***
Зайдя в отдел, уверенности у Гермионы поубавилось. В приёмной никого не было, а к кому обратиться и куда идти она не представляла. Поблуждав по коридорам, Гермиона наугад потянула дверь, та оказалась не заперта. Заглянув, увидела, как навстречу к ней вели его. Двое мракоборцев спереди, двое сзади. Зажатый между ними, со скованными руками шёл Ингвар. Высокий, худой, постаревший на десяток лет, с тусклым, ничего не выражающим взглядом. Мракоборцы при её появлении мгновенно выхватили палочки, а в глазах Ингвара мелькнуло узнавание. – Стоять! Мисс Грейнджер, что вы здесь делаете? – строго спросила темноволосая женщина. – Мисс Грейнджер, давно не виделись, – вдруг сказал Ингвар, улыбаясь. От того приятного парня из Равенкло не осталось и следа, улыбка вышла кривой и неестественной. – Документы из архива, – испуганно пролепетала Гермиона. Но тут её взгляд остановился на распахнутом вороте рубашки Ингвара, знакомые чёрные линии вились по коже. – Что это? – напряженно спросила Гермиона, показывая на его шею и неосознанно делая шаг впёред. – Стоять! – осадил её мужчина. – Мисс Грейнджер, вам запрещено здесь находиться! Как вы вообще сюда попали? – Что у тебя на коже? – повторила Гермиона, глядя Ингвару прямо в глаза. Мракоборцы её сейчас интересовали меньше всего. – Мою подругу прокляли таким же заклинанием. Ты знаешь, что это? Ингвар запрокинув голову, заливисто захохотал. Мужчина дернулся к Гермионе, но женщина остановила его. – Отвечай, – не слишком ласково она ткнула Ингвара под рёбра. Тот согнулся от удара и скривился от боли. – Подруга? – Ингвар поднял глаза на Гермиону. – Как давно слизеринская змеюка Паркинсон стала твоей подругой, героиня? – Откуда ты знаешь, что я говорила именно о ней? – тихо проговорила Гермиона, сбитая с толку, не ожидавшая такого поворота событий, холодея от плохого предчувствия. – Во всём мире сейчас только двое, на кого наложено это проклятье, – Ингвар ослепительно улыбнулся. – Ты всегда была умницей, догадаешься, откуда я могу это знать? – Сволочь, – прошипела Гермиона, теперь стало очевидным, кто проклял Панси. Она бросилась к Ингвару, но её перехватила женщина, крепко удерживая. – Почему она? – закричала Гермиона в спину Ингвара, которого уже тащили по коридору. – Мне нужно было попрактиковаться! – весело орал он, сопротивляясь мракоборцам и глядя на неё из-за плеча. – Её не жалко! Но она уже должна быть мертва! Двери захлопнулись. Гермиону трясло от злости, слёзы жгли глаза. – Отпустите, – вновь пытаясь выбраться из захвата, крикнула она. Женщина разжала руки. – Это правда? О Паркинсон? – Да, – излишне резко ответила Гермиона, готовая к непониманию и неприятию. – Я постараюсь узнать у него больше, – сказала женщина, с тревогой глядя на Гермиону. – Кстати, меня зовут Меган Дениэлс, – она протянула руку. – Меган? Та самая? – спросила Гермиона, пожимая ладонь и вспоминая рассказ Гарри о поисковых работах. – Да, это я, – улыбнулась Меган. – Вижу Гарри, по-прежнему делится всем со своими друзьями. – Нет, что вы! – тут же запротестовала Гермиона, понимая, что невольно подставляет Гарри перед коллегами. – С вами же был журналист и Гарри рассказал о поисках Пола Смита только потому, что на следующее утро и так всем всё было известно. Меган лишь понимающе усмехнулась. – Вы, правда, попытаетесь узнать о проклятье? – взволновано, с надеждой, спросила Гермиона. – Конечно, – уверено подтвердила Меган. – Пострадал… обычный, мирный человек. Мы должны помочь. Гермиона не могла не заметить заминку во фразе Меган, но ей отчаянно хотелось верить в добрые намерения мракоборца. – Я полагаю, тебе известно, когда и при каких обстоятельствах Паркинсон была проклята? – продолжила Меган. Гермиона кивнула. – Я же пришла сюда с важными документами! – спохватилась Гермиона, всё это время она крепко сжимала папку в руке. – Я работаю в архиве, и мы нашли дело отца Ингвара. Вам необходимо взглянуть! – Пойдём, – быстро сказала Меган, сразу став деловитее. – Расскажешь обо всём.***
