Дьявол носит белую рубашку

Ему становилось хуже. Стремительно. Но признавать этого он не желал. Ведь отныне он стал автором пьесы, и не было ничего в этом мире более приносящего удовольствие, чем это понимание. И эта сила в его руках. Вечная жертва, второстепенный план, тень наркодилера, плохой сын, плохой брат – он примерял на себя все эти роли, после каждой сдирая вместе с ними свою кожу, как змея. Однако Пак не жалел о своих ролях, вместе с тем желая исправить среди них лишь последнюю. Теперь для Рины хотелось быть не просто хорошим братом, а лучшим. Не то, чтобы парень успешно справлялся с этим сейчас – дьявол, будь он проклят ещё раз, хорошо постарался – однако времени ещё достаточно. Да и Чимина больше волновало то, что препятствием на его пути скорее являлся не сам Чонгук, а родная сестренка.   Тэхен пытается выйти на связь, но слишком уж это было очевидно: очевидно, что Чон сорвётся к Киму, потребует найти его, Пак Чимина, и вернуть себе заветный оранжевый цветок. Ещё чего. Чимин не глупый мальчишка, он предугадал этот очевидный сценарий, и, с того самого момента, как парень взял всё в свои руки, и сестра оказалась у него, он ощутил власть, из второстепенного персонажа он стал теперь автором пьесы, и лишь он решит, какой у нее будет финал, точнее, давно решил. Чимин увезет Рину с собой, они оставят в Сеуле всё плохое, забудут прошлую жизнь. Он даст ей все: он даст ей даже себя, если она позволит.   Сейчас парень из-за угла наблюдал за глупым Гёном, что приехал по его душу. Вообще-то, Гён единственный, кто знал о том, что Чимин собирался вернуть себе Рину, и не сказал о его намерениях наркобарону, поклялся быть таким же верным, каким был всегда, однако сейчас даже Гёну Пак не доверится. Гён хороший и верный товарищ, однако Тэхён умеет сдавливать горло так, что ради одного лишь глотка кислорода ты душу продашь, но прогнёшься под Кима. Сам же Чимин проебался с Риной раз, второй шанс брать рискованно. Пока он один знает, где сестра – он в выигрышном положении, а пока никто толком не знает, где он сам – он уже победитель. Вот сейчас Гён зайдёт в ближайший магазин, где подкупленная продавщица за прилавком скажет, что не видела того, кого Гён показывает ей на фотке. После парень выйдет обратно на улицу, уныло оглядится, последний раз попробует набрать Пака и, поняв безуспешность своей миссии, уедет.   Чимину остаётся только ухмыльнуться и, предугадав конец этого акта и даже решив не досматривать его до конца, исчезнуть, как пыль, гонимая ветром. Денег в запасе у Чимина пока много, Рина заперта, а об остальном сегодня беспокоиться он не намерен. Чонгук безусловно силён, влиятелен, богат, ему под силу многое – и всё-таки не всё. Сколько бы людей он не привлёк на поиски, они не всевидящие, а Сеул не маленький городок, в котором можно запросто отыскать любого. Тем не менее, осторожным быть нужно, и парень, не снимая туго натянутого капюшона, что лишь один рот видать, следует к дому, стоящему совсем неподалеку от того места, где сейчас находится Гён. Тот знает лишь район, в котором должен был встречаться с Чимином, однако последний после удачного похищения передумал видеться вовсе. Сам протянет, без чьей-либо помощи – пришло время доказать это хотя бы самому себе. Чимин достигает дома, затем нужного этажа и только тогда снимает капюшон, вставляет ключ в замок, раскрывает дверь и… Оказывается в полнейшей темноте. Огромный серый плед окутывает его полностью, едва ли парень делает лишь шаг, чтобы зайти внутрь квартиры. Не просто окутывает, а запутывает в своих мягких объятиях, и, находясь в полной темноте жалкую секунду из-за простого ступора ввиду неожиданности, до ушей Пака долетают тихие, но спешащие, шуршащие по полу лестничной площадки шаги. Это глупая сестренка, вот так вот встретив своего братца, теперь пытается улизнуть. Забавно. И наивно. Ведь уже спустя ту самую секунду, которая дала Рине надежду, Чимин скинул с себя чертов плед, глаза его метнулись в сторону убегающей сестры в мгновение, после чего он достиг её так же быстро, как и сделал всё до этого. Достиг, схватил, силком затащил назад, будто вовсе не обращая внимания на то, что та вырывается, словно дикая пойманная кошка. Шипит, рычит, готова прокусывать его до костей и вырывать глаза. Чимин всё терпит – и выдыхает только тогда, когда они оба вновь оказываются в квартире: Рина отшвыренной в сторону, а он прислонившийся к закрывшейся за его спиной входной двери. — Рина, с ума сошла? — наконец лицо его становится выражающим эмоцию шока и недовольства. Сестра его эмоции разделяет, вот только у неё они окрашены в красный и подожжены спичкой. — Я хочу выйти! — и она снова кидается, а он снова ловит её