***
До дня рождения оставался день. Всего один чертов день. И он тянулся то быстро, то медленно. Рина сидела в гостиной в удобном кресле, пытаясь занять свою неугомонную голову за очередной книгой. Возможно, последней, которую она прочитает здесь. И одна лишь эта мысль заставляла все тело пробиваться в будоражащем волнении – то ли приятном, то ли пугающем. Каждую минуту каждого часа каждого дня с тех самых пор, как узнала, что может сбежать, Пак младшая думала об этом побеге. Нещадно копалась в нем, прорывала дыру, словно в надежде наткнуться на что-то, что удивит её, быть может, успокоит. Подсознательно Рина знала, что она искала: искала того искреннего желания наконец-то таки сбежать от Чонгука, избавить себя от его общества, искала стремления приблизить день своего рождения, чтобы оставить дьявола в прошлом. Рина искала, подогревая себя образом любимого брата в голове, и Чимин, несомненно, заставлял сердце биться в приятной неге, но, стоило лишь случайно переключиться на мысль о том, как отреагирует Чонгук на её побег… И все – все переворачивалось вверх дном. Рина не просто теряла это искреннее желание сбежать, она больше не имела возможности найти его, вместо него с ужасом про себя подмечая, что… Нервно дернула головой, прикрыв глаза. Смысл только что прочитанной страницы потерялся во внутреннем страшном признании. Не просто подмечая, а осознавая. Четко понимая, что она… Она… Голоса служанок, резко донесшихся с кухни, стали спасением, чтобы даже мысленно не произносить эти слова вслух. Рина распахнула глаза, переводя взгляд в сторону, туда, где прямо сейчас Ючжин о чём-то болтает с Дахен. Пак младшая подбирается в надежде перехватить взор служанки и делает это тогда, когда та, куда-то Дахен отослав, выразительно смотрит на Рину в ответ и уходит вдоль по коридору. Девушка знает, куда та пошла, знает, что значил этот взгляд и вздыхает, потирая переносицу. Если все это по итогу не окажется сном, и она не проснётся в день юбилея отца, то Рина откажется верить хоть в малейшую адекватность своей жизни. Она пошла за женщиной через время, найдя Ючжин в своей бывшей комнате, где та сейчас якобы прибиралась. Рина, пройдя внутрь, закрывает за собой дверь и ждёт. Ждёт слов и своей реакции на них. — Мистер Чон повезёт тебя в одно из самых дорогих заведений Сеула, — не прекращая вытирать пыль с полок, тихо начинает служанка. — Он арендовал стол на балконе самого высокого этажа. Вы поедете туда к восьми вечера, ровно в десять ты должна будешь спуститься по боковой лестнице, выход на которую есть прямо на этом балконе. Спуститься надо быстро, у тебя будет не больше трех минут. Внизу будет ждать машина, белая киа. Ючжин замолкает, но при этом косится на девушку, желая увидеть от неё какой-нибудь кивок, что угодно, дабы та показала, что поняла. Рина впивается ногтями в кожу ладоней и нервно бегает глазами по комнате. Наконец, она находит, что сказать: — Стой... Как... Как я смогу выйти туда? Чонгук же будет рядом все время, — она говорит это будто с надеждой. Чтобы Чонгук оставил её? Хоть на минуту одну? Не-ет. Дьявол точно будет пристально следить, точно будет рядом все время. — Не всё. Рина смаргивает, замирает и уставляется на Ючжин, что выразительно глядит на неё. На этот раз девушка догадывается кивнуть и опускает голову вниз. Женщина уходит, оставляет опустошенную Рину одну. А та, ведя мысленную борьбу, кусает губы и долго думает. Думает о брате, которого увидит, думает о внутреннем признании, которое не произнесла.***
Постель скомкалась из-за ног, скрещённых на ней по-турецки. Рина сидела, слегка сгорбившись, заплетая волосы в небрежный пучок, выпуская вперёд пряди. Глаза, что приобрели цвет оттенка морской волны после шторма, неустанно смотрели перед собой, в одну точку на кровати. Ровно в десять ты должна будешь спуститься по боковой лестнице. Меж губ она держала чёрную резинку, которую теперь взяла правой рукой, доделывая прическу, опуская ладони вниз – те почти обессилено упали на постель. Спуститься надо быстро, у тебя будет не больше трех минут. Не больше трёх минут. Казалось, что в прошлый раз, когда Рина пыталась сбежать по лестнице, ей не хватило и минуты. Или