***
Честно, Чонгук думал, что это начнёт приедаться, что рано или поздно наслаждение от боли в его глазах перестанет быть столь долгожданным и трепетным. Что его тихий, подчиняющийся голос и испуг во всем его гадком существе уже не будет приносить того удовольствия, что и раньше. Чонгук ошибался. Сегодня он снова видит его: падшего со своего трона, много потерявшего и молящего о помощи. Сегодня Чона под самой дверью в офис ждал никто иной, как Пак Чжун. Этот мерзкий, отвратительный, порочный с ног до головы человек, который однажды разделил жизнь Чонгука на до и после. Не просто разделил – разрубил топором, особо не целясь. Парень, зло – впрочем, как и всегда при виде этой твари – усмехнувшись, конечно принял его, заранее зная, что бедолага попросит. Помощи? Укрытия? Все его никчемные слова для Чона лишь очередной момент триумфа, очередное доказательство того, что он взлетел так, что мог теперь растоптать Чжуна мизинцем ноги. Того, что он стал сильнейшей версией себя. Того, что он отомстил за родителей. — Ты мне больше не выгоден, Чжуни, — раздаётся в кабинете, залитым утренним, солнечным светом. — Твой бизнес полетел, да и сотрудничество с тобой давно было закончено, дочь я у тебя забрал. Что ты мне можешь предложить? Чонгук смотрит с привычной надменностью, смотрит с насмешкой и даже, возможно, с жалостью. Пак и правда выглядит не очень: лохматый, с кругами под глазами, нервно теребит правый рукав чёрного пиджака. Где он прятался все эти дни Чону стало неважно в тот самый момент, когда урод буквально приполз к нему на коленях. Чонгук томительно ждал мольбы о спасении, но вместо этого потерянные глаза взглянули на него с совершенно другим вопросом. — Ты и Рина... Чон тут же перебил его: — Если ты про то, трахаю ли её я, то нет. Пока что, — сделал на этом акцент. — Ты был прав лишь в одном – в ненависти к тебе. Её я открыто ей больше не покажу, но научу разговаривать со мной вежливо, — в его голосе прослеживалось явное недовольство, из чего Чжун сделал вывод, что Рина задала жару этому заносчивому бизнесмену. — Что до тебя, то ты разбит и защиты у тебя нет. Они доберутся до тебя. — Надо уничтожить их, — тревожно. А куда же пропала твоя настойчивость? Уверенность, Чжуни? Или ты наконец понял, как проебался со своим сынком ненаглядным? — Напрямую они мне не вредят, — Чон жмёт плечами, показывая свою незаинтересованность в том, о чем просит его Пак. — Не посмеют, — хмыкает. Чжун лишь устало вздыхает. — Чонгук… — Мистер Чон, — напоминает. Но мужчина игнорирует его поправление. — Чонгук, послушай, ты можешь быть тысячи раз уверенным в себе и в своей системе безопасности, в своих людях и своих возможностях, но прошу, не недооценивай моего сына и того, на кого он работает, — лицо Чона впервые принимает хоть какую-то серьёзность. — Чимин хочет забрать Рину и сделает всё ради этого. Она не должна попасть под его влияние, — сглатывает. «Не смей, слышишь. Не смей оскорблять мою семью, ни моего отца, ни брата, ты, заносчивый, много о себе возомнивший придурок!». Почему-то в голове в этот момент пронёсся далеким эхом минувших дней её голос. Даже в гневе он был для парня сладкой мелодией. — Она уже под его влиянием, — с какой-то толикой горести признаёт вдруг Чон. — Любит своего братика больше жизни. «Чимин? Он у меня дома? Я хочу туда! Отвези меня!» «Чимин бы не напал... Ты врешь!» Врешь! Ты все врешь! Чонгук вдруг смаргивает и горесть, его выдающая, моментально пропадает. Он вновь обращает своей взор на Пака, но вот только теперь в глазах его та же серость и строгость. — Ты мне наскучил, Чжуни, ступай, — он машет рукой по направлению к выходу и усаживается за рабочий стол, показывая тем самым, что продолжать разговор он более не намерен. Чжун же медлит, совсем немного, топчется на месте, но быстро смекает, что выгоды из этого разговора он не вытащит. Мужчина вздыхает и, тихо кивнув, разворачивается и уходит прочь. Не подозревает даже, что цепкие глаза, что наполнились чернотой, глядят ему в спину, а, едва ли он выходит, тут же смотрят на телефон, к которому следом тянется рука. Чонгук ждёт недолго: на звонки от него люди обычно быстро отвечают. — Джин, ты ещё не уехал на склад? — с того конца трубки слышится «нет», и Чон кивает. — Что ж, тогда через минуты три из здания будет выходить мой старый коллега по бизнесу, приставь за ним слежку, куда пойдёт, где и чем живет, я хочу всё знать. Хочу знать, что тот жив, иначе его дочурка точно с ума сойдёт. Не добавляет.***