к себе. Ловит за запястья, просит успокоиться. — Мне осточертело здесь сидеть! — топнув ногой и поняв наконец, что план провален, и она снова здесь – взаперти, Рина вырывает свои руки и отходит назад. Только теперь Чимину удается рассмотреть сестру тщательно и понять, что та к этому побегу готовилась. Одежда спортивная, кроссовки на ногах, сумка через плечо, в которой, верно, что-то положено. Пак хмыкнул и вернул взгляд на рассерженное, девичье лицо. Пыхтит и вызывает в нем улыбку, но парень старается оставаться серьезным. — Мы скоро выйдем, я тебе обещаю, — он поднимает ладони в смирительном жесте и тихо шагает вперед, не нарушая зрительного контакта. — Выйдем и уйдем отсюда навсегда. Не вернемся.  — Что? — всё её тело замирает. — Как? Куда? — тут же сыпятся очевидные вопросы. Рина с удивлением и робостью молча глядела на него. Ждала, хотя в голове тут же пронеслись тысячи вариантов того, что брат ответит. Но она не попала. — Этот город пропитан болью для нас обоих, — стараясь придать голосу оттенок отчаяния, произнес он. — Мы слишком изранены всем произошедшем, — всё ближе, шаг за шагом. Ближе к ней. Рина вскидывает бровь. Её удивление быстро сменяется насмешкой. На секунду она стает похожей на дьявола, в этой его издевательской манере. Чимину это не нравится – не нравится что она взяла что-то от него. От этого грязного нахала. — Да? — Боже, там и тон похожий. — В таком случае на мне раны от твоего ножа в том числе, — сказав это, она вильнула рыжим хвостом и собралась уйти вдоль по коридору. Чимин ей уйти не дал. Закинув голову и усмехнувшись сестре вслед, он, смотря в потолок, вдруг выдал: — Он даже не ищет тебя, ты в курсе? — и тут же перевел взгляд на вмиг остановившуюся девицу. — Я только что виделся с Гёном. Тэхену я не доверял, боялся, что Чон прижмет его, но он этого не сделал.  Видно было, как напряглись плечи Рины, но она, подумав и даже не развернувшись, только выдала: — Гён наверняка соврал тебе!  — С чего бы? — и Чимин снова пошёл за ней, в её сторону. Он все время тянулся к Рине, иногда осознавая, иногда не осознавая этого. — Он работал на меня, он верен мне.  Девушка обернулась, когда брат был уже прямо перед ней. Глаза её вспыхнули с новой силой. — Тогда... Тогда соврал не он, а ты! — пихнула его в грудь. — Гён сказал тебе противоположное, да? А, возможно, ты и вовсе не виделся с ним, потому что знаешь, что Чонгук ищет меня! И зацепится за любую возможность.  Всё это была правда. Чимину стоило больших усилий не выдать себя, не дернуть ни мускулом на вмиг побледневшем лице. Но парень быстро вспомнил, что отныне решает он – и он решил надавить. — Думаешь, я стал бы врать тебе? — щурится, словно пытается вызвать в ней сожаление, а еще хватает за плечи, сдавливает их. Давит. На нее. Рина его не отталкивает, лишь безудержно заключает, глядя прямо в глаза: — Ты уже врал мне.  — Если ты про отца, то я оставил его, — Пак жмёт плечами. — Я бросил торговать наркотой, я бросил работу, всё ради тебя! — он выделяет последнее слово, хочет, чтобы сестренка наверняка услышала. Услышала и поняла наконец. — Чтобы мы могли уехать, Рина! Чтобы мы могли начать новую жизнь.  Голос Пака натянул из нервов Рины тонкую струну – лёгкое касание и лопнет. Он пускал в нее сотни стрел: Рина умудрялась уворачиваться, но вот он начал пускать тысячи, и одна-две точно попадали в нее, ранили. — Но с чего ты взял, хочу ли я начать новую жизнь? — спросила она севшим голосом. Чимин продолжал через боль гнуть свою линию. Пускать стрелу за стрелой, целясь в сердце. — Повторюсь: он не ищет тебя. — приставляет очередную к тетиве. — Бьюсь об заклад, таких, как ты, у него было много и будет ещё больше, — натягивает. — Замолчи! — Рина закрывает уши и дергается. — Ты хочешь быть очередной? — но голос брата продолжает проникать в сознание, оставаться там эхом, как в пустом заброшенном здании. — Рина, имей к себе уважение! Он использовал тебя, — и вот он пускает стрелу прямо ей в сердце. И еще. И еще. — Нет, это неправда! — Пак младшая чувствует, как внутри болит. Как что-то крошится там: этот человек, приходящийся ей братом, крошит это голыми пыльными руками. — И я повторюсь ещё раз: стал бы я врать тебе? — Чимин убирает её ладони от ушей и заключает в свои. — Ради своей выгоды? Солнышко, ты моя сестренка, и для тебя я желаю всего самого лучшего, — голос, словно яд, льется. — Ты не заслуживаешь быть влюблённой игрушкой в его руках.  Два глаза, заполненных до краев отчаянием, вылившимся из открытой раны в сердце, смотрят на него снизу-вверх. Чимин отличный стрелок, но Рина тоже умеет стрелять. — А в чьих руках я заслуживаю быть? — вдруг спрашивает она, и смотрит строго. В чьих? Намекает. 

