***
— Ты точно брал их? — Ши Уду сидел перед ним, пытаясь сохранять спокойствие. — Конечно, я брал их! — в панике воскликнул Се Лянь. — Пэй Мин и Хуа Чэн видели меня с сумкой, там явно лежали коньки. — Думаю, да. Лежали, — подтвердил его слова Пэй Мин. Если Се Лянь заносил сумку с коньками в стадион, то как тогда они могли исчезнуть за то время, пока он был в тренировочном зале? Се Лянь точно не выкладывал их, а сами по себе его коньки не могли пропасть. Значит, их кто-то забрал, но искать виновника времени не было. Купить новые коньки тоже не представлялось возможным — вряд ли Се Лянь сможет показать достойный результат в неношеных, неудобных коньках. — Ты можешь взять мои, — предложил Цинсюань, криво улыбаясь. — Всё равно они мне больше не нужны, а у нас одинаковый размер ноги. — Твои коньки в номере? — спросил у него Ши Уду. — Да, в нашем, — вклинился в разговор Пэй Мин. — Я забрал их позавчера, могу сбегать за ними, думаю, как раз успеем. Тем более, Се Лянь выступает в конце. — Тогда беги, — сказал Ши Уду, и Пэй Мина как ветром сдуло. Се Лянь беспомощно обхватил себя за плечи. Он так и не переоделся в костюм для проката, не зная, получится ли у него вообще выступить. Ши Цинсюань, сидевший рядом с ним, закинул руку Се Ляню на плечо. — Всё будет в порядке, — сказал он. — Ты только не переживай. Тяжело было не переживать, когда случались такие неприятности. Почему-то каждый раз Се Лянь попадал в передряги, которые возникали всего за шаг до успеха. Это ощущалось, как проклятие. Или всё было намного проще, и кто-то намеренно вставлял ему палки в колёса. — Я хочу найти Хуа Чэна, — Се Лянь вдруг встал с места и направился к выходу. — Думаешь, стоит? — спросил тренер. — Стоит. Хуа Чэн ушёл после разминки, чтобы поговорить с тренером, но, кажется, их разговор затянулся. Се Лянь не помнил, где оставил свой телефон, поэтому отправился на поиски, полагаясь лишь на собственную удачу. Он всегда был неудачлив. Ему нужно было совсем немного, всего одна улыбка фортуны, чтобы найти человека, которого он хочет увидеть. Он ведь имеет право на небольшое чудо, правда? Завернув за угол, Се Лянь увидел столпотворение. Десятки людей замерли посреди коридора, смотря на что-то впереди: там стояли двое и они вели оживлённую дискуссию. — Это чушь! — воскликнул Цзюнь У. — Кто ты вообще такой? Перед ним стоял тот самый журналист, который задал неприятный вопрос на пресс-конференции позавчера. Позади него находились несколько человек с камерами и микрофонами: видимо, они планировали интервью или шли на лёд, чтобы выловить кого-нибудь из фигуристов для разговора. — Цюань Ичжэнь, телеканал CGTN. — Можешь забыть о своей аккредитации, щенок, — глаза Цзюнь У налились гневом, а руки были сжаты в кулаки. Цюань Ичжэнь, напротив, был поразительно спокоен. Он говорил медленно, взвешенно, будто много раз репетировал каждую фразу: — Почему вы просто не признаетесь? — Признаюсь в чём? — В том, что это вы пять лет назад подставили своего ученика, а теперь решили закончить начатое и лишили его шанса на выступление, забрав коньки. — Вы все, — Цзюнь У обвёл взглядом присутствующих. — Понимаете, насколько нелепо это звучит? Толпа вокруг них становилась всё больше, и Се Ляню пришлось накинуть на голову капюшон олимпийки, чтобы никто не узнал его раньше времени. — Это голословное обвинение и клевета, — продолжил Цзюнь У. — О, так вам нужны доказательства? — Цюань Ичжэнь склонил голову влево. — Я как раз знаю пару человек, которые видели, как вы зашли в раздевалку с пустой сумкой, а вышли из неё — с заполненной чем-то. Коньками, не так ли? — Это провокация. Готов поспорить, вы подговорили своих дружков, чтобы те сказали неправду. — На сколько вы собираетесь спорить, тренер? — Му Цин сделал шаг вперёд из толпы и скрестил