Рина слышала, что Чонгук пришёл. Более того, девчонка, можно сказать, сидела под дверью, прислонившись к ней ухом и ждала момента, когда он вернётся с работы. Ждала, что, быть может, в этот раз он что-нибудь спросит у служанок про свою пленницу или, что страшнее, но желаннее, захочет пойти к ней. Но дьявол не сделал ничего из этого, более того: насколько Рина смогла понять по шагам, быстро проследовавшим к лестнице, Чон не стал даже ужинать, а сразу поднялся к себе. Девчонка, поняв это, лишь тяжело вздохнула, опираясь теперь о дверь спиной и смотря в потолок. У неё было два плана, и оба они потерпели поражение подобно своей хозяйке два дня назад. Первый план состоял в том, что Чонгук все-таки зашёл бы сегодня к ней, вот только теперь Рина была бы готова нормально поговорить и, возможно, даже попросить прощения за тот вечер, когда назвала его глухим и все такое… Но, учитывая, что вчера парень к ней не зашёл, был план номер два: как бы ненароком выйти к нему во время ужина попить воды, поймать его взгляд, показать всем своим видом, что хочет поговорить, может, и разговор бы завязался. Но теперь, когда дьявол быстро прошмыгнул к себе, не оставляя шансов ни на один из планов, что делать теперь? Идти прямо к нему? Да, это был единственно логичный, но такой пугающий вариант, ведь он предполагал тот факт, что инициативу Рине придётся полностью взять в свои руки. Потому что, ну, знаете, это же дья… — Хватит! — вдруг вслух произнесла девушка сама себе, схватившись за голову. — Хватит звать его дьяволом! Его зовут Чонгук, и он выслушает тебя, Рина. Нет толку от вражды с ним, верно? Таким путём точно не выбраться, точно брата не увидеть… Да и чувство вины за своё поведение было столь сильным и грохочущем внутри, что порывало переступить через собственную гордость. И Рина переступила. Девчонка выдохнула, открыла дверь и пошла туда, где с фотографии на неё глядел совсем не дьявол – мальчишка, такой же, как она. Рина просто не верит, что в Чоне не осталось ничего светлого и разумного, ведь тогда бы он не остановился в тот вечер, правда? Хотя, если целью его было просто запугать её – у него получилось, если целью было заставить переосмыслить своё поведение – получилось тоже. И вот Пак младшая, собрав всю волю в кулак, откинув притворство, ненужную смелость и гордыню, топталась у его двери уже с полминуты. Всё думала, что сказать, как себя повести, что сделать и как посмотреть. С Чонгуком всегда хотелось быть начеку, особенно теперь, когда она, вроде как, виновата, но в голову не лезло ничего. Она была пуста, а сердце притихло в страшном ожидании. Рина буквально осталась одна и шагнула в эту темную неизвестность, в эту тишину за дверью. Вот только хорошо зная, кто является хозяином этой тишины и на что он способен. Девчонка успела искусать губы в кровь, пока стучала и, не дождавшись ответа, тихо отворила дверь, заглянув. — Чонгук, можно? — разнесся тихий вопрос прежде, чем глаза девушки заметили парня. — Заходи, — скомандовал голос. Чон был к ней спиной, все ещё в рабочей одежде, рылся в шкафу. Рина теперь неуверенно топталась на входе, изучая его со спины. В голове все ещё пусто, сердце все ещё молчит, она – все ещё не знает, что говорить. — Ты занят, да? — лепечет себе под самый нос. — Я тогда попозже... — Зайка, ты что-то хотела? — и вот он резко развернулся, посмотрев на нее. Сразу в глаза. Сразу с огнём в темных зрачках, что иголками пронзили тело застывшей Рины. Вот ведь демон! Он ведь злится, но все равно сохраняет такой спокойный тон и вежливость. И эта его ярость вперемешку с холодом оставляла на затихнувшем сердце новые ожоги. Чонгук буквально трогал её, не прикасаясь, одним взглядом испепелял, убивал и возрождал. Все-таки, он и вправду дьявол, но