Torn apart

Если бы Рай существовал на Земле, Сицилия была бы его олицетворением. Она захватывает дух красотой уникальных пейзажей каждого, кому посчастливилось ее посетить, и навечно остаётся в памяти ярким воспоминанием. После Кореи с её пронизывающим кости ветром и снегопадом, Сицилия обогрела Тэхена своим жарким солнцем. Тёплый, влажный, морской климат не сразу был принят организмом. Три дня ушло на адаптацию к погодным условиям Марсалы, города на западе Сицилии. Чонгук, как и обещал, привез его туда, где вершина мирового художественного наследия: в Италию. У мужчины здесь имеется вилла, расположенная на утёсе, внизу которого разливается Средиземное море. Как бы Тэхен ни старался наслаждаться здешними красотами, разъедающие сознание мысли не дают нормально дышать, пережимая грудную клетку. Он знает, зачем Чонгук его сюда привез, и постоянно находится в напряжении, ожидая того самого, о чем твердил ему альфа последний месяц после возвращения из Японии. Дни идут, но предложение руки и сердца Чонгук так и не делает, в силу занятости работой с итальянской мафией. Неизбежное грядёт.                                     ***       Тэхен просыпается под звуки шумящего моря, но глаза не открывает. Позволяет расслабляющей мелодии успокоить изможденное сознание. Повалявшись десять минут, омега встаёт и подходит к панорамному окну своей комнаты, из которого открывается вид на песчаный пляж протяженностью в несколько киллометров. Это частная собственность Чонгука, выкупленная за большие деньги, и никаких туристов здесь нет, к счастью для Тэ. Он рад тому, что может спокойно плавать без посторонних глаз, за исключением чонгуковых. Омега вынужден плавать в майке и шортах, не хочет доставлять удовольствия Чонгуку видом на свое обнажённое тело. Наблюдая за тихими волнами, приливающими к берегу, Тэхен решает начать день с заплыва на небольшую дистанцию. Скинув пижаму, он надевает привычную черную майку без рукавов, шорты до середины бедра, и спускается по каменной лестнице к берегу, попутно прихватив плед и полотенце. Босые ноги тонут в мягком, нагретом палящим солнцем песке. Тэхен, как маленький ребёнок, глубже в него зарывается и пинает, устраивая своеобразную бурю. Дойдя до берега, пропахшего морским бризом,  омега застывает и всматривается вглубь насыщенно синего цвета воды, сквозь которую видно белоснежное дно. Умереть в таком красивом месте не было бы грехом. Желания жить как такового нет. Чонгук его забирает с каждым днем, топя в своём яде, называемом любовью. Тэхен не может и не хочет смириться с мыслью о том, что Чон сделает его своим супругом. Когда это произойдёт, его мнимая свобода будет похоронена под грудой пепла. Руки сами тянутся к груди, где под одеждой скрыто напоминание о том, ради кого стоит продолжать дышать. Тэхен достает из-под ворота майки серебряную подвеску с аметистом в форме капли, подаренной Намджуном на восемнадцатилетие, и аккуратно перебирает ее пальцами, успокаиваясь. Где-то там, на другом конце необъятной планеты, его любимый человек жив и в безопасности. Это самое главное. Это первая мысль, с которой Тэ засыпает и просыпается каждый день. Пусть он не может на него взглянуть и прикоснуться, главное: чтобы сердце продолжало биться. Их сердца образуют цельный налаженный механизм, который не сможет продолжать поддерживать жизнь, если изъять одно. Пока живо сердце Намджуна, тэхеново — функционирует. Втянув морской бриз поглубже, Тэхен медленно погружается в воду, плывя в противоположную от берега сторону. В меру теплая вода окутывает каждый сантиметр хрупкого тела, унося тревоги на дно, туда, где им и место. Тэхен плавает до приятной усталости в мышцах около часа. Когда сил уже не остаётся, он ложится на спину, раскинув руки в стороны, качаясь на волнах. Приятный шум моря нарушает чей-то настойчиво зовущий голос. Тэхен открывает глаза и замечает того, кого сейчас меньше всего хочет видеть. С неохотой он плывет обратно. На берегу Чонгук кладет большую тарелку со свежей клубникой на плед и, чуть сощурив глаза, наблюдает за явлением божества: Тэхен выходит из морской пены на сушу. Альфа скользит по влажной медовой коже, облизывая кончиком языка нижнюю губу. Мокрая одежда облепляет точеную фигуру, придавая изгибам фактурности. Капли воды, стекающей по острым выпирающим ключицам, которые видно из-за выреза майки, и стройным ногам, сверкают на солнце бриллиантами, притягивая антрацитовые глаза. Тэхену под этим пристальным взглядом сразу становится некомфортно. Хочется сжаться в маленький комок и не чувствовать его на себе. — Море придало твоему облику неземной красоты. Если бы Ботичелли был жив, написал бы вторую часть " Рождения Афродиты",— восхищенно говорит мужчина, протягивая омеге полотенце, когда замечает россыпь мурашек по телу. Ему думается, что Тэхен замерз из-за ветра, обдувающего тело, но это не холод. Это страх, который скользкой змеей поселился внутри омеги. Чон только его и внушает. Тэхен быстро выхватывает большое белое полотенце и заворачивается в него, опускаясь на плед. — В Римской мифологии Афродиту звали Венерой. Ты находишься на земле Боттичелли, который был итальянцем между прочим.Прояви немного уважения к его творчеству. — Мои познания в искусстве очень поверхностные, — Чонгук присаживается рядом возле него и протягивает тарелку со спелой большой клубникой, размером с тэхенов палец. — Пора это исправлять. Сегодня поедем в художественную галерею на Юге. — Я поеду только в том случае, если ты пообещаешь держать себя в руках и  никому не причинять вреда, — категорично заявляет Тэхен, откусывая кусочек сладкой ягоды.— Я достаточно насмотрелся на то, как ты отнимаешь чужие жизни. Не думаю, что когда-нибудь забуду это зрелище. Чонгук зависает на его губах, измазанных в клубничном соку, стекающему по подбородку, и стискивает крепче челюсть. Ему хочется все слизать с купидоновых губ, вкусить их сладость, с которой ни одна ягода не сравнится. Чонгук целовал Тэхена и раньше, но насытиться так и не удалось. Никогда не удастся. Сдерживать свою жажду к Тэхену стоит мужчине огромного усилия воли. Альфа своего беснующегося, вечно голодного зверя на цепи удерживать продолжает, но терпение не безгранично.