руки на груди. — Потому что мы с Фэн Синем как раз видели вас. Цзюнь У начал паниковать. Он поражённо смотрел на своих подопечных, не ожидая такого предательства с их стороны. — Если я и заходил в раздевалку, это не значит, что я хотел сделать что-то плохое Се Ляню! Ни сейчас, ни пять лет назад. Я всегда ценил его, как своего ученика. Эти слова звучали вполне логично: каждый тренер, занимающийся со спортсменом много лет, воспринимал его по-особенному. — Я готов возразить, — прозвучал голос из толпы. Все расступились, пропуская человека ближе. Это был молодой мужчина — лет тридцать, не больше. Прошло много лет с тех пор, как Се Лянь видел его в последний раз, но казалось, что он совсем не изменился. Лицо Цзюнь У скривилось от злости, когда он прошипел: — Мэй Няньцин!***
Когда-то давно Мэй Няньцин работал помощником тренера Цзюнь, но затем спешно уволился и уехал из страны. Никто не знал, почему это случилось: зарплата в их тренерском штабе была достойной, а спортсмены уважали и ценили помощника тренера за его работу. Долгие годы Мэй Няньцин хранил один важный секрет. Секрет, который когда-то разрушил жизнь одного наивного, юного мальчика. Секрет, за раскрытие которого он мог поплатиться карьерой или даже жизнью — порой Цзюнь У был действительно безумен. Но разговор с одним очень требовательным фигуристом, который нашёл его в Стокгольме и рассказал о своих планах, многое поменял в жизни Мэй Няньцина. Пускай столько лет спустя, но мир заслужил знать правду о потерявшем голову тренере, который болезненно завидовал талантливому ученику и хотел сделать всё, чтобы испортить его жизнь. Тренеру с идеальной репутацией верили все — даже родители мальчика, которым он долгое время рассказывал о том, что мальчик жаждет лишь победы и готов идти по головам. Вам не стоит об этом беспокоиться и говорить с ним, — твердил тренер. — Я держу всё под контролем. Он и правда держал: несколько месяцев подсыпал препараты в воду и еду мальчика, договорился с местным антидопинговым агентством, чтобы фигуриста как можно дольше не тестировали — он же ещё совсем юный, не стоит его беспокоить. Создав все условия для дискредитации и полного уничтожения своего талантливого ученика, тренер чувствовал злорадство и превосходство — у него получилось провернуть всё без особых сложностей. Удовлетворение тренера треснуло, как хрупкое стекло, когда мальчик, ставший мужчиной, начал выступать вновь.***
Се Ляня наклонило куда-то влево. Голова стала совсем пустой, а тело отказывалось слушаться. К счастью, кто-то крепко схватил Се Ляня за плечо, помогая устоять на ногах. — Не падай, гэгэ, — шепнул голос позади него. В это время Цзюнь У кричал, оправдывался, угрожал судом — но весь разговор был записан на десятки камер, а ушлые репортёры уже писали наброски для статей. — Как это могло случиться? — Се Ляня озадачила не только история о настоящем виновнике всех его бед (всё-таки он думал на тренера, но сердце отказывалось в это верить), но и тот факт, как удачно всё сложилось: репортёры — в коридоре, Му Цин с Фэнь Сином — рядом со своим тренером, а Мэй Няньцин — в Пекине. — Давай отойдём, гэгэ. Я всё тебе расскажу. Хуа Чэн взял его под локоть и увёл подальше из толпы. Завернув за угол, они вошли в ближайшую дверь — ей оказалась подсобка. Се Лянь прислонился спиной к стене и опустил голову вниз, тяжело дыша. — Гэгэ, — Хуа Чэн сел на корточки перед ним и обеспокоенно всмотрелся в его лицо. — Всё хорошо, гэгэ. Теперь всё точно станет хорошо. Се Лянь крепко зажмурился, мечтая проснуться в номере отеля. Не таким он представлял последний день соревнований. — Я рассказывал, что всегда верил в тебя, помнишь? — вкрадчиво спросил у него Хуа Чэн. — Помню, — выдохнул Се Лянь. — Но я знал, что одной веры недостаточно, чтобы помочь