***
Панси крутит монетку в пальцах. Бездумно, механически. Аверс, реверс. Орёл, решка. Гриффиндор, Слизерин. Панси ненавидит слабость в любых её проявлениях. Любовь – обжёгшись один раз, она от неё бежала. Доброта, зачастую оборачивается бременем для благодетелей. Желание добиться справедливости приводит только к ненужным конфликтам. Самопожертвование она вообще считала апогеем человеческой глупости. От того ещё более удивительными Панси казались их отношения с Гермионой. Ведь та была сосредоточением подобных слабостей, но жить ей это не мешало. Отнюдь. Гермиона была добра, но устанавливала границы. В борьбе за права других словно расцветала, а рисковать собой ради спасения жизней, порой незнакомых людей, стало чуть не жизненным кредо неугомонной троицы. Монетка крутится. Свет освещает то одну, то другую стороны. Аверс, реверс. Орёл, решка. Гермиона, Панси. Любовь. Панси отчаянно боялась и неистово желала, чтобы когда-нибудь Гермиона смогла её полюбить. Такую непохожую, иную, полную противоположность. То, как Гермиона смотрела на неё, как прикасалась, что говорила… Иногда Панси чувствовала, что услышит эти важные слова, и ждала их с тревогой и надеждой. Иногда эти слова жгли её собственные губы. Но Панси молчала. Какая глупость, они словно познакомились несколько месяцев назад, что может быть несерьёзнее? Хотя порой Панси казалось, что за эти месяцы они узнали друг друга лучше, чем другие за всю жизнь. Да и самой жизни было больше, чем за всё время её пребывания в Хогвартсе. Или просто ей казалось. Они просто наиграются, насытятся друг другом и разойдутся. Гермиона будет строить блестящую карьеру, искореняя несправедливость и меняя мир к лучшему. Панси – бороться за выживание, сохраняя остатки самоуважения и гордости, приспосабливаясь к изменениям. А этот недолгий, невозможный со всех точек зрения роман останется в прошлом. Вот только сердце неприятно кололо от этой мысли, а ладони искали такое привычное тепло её рук. Так или иначе, у Панси останется неразменный капитал. Цветные осколки треснувших витражей иллюзий. Глаза, полные нежности, покрасневшие от смущения щёки, голос источающий заботу и поддержу, стройное, обнажённое тело, льнувшее к её телу в неподдельном удовольствии. Всё это останется с ней. Навсегда. Монетка крутится. Панси закрывает глаза. Аверс, реверс. Орёл, решка. Свет, тьма. Гермиона сообщает, что они с Гарри написали в штаб мракоборцев письмо об особенностях, что происходили с Панси из-за проклятья. Панси злится, потому что это неизбежно приведёт к нежелательным последствиям. В то же время удивляется, почему Гермиона не сделала этого раньше. Она первый человек, который видел всё собственными глазами, а потом Панси лично рассказала об остальном. Зная правильную натуру Гермионы, Панси предполагала, что она отправится к Макгонагалл, Помфри или Мерлин знает кому ещё. Но не предприняла ничего. Безразличие или посчитала несущественным? А может попытка уберечь, оградить от назойливых вопросов и ненужного внимания? Смотрит виновато, прячет глаза, торопится объясниться. «Не нужно милая, я всегда ожидаю худшего». Гарри, пришедший с ней навестить Рона, совершенно не умеет скрывать эмоции. Его лицо читаешь, как открытую книгу. Хмурится, смотрит строго, осуждающе и совсем немного опасается. Ах да, Панси же теперь потенциальный свихнувшийся маг, если эта дрянь работает одинаково. «Нет, герой, месть и убийства в мои планы не входят. Я просто хочу выжить». Панси сжимает монетку в руке. Твёрдые грани впиваются в ладонь. Аверс, реверс. Орёл, решка. Жизнь, смерть. Вот и мракоборец. Женщина, выглядит как учительница, а не