От вида идеальных розовых губ температура в теле повышается. Чонгуку срочно нужно смыть с себя наваждение, пока не сделал того, что испортит настроение Тэхену и доведёт его до слез. — Ты меня слушаешь, Чонгук? — Тэхен повышает голос, озадаченно смотря на задумчивого альфу. — Да, никаких убийств. Я тебя понял, малыш,— на автомате отвечает Чонгук, стягивая с себя свободную белую футболку. Тэхен на секунду теряет дар речи, когда его взору открывается голая спина Чона, вернее то, что от нее осталось. Омега и раньше видел его без одежды, но в тех случаях он крепко зажмуривался от страха и боялся их открывать. Сейчас, при свете дня, Тэхен отчетливо видит, покрытую рубцовой тканью кожу. Там все усыпано глубокими побелевшими шрамами. Омега съеживается, невольно испытывая фантомную боль на своём теле. Ему даже страшно представить, насколько было больно получать эти все увечья. — Это твои враги сделали? — дрогнувшим голосом спрашивает Тэ, указывая одним взглядом на спину. Поначалу Чонгук не понимает, о чем речь, он давно привык к шрамам и считает их частью себя, но понимание быстро наступает. — Мой отец,— коротко объясняет альфа, хмуря брови. Тэхен вздрагивает от услышанного. Жестокие пытки врагов в виде конкурентов по бизнесу не так ужаснули бы, как слова о том, что люди способны на такие вещи по отношению к своим детям. Своей плоти и крови, которую они должны любить и оберегать, как самое ценное, что есть у них в жизни. — Как родной отец может сделать такое со своим сыном? — Тэхен неосознанно прикасается кончиками пальцев к огрубевшей кожи. Чонгук дёргает плечом и омега быстро одергивает руку, словно его током ударили. — У Джихвана,— альфа сознательно называет его по имени, избегая слова "отец", — были свои методы воспитания, — Твои шрамы болят? — Если отвечу "да", тебе станет легче? — Ты жесток по отношению ко мне и причиняешь боль, но я остаюсь человеком, способным на сострадание. Я ничего не знаю о твоей семье и ваших взаимоотношениях, но убежден в том, что ни один родитель не имеет права творить такое со своими детьми. "Тэхен со своим безграничным милосердием — ангел во плоти",— думает Чонгук. — Отец считал, что боль закаляет и сделает из меня достойного человека, способного управлять делами клана,— отстраненно говорит мужчина, всматриваясь в глубины моря. Остальная часть прошлого, которое Чонгук не хочет упоминать, похоронена на дне. Тэхен внимательно слушает и поражается все больше тому, что слышит. В памяти сразу всплывает отец, который слишком рано их покинул с папой, но всегда был образцовым мужем и родителем. Ким Йохан, отец Тэ, всегда с любовью и уважением относился к своему ребёнку, не смея поднять на него руку или повысить голос. — Это бесчеловечно. Каждый рано или поздно понесёт наказание за свои деяния. — Знаешь, в чем заключается ирония? — спрашивает Чонгук, растягивая губы в улыбке, напоминающей оскал. Тэхен отрицательно машет головой. — Он уже расплатился. Я собственноручно вышиб ему мозги два года назад. Такого удовлетворения от убийства я никогда не испытывал. Тэхен не удивлён услышанным, но ничего не говорит, предпочитая оставаться слушателем. — Удивляешь, тигрёнок. Я ожидал, что ты назовешь меня монстром, убившим родного отца, — Чон изгибает бровь в удивлении. — Я не проживал твою жизнь и не знаю всего того, через что ты прошёл. У меня нет права давать моральную оценку твоему поступку,— Тэхен всячески избегает взглядов на изуродованную спину. — Давай оставим прошлое в прошлом и больше не будем возвращаться к этой теме. — Так будет лучше, ты прав, — соглашается Тэхен, отправляя в рот последнюю клубнику. — Сходи хорошо позавтракай и надень что-нибудь на свой вкус. Нам предстоит много разных мест посетить сегодня, — бросает напоследок Чонгук, перед тем, как отправиться поплавать.                                 ***       Тэхен завтракает овощной фриттатой с моцареллой, лососем, приготовленным на гриле и брускеттой с томатами. Все блюда на вилле Чонгука готовит лучший шеф-повар страны, которого альфа нанял для того, чтобы Тэхен познал вкус настоящей итальянской кухни. После изысканного завтрака омега поднимается к себе в комнату на втором этаже, принимает душ, смывая морскую соль, и озадачивается выбором подходящего для галереи наряда. Тэхен отдает предпочтение белой блузке, голубому пиджаку и зауженным чёрным брюкам на тонком ремешке. Этот элегантный образ дополняется длинной серебряной серьгой на левом ухе и чёрными лоферами. Тэхен смотрит на себя в зеркало, поправляет отросшие золотисто–медовые пряди волос и наносит на сухие потрескавшиеся губы прозрачный бальзам с запахом вишни. В отражении зеркала он замечает, как из открывшейся двери появляется Чонгук. — Тебя не учили стучаться, перед тем как вламываться в чужую комнату? — Тэхен раздражен таким бесцеремонным отношением. — Стесняешься, что я мог увидеть тебя обнаженным? Брось, Тэхен–и, мы уже видели друг друга без одежды, — отмахивается Чонгук, подходя к нему сзади, и поправляет не до конца застегнутый замочек серьги. — Это элементарные правила приличия, — вздрогнув от прикосновения к чувствительной мочке уха, отвечает омега. — Ты собираешься в этом ехать? Одежда на Чонгуке удивляет Тэхена. Омега привык к тому, что Чон всегда в деловых костюмах с галстуками и лаковых ботинках. Сейчас же на нем белая футболка от CK, голубые джинсы свободного кроя того же бренда, кроссовки. Вместо уложенных назад волос, на чонгуков лоб спадает смоляная челка, делая его на несколько лет младше. — Я терпеть не могу офисный стиль, но работа обязывает. Отдаю предпочтение чему-то простому и спортивному. — В этом ты будешь выглядеть странно в галерее, — Тэхен критичным взглядом оценивает его одежду. — Я могу по щелчку пальца её выкупить вместе со всеми картинами. Думаешь, меня волнует, как я выгляжу? — Я знаю, что у тебя много финансовых возможностей. Не нужно мне постоянно об этом напоминать. — Сейчас самое время напомнить о них, — Чонгук тянется в карман джинсов, достает оттуда небольшую кожаную коробочку и протягивает её заинтригованному Тэхену. Омега открывает крышку и видит на дне ключи с логотипом в виде коня на жёлтом треугольном щите. — Я не понимаю. Что это такое? — Ключи от лимитированной Ferrari SF90 Stradale. Прими её в качестве подарка. — Но я не умею водить и прав у меня нет, — Тэхен растерянно хлопает ресницами, но от подарка не отказывается. Понимает, что Чонгук ненавидит отказы, а провоцировать его нет никакого желания. — Малыш, ты такой очаровательный, когда волнуешься. Не переживай сильно, я тебя всему научу. Главное: доверься мне. Договорились? — Договорились, — коротко соглашается Тэхен, после чего получает поцелуй в щеку от мужчины, явно довольного тем, что его подарок был принят без лишних вопросов. В центре вымощенного каменной кладкой двора, переливается до глянцевого блеска огненно–красный спорткар. Тэхен обходит его по кругу, рассматривая каждый изгиб. — Стильная, но в то же время элегантная, — подмечает омега, проводя кончиками пальцев по бамперу. Тэхен сам того не ожидал, но машина пришлась по вкусу. Чонгук будто знал, что все так и будет. Мужчина стоит в стороне и со сдержанной улыбкой наблюдает за неподдельным интересом Тэхена опробовать этого зверя на дороге. — Разблокируй её и садись за руль, сейчас будем учиться приручать этого зверя.                                     ***       Тэхен оказался очень способным и быстро освоил базовые навыки вождения под четким руководством Чонгука, сидящего рядом на пассажирском сбоку. Омега уверенно держится за рулём, не превышая определённой законом скорости. Дорога практически пустая, за исключением нескольких машин, плетущихся позади, что значительно упрощает первую попытку вождения. На спидометре не больше восьмидесяти, потому что так комфортно самому Тэхену в отличие от Чонгука. Он бы с удовольствием выжал бы из Феррари максимальную скорость, на которую только способен ее мощный движок. — Ты хорошо справляешься, — ободряет его Чонгук, сосредотачивая свой взгляд на длинных пальцах, расположенных на руле.Они созданы для того, чтобы быть увитыми кольцами с дорогими и редкими камнями. — Вернёмся в Корею и  устроим заезд, когда наберешься опыта. Думаю, твоя детка заставит мой мерс глотать пыль. — Я не любитель гонок. Скорость и экстрим — не моё, — отвечает Тэхен, посматривая на навигатор. От Марсалы до Палермо, города в котором находится художественная галерея, осталось тридцать минут езды. — Я не буду настаивать, — Чонгук тянется в карман джинсов, достает сигарету и затягивается, выпуская сизый дым в приоткрытое окно. Всю оставшуюся дорогу они едут в тишине, разбавляемой шумом работы мощного двигателя и любимым джазом Тэхена. Ким идеально паркуется с первого раза возле галереи в одном из старинных районов Палермо. Сам по себе город сохранил дух прошлых эпох, отображаемый в архитектурных сооружениях и постройках. Войдя внутрь галереи, Тэхен не видит ни одного человека, кроме персонала. Он сразу понимает, что Чонгук позаботился о том, чтобы толпы шумных туристов не мешали. Тэхен смотрит на оригинальные полотна эпохи Ренессанса перед собой и не может поверить в то, что лицезреет их воочию. На белых стенах в специальных рамках, защищающих картины от внешних факторов, расположены: «Рождение Венеры»; «Весна» Сандро Боттичелли; «Успение Богородицы» Тициана Вечееллио; «Сикстинская мадонна»; «Афинская школа» Рафаэля Санти; «Страшный суд»; «Сотворение Адама» Микеланджело Буонарроти; «Мона Лиза» — Леонардо да Винчи. В Корее Тэхен видел лишь реплику, которая никогда не сравнится с первоисточником. Омега знает наизусть историю написания и художественные особенности каждого из этих шедевров своей эпохи, и пересказывает их Чонгуку. Альфа оказывается очень заинтересованным, ни на секунду не отвлекается от бархатного голоса и запоминает каждое слово. Чон Чонгук — человек, чьи руки по локоть в крови, на счету которого сотни, если не тысячи убитых людей, сейчас стоит в окружении мирового культурного наследия и восхищается им. Тэхен переводит взгляд с полотна Боттичелли на альфу и поражается абсурдности данной ситуации. — Тебе действительно интересно все то, о чем я рассказываю?— Тэ заглядывает ему в глаза, ожидая ответа. — До сегодняшнего дня для меня картины были лишь показателем статуса. Я никогда не интересовался их происхождением и покупал для собственного удовольствия от осознания простого факта, который заключается в том, что я обладаю тем, что никто не может себе позволить. Выслушав вашу лекцию, профессор Ким, я проникся,— Чонгук сухо улыбается, сравнивая Тэхена с преподавателем искусства.— Ты так пылко рассказывал о Ренессансе. Предполагаю, что это твоя любимая эпоха. Можешь сказать, почему? — Эта эпоха возникла в тот период, когда общество устало от средневекового диктата церкви и монархии, навязанная определенной системы ценностей, смирения во всем. Смелые личности, ставшие позже символами эпохи, заговорили об идее свободы выбора человека, необходимости внимания к его личности. Благодаря им высшей ценностью научились считать не слепую веру в судьбу, уготованную богом, а созидательную и активную деятельность. Мне близки эти ценности. — Слепая вера в судьбу, — Чонгук повторяет эти слова, смакуя их, после чего подходит к омеге в упор и касается его нежной щеки татуированными пальцами.— В тот день, когда я впервые тебя увидел, моя машина оказалась заминирована. Я узнал об этом постфактум. Если бы ты не пролил на меня кофе, тем самым задержав, я бы сел в неё и погиб. Что это, если не благоволение самой судьбы? — Я так не считаю, — Тэхен делает шаг назад, отворачиваясь от прикосновения. — Наша встреча была случайностью, нелепым стечением обстоятельств, которое превратилось в трагикомедию. — Я не верил в судьбу до того дня, пока не встретил тебя. Она подарила мне такого человека, как ты. За что я буду благодарен до конца жизни,— так осмысленно Чонгук ещё никогда не говорил. — Ты пытаешься высшими силами оправдать свое больное желание присвоить меня, — в тэхеновых глазах презрение. — Мне не нужно тебя присваивать. Ты принадлежишь мне с самого рождения. Ты — мой истинный омега; тот, кто был создан природой для меня. — В природе случаются ошибки.Ты не мой истинный альфа. Редкость, но так бывает. Дело даже не в самой истинности. Чонгук, ты не мой человек. Мы — люди с разным воспитанием, мировозрением и ценностями в жизни. Я терпеть не могу кровопролитие и жестокость, но ты упиваешься этим и продолжаешь марать руки. Я для тебя никакой ценности, как человек и личность, не представляю.Ты видишь во мне лишь объект для удовлетворения своих низменных порывов, который можно купить дорогими подарками или взять силой. Но я живой человек, которого ты лишил самого ценного — свободы выбора. Я не твой и никогда не буду. Я принадлежу самому себе, запомни это. — Ты прав, мы по разные стороны: ты — в Эдеме, я — в Аду. У нас с тобой множество разногласий. Я понимаю, почему ты так категорично настроен. Изначально я должен был быть с тобой нежен, но показал себя настоящим животным, коим ты меня прозвал. Ты прав, я не всегда контролирую себя. Тэхен, ты пробуждаешь во мне целую бурю внутри: от жгучего желания слиться в единое целое, до красной пелены перед глазами, когда осознаю, что ты все ещё думаешь о нем. Я хочу вытравить его из твоих мыслей и головы навсегда. Хочу показать себя, как человека, который, пусть не сейчас, но постепенно будет становится достойным тебя. — Он всегда есть и будет в моих мыслях. С этим ничего невозможно сделать.