тебе. Я знал, что ты невиновен, что тебя кто-то подставил, но также я верил, что ты обязательно вернёшься, — Хуа Чэн говорил шёпотом, но каждое его слово казалось Се Ляню жизненно важным, непозволительно громким. — И тогда я подумал: если какой-то человек и впрямь желал тебе зла настолько сильно, что тайно пичкал тебя допингом и обставил всё так, что ты оказался дисквалифицирован, то почему… — То почему он не попытается помешать мне вновь? — голос Се Ляня дрожал. — Именно. Как я и говорил, мне нравится твоё катание. И я просто хочу, чтобы ничто больше не мешало тебе заниматься им. — Журналист был твоим? — Конечно, — Хуа Чэн кивнул, слегка улыбаясь. — Цюань Ичжэнь — мой давний знакомый, тренировался в штабе Инь Юя, но затем у него диагностировали астму. Врачебная комиссия решила, что путь в катание для него закрыт. Он поступил на журналистику, но всё равно иногда приезжал на каток. Думаю, только там его принимали таким, какой он есть. — А Му Цин и Фэн Синь? — Я рассказал им о своих догадках, но они мне не поверили. Конечно, не поверили, подумал Се Лянь. Цзюнь У был их наставником столько лет, что непросто было сразу принять возможное предательство. — Однако, я умею быть настырным. Сказал им подумать о кое-каких вещах, а ещё посмотреть на своего тренера во время пресс-конференции. В итоге они согласились присмотреть за ним. Я удивлён, что у них получилось не попасться никому на глаза, всё-таки обычно они достаточно… громкие. — Хорошо, я понял, — Се Лянь лихорадочно думал, пытаясь понять, как Хуа Чэн умудрился провернуть всё это один. — Но как ты нашёл Мэй Няньцина? — О, это случилось почти случайно. Помнишь Чемпионат мира в Стокгольме в прошлом году? Оказалось, Мэй Няньцин переехал как раз в Швецию, и мне удалось встретиться с ним, не привлекая к себе внимания. — И он так просто рассказал тебе правду? — Не так уж и просто! Пришлось долго уговаривать, да и после своего рассказа он не горел желанием распространять эту историю на весь мир. Говорил, что времени слишком много прошло, никто может ему и не поверить. — И как ты его убедил? — Сказал, что ты обязательно вернёшься, и эта история вновь станет актуальной, — в глазах Хуа Чэна промелькнула искра. — Я не прогадал.***
Се Лянь продолжал стоять в темной подсобке, думая об услышанном. Он вновь посмотрел на Хуа Чэна, но теперь Се Лянь видел в нём не только великолепного фигуриста, сильного духом человека и преданного поклонника. Хуа Чэн стал человеком, который, помимо слепой веры и поддержки смог дать ему фактическое решение проблем, на которое сам Се Лянь никогда бы не решился. — Ты как, гэгэ? — Хуа Чэн смотрел на него всё так же обеспокоенно. — В порядке. Се Лянь не врал. Его голос сквозил уверенностью: полученная информация наконец вписалась в его картину мира, сложившись в единый пазл. Больше не было тайн и секретов, болезненных воспоминаний и чувства потерянности. Остались только Се Лянь и его прошлое, которое наконец прояснилось и перестало быть таким пугающим. Се Лянь чувствовал, что владеет полным знанием обо всём, что случилось с ним, и это ощущение окрыляло. Разумеется, он чувствовал и боль. Узнать, что тренер Цзюнь всё-таки был виновен, стало ударом, но Се Лянь давно уничтожил в себе ненависть к другим — каким бы человеком ни был Цзюнь У, он больше не имел к Се Ляню никакого отношения. А своё наказание он обязательно получит, в этом Се Лянь не сомневался. — Думаю, нас уже обыскались. Хуа Чэн готовился выйти в коридор, но Се Лянь схватил его за руку, крепко сжав. — Пойдём так? — спросил он, имея ввиду их сцепленные руки. — Конечно. В коридоре была настоящая суматоха: им постоянно встречались люди, бежавшие из комнаты в комнату. Должно быть, весть о скандале с Цзюнь У разнеслась на весь стадион и за его пределы. Кто-то