испытывать на себе терпение зла больше не хотелось. Рина сглотнула. — Из... Извиниться, — глаза в сторону потупила. Интересно, она выглядела в его глазах сейчас так же жалко, как её отец? Вызывала подобие жертвы? Пак младшая путалась в несуществующих мыслях и не знала, что парень, на неё глядящий, думает сейчас совсем другое. — Я слушаю, — он подходит к своему столу, кладет в ящик какие-то документы, вновь смотрит на нее. Быть может, он думает, что знает наперёд все, что она скажет. Думает, что знал, что горделивая девчонка не продержится и трёх дней. Думает, что простит её тут же, едва ли она попросит чертово прощение. И для этого ей даже не придётся умолять его, как всем остальным, не придётся слезно просить, вставать на колени – как бы это ни звучало – все это не придётся. И не то, чтобы парень в тот же момент кинет к её ногам целый мир или отменит наказание или забудет все её выходки. Но внутренний демон его простит её, не испытывая тяготения, злобы или коварных помыслов. Не забудет грехи, но проявит снисхождение и примет в свои объятия. И оставит в них навсегда. Как то, что действительно хочется сделать своим и только своим. — Ну... Я... — её лепет вырывает из мыслей с корнями. Чон смаргивает, вскидывая брови. — Ты у входа бормотать будешь? Подойди ближе, солнце. Я хочу смотреть тебе прямо в лицо в тот момент, как склоню перед тобой окровавленный меч, который держу долгих семь лет. И Рина подходит. Не спеша, поступью тихой мышки прямо к кошке, но не до конца – останавливается в паре шагов от Чонгука и несмело смотрит на него. И это подчинение во взгляде, доселе недоступное, переворачивает с ног до головы всю сущность парня. Все его принципы, установки и мысли смешиваются, ориентиры теряются. Он видел Рину разной: злой, негодующей, печальной, готовой рвать и метать, лгать и бежать. Покорной он видит её впервые, и эта смиренность играет новыми красками на фоне всех тех эмоций, что прежде были между ними. Чонгук опирается о стол ладонями, смотрит прямо на нее. С интересом, как в самую первую встречу. С желанием, как в любую из следующих встреч. — Ближе. Девушка, поколебавшись, слушает его кроткий голос, делая ещё шаг. Но Чону все равно недостаточно: он показательно вздыхает, глаза закатывая, и её за локоть к себе притягивает. — Теперь говори. Рина на него смотреть не может, опускает глаза и мысленно себе пощечину даёт. То она готова придушить этого змея голыми руками, то склонить перед ним голову в повиновении. Ужасающий контраст. Особенно при том, что ещё вчера она не собиралась извиняться, а сегодня вот собралась. Собралась и прямо сейчас стояла прямо перед ним – их буквально разделяли жалкие десятки сантиметров – пока его ладонь покоилась на ее локте, не собираясь отпускать. — Я подумала, что ты был прав... — она решилась и начала, а он, в свою очередь, начал поглаживать её по руке вверх вниз, и Рина внутренне млела и сгорала от этого действия. — Я вела себя не очень... Красиво. Наверное, нам давно надо было спокойно поговорить о нас. — О нас? — его терпкий вопрос заставил влепить себе ещё пощечину. Тысячи. — В смысле, — тут же осекается. — Обо всем происходящем, — смятая улыбка, которую ловят темные глаза. — Да, я имею ввиду, про то, что на отца напали, про брата, про тебя... Не знаю, — и вот Рина впервые решилась посмотреть в эти глаза. Чего боятся, они были ближе и видели больше, чем сейчас. — Такое чувство, будто я совсем ничего ни о ком из вас не знаю. Чонгук долго и внимательно смотрит на неё, словно собирается писать портрет по памяти, а потом, свою ладонь к ее ладони опустив и слегка сжав, спрашивает. — Хочешь узнать? Рина долго не думает. — Хочу. Через десять минут они уже сидят в его машине. Чонгук более словом не обмолвился, лишь сказал на скорую руку одеться, что Рина и сделала, напялив на себя первое, что попалось в гардеробе. Девчонка тоже сохраняла молчание, лишь тихо усмехнувшись, когда увидела одобрительные взгляды Дахен и Ючжин, под которые она вместе с Чоном выходила из его дома. Сердце наконец перестало молчать и забилось в радостной истерике оттого, что хозяйка покинет темницу, пускай