как закалённый сражениями боец. Почему именно она? Не верят, что Панси опасна или женщина настолько опытна и сильна, что раскидает десяток таких, как она, и даже не вспотеет? Не улыбается слащаво, отстраненно-вежлива, сдержанна. Расспрашивает долго, следит пристально и внимательно. Панси понимает, что это не просто профилактическая беседа, а самый настоящий допрос. И пусть её руки свободны, а палочка рядом, ощущение давящих тюремных стен увеличивается с каждым новым вопросом. Панси злится, в её состоянии она не сможет навредить даже первогодке. Прогулка с Гермионой так вымотала, что она не могла подняться с кровати весь остаток дня. Да что и говорить, она карандаш долго в руках держать не может, пальцы сводит уже привычной судорогой. Какие уж тут чары и убийства? Панси терпит, отвечает на вопросы и старается не хамить, хотя порой слова сами просятся наружу, особенно когда женщина затрагивает слишком личные темы. Об отце, матери, дяде Спенсере и Гермионе. Видимо терпение, это очередной жизненный урок, который ей придётся усвоить. А потом женщина идёт к мадам Помфри для личной беседы. Панси не собиралась подслушивать, вовсе нет. Она просто проходила мимо и услышала – проклятье, опасно, неизлечимо. Смертельно. Слова раскаленной иглой вонзились в мозг, в глазах потемнело. Панси привалилась к стене, тяжело дыша. Все панические страхи, отрицаемые ею, набросились с новой силой, как оголодавшие, дикие псы. Сердце застучало в бешеном ритме, воздуха критически не хватало. Панси практически задыхается, скребя ногтями горло. На помощь неожиданно приходит Рон. Глаза расширенны и испуганы, будто он снова среди стаи кровожадных пауков. Рон кричит и колотит в закрытую дверь кабинета мадам Помфри. Женщина мракоборец, с палочкой наготове. Мадам Помфри пытается одновременно остановить её, успокоить Рона и помочь Панси. Спасительное забвение окутывает Панси, будто укрывает одеялом с головой, спасая от страшных, ночных чудовищ. Она просыпается среди ночи в привычной обстановке больничного крыла. Реальность обрушивается с бескомпромиссной убийственностью. Панси думает, как глупо и бездарно прошла жизнь: в конфликтах, склоках и попытках доказать себе и другим, что она чего-то стоит. Были и хорошие, светлые моменты, но как же ничтожно мало их количество. А что дальше? Угасание, боль, пустота. Она плачет, уткнувшись в подушку, свернувшись калачиком, накрывшись одеялом. Но оно теперь не спасёт, как в детстве. Панси выросла, а монстры прячутся не под кроватью, а внутри неё. Панси плачет, прощаясь с надеждами, осуществления которых ожидала и которые не случатся. Прощается с будущей жизнью, какой бы сложной она ни была, теперь её просто не будет. Мечты и стремления солёными каплями оседают на подушке. Панси сжимает монетку в ладони. Сейчас не имеет значения, какой стороной она повёрнута, ночная тьма поглощает всё. Остаётся лишь глухая тоска и беспросветное отчаяние.***
Меган вернулась из Хогвартса и застала Терри в крайне нервозном состоянии. Глаза его покраснели, а под ними залегли глубокие тени. Он то и дело тёр отросшую щетину, что свидетельствовало о беспокойстве. – Терри, тебе не мешало бы отдохнуть, – мягко сказала Меган. – У меня вчера был выходной, – сухо и раздраженно ответил Терри. – Не видно, что ты провёл его с пользой для себя, – покачав головой, констатировала Меган. – Как раз с пользой. Я был в отделе тайн, у экспертов, – он указал на коробку в углу кабинета. – Всё-таки решил проверить подозрения Грейнджер и Поттера? – Меган слабо улыбнулась. – Лучше бы не проверял, – упавшим голосом сказал Терри. – Это всего лишь книги о скандинавской