замечал Се Ляня и даже пытался поговорить с ним, но парень шёл вперёд, гордо подняв голову, и не обращал ни на кого внимания. Наконец, они дошли до раздевалки и увидели рядом с ней Цинсюаня. — Где ты был, Се Лянь?! Тут такое случилось, ты бы знал! — Ши Цинсюань двигался поразительно быстро для человека, который только вчера впервые взял в руки костыли. — Я, кажется, знаю. — Пэй Мин вернулся с коньками, — Ши Уду подошёл к ним сзади, ничего не сказав ни про Цзюнь У, ни про Хуа Чэна, держащего Се Ляня за ладонь. — Начало выступлений отложили на полчаса, так что мы даже не опаздываем. Можете переодеваться в костюмы.***
Заняв второе место по результатам короткой программы, Се Лянь оказался в сильнейшей разминке, а потому выходил на лёд в последней пятёрке фигуристов. Вместе с Хуа Чэном. Се Лянь сумел обратить свои мысли только на прокат, решив, что обдумает случившееся сегодня позже. Он вспомнил и про программу, и про песню, и про образ, который ему предстоит показать. Се Лянь сменил и одежду: теперь на нём был костюм для выступлений — как и новую программу, костюм до этого никто не видел. Он был полностью чёрным и состоял из штанов, обтягивающей водолазки с весьма глубоким вырезом на спине и перчаток. Волосы Се Ляня, как и всегда, были завязаны в пучок. Было кое-что ещё, добавляющее пикантности его образу. За десять минут до выхода Се Ляня на лёд в раздевалку пришла Лин Вэнь, неся в руках небольшую косметичку. Это была идея Пэй Мина (как и прочие экстравагантные идеи) — нанести немного чёрных теней на веки Се Ляня, чтобы дополнить образ. Хуа Чэн в это время с интересом наблюдал за действиями Лин Вэнь. Сам фигурист уже был одет в свой традиционный красный костюм с чёрными вставками. Кое-где звенели серебряные бабочки, пришитые к оборкам. — Гэгэ очень красив в этом образе, — сказал Хуа Чэн перед тем, как они покинули раздевалку. Се Лянь смутился. Рядом с бортом уже стояли Ши Уду, Пэй Мин и Ши Цинсюань. Диктор объявил начало последней разминки, и Се Лянь вышел на лёд. Он знал, что в таком костюме привлекает к себе внимание, и постарался получить от этого наслаждение. Всё-таки Се Лянь смог выйти на лёд, несмотря на все трудности и препятствия. И всё, что осталось ему сделать теперь — это выступить, как в последний раз. Перед началом проката программы Се Лянь подъехал по льду к тренеру, чтобы услышать от него последние наставления. Тренер Ши взял его руки в свои и сказал: — Се Лянь, в твоей жизни многое случилось. И за последние дни, и за последние годы. Но погляди, сколько людей смотрят на тебя. Тренер обвёл взглядом весь стадион, заполненный людьми до отказа. — Все взгляды, всё внимание в течение следующих нескольких минут — твоё. Покажи им всем, что на самом деле представляет из себя фигурное катание. Сделай так, чтоб у всего зала дух захватило. Ты точно сможешь. Я верю в тебя. Се Лянь кивнул и не успел ничего ответить, как громкий голос произнёс: — Для представления произвольной программы на лёд приглашается Се Лянь, Республика Корея, под композицию… Shakira — «Whenever, Wherever». Сопровождаемый звуком аплодисментов, Се Лянь выехал на середину льда. Заиграла музыка. Он попытался откатать так, как сделал вчера в конце тренировки — полностью вжиться в образ, выплеснуть всю накопленную энергию. Образ был непривычен. И в этом было своё удовольствие — попробовать что-то новое, показать всем, что Се Лянь не был пленником одного амплуа. Ведь он давно перестал быть наивным юношей. Теперь Се Лянь — молодой мужчина, а значит и катать может по-взрослому. Пэй Мин от души постарался, когда ставил хореографию — чего только стоили те бесстыдные движения бёдрами, которые Се Лянь разучивал целую неделю. Ши Уду даже приходилось останавливать Пэй Мина от совсем радикальных идей, напоминая, что существуют рамки дозволенного. Се Лянь удачно приземлил четверной сальхов на последнем припеве, тем самым обеспечив себе призовое место — он не допустил ни единого падения. Но даже после этого прыжка ему было, чем удивить зрителей: Шакира продолжала петь что-то про «неважно, когда, неважно, где», а Се Лянь зашёл на кантилевер — элемент, который он ещё ни разу не представлял на соревнованиях. Где-то за бортом за сердце схватился один китайский фигурист в красном костюме.***