***

Чёрный мерседес тихо скользил по дороге, почти прижавшись к обочине, словно корабль плыл по тихим водам, или же морской хищник, светя плавником, крался за добычей. Добыча действительно была в данный момент – ею был Гён. Сунувший руки в карманы, выглядевший понуро и устало, он неспешно следовал по району, собираясь, очевидно, вновь топтаться на месте в глупом ожидании того, что Чимин доверится, перестанет прятаться и выйдет на связь. Глупый. Такого мнения был о нем Джин, сидевший за рулем мерседеса. Такого же мнения был и Лин, пригвоздившийся рядом на пассажирском и глаз не сводящий с одного из последователей Ким Тэхена. Полагаться только на последнего было глупо, Чонгук понимал это, а потому доверил двум самым преданным подчиненным заниматься тем же, отстранив их от любых других дел. Джин делал это по воле долга и простой причине подчинения Чону, как боссу, а вот Лин был замотивирован личными причинами: Рина ему как дочь. А какой отец бросит свое дитя в беде? Разве что Пак Чжун… Но не о нем сейчас. Наконец Гён останавливается на углу здания и, вытащив телефон, вновь пытается набрать Чимина, но по лицу его, угнетенному и немного рассерженному, было очевидно, как надоело парню пытаться выловить неуловимого, как надоело возвращаться ни с чем и видеть недовольное лицо наркобарона. Тут Паку нужно отдать должное – двое крупных влиятельных человека, имеющих связи повсюду, не могли теперь, подключив свои силы, найти одного простого, но очень хитрого и умеющего прятаться парнишку. Джин не сводил с Гёна пристальных глаз, словно сканируя, в то время как Лин оглядывался по сторонам. Сердце будто подсказывало ему что-то, что-то чуяло, и не подвело мужчину. Глаз Джина мог этого и не заметить, но Лин, растивший не только Рину, но и Чимина, узнал фигуру парня сразу же, пускай и лицо того было скрыто маской, натянутой до самых глаз. Пак младший был здесь: он стоял на другом углу этого же здания, молча и неподвижно наблюдая за Гёном, будто получая от этого удовольствие. Выходить к своему бывшему коллеге Чимин был явно не намерен. Как и Лин был не намерен упустить его теперь. Мужчина, схватив Джина за темную макушку, повернул его голову в сторону и указал пальцем прямо туда, где стоял сейчас Чимин. Ким не сразу разглядел его, лишь проследив точно за направлением, в которое указывал Лин, брови Сокджина взметнулись вверх. Как через секунду и мужчина попытался взметнуться со своего места, намереваясь выйти из машины. Лин немедленно затормозил его, получив в ответ удивленный и даже немного злой взгляд карих глаз. — Ты с ума сошел? Пак как на ладони, нужно... — Я знаю, Джин, — спокойно проговорил тот. — И прошу доверить это дело мне.  Теперь лицо правой руки Чонгука приняло скептический вид. — С чего бы?  — Я знал Чимина ещё пятилетним мальчишкой, я был ему вторым отцом, — было начал свою песню Лин, но на Сокджина это не подействовало. Он откинул руку мужчины от себя, качнув головой. — Это было давно, — Джин явно не верил в тот позитивный исход этой ситуации, какой Лин хотел для Пака младшего. — Хватит дурить голову, мы теряем время.  — Сокджин, пожалуйста! — Лин настаивал. — Я хочу поговорить с ним, обойдёмся без крови и угроз.  Джин поочерёдно смотрел в его глаза, а затем, закатив свои, плюнул на это, обессилено махнув рукой. — Ладно, дерзай, старик. Лин кивнул и покинул машину. Решив не подступать напрямую, он обошел здание, подкравшись к парню сзади, но, как сердце Лина не подвело его, так и сердце или же банальная чуйка Пака сработала. Потому что Чимин обернулся, стоило Лину лишь приблизиться к нему. И эти глаза, метнувшиеся на мужчину, были дикими – Лину не показалось – они горели, отдавали каким-то странным блеском, на секунду померещилось даже, что они просили о помощи, или же мужчине только хотелось это видеть. В любом случае, Чимин быстро заткнул все догадки и попытки себя разглядеть, молниеносно достав пистолет из внутреннего кармана своей куртки. Не снимая маски, с натянутым капюшоном, в чёрной куртке и чёрных спортивках он был похож на убийцу, вора, человека с грязными мыслями в голове, но точно не на того доброго и улыбающегося юношу, каким Лин знал его всегда. Всю свою жизнь. И что теперь эта жизнь сделала с ним… — Чимин, я безоружен, — Лин в повиновении поднимает ладони вверх. Парень посмотрел на него прямо, слишком осмысленно — до ледяной дрожи. Лин не видел Чимина слишком долго, от прежнего взгляда там не осталось и следа. Но слишком много причин тому виной, а потому такой вид парня вызвал в мужчине ничто иное, как сожаление. — Кто ещё с тобой? Кто ещё знает, что я здесь?  