только казалось, что время прошло так быстро? Хотя, неважно, ведь в этот раз все по другому, правда? В этот раз побег её спланирован не ею самой, а значит Чонгук не сможет предугадать его, прочитав её намерения в глазах. Чонгук не будет даже догадываться… Внизу будет ждать машина, белая киа. А когда парень догадается, то девушка уже будет мчать в этой самой машине все дальше и дальше от него. И на душе будет только лёгкость! Только она. А ещё умиротворение и покой, освобождение и, конечно, тот самый сладкий вкус победы, что, по факту то, ей не принадлежит. Она не победила – сбежала. Ну и что? Разве не этого девчонка хотела с самого первого своего дня пребывания здесь? Не об этом грезила, не этого молила? Дверь скрипнула – внутрь зашёл тот, кто занимал сейчас все мысли. Был там главным обсуждением, повесткой каждого дня. Чон лениво потянул шею, сразу обращая свой взор на девушку, что, кажется, совсем не заметила его появления, как заворожённая, пялилась куда-то перед собой. Эта картина позабавила парня, вызвав в нем лёгкую усмешку. Он подошёл к краю кровати, поставив своё колено на постель и потянулся правой рукой, хватая девчонку за лодыжку и резко подтягивая к себе за ногу, немедленно забираясь чуть дальше и нависая сверху. Только лишь это действие заставило Рину наконец прийти в себя, слегка упираясь ладонями в постель и смотря наверх, на его лицо. Черты, к которым она привыкла, глаза, эмоции в которых всегда читались прежде, чем их показывали слова. Чонгук же будет рядом все время. Не всё. — О чем задумалась? — спросил его слегка хрипящий, глубокий голос, пока глаза гуляли по любимому лицу, замечая, как то – впрочем, как и всегда – наливается краской. В свободной белой футболке и широких шортах, с растрепанным пучком и усталым взглядом она была также прекрасна для него. Прекрасна всегда. Рина видела это по его глазам – научилась различать, когда он разглядывал её жадно, а когда с нежностью. Вообще-то, Пак младшей начинало казаться, что она умеет читать парня, пускай и не так хорошо, как он её. Но она уже просто не могла видеть в дьяволе лишь дьявола – ведь знала о нем больше, чем лишь его любовь к пальбе в воздух. Знала больше: Чон сам показывал ей, тем самым сближая их двоих. К слову, парень себе лишнего особо не позволял, но отныне все время тянулся то прижать к себе, то хотя бы бегло поцеловать, то просто в краску вогнать. Самое страшное – Рина перестала сопротивляться. В один день она просто перестала делать это от слова совсем. Пропащее это дело – позволять дьяволу целовать себя. Ещё более пропащее – желать, чтобы он делал это. — Завтра прекрасный день, — не дождавшись ответа, мурчит Чонгук. — Почему же? — притворяясь, что не понимает, Рина с насмешкой закатывает глаза. Чонгук усмехается тоже. — У моей красавицы день рождения, — опустив взгляд на её губы, он тянется ниже. Рина нервно вбирает носом воздух, в очередной раз не находя в себе протеста и лишь тихо спрашивает: — А подарок будет? — намекает на отца. Дьявольская улыбка в ответ. — Поцелуешь – скажу. Он смотрит ей в глаза, и Рина чувствует, как собственное тело перестаёт принадлежать самой себе. Свои мысли перестают быть своими – каждую из них контролирует демон, страх перед которым не исчез, но стал таким другим. Таким, что вызывал в душе грандиозный и расплывчатый образ, что снился Рине каждую ночь, и какой каждое утро она не могла вспомнить. Сама эта неясность, задающая нечеткие контуры его дьявольских границ, прибавляла ему таинственной власти над ней. И Пак младшая бы сказала, что ей не нравится эта власть, что она не хочет целовать его, что ей вообще противно все то, что теперь происходит между ними двумя. Между ней, умеющей ненавидеть, и между ним, умеющим подчинять. Она бы сказала это и соврала. Нагло. Жестоко. Прямо в глаза. Соврала бы. А он бы понял её обман. А потому, без всяких слов и промедлений – поскольку она уже и так долго медлила, видя, как в зрачках парня за руки пляшут такие же, как он сам – Рина несмело обняла его за лицо и, потянувшись к нему сама, слегка отрываясь макушкой от постели, примкнула осторожно к губам. Быть может, до неё все никак не доходил тот факт, что отныне она