Как если пытаться вырвать растение, глубоко пустившее свои корни в землю. Он глубоко вот здесь, — Тэхен тычет указательным пальцем в левую сторону груди, там где сердце, там где болит больше всего. — Чонгук, ты должен был давно это понять и отпустить меня. Я не тот человек, который тебе нужен, и никогда им не был. Ты не должен ради меня меняться. Это в принципе невозможно. Ты — человек с уже сформировавшейся личностью и устоявшимся мировоззрением. Все о чем я прошу, так это отпусти меня и не разрушай нам обоим жизнь. Ты никогда не обретёшь счастья со мной.Мы оба будем несчастными. — Я никогда не откажусь от тебя. Запомни это раз и навсегда, больше повторять не стану. Тэхен издает смешок на грани истерики. Все его слова не имеют никакого веса для Чонгука и он впустую потратил время, пытаясь призвать мужчину к трезвости мышления. Тэхен осознает, что Чон им одержим до такой степени, что скорее убьёт, нежели позволит жить свободной жизнью, в которой нет места такому монстру. Больше ничего говорить не хочется. Всё напрасно.До Чонгука не достучаться, он всегда будет глух и слеп к простой истине, которая заключается в том, что любовь нельзя купить или заполучить силой. Человек, который её никогда не испытывал, не поймёт этого. — Я голоден. Мы можем поехать перекусить?                                     ***       Винтажное кафе у Тирренского моря  встречает их аппетитным запахом свежей выпечки и пасты. Тэхен выбирает столик на открытой террасе, с которой можно рассмотреть массивный горный хребет и яхты, проплывающие по водной глади. Омега делает несколько снимков с разных ракурсов, чтоб потом поделиться ими с папой, который никогда не был в Италии. Пока Тэхен занят фотографиями, Чонгук заказывает пиццу и любимое омегой красное сладкое. На телефон поступает долгожданное сообщение, что не может не радовать. Чон откидывается на спинку плетеного стула и разглядывает идеальный  профиль омеги. Он созерцает настоящее произведение искусства во плоти и на секунду сомневается в том, что Тэхен реален. Ни один человек не может быть настолько прекрасен снаружи и внутри. Тэхен доказывает обратное. Чонгук признает его очаровательную красоту, но также и духовную возвышенность, которую он никогда не постигнет. Тэхен — его божество, создание с ангельскими крыльями, которое хочется почитать и возводить храмы в его честь. Но в то же время руки тянутся спустить с небес к себе на землю и утопить в грехе, сделать таким же порочным со всеми человеческими грехами. Грехопадение Тэхена приближается. Чонгук понимает это по омежьему запаху, который стал ярче и отчетливее. Альфа выныривает из поглотившего его потока противоречивых мыслей, когда официант приносит клубящуюся паром пиццу двух видов и бутылку Bussola Recioto della Valpolicella Classico в ведёрке с кубиками льда. Тэхен накладывает себе в тарелку кусочек с салями и сырную пиццу и неспешно разрезает сочные треугольники ножом, после чего накалывает на вилку и отправляет в рот. Чонгук наполняет вином хрустальные бокалы с высокими ножками и протягивает один из них Тэ. Они неспешно наслаждаются поздним обедом, запивая его вкусным алкоголем. На террасе, неожиданно для Тэхена, появляется мужчина пожилого возраста, одетый в костюм-тройку. Он что-то на итальянском говорит Чонгуку, после чего протягивает бархатную коробочку и пожимает руку. Омега ни слова разобрать не может, но по выражению лица альфы понимает, что тот доволен. — Мы находимся в таком красивом месте. Думаю, сейчас самое подходящее время,— впервые в чонгуковом голосе слышится волнение. — Подходящее время для чего? — Тэхен отставляет бокал в сторону и взглядом показывает интерес. Чонгук поднимается из-за стола и делает то, чего никогда не делал ни перед кем: преклоняется. Опустившись на правое колено, он открывает алую бархатную коробочку с кольцом и протягивает её округлившему глаза от удивления Тэхену, говоря: — Ким Тэхен, я вижу только тебя в роли своего спутника жизни. Ты — мой райский уголок на земле. Только с тобой я желаю засыпать и просыпаться каждый день. Только тебя я вижу папой наших будущих детей. Ответь: ты станешь моим законным супругом? Все произошло так резко, словно гром грянул среди ясного неба. Тэхен не ожидал, что это произойдёт при таких обстоятельствах. Он предполагал, что Чонгук наденет ему на палец кольцо ради формальности и наречёт своим супругом. Видеть альфу у своих ног очень странно, будто это сюрреалистичный сон, пробравшийся в реальный мир. — У меня разве есть выбор? — задает риторический вопрос, смотря в обсидиановые глаза. — Выбор есть всегда. Чон лишь создаёт иллюзию выбора, даёт ему на мгновение почувствовать себя свободным человеком, слова которого имеют вес. В действительности же выбора нет. Есть только один человек, что не потерпит отказа от второго, которому есть кого терять. Тэхен не верит ни единому слову из уст Чонгука. Эти сладкие речи лишь обёртка больного желания присвоить.У Тэхена нет никакого другого выбора, кроме как согласиться на это предложение. — Я стану твоим супругом, — слова ядом оседают на языке. Тэхен спешит смыть их вином. Чонгук достает из бархатной коробочки кольцо из золота, обрамленного маленькими бриллиантами. По форме он напоминает классическое помолвочное, но на нем цветок, сердцевина которого состоит из большого бриллианта весом в двадцать карат. Это ручная работа одного из самых искусных ювелиров Италии прошлого века. Мастер давно ушёл на покой, отказывая всем, кто хотел у него заказать изделия. Он не смог отказать только Чонгуку, когда услышал шестизначную сумму в долларах. Альфа надевает кольцо на тонкий безымянный палец Тэхена и видит, что оно сидит как влитое. Мастер смог по фотографии понять размер. Вот что значит профессионал своего дела. — Полноценная свадьба состоится, когда вернёмся в Корею,— объясняет Чон, поднимаясь на ноги. — Мне здесь очень нравится. Я хочу побыть ещё немного на Сицилии. Давай, не будем спешить возвращаться в Сеул? — Тэхен отчаянно пытается оттянуть неизбежное. Чонгук это прекрасно понимает и кивает в знак согласия, позволяя омеге насладиться последними крупицами свободы. — Голова кружится и слабость в теле. Наверное, это от выпитого. Назад поведёшь ты,— Тэхен протягивает ключи от Феррари альфе, вставая из-за стола и направляясь к выходу. Чонгук оставляет щедрые чаевые за обед, помогает Тэ лечь на заднее пассажирское, после чего заводит двигатель и покидает Палермо, направляясь обратно на виллу. Дорога занимает два часа. Тэхен все это время мирно спал и проснулся лишь когда они вернулись обратно. К его удивлению слабость в теле никуда не делась и лишь усилилась. Омега переоделся в широкую длинную футболку и вновь провалился в сон уже на шелковых бежевых простынях у себя в комнате.                                   ***       За панорамным окном глубокая ночь и бушующее, не такое приветливое, как днем, море. Серебристый лунный свет заливает постель. Тэхен жмурится от резкой режущей боли внизу живота, которая вырвала его из царства снов, и глухо стонет. Постель под ним влажная и липкая. Омега не хочет верить в свои опасения, но природная смазка меж ягодиц лишь подтверждает их. Наступила первая течка в его жизни. Жар разливается по телу волнами острой боли. Тэхен чувствует, как усилился собственный запах, а значит Чонгук тоже его учует и сделает все то, что преследовало в кошмарах. Перед глазами все плывет, слезы горячим ручьем текут, внутрь словно острых осколков насыпали и давят на них. Тэхен зажимает во рту подушку, подавляя болезненный вой, и обнимает себя поперёк живота. Куда бежать? Кто поможет ему в чужой стране? Омега осознает свою беспомощность и понимает, что в таком состоянии даже бегать не способен.Тэхен поднимается на ноги, преодолевая головокружение, утирает слезящиеся глаза ладонью и закрывает дверь на замок. Голодного зверя снаружи это не сдержит, но других вариантов нет. Чонгук почувствовал яркий, полноценно раскрывшийся шлейф грейпфрута с примесью лотоса и мёда, исходящий из тэхеновой комнаты, ещё час назад. Альфа понимал, что если сразу войдёт, то сорвётся и сделает  очень больно, о чем будет сожалеть после. Купание в холодном море и половина пачки выкуренных сигарет немного утихомирило животное желание, но оно все ещё разливается в венах раскаленной лавой. Чонгук тушит очередную тлеющую сигарету в пепельнице и направляется туда, куда зовут его демоны, желающие отведать невинную плоть. Он дёргает дверь тэхеновой комнаты, но она, ожидаемо, оказывается закрыта. Чон достает из кармана связку со всеми ключами от виллы и, выудив оттуда нужный, стремительно распахивает её. В комнате запах Тэхена ещё слаще и аппетитнее. Он пробуждает такой голод, которого Чонгук никогда ещё не испытывал. Альфа ищет глазами самого Тэ, но его здесь нет. Омега в страхе прижимается спиной к перилам балкончика за перегородкой из плотного стекла. Чонгук быстрым шагом направляется туда и дёргает за нее, но она заперта с обратной стороны. Альфа глядит сквозь стекло на Тэхена и видит в глазах цвета поздней осени мольбу и животный страх, в перемешку со жгучим отчаянием. Чонгук скользит от его лица ниже и лучше бы не делал этого, потому что то, что он там видит, отдаёт пульсацией в паху. Футболка до середины стройных бёдер, перепачканных в омежьей смазке, действует на него как красная тряпка для быка. Чон резко покидает комнату и возвращается обратно через две минуты с топором, на котором следы засохшей крови. Двумя днями ранее альфа им проламывал черепа тех, кто рискнул поиграть со смертью, подсунув некачественные наркотики для продажи в Корее. Чонгук замахивается топором и бьёт по преграде, отделяющей его от желанной добычи. Стекло хоть и прочное, но расходится трещиной под напором этой силы. Тэхен смотрит на действия мужчины словно в замедленной съёмке. До воспаленного сознания не сразу доходит мысль о том, что нужно бежать. Омега громко вскрикивает от очередного удара топором и оглядывается вокруг себя. Бежать некуда, только если вниз. Балкон находится на втором этаже и если спрыгнуть, то вывих или перелом конечностей гарантирован. Тэхен предпочел бы перелом шейных позвонков. Исход в виде моментальной и безболезненной смерти кажется спасением, в сравнении с тем, что его ожидает. Омега перекидывает одну ногу через перила, но не успевает закончить начатое. Стекло в дребезги разбивается, опадая осколками на кафель. Чонгук стягивает его с перил и, подняв на руки, чтоб нежные омежьи ступни не изранить острыми, как сталь, осколками, заносит обратно в комнату. Уложив дрожащее тело на постель, он быстро стягивает с себя футболку и тянется к кромке широких домашних штанов. Тэхен понимает, что грядёт неизбежное, но так просто не отдаст себя на растерзание. Сознание штормит. Омега собирает крупицы оставшихся сил и делает рывок в сторону входной двери. Спустя секунду Тэхен оказывается на полу, не в силах нормально передвигать конечностями. — Чонгук, умоляю, не трогай. Я не выдержу того, что ты намереваешься сделать, — сквозь всхлипы шепчет, отползая к выходу. — Твое тело в агонии из-за течки. Я хочу помочь тебе, — Чонгук подходит к нему ближе, точно хищное животное, наступающее на свою жертву. — Просто дай мне подавители и уйди. Не разрушай меня, — Тэхен вскрикивает от очередного спазма, скрутившего внутренние органы в тугой узел. — Ты не будешь пить эту гадость. Я все сделаю сам.Ты, фактически, мой супруг. Это моя обязанность помочь тебе в таком положении. От этого "супруг" у Тэхена тошнота к горлу подкатывает. Он стягивает обручальное кольцо, отшвыривая его в угол комнаты. — Но я не хочу тебя. Я вообще не чувствую возбуждения. — А это что такое? — с ухмылкой говорит альфа, проводя подушечками пальцев по внутренней стороне бедра, и собирает природную смазку. — Перестань противиться своей природе и признай, что хочешь того же, что и я. — Я не контролирую все то, что сейчас происходит с моим телом. Но я полностью осознаю, что не хочу заниматься сексом,— Тэхен смотрит на него мокрыми глазами и надеется на то, что слезы разжалобят и пробудят хотя бы мизерную крупицу человечности. — Дело во мне, ведь так? Будь здесь Намджун, ты наверняка бы раздвинул перед ним ноги и попросил взять тебя. На секунду у Тэхена сердце сжимается и перестаёт биться. Сейчас меньше всего хочется думать о Намджуне, но его образ безликой тенью проникает в комнату с лунным светом. — Все не так. Кроме боли вот здесь,— Тэхен тычет на низ живота. —  Я ничего не ощущаю. Клянусь. Чонгук сканирует его тяжелым взглядом и понимает, что тот не лжет. Он видел возбужденных омег и Тэхен точно не один из них. Чонгуку бы хотелось видеть желание на дне любимых глаз, слушать бархатные стоны, срывающегося от удовольствия голоса, но кроме неподдельного ужаса там ничего нет. — Боль пройдёт, если мы займёмся сексом. Ты ведь не маленький и должен понимать это. — Есть и другой способ унять её — подавители. Но ты ни за что не дашь их и воспользуешься моим беззащитным состоянием. — Подавители канцерогенные. Они несут большой вред репродуктивной системе омег. Есть большой риск стать бесплодным,— напоминает Чонгук. — Пусть лучше так, чем позволить тебе сделать это со мной. Чонгук поднимает его на руки и укладывает спиной на постель, нависая сверху. Тэхен под ним сжимается в маленький дрожащий комок и пытается оттолкнуть руками, которые в несколько раз меньше чоновых. — Я понимаю, что это твой первый раз и ты боишься, что я причиню тебе боль.  