэ Сюань чуть громче. — Я не просил его влюбляться в меня, мне не нужно было всё это. Ши Цинсюань никогда не был глуп. Да, порой он вёл себя, будто ничего не знает и не понимает, притворялся тем, кем не являлся, думая, что так будет легче всем. Но сейчас он просто не мог притвориться. Такие слова невозможно было проигнорировать, не после всего, что между ними было. Да, они договорились с самого начала, что между ними не должно быть никаких чувств. Да, Ши Цинсюань нарушил договор, и знал, что Хэ Сюань об этом догадывается. Но, если честно, где-то глубоко внутри Цинсюаня зрела надежда: вдруг у них когда-нибудь всё получится? Его надежды были маленькими, нежными ростками, а Хэ Сюань беспощадно втоптал их в землю всего несколькими словами. Ши Цинсюань никогда не смог бы забыть их бессонные ночи, разговоры и лёгкие касания. Но оказалось, что для него всё это было намного важнее, чем для Хэ Сюаня. Се Лянь хотел сказать: подожди, может это вовсе не то, о чём ты подумал! Но ситуация выглядела однозначной. Цинсюань сделал несколько шагов вперёд, завернув за угол, где стояли Хуа Чэн и Хэ Сюань, и с напускным хладнокровием произнёс: — Мне жаль, что тебе пришлось испытывать подобные неудобства. Прими мои искренние извинения за то, что докучал тебе своей любовью. Хуа Чэн и Хэ Сюань удивлённо застыли, молча смотрели на Цинсюаня, будто ожидая дальнейшую речь. Но её не было. Ши Цинсюань хотел ударить Хэ Сюаня, схватить его за воротник, прижать к стене, чтоб не сбежал, и спросить: почему? Зачем? Но вместо этого он разочарованно взглянул на Хэ Сюаня с Хуа Чэном, развернулся и направился прочь. Возможно он ждал, что кто-то из них пойдёт за ним. В глубине души ему хотелось, чтобы всё случившееся оказалось глупым недоразумением. Чтобы Хэ Сюань побежал вслед за ним, взял на руку, притянул к себе и крепко обнял, шепнув на ухо несколько тихих, успокаивающих слов, а затем прижался лбом ко лбу Цинсюаня и, смотря прямо в глаза, сказал бы, что всё между ними серьёзно, что он никогда не осмелился бы обмануть его или играть в грязные игры. Но никто не последовал за Ши Цинсюанем. Лишь Се Лянь тенью шагал за ним, не зная, что следует сказать в такой ситуации. Единственное, чем он мог помочь — это быть рядом. Оставаться на стороне Ши Цинсюаня, дать понять, что тот не один. Цинсюань слышал шаги Се Ляня позади себя, но не желал ни с кем говорить. Чувства от случившегося были так ярки и глубоки, что Цинсюань попросту не мог выразить их, зная, что Се Лянь не поймёт, хоть и будет рядом. — Мне нужно побыть одному, — бросил Цинсюань через плечо. — Найдёшь меня в номере. Се Лянь остановился посреди холла стадиона, чувствуя себя неестественно-маленьким на фоне большого здания из стекла и бетона, совсем как в детстве. Сквозь высокие панорамные окна он видел чистое ночное небо и яркие звёзды, похожие на рассыпавшиеся драгоценные камни. Ши Цинсюань покинул здание спортивной арены в полном одиночестве, опустошённый, сломленный и полностью разбитый.***
Хуа Чэн появился возле выхода буквально через минуту, облегченно подходя к Се Ляню: — Как Ши Цинсюань? — Ушёл, — отстранённо сказал Се Лянь. — Сказал, что ему нужно побыть одному. — Мне жаль, что так вышло. Не знаю, что вы успели услышать, но я никогда не желал вреда ни тебе, ни ему. — Я хотел бы верить в это, — устало ответил Се Лянь. — Но ты попросил Хэ Сюаня сблизиться с Ши Цинсюанем. Зачем? Из-за меня? Ты собирал информацию, ради чего? Чтобы помочь, или чтобы использовать её во вред? — Я бы никогда не пошёл против тебя, я могу всё тебе объяснить, я… — Пожалуйста, давай поговорим потом. Я готов выслушать твои объяснения, но не сейчас. Боюсь, два эмоциональных разговора за один вечер — это слишком для меня. Се Лянь хотел верить ему, хотел узнать, почему Хуа Чэн сделал, то, что сделал. Но его сердце так сильно болело за Цинсюаня, что Се Лянь больше не мог относиться к Хуа Чэну непредвзято. Се Лянь вышел из здания, оставив Хуа Чэна потерянно стоять посреди холла. — Прости, гэгэ, — прошептал он, но Се Лянь уже не мог услышать его слов.***
Се Лянь вернулся в номер через час, решив, что Цинсюань провёл достаточно времени в одиночестве и охладил свой пыл. Се Лянь демонстративно хлопнул дверью, дав понять, что вернулся. В номере было тихо и темно, и Се Лянь всерьёз подумал, что Ши Цинсюаня здесь не было, что он соврал и уже успел сбежать далеко за пределы Олимпийской деревни, бесцельно скитаясь по многолюдным улицам Пекина. К счастью, опасения Се Ляня не сбылись. Ши Цинсюань находился в номере, лежал на своей постели, отвернувшись лицом к стене. Он укрылся одеялом до плеч — которые еле заметно дрожали — и свернулся калачиком, будто пытаясь защититься от внешнего мира. Се Лянь медленно подошёл к нему и присел на край кровати. Он неуверенно положил ладонь на дрожащее плечо, не зная, с чего начать. Стоит ли спрашивать, в порядке ли он? Как его дела? Что вообще делать в такой ситуации? Но Ши Цинсюань начал говорить безо всяких вопросов, зная, что рядом сидит человек, которому можно доверить свои сокровенные мысли. — Это моя вина, — пробормотал Ши Цинсюань. — Цинсюань- — Я сам ждал слишком многого от него. Мы ведь договаривались, что чувствам здесь не место. Се Лянь сжал его плечо рукой ещё сильнее, а затем и вовсе лёг рядом, пальцами ног касаясь лодыжек Цинсюаня, а лбом прислонившись к его затылку. — Ты имеешь право расстраиваться и злиться, — тихо сказал Се Лянь. — Пожалуйста, не чувствуй себя виноватым. — Я не знаю, что чувствовать. Мне просто плохо, Лянь. Се Лянь крепко обнял его одной рукой, пытаясь поделиться теплом, пытаясь подарить чувство присутствия и принятия. — Знаешь, что я понял, пока был тут один? — Что? — выдохнул Се Лянь. — Я не дам этому испортить мою первую Олимпиаду. Я выступлю так, что запомнят все. Я выступлю лучше всех. Потому что меня так просто не сломить.