Гермиона пришла к Панси в больничное крыло, и наконец-то мадам Помфри её пропустила. Помфри, по меркам Гермионы, лютовала в последнее время, пресекая все попытки проникнуть в лазарет вне времени посещений. Гермиона уже подумывала взять у Гарри мантию невидимку, но сегодня нет ни занятий, ни стажировок. Свободное субботнее утро. Под пристальным взглядом мадам Помфри Гермиона поздоровалась с Роном и обняла Панси, которая широко улыбнулась при её появлении. – Как ты? – спросила Гермиона, не прерывая объятий. – Нормально, – ответила Панси, отстраняясь, – но будет ещё лучше, если ты вытащишь меня отсюда. – Не думаю, что это хорошая идея, – с сомнением покачала головой Гермиона. – Да и Цербер, по ошибке называемый мадам Помфри, вряд ли позволит это сделать. – Пожалуйста, – протянула Панси. – Хочу хотя бы вдохнуть свежего воздуха. Этот больничный запах уже въелся в кожу. – А ты сможешь дойти до двора? – скептически поинтересовалась Гермиона. – Не знаю, – тяжёло вздохнув, сказала Панси. – Мадам Помфри мне шагу ступить не даёт. Но нам необязательно идти во двор, здесь открытая галерея рядом. Вдвоём до неё мы точно доберёмся, – Панси с надеждой посмотрела на Гермиону, и та не смогла отказать. Собравшись с силами, пошла вызволять Панси из больничного плена. Гермиона испробовала всё – вежливые просьбы, силу убеждения. Уверяла, что минимальные движения и свежий воздух благоприятно подействуют на больную. Мадам Помфри всё-таки сдалась и разрешила девушкам пройтись, и даже решила проветрить лазарет. За что Гермиона получила благодарную улыбку от Рона и еле слышное «спасибо». Когда они вышли на открытый воздух, Панси глубоко вдохнула и довольно сощурилась на ослепительно светившее солнце. Гермиона стояла рядом и улыбалась, она давно не видела Панси такой радостной. Снова невольно подумала о сходстве Панси с кошкой, когда та греет бока на солнце и мурчит от удовольствия. Гермиону переполняла нежность и трепет в груди, которая появлялась каждый раз, когда она думала о ней. Она не могла подобрать слов, чтобы описать своё состояние, они казались либо слишком напыщенными, либо слишком простыми. Но Панси всё сделала за неё. Она обняла Гермиону со спины, крепко обвив её руками, и прошептала: – Спасибо, что пришла. Мне тебя не хватало. – Мне тоже, – ответила Гермиона, прижимаясь щекой к щеке Панси, накрывая её холодные ладони, своими, тёплыми. – По ночам совсем плохо, – тихо прошептала Панси. – Раньше ты всегда была рядом. К хорошему быстро привыкаешь. Гермиона быстро, обеспокоенно посмотрела на Панси, но та легко улыбалась. – Я рядом. Я всегда буду рядом с тобой. – Мне нравится твоя уверенность, – усмехнулась Панси, утыкаясь носом в её волосы. Они стояли, наслаждаясь хорошей погодой и друг другом. – Рон решился поговорить, – сказала Панси, пряча озябшие ладони в карманы. – И как всё прошло? – спросила Гермиона, поправляя её ворот. – Не плохо. Красноречием он, конечно, не обладает. Кряхтел, пыхтел, но всё же смог собраться. Вышло не так красочно, как в первый раз, однако я оценила его усилия, – улыбнулась Панси. – Это хорошо, – облегчённо сказала Гермиона. – Надеюсь, что одной проблемой меньше. Панси кивнула, ловя пальцами прядь волос Гермионы. – Что ты помнишь из того дня? – спросила она. – Почти всё, если не считать того момента, когда ты вытолкнула меня из дома. В сознание я пришла уже в Мунго. А ты? – Гермиона с интересом посмотрела на Панси. Панси медлила, она помнила достаточно, чтоб содрогаться от омерзения каждый раз, когда произошедшее всплывало в её голове. Но пугать Гермиону и в очередной раз признаваться в собственных слабостях не хотелось. – Всё как-то смутно, обрывками, – решила обтекаемо рассказать Панси. – Он был в моей голове, будто копался там, – её передёрнуло. – Но в одном я уверена, я раньше уже встречалась с ним. – Это правда, – подтвердила Гермиона. – Он учился с нами, на