позволяла дьяволу себя целовать. Быть может, не понимала, что он и сам требовал это делать. Всё это просто пришло, как данное в ту ночь, когда он впервые склонился над ней. Пришло точно также, как пришёл, нет, ворвался этот наглец на один праздник… Резко, вызывая бурные эмоции, переворачивая все на земле и в воздухе. Рина не могла описать, что именно она чувствует, когда они целуются. Все ещё боясь произнести даже мысленно это чертово чистосердечное, она опять пускала все на самотёк, иногда лишь вспоминая, что она Пак Рина, которая может и покусаться. Одна беда: кусаться не хотелось. Больше нет. Ей нравилось целоваться с ним… Никогда не делавшая это прежде, теперь девушка получила, кажется, сразу неплохой экземпляр для того, чтобы научиться. Но на этом список того, что Рина могла понять и принять, заканчивался. Как заканчивалось терпение у Чона, что полез руками ей под спину – девчонка тут же упала головой на подушку обратно, поджимая губы. Они горели. — Мало, — твердит слегка разочарованный голос. Ладони все ещё под её спиной: поглаживают позвонки, проходятся пальцами по лопаткам. — Чонгук, не издевайся, прошу тебя, — Рина почти скулит, но Чонгук знает… Он слишком хорошо знает, что она на самом деле думает. Что она на самом деле чувствует. Что она самом деле хочет. — Это ты издеваешься, — усмешка. — Я? Он знает. Знает это как и то, что рыжая красавица все никак не может этого признать. И Чонгук готов помочь ей. А потому, долго не думая, он снова соединяет их в поцелуе: на этот раз так, как это делает он сам – с желанием показать, что больше нет смысла бояться. Да, едва ли Чон олицетворение слова безопасность, но если понадобится: парень вывернет свою душу наизнанку и перекрасит в белый цвет. Чонгук знает, что страх в глазах равен подчинению, которое он так любит и ценит, но лисичка не должна бояться его. Не теперь. Чонгук, ещё придерживая себя за цепь и вспоминая, кто он и с кем он примерно каждые пять секунд, все же позволяет себе медленно скользить руками по девичьему телу. Каждый раз делая это больше, дольше. Каждый раз делая это чувственнее. Пальцы пробегают по тонкой шее, вдоль по плечу, ниже к руке и, вдруг минуя ладонь, которую он изначально хотел сжать в своей, забираются под футболку. Рина даже не успела вздрогнуть, а Чон уже понял, что там ничего нет, коснувшись её груди. Каждый раз сдвигая границы к самым краям, уничтожая их, стаптывая. Девчонка разрывает поцелуй – Чонгук знал, что она сделает это тут же, а потому немедленно убрал свои руки и сам оторвался от неё, вновь заглядывая к ней в глаза. Трясутся. Как и она сама. Горят. Как и она сама. Дьявольская ухмылка в завершение их очередного испытания на двоих, где Чон уж точно пытает себя раз за разом, впервые беря то, что нельзя взять разом и целиком. — Не просто издеваешься, — заправляет ей за ухо рыжий локон. — Сводишь меня с ума. Лиса. Хочу тебя приручить, — что переводится как простое "хочу тебя". И Рина это знает.***
Девушка плохо спала эту ночь: все время ворочалась, так как глаза даже не хотели смыкаться! Внутри узлом стянулось болезненное ощущение от предстоящего дня. Никогда ещё Пак младшая не чувствовала себя так хорошо и так плохо перед собственным днём рождения. Всегда этот день был особенным, даже тогда, в своё семнадцатилетие, когда она праздновала его без Чимина. На душе был восторг… А теперь? Что осталось там от привычного восторга? Главным гостем на празднике её будет сам дьявол, которого до этого она прижимала к себе, поглаживая и от которого теперь она попытается улизнуть, усыпив бдительность. Попытается сделать это в попытке обрести прежний покой, да только, ещё даже не сбежав, ей кажется, что так, как прежде, уже не будет никогда. И ни отец, ни даже брат не вытащат из неё несказанного признания, что, Рина уверена, будет обгладывать её кости изнутри. Она буквально понимает, как ей будет плохо, когда она кинет этот нож Чону в спину, и все равно собирается кинуть его. Потому что девчонке известно все то, что будет, останься она с демоном. Известность эта хуже неизвестности. И, несмотря на ярые попытки сопротивления, устроившего протест где-то внутри, Рина собирается прыгнуть за высокую