Мне присуща грубость в постели с другими омегами, но ты мой истинный — единственный человек, с которым мне хочется быть нежным,— нашептывает Чонгук, удерживая его за подбородок татуированными пальцами и целуя мокрые от слез ресницы, скулы, кончик носа и россыпь родинок. Альфа льнет к его персиковым губам, но Тэхен резко, будто ему по лицу отвесили крепкую пощечину, отворачивает лицо вбок. Позволить себя поцеловать — равносильно предательству того единственного, кому навечно даровано сердце. — Поцелуи с твоих ядовитых губ —  омерзительнее всего,— шипит омега,  комкая в руках простыню и прожигая горящие обсидиановые глаза своими, полными чистой ненависти. — Я приучу тебя к ним, у нас целая ночь впереди,— выдыхает Чонгук в его приоткрытые губы и накрывает их своими. Тэхен ерзает под альфой, упирается в широкую грудь, плечи, но оттолкнуть никак не может.Ему не справиться с мужчиной, тело которого состоит из твердых, как камень, мышц. Это бессилие убивает, однако не рождает смиренности. Тэхен будет бороться до того момента, пока последние силы, которых осталось очень мало, не покинут тело. Сдаться означет предать самого себя. Чонгук с жадностью покусывает сладкие губы, игнорируя толчки в грудь. Он сцеловывает с них горько-сладкие слезы, от которых кроет сильнее любой дозы кокаина. Член в штанах уже упирается в живот, прося разрядки. Чон резким движением стягивает с омежьих ног вымокшее насквозь нижнее бельё, хватается за острые колени, разводя их в стороны.   — Нет, Чонгук. Прошу тебя, не делай этого, — всхлипывая, шепчет Тэхен и  сводит ноги, натягивая длинную футболку пониже, пряча себя от липкого изучающего взгляда. — Я не хочу разрывать на тебе эту вещицу, но могу. Разденься сам и перестань препятствовать неизбежному, — требовательно говорит Чонгук, зачесывая спадающую на глаза чёлку назад, — Подвеску тоже сними. Боюсь, что она тоже порвётся в процессе. Чон тянется к украшению, выбившемуся из-под футболки во время отчаянной борьбы, но так и не касается. Тэхен не позволяет дотронуться к запретному, оттолкнув его руку. Омега обхватывает её тонкими пальцами, мысленно вымаливая прощения у Намджуна за то, что не смог сохранить верность. Как альфа на него посмотрит, узнав о случившемся? Суждено ли им вообще встретиться когда-нибудь вновь? На Тэхена больше не посмотрят родные глаза с безграничной любовью и нежностью. Крепкие, но дарующие заботу руки не прижмут к себе, чтобы укрыть от всех бед мира. Ласковый голос не прошепчет о том, что впереди вся жизнь, которую они проведут вдвоём. Тэхену давно пора было с этим смириться, но он, как и все люди, берег надежду в своём сердце до последнего. Сейчас он находится у бездны, разделяющей прошлое и настоящее. На дне демоны Чонгука тянут свои когтистые лапы и шипящими голосами зовут Тэхена, обещая корону и место на троне возле  хозяина. Глаза закрываются и тело летит в непроглядную тьму, откуда выхода назад уже не будет. В Преисподней непорочная душа сгинет, а белые крылья сгорят в вечном огне, покрывшись слоем пепла. Тэхен тыльной стороной ладони стирает слезы и расстегивает замочек подвески, откладывая её на прикроватную тумбу. Белая футболка летит на пол, полностью обнажая медовую кожу. Тяжёлые веки закрываются. Видеть и чувствовать происходящее не хочется, но выбора нет. Чонгук больше не встречает сопротивления и вновь раздвигает тэхеновы ноги, предварительно подложив подушку под ягодицы для удобства. Лунного света, льющегося из разбитого окна, достаточно, чтобы рассмотреть хрупкое тело с идеальными изгибами. — Тэхен, я должен тебя растянуть, чтобы не было разрывов. Постарайся расслабиться, это облегчит нам обоим задачу. — Делай то, что считаешь нужным,— безразлично говорит Тэхен, глотая очередные слезы унижения и собственного бессилия. Чонгук собирает указательным пальцем смазку и медленно вводит его внутрь. Тугие мышцы сразу начинают сокращаться вокруг фаланги, но постепенно привыкают, пропуская уже два пальца. После трех, Тэхен закусывает ребро ладони до крови, молясь о том, чтобы эта пытка скорее прекратилась. Когда пальцы уже свободно входят, Чонгук решает больше не изводить их обоих. Он шире раздвигает дрожащие тэхеновы ноги, пристраиваясь меж ними. Подняв взгляд на омегу, альфа встречается с его распахнутыми от испуга глазами и не даёт ложных надежд на то, что боли не будет. Лишь целует в лоб и медленно, сантиметр за сантиметром, толкается внутрь. Тэхен открывает рот в крике, который невозможно издать из-за острой вспышки, пронзившей низ живота. С губ слетает хриплый стон.Тело напряжено и сжато, течка никак не облегчает процесс. Тэхенов стон боли переплетается с чонгуковым стоном наслаждения, образуя дьявольскую симфонию. Альфа делает несколько плавных, но более глубоких толчков, не входя полностью. Боится навредить. Чонгук впервые хочет брать медленно, наслаждаясь процессом, вместо того, чтобы выжирать по кускам душу и тело. — Мне больно, — рыдает в голос Тэхен, впиваясь отросшими ногтями альфе в плечи. — Хватит, прекрати, я не выдержу больше. — Тебе скоро станет легче, потерпи ещё немного, — Чонгук мягко целует его в изгиб медовой шеи, там, где метка расположена. Покрывает лёгкими укусами ключицы, чтобы отвлечь от боли внизу. Гладит тонкие бедра, не позволяя себе сжать их в крепких руках. Синяки только изуродуют это божественное тело.Тэхен полосует ногтями шрамы на чоновой спине, не в силах контролировать агонию внутри тела. Чонгуку ненавистны прикосновения к единственному уязвимому месту, но омеге он позволяет. Пусть Тэхен до крови расцарапает, только бы ему легче стало. Узость постепенно начинает растягиваться под напором крупного, проникающего глубже органа. Тэхен все реже вскрикивает и постепенно затихает, уставившись безжизненным взглядом в стену. Боль и жар течки постепенно отходят на задний план, растворяясь в отчаянии.  Хриплые чоновы стоны над ухом и глубокие, доходящие до самой матки фрикции не позволяют потерять сознание. Омега вновь прикрывает глаза и молится, хоть и не верил раньше в высшие силы, о том, чтобы этот кошмар поскорее закончился. Тэхен не знает, сколько проходит времени, когда Чонгук наконец покидает его изможденное тело и уходит в ванную. Под струями прохладной воды альфа помогает себе рукой получить разрядку. Марать тэхеново тело совсем не хотелось. Приняв душ, Чонгук насухо вытирается и, повязав белое полотенце на бедрах , возвращается обратно в комнату. Тэхен лежит на смятых простынях в позе эмбриона, ничем не прикрытый. Его веки плотно закрыты. Дыхание едва слышно. Омега уснул. Чонгук укрывает его новой простыней и ложится рядом, крепко прижимая к своей груди и обвивая тонкую талию сильными руками. Он целует его в затылок и вскоре сам засыпает крепким сном, ни о чем не жалея. Чонова совесть чиста, потому что её нет.                                    ***       Кровавый рассвет проникает в комнату вместе с морской прохладой сквозь разбитое окно. Не открывая воспалившихся из-за рыданий глаз, Тэхен хорошо чувствует руку Чонгука, обнявшего его поперёк живота и жар, исходящий от альфы. В комнате стоит удушающая смесь грейпфрута и темного шоколада, как напоминание о том, что произошло этой ночью. Хочется вырезать лёгкие, чтобы не чувствовать эту отравляющую вонь. Тэхену холодно и жарко одновременно. Чонгук греет его своим телом с одной стороны, морской ветерок окутывает вторую. Липкость на теле неприятно щиплет кожу. Хочется её смыть вместе со всеми воспоминаниями, которые прочно засели в памяти, словно паразиты, питающиеся свежей кровью. Тэхен с большим усилием убирает чонову руку, даже во сне мужчина силен до ужаса, и поднимается с постели. Саднящая боль между ног лишает возможности нормально передвигаться, вынуждая хромать. Войдя в ванную комнату, Тэхен замирает у зеркала, смотря на то, во что он превратился. В отражении видно тёмные круги под глазами, искусанные Чонгуком губы и россыпь алеющих засосов на шее и ключицах. На следы собственной слабости тошно смотреть. Омега замахивается баночкой из-под шампуня, стоящего на верхней полке душевой кабины, и разбивает зеркало вдребезги. Осколки осыпаются в раковину, маняще поблескивая. Тэхен берет один и не издает ни единого звука, когда режется об острые края. Кровь стекает по ладони до самого локтя, рисуя алые бутоны на мраморном кафеле. Прервать свою жизни одним ударом в сонную артерию рука не поднимется. Этим он убьёт не только себя, но и папу, чье хрупкое сердце не выдержет потери единственного сына. Жизнь Чонгука он тоже не в состоянии отнять. Альфа обладает острым слухом и чутьем. Подойди Тэхен к нему хотя бы на метр с осколком, мужчина моментально среагирует и тогда от последствий ничто не спасёт. От шума битого стекла Чонгук резко просыпается и быстрым шагом идёт проверить, что происходит. Зайдя в ванную, он видит Тэхена, с руки которого стекает алая кровь. Мужчина на секунду испугался, что тот повредил вены, но, к счастью, лишь ладонь. Тэхен оборачивается к нему и внутри все начинает пылать адским пламенем отвращения, которое вызывает этот человек. Киму хочется искромсать лицо до самых костей, на котором несколько часов назад было удовольствие от насилия над беззащитным телом. Руки, которые прижимали к себе и трогали там, где нельзя. Орган между ног, приносящий адскую боль своим проникновением. — Тэхен, что ты делаешь? Твоя рука кровоточит, нужно её обработать,— Чон делает шаг к нему, но Тэхен сильнее сжимает осколок, решая, то ли напасть, то ли себя наказать за предательство. — Оставь свою тошнотворную заботу до следующей течки. Меня сейчас вырвет от одного вида на тебя. Проваливай, оставь меня одного,— требует бесцветным голосом. — Вот, значит, как ты благодаришь за помощь, — недобро усмехается Чон, прислонившись плечом к косяку входной двери. — Какая, к черту, помощь? Ты силой меня взял, отказавшись давать подавители, — Тэхен хочет кричать во все горло от обиды, но голос сел. — Ты сам знаешь, что они отравляют организм. Я поступил ровно так, как должен был. — Ты поступил, как животное, неумеющее контролировать свои инстинкты. Эти слова неприятно оседают внутри Чонгука. Там рождается раздражение и ещё что-то более тёмное и липкое. Он не ждал того, что Тэхен бросится ему на шею с благодарностью, однако такие едкие слова слышать неприятно. — Говоришь, я поступил как животное? Позволь рассказать один занимательный случай. После нашего первого похода в ресторан, я отвёз захмелевшего тебя домой и переодел. Ты это уже знаешь, но есть продолжение истории. Я почувствовал накатившее возбуждение и поехал в бордель. Мой выбор пал на омегу, который был твоим ровесником и тоже девственником. Я не вел себя с ним, как с тобой: не целовал, не пытался успокоить и облегчить боль. Простыня была залита кровью из его порванной дырки. В итоге я увлёкся и задушил его. Вот, что происходит со шлюхами, которых я трахаю. Ты не моя шлюха, Тэхен. Ты — человек, которого я люблю и единственный, перед кем я готов преклонить колени. Но я вижу, что тебе это не по душе. Рассказ ввергает Тэхена в ужас. Он думал, что Чона уже ничто не понизит в его глазах, но этот мужчина умеет удивлять. В самом худшем значении этого слова. — Я никогда не просил о том, что ты называешь любовью. Ты уже сделал из меня шлюху,— Тэхен неосознанно обнимает себя за плечи. Внутри что-то вопит об опасности. — Если Намджун узнает о том, что между нами было, непременно назовёт тебя шлюхой. — Не смей произносить его имя! — Тэхен отвешивает альфе громкую пощечину, оставляя кровавый отпечаток ладони на лице. Чонгук стирает кровь большим пальцем, слизывая её. Тэхенова кровь горчит из-за злости, смешанной со страхом, и оставляет сладкое послевкусие. К члену альфы начинает приливать возбуждение. — Я могу не только его имя произнести, но и отрубить голову, завернув в красивую упаковку, и преподнести тебе в качестве подарка на день рождения. Я могу с ним сделать все, что захочу, и ты никак на это не повлияешь,— взгляд Чонгука темнеет, радужка становится почти чёрной. Нельзя было поддаваться бушующим эмоциям. Тэхен хочет себе язык откусить за излишнюю дерзость из-за которой может пострадать Намджун. — Ты — настоящий монстр. В тебе никогда не было и не будет ничего человеческого.