Равенкло. – Что? – удивленно переспросила Панси. – На два курса старше, я однажды столкнулась с ним, – напряженно сказала Гермиона. – Я говорю не про парня, – закусив губу, произнесла Панси. – Я про того, кто находился в нём. – О чём ты? – Гермиона непонимающе посмотрела на девушку. – Это сложно, и я сама не до конца понимаю, но, – смешалась Панси, – парня использовали как некий сосуд, – медленно подбирая слова, пыталась объяснить она. – Мне не посчастливилось пообщаться с этой внутренней сущностью. – Как? Когда? – Гермиона всерьёз забеспокоилась, то, что рассказывала Панси, пугало и тревожило. – Во время или после приступов, – тихо сказала Панси. – Точнее не вспомню. Всё напоминало сон или видение, хотя во время «встреч» происходящее было более чем реально. – Но почему ты раньше об этом не упоминала? – взволновано спросила Гермиона. – Потому что не помнила ничего! Ясно? – разозлилась Панси. – Только после последней стычки, память начала возвращаться. Сейчас всё как в дымке, расплывается, но я точно знаю, что это нечто контактировало со мной. – Прости меня, – виновато пробормотала Гермиона, беря Панси за руку. – Что это нечто хотело от тебя? – Чтобы я к нему присоединилась, – хмуро ответила Панси, – что бы это ни значило. Я отказалась. Больше ничего толком не скажу, не помню. Гермиона обдумывала сказанное. Между Ингваром и Панси действительно могла быть связь. Оба были прокляты одним заклинанием, но если Панси проклял Ингвар, то кто наложил чары на него? Сам? Но это же самоубийство. Что-то не сходилось, не хватало деталей. И эта мистическая сущность… было ли это проявлением одного из негативных свойств заклинания? Слишком много вопросов, и никто не знал ни этого проклятья, ни природы его происхождения. В одном Гермиона не сомневалась, Панси должна знать правду о том, кто это с ней сделал. – Панси, я узнала ещё кое-что, – нерешительно начала Гермиона. – Так как это касается тебя непосредственно, ты должна знать. Панси молчала, ожидая продолжения. – Этот парень, Ингвар Хаттестад, это он проклял тебя. Панси опустила глаза, рассматривая пол под ногами. Лицо её выдавало растерянность и непонимание. – За что? – дрогнувшим голосом спросила она. Гермиона была не в силах повторить слова Ингвара, но и придумывать несуществующие причины не хотелось. Она молчала, отведя взгляд. – Ты же знаешь, – проницательно сказала Панси. – Не нужно меня жалеть. Лучше я узнаю это сейчас. От тебя. Гермиона закрыла глаза, потерла переносицу. – Он хотел попрактиковаться, – упавшим голосом, тихо проговорила Гермиона. Панси качнуло, она вцепилась ладонями в перила. Гермиона сразу обхватила её. – Ублюдок, – выплюнула Панси, пряча лицо. – Примерно так я ему и сказала, когда услышала, – сказала Гермиона, прижимая Панси к себе. – Ты что? – вскинув голову, зло спросила Панси. – Ну, это случайно получилось, встретились в коридоре штаба мракоборцев, – извиняющее улыбнулась Гермиона. – Когда ты перестанешь искать приключения на свою пятую точку? – устало сказала Панси. – Тебя хоть на минуту можно оставить одну, не беспокоясь, что ты опять влезла в неприятности? – она снова спрятала лицо, обессилено утыкаясь головой в плечо Гермионы. – Видимо не в этой жизни, – ответила Гермиона, целую Панси в макушку.***
Он сидел, привалившись спиной к холодной, сырой стене. Запрокинув голову, пустым взглядом уставившись в потолок, на котором дрожали причудливые тени от горящих факелов в коридоре. Безмолвными и безымянными столпами замерли двоё мракоборцев, находившиеся при нём. Факелы освещали их лица, но в свете колеблющегося пламени, они казались близнецами, хоть и менялись постоянно. Где-то за стеной еле слышно капала вода, отсчитывая время его заключения. Терри был прав – он бесчувственное чудовище, но это не проклятье, а благословление. Тот день почти исчез из его памяти, а когда телом завладел Наставник, не осталось ничего. Ингвар считал это прощальным подарком. Ведь