и снова в сопровождении. На этот раз – в сопровождении самого дьявола. Он не стал ругать её, отмалчиваться или вовсе прогонять, и это не могло не радовать. Учитывая нрав Чонгука, он вообще мог сделать все, что угодно, ведь сколько злобы было в его глазах! Раньше Рина считала его бесконтрольным и оттого непредсказуемым. Теперь же внезапность его действий подкреплялась ещё и тем, что Чон, оказывается, контролировать свои эмоции мог и делал это с ужасающей точностью и непоколебимостью. Казалось, он должен был расправиться с ней, но не стал. Казалось, не должен был даже слушать её тихий лепет в попытках извиниться, но выслушал. Не просто выслушал, кажется, простил и прямо сейчас вёз её куда-то. Рина не стала спрашивать, куда они едут – просто свыклась со страхом перед неизвестностью. С Чонгуком всегда было так: ты не знаешь, что он выкинет, но теперь, вместо того, чтобы бросаться на него с когтями первой, Пак младшая решила покорно ждать. Они ехали в тишине. Чон держал руль одной рукой, вторую ладонь положив на спинку соседнего сиденья, за которым сидела девчонка, иногда на него украдкой поглядывающая. Честно: сегодня оставаться с ним один на один впервые было не так страшно. Что-то внутри подсказывало, что, если и дальше вести себя смиренно и вежливо, то того Ада, что Рина испытала на себе в прошлый раз, больше не будет. Хотя бы сегодня. Хотя бы в этот поздний вечер, когда она переступила свою гордость и склонила голову, когда он моментально погладил её по этой самой голове, безмолвно шепча, что прощает её. Чонгук знает, что это примирение насильное, что, не пробуди он в себе жадного монстра, девушка и дальше бы вертела перед ним лисьим хвостом. И, тем не менее, это примирение, как ни крути. Полностью им сыгранное, конечно, ведь правила её игры Чон взял в свои руки и оставит их там и дальше. Рину действительно нужно укрощать, приручать, как дикого зверька, оказавшегося вне стаи. А Чонгук укротитель хороший. Потому что отличный пример он видел на самом себе, испытал каждым сантиметром тела: оно помнит боль. И прямо сейчас, подъезжая к собственному рабочему офису в высотке и понимая, о чем ему ей придётся рассказать, боль эта вновь фантомно ощущается. Чонгука приручали насилием, криками, принуждением. С Риной он хочет совсем по-другому, но действенным оказывается пока первый метод. Посмотрим, как будет дальше. Девчонка молча следовала за ним, оглядываясь по сторонам. На входе в здание их встретил недоумевающий охранник, которому Чон быстро показал свой пропуск, после чего мужчина тут же кивнул. Внутри уже никого не было, свет везде погас, и лишь на первом этаже тихо шумела уборщица, спешившая домыть полы и отправиться домой. Они же направлялись наверх: зашли в лифт и, едва ли двери того закрылись, он взмахнул вверх, и Рина могла лишь мельком видеть пролетающие мимо этажи. Тысячи и тысячи коридоров и кабинетов, вывески, отделы, мрак и Чонгук, все ещё сохраняющий молчание. Пак младшая следовала его примеру и, когда лифт остановился на самом последнем этаже, также тихо вышла за ним, не проронив ни слова. Было в молчании между ними что-то завораживающее, потому что это молчание не пугало, в нем не хотелось прятаться от грязных слов дьявола. Это молчание завораживало, потому что Рина знала, что оно вот-вот кончится, но не знала, что именно Чонгук скажет ей. Поворот ключа в замке, тихий скрежет двери и ярко включённый свет, мгновенно ослепляющий, заставляющий зажмуриться. Рина потирает глаза, пока заходит внутрь, а когда открывает их, то взору её предстаёт кабинет, да ещё какой! Уставленный дорогой мебелью, паркет под ногами блестит чуть ли не золотом, высокий потолок, разукрашенный причудливыми полосами и панорамное окно, открывающее вид на засыпающий Сеул. Рабочее место Чона сделано со вкусом, под стать хозяину. Рина замерла на месте, неловко оглядываясь, пока парень кинул ключи на стол и развернулся к ней лицом. — Здесь красиво, — она решила, что в этот раз нарушит тишину первой. — Прямо, как у тебя дома, все со вкусом. — Мебельный бизнес перешёл мне от родителей, — Чонгук вдруг кивнул себе за спину, на