Слова резкие, быстрые, без какого либо оттенка – серые. — Нам нужно поговорить… Чимин перебил Лина тут же. — Ты теперь работаешь на него? — а вот и появился оттенок – злость. Такая, которая пробирает все тело и не оставляет после себя ничего. Такая, которая кости изнутри ломит. Такая, что в ненависть уже превращается. — Чертов Чонгук как проклятие для семьи Пак и всех остальных жильцов нашего дома, — выплевывает это подстать своей ярости. Это не Чимин. Не его голос. Нет. Лин верить в это не хочет. — Ты ведь знаешь, кто сделал его проклятием, — он пытается разбавить его злость, напомнив, что не Чонгук был изначальной причиной всех проблем. Чимин пуленепробиваем. — О, да, знаю. А еще знаю, что ты точно не один и за нами следят. На нем броня из недоверия и злости. Лин решает не добавлять масла в огонь и отвечать честно. — Да, со мной Сокджин, — кивает. — Я не собираюсь врать или угрожать тебе, Чимин. Я просто хочу поговорить, — мужчина приложил все силы убеждения, что были в нем и вылил их в свой голос. Пак лишь вскинул брови в том же недоверии. — О чем? О Рине? — притих, а потом резко, без сомнения. — Я не отдам её вам! — и только выше поднял руку с пистолетом, словно готовый стрелять. Стрелять по любому, что угрожает его жизни с сестренкой. Только не знал он, что в таком случае ему придется стрелять по себе, выпустив целую очередь. Пак был крепок и уперт, но и Лин не отставал от него. — Скажи, разве она хочет быть там, где она сейчас? — честный вопрос в лоб, не с целью задеть, но с целью задуматься. Войной против Чимина идти бесполезно, он будет драться до последнего. — Разве она не просила тебя выпустить её? Разве не говорила, что полюбила... — Чона? — Чимин перебил вновь. Буквально выплюнул это слово из своих легких, как желчь от болезни. — Говорила. Это стокгольмский синдром.  Звучит так уверенно, будто и сам верит в то, что говорит. Но Лин знает – таким образом парень лишь пытается убедить самого себя. — Так не будь таким, как Чонгук, — мужчина понял, от чего нужно отталкиваться. — Она для него красивая девушка, какую захотелось себе забрать, но для тебя – сестра. Родная сестра, с которой ты вырос, делил радость и горе. Не становись для неё чудовищем, останься братом, который желает ей только добра.  Лин говорил это искренне, без каких-либо тайных намерений и злых умыслов. Чонгук, Чжун, Сокджин и остальные – их цель лишь спасти Рину, вырвать её из лап наркомана, который напрасно думает, что подарит им двоим новую жизнь, но Лин… Он не считает Чимина плохим. С ним лишь случилось много всего плохого, и ему еще можно помочь, лишь бы подобрать правильные слова, лишь бы Пак младший согласился с ними. Тогда всё – всё будет иначе. Рина не потеряет брата, а брат не потеряет сестру. Лишь бы Пак младший согласился… Чимин замер, засомневался. Удушливый спазм вдруг сдавил его горло так крепко, что больно было дышать. И он не дышал – думал. На секунду промелькнула мысль, что Лин… Прав? Или нет. Или же да? Он её брат, это верно. Он всегда оберегал её и был почти единственной поддержкой, когда умерла мама, это верно тоже. Он защищал Рину, желал ей только лучшего и надеялся, что и сам сможет дать ей это лучшее – абсолютно точно. Но сможет ли? Их двое, всегда было двое, но решение принимал сейчас лишь он один. Должно ли быть так? Мама в детстве наказывала делить с сестрой поровну шоколад, давать ей покататься на своем скейте, брать с собой гулять, если та хочет и никогда