мифологии и теория магии рун высшего уровня. Он снова яростно потёр щетину. Меган молчала, губы её сжались в тонкую линию. Ранее смутное беспокойство обрело ясные черты, стало не по себе. – Мегги, я не могу в это поверить, – тихо сказал Терри. – Ведь всё это происходило на наших глазах. А если верить Грейнджер, это далеко не единичный случай. Он склонил голову, пряча утомлённые глаза. Меган первый раз видела напарника в таком подавленном состоянии. Даже рассказывая о смерти матери Ингвара, он держался, а ведь то событие сильно повлияло на Терри. Она привыкла видеть его каким угодно – деятельным, злым, уставшим, но не таким потерянным. И это – «Мегги», заставило её волноваться ещё больше. Раньше Терри никогда так Меган не называл. Меган подошла ближе немного неловко положила руку на его поникшие плечи. – Я могу чем-то помочь? – тихо спросила она. – Только если у тебя завалялся чудом сохранившийся хроноворот, – горько усмехнулся Терри. – Чтобы вернуться и попытаться хоть как-то исправить эти непростительные ошибки. – Терри, это не наша вина, – Меган смотрела ему в глаза, голос её был твёрд. – В штабе, как и во всей стране, творилось настоящее безумие. Ты мотался по всему континенту, ловя Пожирателей и их приспешников, предотвращая преступления. Я не вылезала из суточных дежурств. Тогда казалось, что все сошли с ума. У нас не было ни сил, ни времени, чтобы ещё и контролировать других. – Меган, я всё прекрасно понимаю, – тяжело выдохнув, согласился Терри. – Но представь, что таких, как Эйлейв, были десятки. Невинно осужденных. – Я признаю, что донос оказался безосновательным, – начала злится Меган. – Но его сын, Ингвар, он же не из детских сказок научился той магии, что чуть не унесла сотни жизней! – У тебя есть железные доказательства, что его научил этому его отец? – упрямо спросил Терри. – Ты сам знаешь, что нет. В нашей ситуации подтвердить это может только Ингвар, но он молчит, – огрызнулась Меган. Терри устало потёр глаза, размял напряженные мышцы шеи. – Изучая дело Эйлейва, меня не отпускала одна мысль, – тихо проговорил он. – Я почувствовал вину, хоть к расследованию и не был причастен. Но мы должны попытаться исправить то, что возможно. – Каким образом? – Меган смотрела холодно, скрестив руки на груди. Она была категорически не согласна с позицией Терри, она не ощущала ни малейших признаков вины за ошибки своих коллег. – Помочь Грейнджер в её проекте, – неохотно ответил Терри, щека его непроизвольно дёрнулась. Меган удивленно подняла брови, Терри сегодня был не похож сам на себя. – Не смотри так на меня, – недовольно бросил Терри, перехватив её взгляд. – Она всё равно будет собирать подобные дела, и я не думаю, что в её отделе благосклонно отнесутся ко всей этой затее. Я пойду к Палмеру, предварительно проверив материалы. Поверь, я могу быть предельно дотошным, – он сжал кулак, в голосе чувствовалась былая уверенность. – Ты хочешь, чтобы Палмер начал «охоту на ведьм» в нашем отделе? – не веря своим ушам, уточнила Меган. – Это преступление, – глаза Терри блестели сталью. – По злому умыслу ли или по иным причинам, неважно. Люди должны нести ответственность за совершённое. Чем мы будем отличаться от головорезов, которых задерживаем, если закрываем глаза на деяния коллег, которые приводят к смерти невиновных? Меган молчала. В словах Терри была неприятная правда. Раскапывая детали дел прошлых лет, они могли столкнуться с фактами болезненными и мучительными. Ведь это непосредственно касалось коллег, многие из которых стали друзьями, боевыми товарищами. Она вспомнила Пола Смита, он не был ей близок, но он был