Я буду ненавидеть тебя до конца жизни, твоей или моей. — Ты прав. Я — монстр, который прошлой ночью забылся и притворился человеком. Мне было мало тебя, я остался чертовски голоден,— Чонгук резко разворачивает его спиной к себе и вжимает грудью в стену душевой кабинки. Тэхен пытается вырваться, но альфа заламывает ему руки за спиной, до хруста в запястьях, перекрывая путь к спасению. Чон оттягивает его ягодицы в сторону, смотря на покрасневшую дырку. Течка закончилась так резко, как и началась. Ни грамма омежьей смазки нет, но Чонгуку это нравится. Чем больнее будет Тэхену, тем лучше станет ему самому. — Не надо, Чонгук,— Тэхен дёргается, пытаясь уйти от грубых прикосновений, и слёзно умоляет. — Заткнись и не ной. Ты сказал, что я отношусь к тебе, как к шлюхе. Сейчас ты почувствуешь, как с ними обращаются. Чон игнорирует его просьбы прекратить, ударяя ладонью по правой ягодице, на которой моментально образуется красный след. Тэхен взвизгивает от этого шлепка и поддается вперед, но железная хватка на запястьях не позволяет. Чонгук сплевывает на свободную руку, смешивая слюну с предэякулятом, и распределяет по всей длине вставшего члена. — Расслабься, если не хочешь, чтоб больнее было,— раздается змеиный шёпот над ухом. Чон грубо входит в его дрожащее тело, сжимая зубы от болезненных ощущений. Вены на шее и руках вздуваются от жгучего возбуждения. Тэхен его сжимает сильнее, чем ночью. Остатки омежьей смазки внутри немного облегчают проникновение, но до конца альфа войти не может. — Чем сильнее ты зажимаешься, тем дольше это все будет продолжаться,— раздраженно рычит альфа, стискивая порозовевшие ягодицы, которые выглядят совсем миниатюрными в больших чоновых руках. Превозмогая панику и боль, Тэхен пытается контролировать свое тело, но не получается. Так страшно, что он ловит воздух ртом и давится ядовитыми слезами, стекающими по подбородку. Чонгук кусает его в изгиб шеи, пуская кровь, от которой зависимость сильнее, чем от наркотиков. Пока Тэхен истошно кричит от глубокого болезненного укуса, альфа толкается в него сильнее, наконец войдя по самое основание. Чон издает утробный рык и грубее проникает в узкое горячее нутро, растягивая его под себя. Резкие и рваные толчки не остаются без последствий: по омежьим бедрам текут струйки крови. Тэхен смотрит вниз и ему кажется, что это кроваво-алые змеи ползут по ногам. Омерзительно. Чонгук трахает его по-животному грубо и дико, с присущей жаждой пустить кровь и смаковать ее в процессе. Он лижет глубокий укус на тэхеновой шее, жадно глотая его кровь, горьковатую от страха, и вновь кусает за предплечья. Метит как зверь свою жертву, до которой добрались его острые ядовитые клыки. Альфа проникает в него с оттяжкой, оставляя одну лишь головку внутри, и вновь заполняет собой полностью, по самые яйца. Левой рукой он продолжает удерживать тонкие запястья, посиневшие из-за отсутствия притока крови, а правую перемещает на плоский, поджатый от страха живот.Сквозь тонкую кожу без грамма лишнего жира член отчетливо выпирает, образуя бугорок. Чон сильнее заводится, вколачиваясь в тэхеново тело, впивается губами и зубами в загривок, предплечья, шею, лопатки.  — Пожалуйста, закончи это быстрее,— сорваным голосом просит Тэхен, утыкаясь щекой в стену и впиваясь отросшими ногтями в ладони, чтобы хоть как-то заглушить боль. — Запомни все то, что я сейчас делаю с тобой, — Чонгук грубо хватает его отросшие волосы, выдирая несколько с корнями. — Это происходит, потому что ты — неблагодарная дрянь, которую приходится дрессировать теми методами, которыми заслуживаешь. — Я не одна из твоих собак, чтобы дрессировать,— ядом отвечает на яд.— Ты имеешь моё тело, но никогда не получишь сердце. В Тэхене вспыхивает очередное пламя ненависти, в которое Чон подлил керосина и бросил спичку. Он хочет своими зубами перегрызть ему глотку и наконец освободиться от невидимого ошейника, который мужчина нацепил в тот день, когда поставил свою метку. Но цепь от него у Чонгука в руках и он отпустит её только в том случае, если окажется в могиле кто-то из них двоих. От Чона нет спасения. —  Малыш, поверь, я найду способ приручить тебя. Это лишь вопрос времени, — посмеиваясь, отвечает альфа, изливаясь ему внутрь. Когда струя горячего семени заполняет Тэхена, ему хочется выблевать внутренности. Чонгук делает ещё несколько толчков, вынимает перепачканный в сперме и крови опавший орган, и отпускает его. Омега моментально падает на пол, не в силах стоять на ногах. Осматривает свои бедра и запястья, с виднеющимися отпечатками от грубых ладоней. Они еще долго будут напоминать о том, что произошло, вновь возвращая в один из самых худших моментов жизни. Чонгук рвано дышит, пытаясь привести дыхание в порядок, и сканирует медовую, поцелованную Сицилийским солнцем кожу. На ней уже зародились яркие бутоны, которые расцветут в скором времени и нальются цветом, уродуя первозданный вид. — Синяки от тебя намного привычнее, чем поцелуи. Пусть это и дальше будет так продолжаться. — На твоих губах столько яда. Я хочу его испить,— Чонгук поднимает его с пола, припечатывая спиной к стене, и вгрызается в распухшие алые губы, разрывая образовавшиеся ранки и пуская кровь. Тэхен кусает, желая причинить ответную боль, но Чону такое только по вкусу. — Ненавижу,— по слогам произносит Тэхен в чоновы губы. — Ненависть — одно из самых сильных чувств. Я согласен на все, кроме твоего бесчувствия. — Чонгук, ты действительно болен. Чонгук не отрицает этого. Когда в его жизни появился Тэхен, он окончательно потерял рассудок, одержимый идеей обладать им. Одержимые люди опаснее самых диких зверей. Тэхен в этом уверен, как ни в чем другом. С Чоном нужно быть осторожнее, как если ходишь по тонкому льду, покрытому трещинами. — Мы вернёмся в Корею, как только твои раны внизу заживут. Хочу поскорее называть тебя своим мужем. Кстати, где твоё обручальное кольцо? — с нотками раздражения спрашивает мужчина, не видя на безымянном пальце украшение. — Где-то в моей спальне. — Надень его обратно и никогда не смей снимать. Последствия ты знаешь. Чонгук покидает ванную, оставляя его в одиночестве, заглушаемом шумом воды. В слив стекает тэхенова кровь, слезы, но не боль. Так хочется утопить и её, но увы. Боль навсегда станет его спутником. Тэхену пора уже к этому привыкнуть.  Отмыв тело, но не душу, омега заворачивается в полотенце и выходит. Он замечает в комнате новый комплект постельного белья, прислуга позаботилась. На тумбе заживляющая мазь и обручальное кольцо. Тэхен обрабатывает ею порванные мышцы и ложится на кровать, по горло укрываясь одеялом и моментально отключаясь. Спустя время возвращается Чонгук, скуривший три сигареты подряд, и садится на край кровати, смотря на посапывающий маленький комочек, чье прерывистое дыхание нарушает гробовую тишину. Он убирает влажные пряди волос со лба омеги и целует его. Во сне Тэхен выглядит как настоящий ангел. Внутри Чонгука что-то беснуется, просит больше чужой боли и слез, но мужчина это мрачное густое чувство на корню пресекает. Он сорвался там в ванной, позволил своей животной натуре одержать верх и причинить боль тому, кого от неё нужно оберегать. Чон берет с прикроватной тумбы обручальное кольцо и надевает его на на длинный изящный, как у музыкантов, палец. Сегодня на свет появился падший ангел. Чонгук его лично короновал.