не жадничать, не забирать себе всё. А Чимин забрал. Жадность? Скорее полная неуверенность в том, что она захочет разделить то, что он предлагает. Да. Скажи это себе в лицо, Чимин: ты не просто неуверен, ты знаешь, что Рина не хочет всего того, что ты надумал. Что это похищение было большой ошибкой. Все твои действия – ошибочны. Чимин опускает пистолет, хмурится. Но как же так? Отец выгнал его, запустил всю эту цепочку отвратительных событий. Разве был выбор не совершать всех этих ошибок? Да и ошибки ли это… Лицо парня было напряжено, казалось, что по виску стекает пот, а спину морозит. И не понятно уже: ему просто плохо из-за ломки или из-за того, что Лин заставил его задуматься о всех своих чертовых действиях, за которые он и лишь он один нес теперь ответственность. Черпал ложкой из последствия и почти захлебывался. Лин прав? Да? Нет? Да? — Джин, какого? Чимин сморгнул и вот перед ним уже трое: неоткуда взявшийся Гён и вылетевший вслед за ним Ким Сокджин, собачка Чона. Аж мерзко стало от этой встречи, что Пак сразу же скривил лицо, с которого исчезли все раздумья в ту же секунду, и поднял пистолет вновь, на этот раз зарядив его. Нет. Лин же теперь тоже смотрел на выбежавшего из «укрытия» напарника с нескрываемой злостью. Тот ответил ему быстрым молниеносным взглядом исподлобья. — Смысл скрываться, если этот придурок тоже вышел, — кивает он на Гёна.  Тот обернулся, презрительно сощурившись. — Это я-то придурок? Вы что вообще тут делаете? — парень даже на секунду позабыл о Чимине. — Твою работу за тебя, — Джин хмыкнул, глянув на виновника встречи. — Надо же, припёрся сюда один в надежде дозвониться до того, кто над тобой смеётся, стоя под углом, да ты просто блещешь профессионализмом! — вновь перевел он взор на Тэхеновского посыльного. Но Гён вдруг расплылся в некрасивой улыбке. — Ну, в прошлый раз я действительно выглядел, как дурак, но в этот раз... — он хитро смотрит на Чимина. Тот лишь направляет пистолет в его сторону, пока не понимая. — В этот раз я не один.  И понимая лишь через мгновение, когда к затылку прикладывается холодное дуло, а над правым ухом раздаётся знакомый до боли и пульсации в венах голос: — Здравствуй, Чимин-а.  Ким Тэхен. Второе проклятие в жизни Пак Чимина. Неужели сам король явился за ним, откуда такая честь? Или король настолько боится за свою корону, что готов обмакнуть её в грязь, лишь бы не потерять вместе с головой? Чимин опускает свой пистолет в протянутую руку Кима, зло усмехается, пока тот прячет его. — Ты говорил, что не полезешь сюда сам даже, если черт прижмет. Ситуация хуже некуда. Один сзади, готовый стрелять, если что. Трое спереди, и один из этих троих будет не просто стрелять, а убивать на месте. — Чон умеет убеждать. — Он псих, — жмёт плечами Пак. Надо же, Тэхен. Твою задницу прижали к горячей плите и ты сразу стал послушной девочкой, готовой взять по гланды, лишь бы их не вырвали из глотки. Не такой уж ты и бесстрашный, Тэхен-и. Нет, подумать только! Чон встал на дыбы, полез к наркобарону, чтобы тот, не добившись ничего от своего подопечного, поехал лично, встретившись здесь с собачками дьявола, и всё это по случаю «ошибки» Пак Чимина, сломанного полностью, и внутри и снаружи, но все равно твердо стоящего на ногах и готового защищать свою ошибку до последнего. Это ли не ужасно? Это ли не прекрасно? — Одно другому не мешает. Чим, нам всего лишь нужна девчонка, — продолжает тем временем Тэхен. — Вам? — Чимину смешно. — Никому из вас она не нужна. Вы лишь приказ выполняете. А тот, кто её так жаждет, сидит и ждёт, что ему принесут Рину на блюдечке, — смотрит на Лина и Джина. И голос и взгляд его стал вмиг холодным. — Так вот передайте ему, что он не дождётся. Чимин никогда еще не был так резок и быстр, как в момент, когда развернулся, чтобы схватить Тэхена, развернув его перед собой и теперь уже самому оказаться сзади мужчины, крепко обхватив его шею одной рукой, а второй приставив уже к его виску его собственный ствол, начав отходить назад вместе с ним. Медленно. Почти волоча