своим. – Хорошо, – наконец сказала Меган с тяжёлым сердцем. – Если это поможет восстановить справедливость, я мешать не буду. – Но и помогать не намерена? – спросил Терри пристально следя за напарницей. – Дай мне время. Принять такие новости… нелегко, – попросила Меган. – Что с Паркинсон? – излишне резко задал вопрос Терри, уходя от неудобной обоим темы. Меган задумалась, посещение больничного крыла вызвало в ней двоякое ощущение. Она не знала, как это облечь в слова. – На первый взгляд всё довольно просто. Паркинсон очень больна, и её физическое состояние оставляет желать лучшего. Поппи подтвердила, что занимается лечением совместно с колдомедиком из Мунго уже продолжительное время. Вряд ли Паркинсон сейчас способна встать и пойти крушить всё и всех. Но её рассказы о «видениях»… Что-то не так. Либо она чего-то не договаривает, либо не помнит. Не могу передать точнее, это на уровне интуиции. – Нам стоит приставить к ней мракоборцев? – прямо уточнил Терри. – Или отправить в специальное отделение в Мунго? – Не думаю, – поразмыслив, ответила Меган. – Если Ингвар не врёт о смертельности проклятья, – она сделала паузу, вздохнув, – то ей осталось недолго. – Поппи знает? – опустив глаза в пол, спросил Терри. – Угу. Теперь знает и сама Паркинсон, – недовольно сказала Меган, нервно потирая пальцы. – Что? – Терри резко вскинул голову. – Паркинсон подслушала наш разговор, – отрешённо подтвердила Меган, всё так же растирая пальцы. – Реакцию можешь представить сам. Терри медленно выдохнул, закрывая глаза. Черты его лица застыли, в душе поднималась буря гнева. – Я бы сам хотел убить его, – прорычал он, из последних сил сдерживая ярость. – Вырвал бы его гнилое сердце из тщедушной груди. Наши парни, мирные жители… столько ни в чём не повинных жизней. – Терри, ты меня пугаешь, – честно призналась Меган. Терри увидел её взволнованный взгляд, он и сам не до конца понимал причины своего поведения. – Меган, я буду действовать чётко в рамках закона, – он постарался придать своему голосу былую твёрдость и спокойствие. – В этих рамках я душу вытрясу из мерзавца, чтобы узнать ответы на все вопросы. Меган кивнула, но недоверие и настороженность не исчезли. Терри, страдая бессонницей, мучительно искал основание своего тревожного состояния. Результатом этих поисков стало – он расслабился. После падения Волан-де-Морта, он позволил себе поверить, что всё самое худшее позади. Что смерть теперь не поджидает за каждым углом, сослуживцы в безопасности, а он сам может позволить себе вернуться к прежней жизни, которая, возможно, будет даже счастливой. Что теперь он не просто солдат, беспрекословно и безупречно выполняющий боевые задачи, а ещё и человек, который может позволить себе отдых, время на хобби и любимую девушку, в перспективе и на семью. Но все эти планы рухнули в одночасье. Защищая Сьюзан, он чертовски перепугался. Это не придавало сил, а сковывало. Он боялся, что она попадёт под шальное заклятье, что он станет причиной её гибели. Не будь они близки, ненужных переживаний стало бы меньше. Может в этом и есть его удёл? Как Ингвар назвал их – псы? Пёс на страже интересов магического общества. Одиночка, положивший жизнь на благо граждан. Так проще, так понятнее. Его смерть не заметят – как не волновались из-за пропажи Пола – кроме коллег мракоборцев. Но и не будут рвать себе душу, как семья покойного Райта. Терри посмотрел на тихо спящую Сьюзан рядом, осторожно коснулся её нежной щеки своими огрубевшими пальцами. Неожиданно почувствовал щемящую грусть и тоску в груди. Но он уже принял решение. Быстро и бесшумно собрался и ушёл в холодную, бесснежную ночь.