ограду и уносить ноги. Каждый шаг – каждый нож дьяволу в спину, каждый нож ей в сердце. Заснула под утро, проснулась к полудню. Стоило лишь глаза открыть – сердце начало громыхать также сильно, как делало ночью. И Рина боялась, что бледное лицо выдаст её перед всевидящим парнем, но она не застала Чонгука в постели. Зато обнаружила на второй половине кровати то платье… То самое платье, что она рисовала и записку, лежащую сверху. От Чонгука. «Заказал создать нечто красивое, как и ты. Не получилось. А, впрочем, я и не сомневался. С днём рождения, лисичка». Лёгкий румянец тут же покрыл щеки, а внутри приятно закололо. Рина и сама не заметила, как улыбнулась: с особой нежностью, растопившей внутри неё глыбу льда, что когда-то была крепкой и казалось, непоколебимой. На завтраке Рина пересеклась многозначительным взглядом с Ючжин. Девчонка ожидала, что женщина ещё скажет, быть может, что-нибудь. Например, что все отменяется и никакого побега не будет, что все накрылось и лучше не рисковать. Ючжин не сказала ни слова. Ни сказала ни слова и девушка, весь день готовящаяся к своему празднику – причём делая это скорее морально. Станет ли день её рождения последним днём, когда она видит Чонгука? Вопрос этот был таким неприятным, горьким на вкус, что Рина бы выплюнула его, если бы могла, но вместо этого он крутился, как паразит, в голове весь день. Пока не наступил вечер. Пак младшая давно была при параде – уж что-то, а нарядиться красиво она порой любила и делала это со вкусом. Белое, пышное к низу платье, в котором она была похожа на облачко. С плеч свисали лямки, пояс тонкими резинками обтягивал и подчёркивал талию, а подол был окрашен кружевами. Впервые, смотря на себя в зеркало перед выходом, Рина не обошлась привычным восхвалением собственной красоты, а с легким восторгом заметила: «Чонгуку понравится». И ему понравилось. Парень, днём, как обычно, занятой, вечером заехал за ней лично, ожидая девушку подле Ауди, о чем сообщили Дахен и Ючжин. На этот раз девчонка не стала отвечать на внимательный взгляд последней: она и так прекрасно помнит все, что говорила ей женщина, не хотелось морочить себе этим голову лишний раз. Хотелось хотя бы на минуту прочувствовать вкус своего праздника, пускай Рина и знает, как он закончится. Точнее, как обычно – она лишь думала, что знала. И в душе своей не находила ни капли надежды на то, что все пройдёт так, как нужно. То есть, девушка, конечно, сделает все то, что велели, но боится, что совсем не расстроится, если план не сработает. Ещё бы, с Чоном работают только его собственные планы и все ещё очень плохо верилось в то, что все получится. — Ты потрясающе выглядишь, малыш, — когда она вышла к нему, он притянул её к себе, и Рина, снова не воспротивившись, позволила ему поцеловать себя. И не было внутреннего голоса, который бы уже хотя бы ради приличия бунтовал. Они приехали в ресторан – Рина не запомнила название, ведь все время была занята попыткой не думать и отвлечься. До десяти вечера ведь ещё столько времени… Но эти дурацкие часы, развешенные почти повсюду, то и дело мозолили глаза. Зато само заведение оказалось и правда симпатичным, Рина уже начала искать взглядом столик, как вдруг Чонгук провёл её мимо зала, выходя на открытый широкий балкон. Столик, который искала девушка, находился там, и украшен был под стать дьяволу с его любовью ко всему красивому. На нем стояли цветы – разносортный букет, который Рина лицезрела под Чонгуково: — Я не знал, какие твои любимые. И поэтому подарил все. А ещё, обдуваемая легким майским ветерком, Рина могла видеть отсюда вид на вечерний Сеул, прямо, как в тот день, точнее поздний вечер в офисе Чона, только теперь вид открывался немного с другой стороны. Девчонка мельком взглянула на парня… Совершенно для неё новой, не такой пугающей, влекущей стороны. Ладошки непроизвольно сжали края платья цвета ванильного мороженого. Рина посмотрела на Чонгука смелее, в открытую, и он тут же перехватил её взгляд. Одетый в белую рубашку, как в первую встречу, не вызывающий теперь и капли тех страшных эмоций, он смотрел хитро, как кот, ожидающий похвалы. — Тебе нравится? Хотелось резануть "нет", но Рина прикусила