стол, на котором девчонка заметила фотографию с двумя изображёнными на ней людьми. Теми же самыми, каких она видела на фото в спальне Чона, вот только теперь без самого Чонгука. — И этот кабинет тоже? — она перевела взгляд с фото обратно на парня. Тот как-то грустно усмехнулся. — Нет, красавица, чтобы получить этот кабинет, я работал пять лет, два из которых пробыл под гнётом твоего отца, — Рина затихла, понимая, кажется, что ей наконец скажут правду. Скажут, почему в тот далекий злополучный вечер в юбилей отца к нему ворвался он, дикий, наводящий страх демон, стреляющий в воздух. Скажут, почему он говорил все эти слова, угрожал, почему между ним и Пак Чжуном такая вражда. Потому что всё, что Рина слышала до этого, лишь чьи-то отголоски, обрывистые фразы, недосказанности и слова в общих в чертах. Она хочет знать, почему Чонгук так ненавидит её отца. Но прежде спрашивает то, что узнала сегодня утром: — Твои родители… Я уже видела их на фото в твоей комнате. — Тайком заглядывала ко мне днём? — он вскидывает брови, ухмыляясь. — Да, — и снова Рина честно выпаливает правду, тут же себе рот рукой затыкая, — То есть, — мычит сквозь руку и спешит убрать её обратно. — В общем, я сразу поняла, что это твои родители и расспросила о них у Дахён. Она сказала, что их убили, — девчонка притихла, потому что видела, как взгляд Чона поменялся. Что-то мелькнуло в чёрных глазах. Возможно, тема эта была не совсем приятна парню, возможно, навевала слишком много больных, раздирающих душу воспоминаний. — Кто, она не знает, — Пак младшая несмело продолжила тем временем. — Но сказала, что ты отомстил убийце, точнее… Все ещё мстишь. Чонгук молчал. «Это... Это Пак Чжун... Он подстроил аварию!» – в голове орал голос Ким Сокджина. Пак Чжун. Пак Чжун, твой отец, сволочь и мерзавец. Он наживался на мне, прилип, как паразит. Пил мою кровь, пока я не пролил его собственную. Это он убил моих родителей, Рина, чтобы забрать наш бизнес. И я бы отыгрался за него на тебе, но ты не должна страдать за поступки своего папаши-урода. Страдать должен только он. И он страдает. — Месть, — словно пробуя на языке это слово, протянул со злой усмешкой Чонгук, опуская взгляд. — Она разъедает кости и разум. Я не мстил в обычном понимании этого слова. Я продолжил жить, даже несмотря на то, что твой отец очень старался извести меня, я продолжил жить и работать, искать связи и доказывать, что я не щенок, который не стоит своих родителей, что я тоже на что-то способен, — глаза вернулись к рыжим волосам, к слегка нахмуренным бровками и поджатым губам, взгляду, что внимал ему. — Я открыл второй бизнес, я получил этот кабинет, я сделал себя сильным, чтобы одно мое существование могло приносить проблемы, — вдруг развернулся, шагая куда-то к окну, опираясь о стекло ладонью и лицезрея вид, что сам себе открыл. — Я могу убить любого, кто перейдёт мне дорогу. Это и есть моя месть, Рина. Девушка видела, как его глаза смотрят на неё через отражение стекла. Смотрят точно на неё, несмотря на то, что перед парнем открывается вид на целый город. Тихий шаг вперёд, потом ещё и ещё, и вот Рина оказалась сбоку от дьявола, оглядывая темные крыши домов, освещённые улицы и ночных жителей, не желающих отправляться в постель. Рина смотрела на все это, а голова была забита совсем другим. Стоящим рядом с ней. Дьяволом. Чон Чонгуком. Нормальным и ненормальным одновременно. Дарующим жизни при том, что убить он может действительно любого. — И, все-таки, ты не убил моего отца. — Не убил, — хмыкает. — Потому что смотреть, как он разрушает сам себя, гораздо интереснее. Рина прикусила нижнюю губу. Да уж, Пак старший не подарок и, думается, Чонгук не врет, выставляя его монстром похлеще себя. Девушка, на парня аккуратно покосившись, вдруг захотела расспросить ещё о своём брате. Ещё лучше – попробовать отпроситься к нему, но быстро поняла, что затея эта пропащая. Да, прямо сейчас, в эту секунду они с Чонгуком не дерут друг другу глотки, но значит ли это хотя бы что-то? Хотя бы то, что между ними нейтральные отношения? Рина не знает и решает не рисковать в этот раз. Идти напролом против