за собой мужчину, что схватился за руку, обвившую его шею. Чертов Пак Чимин почти не пускает кислород в лёгкие. Гён растерялся, Джин достал свое оружие, однако не спеша применять его, а Лин, кажется, что-то кричал, просил успокоиться или ещё чего, Пак уже не слушал его, продолжая волочить некогда своего босса до поворота. Проходящие мимо люди в панике оглядывались, кто-то кричал, что вызывает полицию – Чимину было ровным счетом плевать на всё и всех сейчас. Он действовал с несвойственной ему когда-то хладнокровностью. Поворот был в двух шагах от него, когда Тэ предпринял удачную попытку вырваться, но к тому моменту Чимин уже просто резко и грубо оттолкнул мужчину вперед, развернувшись и дав деру за угол здания. За ним побежали. Он знал и слышал, что троица ублюдков рванулась за ним тут же, пока бедный Тэхен откашливался. Он знал и слышал, что Сокджин вот-вот выстрелит, и тот действительно выстрелил. Первая пуля ударилась об асфальт под ногами, послышались крики, видимо отстающего от остальных Лина, который просил не стрелять. Слышны были крики Гёна, долетающие до ушей с потоками ветра, и слышно было, как Джин готовится спустить курок еще раз. До следующего угла оставалось метров тридцать, но Чимин знал, что может не успеть. Может упасть замертво или сильно раненый, неважно, любой из этих вариантов будет означать полное его поражение. Он не мог погибнуть. Он не хотел погибнуть. Ноги гнали его вперед, как никогда до этого. Мимо пролетала стена здания с одной стороны, ошеломленные люди, разбегавшиеся в стороны, с другой. Всё смешалось. И среди этой кутерьмы раздался второй выстрел, а сразу вслед за ним Чимин почувствовал боль. Не в сердце. Не в ногах. Пуля задела предплечье, даже не впившись, и лишь оставив за собой кровавый след и порезанную острым выстрелом чёрную куртку. Чимин победно улыбнулся, облизнув губы и юркнул за угол, мгновенно потерявшись среди людей, машин и домов.

***

Вены вздулись, казалось, по всему телу. Плечо ныло, но будто где-то фоном, и совсем не сильно, совсем не волновало. Что же волновало тогда? Быть может, тот факт, что злость, таящаяся внутри, стала сильнее, пробудила там что-то новое. Что-то, что до этого парень старался сдерживать. А, быть может, волновало то, что его увидели сразу четверо, и, пускай Пак удостоверился, что смог улизнуть, не оставив погони и шанса за ним проследить, те ведь теперь знают район, в котором он держит сестру. План подкосился. Как и состояние Пак Чимина. Он вернулся домой очень злым. И совсем не беспокоился о том, чтобы не шуметь, словно подсознательно хотел, чтобы сестра вышла на шум и увидела его. Но для чего? Ведь тогда посыплются вопросы, беспокойство, снова ссора – Паку так не хотелось всего этого с одной стороны, а с другой это было единственным их взаимодействием, так нужным Чимину сейчас. Всегда нужным. Пускай и хотел он совсем не такого, выбора не было: этим парень себя успокаивал, этим же и злил. Сейчас злости было хоть отбавляй, казалось, он ею целый мир затопить может. Пак, хлопнув дверью, протопал на кухню, начав громыхать там аптечкой, держась за плечо. Да, Чимин, разыгрывай драму сейчас, отличная идея, испорть все в край, ты же способен лишь на это. Парень мотает головой, скидывает с себя куртку и футболку на пол, как ненужные тряпки, достаёт бинты и обеззараживающее, льет его себе на рану, проливая мимо, стискивает зубы и ждёт. Ждёт, что она придет. Пускай и поздно уже, возможно, Рина даже легла спать, но неужели она не проснется, не придет к нему, раненому, не спросит, кто это сделал с ним, неужели они не начнут очередную перепалку? Как автор пьесы, Пак отчетливо чувствовал, что произойти должно именно так, и что в конце этой ссоры непременно должно что-то случиться, что она не закончится, как все остальные. Поэтому он так жадно хотел, чтобы сестра пришла. И она пришла. — Чима? Господи, кто тебя... — наконец послышалось долгожданное за спиной, после чего девушка поднеслась к нему, но не посмела коснуться, просто встав рядом и так и занеся руку над его раненым плечом. Молчание. Осознание. — Все-таки Чонгук ищет меня.  