язык. Она не станет ему врать. Этот демон, вопрос задавая, всегда знает ответ на него. — Нравится. Чонгук сощурился ещё хитрее, слегка закивав головой. — Тогда получишь свой главный подарок. Он слегка отходит в сторону: на террасу, поднятую над всем Сеулом, начинают заходит официанты с подносами самых различных блюд в руках, а позади всех них… Пак Чжун – глаза Рины расширяются – живой, здоровый, невредимый. Хотя, невредимый, это ещё как сказать. Кажется, у мужчины прибавилось седых волос на висках, ещё больше потускнел взгляд, что едва ли начинал гореть пару месяцев назад и ссутулилась спина. И, все же, в целом мужчина остался прежним. Остался её любимым папой. — Отец, — девчонка, перестав видеть всех вокруг и даже самого дьявола, ринулась к Паку старшему в распростертые объятия. — Как давно я не видела тебя, как давно не слышала! — Рина лихорадочно шептала что-то ему в плечи, то отрываясь, чтобы заглянуть в глаза, то прижимаясь вновь. И все это под взгляд, что стал тёплым, пока никто не видит. Чонгук, сунув руки в карманы, не заметил, как улыбнулся, когда увидел эту трогательную сцену, что не должна была задеть ни одной натянутой струны его души. Пак Чжун: человек, испортивший ему жизнь, перевернувший её, и его лучезарная дочь, что своим появлением тоже изменила многое в жизни Чона. Вот только не под стать папаше – в лучшую сторону, если таковая у парня вообще есть. Сейчас, смотря на то, как она рада видеть его, Чонгук благодарит себя за то, что не убил Чжуна, когда была возможность. Старик не стоит и грамма его внимания, не вызывает эмоций, кроме желания самоутвердиться, но то, какие эмоции сейчас вызывает этот урод на лице, залитом солнцем… Чонгук отдаст все, чтобы видеть, как она улыбается, даже, если ради этого придётся сохранить жизнь тому, кто разрушил Чону его собственную. Рина не сразу заметила, что они с папой остались одни. Куда-то подевались все официанты, принёсшие дюжину самых различных блюд от горячего до сладкого. Куда-то подевался дьявол, устроивший все это торжество. Рина не сразу заметила, что они сели с Паком старшим за стол, не разрывая зрительного контакта, не разрывая разговора. Только увидев мужчину, девчонка поняла, как сильно она все-таки скучала по нему. В момент девушка забыла обо всем и обо всех, отключилась, сфокусировавшись лишь на отце и все спрашивала его и спрашивала обо всем. О том, где был все эти долгие недели, где пропадал и, конечно же, о том, правда ли, что якобы Чимин устроил это нападение. На этом вопросе, Чжун, уже наливавший себе выпить, резко замолк и замер. Улыбка спала с его лица. — Рина, послушай, — он кашлянул, отставив в сторону бокал, а девушка напряглась. Потому что все ещё не верила. Не хотела верить в то, что Чимин это сделал. — Я понимаю, что в твоих глазах брат не был очернён, как бы я не старался, но… — Что «но»? — радостное настроение вдруг стихло. — Хочешь сказать, это был он? Рина нахмурилась и слегка завертела головой – Пак старший знал, она всегда так делала, когда отказывалась верить во что либо. Точно также она делала тогда в больнице, когда им сообщили страшную новость о смерти Йерин. — В тот вечер на парковке за мной пришли люди… — Среди них был Чимин? — она резко перебивает. Она злится. Потому что боится, что все то, что говорил ей дьявол, может оказаться правдой и тогда получится, что Чонгук вдобавок ко всему ещё и не врал ей. Пак старший качает головой. — Нет, не было. — Тогда я не пойму, с чего ты и Чонгук решили, что это был он? Судя по взгляду отца, он собирался аргументировать ей этот момент, но Рина уже не была уверена, что хотела слышать эти аргументы. Она и так уже наслушалась того, что Чжун, между прочим, был не самым, мягко говоря, лучшим наставником в Чонгуковы лучшие годы. Она и так уже начала с досадой осознавать, что Чон не был таким уж ужасным, что, более того, он начал вызывать в ней совершенно противоположное ненависти чувство. Если сейчас вдруг окажется, что ещё и Чимин в голове её и настоящий брат кардинально отличаются, то, сдаётся Рине, она совсем разочаруется в своей адекватности. И памяти, кстати тоже. Потому что девчонка вдруг отвела глаза в сторону и её взгляду впервые за