такого, как Чон, не получилось, действовать надо тихо и осторожно. Так что Пак младшая решает расспросить о том, о ком у них и идёт разговор. С братом она увидится, в этом даже не сомневается, а вот папа волнует сейчас больше. — Слушай, а мой отец… — Приперся ко мне сегодня утром прямо к кабинету, представляешь? — перебил её Чон. И теперь Рина повернула голову, взглянув на профиль парня напрямую. — Ты выгнал его? — не с упреком, ведь знает, что это так. — Как он? Где он, сказал? Чонгук уже не удивлялся этой реакции. Дитя будет любить своего родителя даже несмотря на то, что родитель – зло во плоти. Чонгук не удивлялся, он начал мыслить по-другому, и теперь благодарил себя за утреннее решение. — Я приставил за нем слежку. Где бы ни был твой горе-отец, он останется жив, не переживай, — посмотрел на неё в ответ. И они впервые взглянули друг на друга не так, как обычно. Чонгук – без подхалимства и тайных умыслов, без желания повеселиться и укротить. Рина – без ненависти и отторжения, без притворства и желания послать дьявола куда подальше.***
Когда трубку подняли и послышался совсем не тот голос, какого Чимин ожидал, он понял, что что-то не так. Но почему? Парень сделал все ровно так, как просила любимая сестренка: через неделю в это же время, вот только, не дождавшись звонка, он позвонил первым, моля услышать голос Рины. И не услышал. С того конца трубки ответил ему совершенно чужой, незнакомый женский голос, что звучал тревожно. — Рина не пришла, — молвил этот голос, и Чимин почувствовал, как внутри что-то взорвалось. Целая атомная бомба, кроша кости и мышцы, сердце и легкие. — Подробнее, — скомандовал Пак, сжимая челюсти. Неуверенный голос тут же пролепетал: — Ну… Я её подруга, Джинни. Мы работали с Риной вместе в кафе до того, как она резко пропала. Неделю назад мы встретились в торговом центре, и она набрала тебя через мой телефон, — тараторит быстро. — Наказала быть здесь через неделю, в это же время, но я торчу здесь уже сорок минут, а Рина так и не появилась. Взрывается вторая бомба: добивает то, что не добила первая. Чимин уже знает, кого он наберёт сразу после разговора с этой Джинни. — Что с ней, ты знаешь? Она в порядке? — вторит тем временем обеспокоено девушка. — На всякий запиши мой номер и звони, если она все же появится, — командует Чимин прежде, чем сбрасывает. Сбрасывает и знает, что все же Рина не появится там сегодня. Чертов Чон Чонгук, будь он проклят, не пустил её наверняка. Но в чем причина? Чимин собирается это выяснить, а потому набирает своего человека, ответственного за слежку. Слежку за домом Чона. Пак ещё неделю назад приставил туда постоянных наблюдателей, что каждый день докладывали о том, что видели через камеры Рину в окнах, видели через забор, но ни разу девушка не выходила с территории демона. Не вышла и сегодня. Почему этот урод запер её там? Какое право он имеет? Чимину не ответили – это разозлило еще больше, а потому парень, сгорая от нетерпения, следом же набрал своего верного соловья. Тот ответил почти сразу же, и также почти сразу забормотал: — Чимин, я собирался звонить тебе… — Гён, какого хрена происходит? Рина так и не позвонила мне, а мои люди, следящие за домом Чона, не берут трубки, — он вне себя от ярости, он мечется по комнате, но замирает, едва ли слышит: — Потому что наши мертвы, — пауза. — Псы Чона нашли и убрали их. Всех до единого. Брови сводятся к переносице. — Что ты сказал? — Я сам только что узнал, Чимин, клянусь! — слышна паника в голосе. — Но к Чонгуку и правда сложно подобраться, да и Рину он почему-то никуда не выпускает уже неделю… Пак не дослушивает и снова сбрасывает, готовый раскрошить телефон в своей правой руке. Готовый сорваться прямо сейчас и помчаться к дому Чона, чтобы поджечь его вместе с хозяином, предварительно сестренку оттуда забрав. К Чонгуку не просто сложно подобраться – это практически невозможно, ведь этот мясник без сожаления приказывает рубить людей. Любых людей, что посягают на его территорию. Этот демон контролирует все, всех видит и знает наперёд каждый шаг. Снаружи не пробраться. Значит, придётся сделать это изнутри.