если то, что говорили мракоборцы, было правдой, принять это и остаться в здравом уме было невозможно. Он чуть не сошёл с ума, вспоминая пытки над Пожирателями, а они не были невинными жертвами и заслуживали смерти. Его руку направлял Наставник, но оставлял Ингвару возможность насладиться процессом. Когда же мучились и умирали женщины, старики и дети… Но Ингвар знал, на что идёт, совершая сделку. Он жил местью, именно она поддерживала и давала сил в самые чёрные и безрадостные дни. Ингвар карал виновных. Мерзкий слизняк Бурдендейл получил неплохие комиссионные, продав дом «почти Пожирателя» за бесценок своему подельнику. Пол Смит получил плюсик в личное дело за предотвращение преступления, за обезвреживание потенциального сторонника Тёмного Лорда. Преодолел очередную ступеньку на пути к такому желанному повышению. На суде Ингвару даже не предоставили слова. Зачем? Когда всё предрешено, а председателя суда ждут на семейном торжестве, по случаю дня рождения любимейшей тётушки. У Уиллкот был такой отрешённый и скучающий вид, словно они обсуждали погоду, а не решали не судьбу человека. Никто не проявил сочувствия или заинтересованности. Никто. Погибшие и пострадавшие в тот день действительно были «сопутствующим ущербом» взамен на наказание, взамен на месть за дорогих ему людей. Он просто не представлял, что размен будет таким неравноценным. Ему было жаль погибших, но Ингвар воспринимал всё случившееся отстраненно, так легко оставаться в стороне, когда не видишь всё своими глазами. Произошедшее – только начало. После смерти – его тело, его разум, вся суть, если угодно, душа – перейдёт в полное распоряжение Наставника. Ему сильно повезёт, если Наставник будет милостив к нему и заберёт его память и рассудок, чтобы не чувствовать, не видеть, не знать, что ему предстоит совершить. Он не будет помнить себя, своих родителей, не осознавать реальность, но лучше так. Уже сейчас его воспоминания напоминают дрожь на водной глади. Смазанные, зыбкие, расплывающиеся. Он ещё помнит лица деда, матери и отца, но некоторые моменты из детства и юности безвозвратно утеряны. Ингвар ощущает эти потери, чуть ли не физически, словно проваливается в чёрные ямы в своём сознании. Потери заставляют сердце сжиматься от тоски и лихорадочно перебирать те воспоминания, которые ему ещё доступны. Как одержимый коллекционер – перебирать, любоваться, дорожить каждой мелочью. Холод и неподвижная поза сковали мышцы, он пошевелился. Кандалы звякнули, и тени мракоборцев сразу напряглись. Сторожевые псы. Но им он не достанется, они могут сколько угодно щерить зубы и рычать, Ингвар – добыча зверя пострашнее. Предчувствие смерти было сильным и пугающе реальным. Чёрные нити проклятья сковывали лучше всяких пут, прорастали внутри ядовитыми ростками. Боли не было, он добровольно принял его, а эта девчонка Паркинсон сейчас мучается. Узнать, что она до сих пор жива, было удивительно. Ингвар думал, что уж она-то давно гниёт в какой-нибудь придорожной канаве. Недостойная даже жалости, даже погребения. Да и кто будет оплакивать слизеринскую мразь? Хотя слова Грейнджер удивляли его не меньше. Что могло заставить девушку, всегда играющую на стороне хороших парней, назвать Паркинсон подругой? Странные выверты сознания, не иначе. А может сейчас слизеринцы в Хогвартсе на положении домовых эльфов? Гадёныши умеют приспосабливаться, а в Грейнджер неистребима потребность спасать, вне зависимости от желаний спасаемого. Ему, в общем-то, всё равно, Паркинсон умрёт, как и он. Не имеет значения, на каких сторонах они находились и кого поддерживали. За время своего одиночества, поисков и мести грань между хорошими и плохими для него окончательно пропала. Виновные всегда будут виновны, неважно, какого цвета стяг реет над их головами, какие лозунги озвучивают их лидеры и чем оправдывают свои преступления. Жертвам не имеет большого значения от чьих рук умирать, терять близких и свою привычную жизнь.