Зря. Зря из всех возможных гребаных слов в этом проклятом мире она выбрала именно эти. Блять. — Не произноси его имя при мне! — он вспыхнул резко и дёрнулся так, что сестра вздрогнула в немом ужасе оттого, каким брат был сейчас. Но ей ничего не оставалось, кроме, как взять себя в руки, вдохнуть-выдохнуть, и молча отобрать бинт у брата, самой начав ему плечо раненое обрабатывать. Между ними повисла тишина. Не гнетущая, нет, но пронизывающая до костей и перемалывающая их им обоим. Чимин буквально чувствовал, как что-то склизкое обмывало его внутри, оставляя чёрные следы с такими же черными каплями на стенках легких. Мерзко. От самого себя. Но никогда – от нее. Да, она говорит все эти отвратительные слова, произносит это ненавистное имя, но все равно остаётся желанной, а всю дурь из нее хочется лишь вытр… Вытащить. Он тяжело опирался ладонями о стол, ощущая, как тонкие пальцы её касаются его плеча. Оно перестало ныть, вконец уступив место другому чувству. — Чима, мы ведь можем начать все сначала, — тихий бесполезный его ушам её пытающийся звучать убедительно лепет. Смешно. — Чон не стал убивать отца, и ты ведь отказался от этой идеи, — еще смешнее. Уголки губ Пака почти ползут вверх. — Прежней семьи нам не создать, но мы можем создать новую. Необязательно принимать его, но простить... Чима, — её неожиданный разворот его на себя торкает душу парня еще сильнее. Рина берет его лицо в ладони. Ещё сильнее. — Я поступила тогда глупо, просто убежав от тебя, я признаю это, — сглатывает, кивает, пока он ловит каждое движение. — И прошу тебя понять, что тот факт, что я хочу быть с Чонгуком никак не мешает тому, что ты мой брат, которого я тоже люблю, — смято улыбается.  Верит в свои слова? Кажется, да. Кажется, действительно думает, что весь тот очередной бред, что она сказала, может стать правдой. Чимин тоже кладет свою ладонь поверх её. — Ты думаешь, после всего, что было между нами с отцом, мы можем создать что-то новое?  — Если оба этого захотите, — до чего же глупая улыбка на девичьем лице. Пак целует её ладонь. — Не сможем, — в приступе неслыханного малодушия отрезает он. Лицо девушки меняется тут же. — Почему?  Почему? Смешно. Смешно. Глупо. Наивно. — Ты ведь сама сказала: если оба захотим, — пауза. — Так вот, я не хочу.  Рина опускает голову, смотрит на его рану. На её теле сейчас точно такая же, в области сердца, еще на шее, и на ногах, видимо, потому что те стали вялыми. И на затылке – наверное – голова раскалывается. Девушка только сейчас понимает, как она устала от всего этого. Но брату, видимо, недостаточно, ему добить хочется, втоптать до конца. — Чонгук или я? — Что? — она вновь поднимает взгляд. На этот раз недоумевающий, непонимающий. Чимин молчит, знает, что она все слышала. В глазах нездоровый блеск. Голова болит у Рины, но не в порядке с ней точно у него. — Нет, Чима, не смей заставлять меня выбирать! — отшатывается назад. — Потому что ты выберешь его, верно? — улыбается, почти как сумасшедший. Ничего не остаётся, как отбиваться. — Я этого не сказала!  — Ты это уже сделала. Он долго молчит, в то время как Рина уже отошла от него на полкухни, с ужасом глядя. Чимин похож на бомбу замедленного действия. Пять. Девчонка продолжала пятиться, вдруг испытывав внутреннее ощущение напряжения – огромного такого беспокойства. Четыре. Словно предчувствия, что сейчас случится что-то плохое. Заходя на кухню, она и подумать не могла, насколько плох стал её брат: не физически, но морально. Она знала наверняка, из-за чего, пускай Чимин и отрицал. Три. Ему плохо, и ей тоже. Все эти дни заточения они вдвоем двигались к какой-то точке невозврата, но не могли и подумать, что та настигнет их жалкие души столь стремительно. Два. У Чимина ведь был план: вполне продуманный, но он не шел по нему с того самого момента, как сестра не пожелала вписываться в него, а сегодня, получив порез пули в плечо, всё и вовсе перевернулось. Всё, что он делал: этот план, переезд в Пусан, сдерживание, все стало пустым в этот момент, как она затравленно глядела на него, пятясь назад, а он наблюдал. Бежать ей все равно некуда. Один. — Рина, отец совершил ошибку, которую я все никак не могу исправить.  