весь вечер предстали настенные часы. Они показывали без пяти минут десять вечера. Ровно в десять ты должна будешь спуститься по боковой лестнице, выход на которую есть прямо на этом балконе. Глаза расширились, спина похолодела. Рина была так рада видеть отца, что, кажется, совсем позабыла о том единственном шансе выбраться на свободу. И, возможно, узнать всю правду самой, а не из чьих-то уст, что говорят то, что девушке совсем не нравится. — Мне казалось, ты подружилась с ним, — говорит тем временем, как сквозь купол, Пак старший, пока Рина смотрит сквозь него. Но что, если все это – подстава? Если снизу её будет снова ждать Джин или, того хуже, сам Чонгук? Тогда это конец. Не рискнет – не узнает. Девчонка косится по сторонам, понимая, что она действительно уже два часа сидит здесь с отцом вдвоём, и никто даже не заходит к ним, никто не мешает, никто не подглядывает. Чонгук взял и подарил ей этот вечер: привёл Чжуна, которого всей душой не переносит, ради неё. Не стал мешать им, доверился, ведь думает… Кажется и вправду думает, что его рыжая красавица теперь никуда не денется. Особенно теперь – ведь отец её здесь, жив, невредим, под защитой Чона. А у Рины тем временем в руке невидимый нож, который она вот-вот кинет в спину дьяволу. Девушка фокусируется на отце и произносит почти шепотом: — Я собираюсь бежать от Чонгука. Пак старший вздёргивает брови, но додумывается не перейти на крик удивления. — Что? Когда? — не понимает. — Сейчас. Рина снова смотрит на часы: минуты полетели со скоростью света. Теперь Рина даже не знает, что было бы хуже: заболтавшись с отцом, пропустить свой шанс вовсе или поймать его вот так, за пару минут до исполнения без возможности морально настроиться и объяснить все папе. Тем не менее, девушка попыталась это сделать. — Уйдём со мной! — она вдруг молит его все тем же шепотом, сжимая ладони на коленях и чуть ли не раздирая платье ногтями. — Внизу нас будет ждать машина через пару минут, все должно быть схвачено, у нас есть шанс сбежать… Она замолчала. Отец, опустив голову, тихонько качал ею из стороны в сторону. И надежда, вмиг родившаяся надежда на то, что девушка сможет уйти с отцом, также быстро разбилась хрустальной вазой о пол. Лишь боль от осколков стала привычной, обыденной, уже не пульсировала. — Это Чимин, да? — смотрит на дочь, как на глупую, маленькую девочку. — Но я ведь сто раз говорил тебе, Рина, он уже не тот брат, каким ты помнишь его. Все твердят это. Все твердят, что Чимин плохой, а Рина не верит. Она смотрит на часы: осталась минута. — Вот это я и проверю. Лично, — голос непоколебим. Девушка косится в сторону, замечая ту самую дверь, в которую должна юркнуть и приподнимается из-за стола под умоляющий взгляд отца. — Прошу тебя, папа, — она кусает губы. — Раз не идёшь со мной, то передай Чонгуку, что я должна увидеться с братом. Чжун накрывает лицо ладонями. Первый порыв – тут же крикнуть, чтобы дьявол и его поданные забежали сюда, остановили его дочь, потому что сам он это сделать не в силах. Не позволить глупой девочке, что не верит страшным рассказам о родном брате, воссоединиться с ним. Не позволить! Ведь это то, чего Чжун желал больше всего на свете, потому что боялся, что один его ребёнок непременно утянет за собой второго, и сам мужчина останется один. Демон тут же разорвёт его за это, вне сомнений… Не позволить! Но разве он мог? Он молчал. Молчал, когда дочь поднеслась к нему, целуя в лоб и обнимая. Молчал, когда она, оглянувшись по сторонам, бросилась к той двери, словно Золушка, действие заклятия которой вот-вот кончится. Молчал, когда она открыла ту дверь и скрылась за ней. Он молчал. Он клялся себе, что не позволит сыну-предателю увести за собой его дочь, но в яростном порыве этого желания Чжун, кажется, совсем позабыл, что Рина не только его дочь. Она ещё и сестра, что любит своего брата, и, как ни старайся, любовь эту словами не разрушить, не вытащить из нее, не убедить, что Чимин – монстр пострашнее Чонгука уже лишь потому, что его собственный отец породил его. Одно лишь утешало Чжуна в тот момент, когда дверь за выбежавшей Риной закрылась: Йерин бы тоже позволила ей убежать. Йерин поступила бы точно также.