— Слюни подбери, на тебя смотреть жалко. — Тихо, смотри! — Хуа Чэн завороженно смотрел на Се Ляня. — Через бедуинский прыжок в боковую либелу. — Как будто ты так никогда не делал, — закатил глаза Хэ Сюань. Фигурист остановился — музыка тоже. Стадион вновь заполнился аплодисментами, и Хуа Чэн пытался хлопать громче всех, а затем и вовсе прокричал какую-то похвалу в сторону Се Ляня, покидавшего лёд. Тот определённо всё услышал: даже Хэ Сюань мог подтвердить, что щёки Се Ляня покраснели. Хуа Чэн внимательно следил за выставлением баллов Се Ляню, и, казалось, не хотел двигаться с места, хотя его вот-вот должны были вызвать на лёд. В итоге Хэ Сюаню пришлось недвусмысленно кашлянуть, и Хуа Чэн со вздохом снял защиту с коньков и вышел на лёд. — Пару слов перед прокатом, тренер Хэ? — Не наебнись, умоляю. Тут слишком хорошие призовые, — Хэ Сюань засунул руки в карманы и мрачно смотрел на Хуа Чэна. — Дай-ка я тебя замотивирую: смотри, ты придумывал этот номер для своего ненаглядного гэгэ, и он сидит прямо здесь, смотрит на тебя. Постарайся выступить нормально хотя бы ради него, ладно? — Как и всегда, потрясающие слова! И что бы я без тебя делал? — воскликнул Хуа Чэн с явной издёвкой. Но Хэ Сюань знал, что его маленькое напоминание точно заставит Хуа Чэна приложить усилия. — Для представления произвольной программы на лёд приглашается Хуа Чэн, Китай, под композицию Rihanna — «Umbrella». — Удачи, — кивнул ему Хэ Сюань, и Хуа Чэн со спокойной душой отправился выступать. Он сомневался в том, что откатает идеально. Его техника находилась на достойном уровне, прыжки были стабильными, но Хуа Чэн регулярно терял баллы за компоненты: его слабыми местами были плавность скольжения и представление программы, которое зависело от понимания музыки и композиции. Если честно, у Хуа Чэна никогда не было чувства ритма — это порой очень мешало в катании. Но сегодня он катал не для себя, не для судей и даже не для зрителей. Эта программа посвящалась одному человеку. И песня про зонт идеально подходила под описание того, что Хуа Чэн хотел этим прокатом показать. «Ты можешь постоять под моим зонтом» — пела Рианна, а Хуа Чэн идеально приземлял прыжок за прыжком.***
— Сколько там? — Му Цин прищурился, смотря на экран. — 198.20, — подсказал Фэн Синь. — Он уступил Се Ляню на полбалла в произвольной, но из-за результата в короткой возьмёт первое место. Се Лянь даже не расстроился. Честно. Если кто и заслуживал получить первое место, так это Хуа Чэн — с такой программой уж точно. — Я пойду к нему, — сказал Се Лянь, вставая с диванчика, на котором его и нашли Му Цин с Фэн Синем. — Погоди, — остановил его Му Цин. — Я не знаю, когда мы поговорим в следующий раз, но хотел бы кое-чем поделиться. Фэн Синь прищурился, смотря на Му Цина — и какие только у него могли быть секреты? — Просто хотел, чтобы ты знал, — вдруг произнёс Му Цин на чистом корейском. — Мы с ним встречаемся. — Ты знаешь корейский? — кажется, этот факт удивил Се Ляня даже сильнее, чем суть произнесённых слов. — И почему вдруг говоришь на нём именно это? — Потому что, — понизил тон Му Цин. — Если он услышит, что я признал это вслух, то никогда от меня не отстанет. — Вы говорите про спор, да? Только попробуй соскочить с интервью, придурок! Не зря ведь я тебя обогнал, — вклинился в разговор Фэн Синь. Се Лянь посмотрел на возмущённого Фэн Синя и улыбнулся: всё-таки здорово, что Му Цин решился подпустить его ближе к своему сердцу. Главное, чтобы они ни о чём не жалели.***