Ноль. Бесполезно что-либо говорить ему, бесполезно пытаться доказать ему обратное, бесполезно устраивать забастовки, бесполезно ссориться, бесполезно быть любезной в надежде на его снисхождение. С нормальным человеком должно было сработать хоть что-то из этого, но надо было догадаться, что Чимин не в себе уже хотя бы потому, что он устроил покушение на нее. Вероятно, нет, даже очевидно, что Чимин принимал то, чем торговал, и, попытавшись отказаться от этого ради той, что сделал главной целью жизни, сильно промазал, подумав, что справиться. Разбитый после отвержения отца он так и не смог собрать себя, лишь построить иллюзию, что стекала сейчас под ноги сестренки. Пора было признать: Чимин болен и болен уже очень давно. Рина сорвалась с места и помчалась к себе в комнату. Брат немедленно побежал за ней, словно пес, с цепи сорванный. О, удар этой ржавой железяки о пол кухни был слышен им обоим. Пробегая по коридору, парень даже тянул к ней свои грязные руки, будто пытаясь ухватить за рыжие волосы, футболку, за что угодно. Но девушка успела добежать до комнаты, успела даже закрыть дверь, жаль только, что не на щеколду – Пак влетел ударом молота, заставив Рину отлететь от двери, словно обожженную. Да, сразу после этого она подлетела к ней вновь, попытавшись предпринять ещё одну попытку закрыть, но было поздно – Чимин просунул свою руку, затем вторую, а затем протиснулся сам. В ощущении беспомощности, но паники девчонка попыталась сделать хоть что-то, метнувшись в другой конец комнаты, но была схвачена, не успев сделать и двух шагов. — Чимин! — гнев в голосе, скрывающий дикий страх. — Оставь меня! Ты не в себе, — она даже со всей силы пихнула его локтем в бок, тем самым освободив одну свою руку и нещадно потянувшись ею в сторону двери. Но Пак тащил её за вторую так, словно собирался оторвать, и дёрнул резко, даже вызвав стон боли у сестры. Рина врезалась в стол, зашипев от удара и ужаса происходившего. В голове все мигало красным, а перед глазами замелькали звездочки из-за боли. Рыжие волосы взвились, она отскочила в сторону от него, почти упираясь в стену и взглянула на брата с немым испугом в молящих ничего с ней не делать глазах. Чимин стоял напротив нее, закрывая собой проход к выходу, закрывая собой целую надежду на спасение. И от кого? От собственного брата! Подумать страшно. Лоб его был нахмурен, и глаза мрачно смотрели вперёд себя, то избегая её взгляда, то впиваясь прямо и грозно, рот был твёрдо и презрительно сжат. В том, как он стоял, в движениях его была решительность, каких Рина никогда не видала в нем. В нем будто что-то щелкнуло, проснулось, освободилось и теперь не сулило ничего хорошего ей. Ещё рывок. Она все же попыталась оббежать его, но была схвачена и – о, ужас – отброшена на кровать. Сердце ухнуло и замерло. Рина успела увидеть лишь, как он налетел сверху и в тот же момент выставила руки вперед, подогнула колени, пытаясь выбраться из под него. Этого всего просто не может быть, нет, это недопустимо. Это не её брат, нет. Не Чимин. Чимин бы никогда не сделал этого. — Чимин, довольно! Выпусти меня! — жалобный писк или грозный рев. Получилось что-то среднее. А он в ответ лишь усмехается, за запястья её хватая. — Откуда? — презренно щурится. — Из своих рук, или из квартиры?  Губы трясутся. — Ты не можешь держать меня при себе вечно, — Рина мотает головой, и понимает, что не может пошевелить руками. Чимин чувствовал – он чувствовал, что сейчас сестренка поглощала все его внимание, и не давала ему свободу мысли. В нем играло скромное сознание своего превосходства. Автор пьесы. Кульминация? — Уверен, Чону ты говорила то же самое, и где он теперь? — он вдруг смотрит на грудь Рины. — В твоём сердце, — говорит тише. Держит паузу. И на следующем выдохе заключает: — Там, где хотел быть я.