Через час началась церемония награждения. Се Лянь стоял на пьедестале, чувствуя вес медали на своей груди. Где-то за бортом его имя радостно кричал Ши Цинсюань, а Ши Уду придерживал брата за плечо, обезопасив от случайного падения. Се Лянь то и дело поглядывал на Хуа Чэна, находящегося совсем рядом, и каждый раз их взгляды пересекались. У всех призёров были флаги в руках: Се Лянь, конечно, вышел с корейским. Эта страна дала ему так много, что, кажется, Се Лянь будет благодарить её до конца жизни. Для общего фото призёрам пришлось стать рядом с Хуа Чэном, на тумбу для первого места. Се Лянь видел рядом с собой ярко-красный флаг, наброшенный на плечи Хуа Чэна, и, после нескольких секунд колебаний, взялся за его край и накинул себе на плечо. Се Лянь был благодарен Корее, но в Китае он родился и начал свой путь — о таких вещах не забывают. Стадион вновь разразился аплодисментами, а Се Лянь решил сделать кое-что ещё более безрассудное. Их всё ещё фотографировали, когда Се Лянь повернул голову к Хуа Чэну, и, чуть привстав на носочки, поцеловал его прямо в губы, несмотря на многотысячную толпу вокруг.***
Се Лянь стоял один посреди ледовой арены. Свет вокруг был приглушён, и лишь несколько прожекторов были направлены на Се Ляня, из-за чего все взгляды зрителей с трибун были прикованы только к нему. На Гала-концерт Олимпиады пришло не меньше людей, чем на основные соревнования. Обычно на таких концертах фигуристы ещё раз показывали номера, с которыми выступали на соревнованиях, но иногда в это мероприятие включались и более нестандартные форматы. Как и сейчас, когда Се Лянь находился на льду, а музыка, под которую он собирался кататься, использовалась в произвольной программе другого фигуриста (никаких имён, но песня про зонт и правда имела скрытый смысл для них двоих). Перед ним выступила Лин Вэнь — занявшая пятое место в личном зачёте фигуристка, казалось, была счастлива, ведь всё-таки сумела получить бронзу командных соревнований. Это была её последняя Олимпиада. А вот Бань Юэ с Пэй Су, взявшие серебро, собирались пробиться и на следующие Игры, но всё равно с наслаждением повторили на гала-концерте свою произвольную программу. Се Лянь же решил приготовить кое-что интересное. У них было не так много времени — всего ночь, которую, вообще-то, можно было потратить на празднование. Но гала-концерт был слишком приятной возможностью продлить Олимпиаду, и Се Лянь не собирался от неё отказываться. Он сделал пару прыжков из тех, что всегда хорошо получались. Кажется, зрители уже перестали ожидать чего-то необычного, когда на льду появился ещё один фигурист. Хуа Чэн вышел на лёд как раз к припеву, и, сделав тройной тулуп синхронно с Се Лянем, подъехал ближе к нему и взял за руку. Се Лянь чувствовал тепло ладони Хуа Чэна и холодный ветер, бьющий в лицо. Он думал: что же с ними будет дальше? Смогут ли они видеться, учитывая напряженный график и тренировочные базы в разных странах? Се Лянь не может просто так бросить братьев Ши, да и Корея дала ему слишком много, чтобы покинуть её так быстро. Хуа Чэн, конечно, может изъявить желание переехать к Се Ляню, но это будет слишком большая жертва. Се Лянь не станет лишать Китай ещё одного спортсмена. С другой стороны, они живут в эпоху технологий, и поддерживать связь друг с другом будет нетрудно, да и частые соревнования предоставят много возможностей для личных встреч. А если станет совсем тошно и невыносимо, можно взять билет до Пекина и оказаться рядом с Хуа Чэном всего через несколько часов. В конце-концов, 952 километра — это не так уж и много.