***
— У вас одно входящее сообщение от Габриэля Агреста, — оповещает голосовой помощник, перекрывая музыку, когда Маринетт уже выезжает к Елисейским полям, накручивая круги в поисках места, где могла бы припарковаться. В обед это почти невозможно. Маринетт выключает музыку, чтобы лучше было слышно, и просит телефон прочитать сообщение. — Если вам не сложно, приезжайте, пожалуйста, в Лувр, — читает приятный голос. Маринетт приподнимает брови, ожидая продолжения, но больше Габриэль ничего не объясняет. Она пожимает плечами и переключает передачу, пытаясь мысленно перестроиться и понять, как лучше ей ехать дальше. — Габриэль, я ж не просто так про Луну говорила — все, что захотите, — бормочет Маринетт, резко вклинивая своего малыша-купера в первый ряд. Сзади кто-то сигналит, но Маринетт даже головы не поворачивает. Телефон снова пиликает. — Я буду вам очень должен, — читает голосовой помощник, не получив команды прекратить. Маринетт несдержанно фыркает и сжимает руль в руках сильнее, чтобы успеть повернуть до того, как поток машин унесёт её вперёд. — Ну не надо, я же так и соблазниться могу… — Отправить сообщение? — мягким тоном спрашивает голосовой помощник, и Маринетт только что не выкидывает телефон в окно, позабыв о руле. Пару мгновений она сидит, едва дыша, и проверяет, что в действительности этого не произошло. До самого Лувра Маринетт упорно молчит и поглядывает на телефон, как на предателя. Из машины она выходит, все ещё чувствуя себя немного смятенной от собственных мыслей и того, что ей стоит быть осторожнее с гаджетами — кажется, они настроены против неё не меньше, чем тот, кто придумал родственные души, — поэтому внутрь Лувра, куда её с неохотой пропускает охранник, она скорее вплетается, чем влетает на крыльях амбициозного человека, подписывающего контракт. Натали стоит совсем недалеко, неизменно — с планшетом в руках, и Маринетт, за неимением других вариантов, подходит к ней, но почти сразу замечает Габриэля, который ходит по помещению с организатором показа и что-то довольно негромко рассказывает. Маринетт останавливается рядом с Натали. — Добрый день, — еле слышно здоровается она, как будто от того, что она повысит голос, она прервет какую-то особую атмосферу, и так и не прекращает смотреть на Габриэля — трогательно растрепанного от быстрой ходьбы. Натали, впрочем, тоже на неё не смотрит, внимательно следя за ним же. — Добрый день, Маринетт, как доехали? — интересуется она буднично. — Неплохо, поняла, что технический прогресс задуман против людей и скоро случится восстание машин, — еле слышно говорит Маринетт и очень удивляется, когда Натали тихонько хмыкает. Маринетт откашливается. — Пробки в обед жуткие. — В самом деле, — говорит Натали с едва заметной улыбкой на губах и протягивает Маринетт планшет. — Здесь ваш контракт, не торопитесь, изучите, времени у нас много, этот зал закрыт для посетителей до завтра. Маринетт окидывает помещение быстрым взглядом. Она впервые в пустом зале Лувра, и без людей здесь находиться почему-то намного страшнее. У неё всякий раз дух захватывает, когда она переступает порог Лувра или Версаля. Нельзя не восхититься барроко времен Короля-Солнца, даже если он кажется сейчас вычурным и кричащим — Маринетт всякий раз чувствует себя такой маленькой и незначительной перед этим величием. Вряд ли на свете есть более подходящее место для того, что задумал Габриэль. Она опускает взгляд в контракт и начинает читать, но уже к середине удивлённо поднимает голову и смотрит на Натали. — Пятьдесят процентов? Я думала, начинающие дизайнеры второго плана, работающие на фирму, получают намного меньше, — её голос непроизвольно повышается до обычного, но даже так ей кажется, что её еле слышно. — Вы дизайнер второго плана только потому, что это первый пробный коллаб, а по сути у вас с Габриэлем Агрестом совместный проект на равных условиях, — послушно объясняет Натали, так и не обернувшись, но, когда Маринетт, все ещё не понимающая, спит она или нет, ничего не отвечает, Натали начинает говорить снова: — Если все пройдёт хорошо, он планирует предложить вам слияние, а он уверен, что все пройдёт хорошо. — Мне?.. — севше лепечет Маринетт, окончательно забыв о контракте и о пятидесяти процентах, и Натали наконец смотрит на неё, улыбаясь кончиками губ. — Боже мой, простите, это просто… Я ведь в индустрии совсем недавно, всего пару лет, а мои проекты во время учёбы, они… — Вы подаёте себя как дизайнер, который поощряется обществом и которого любят люди, у вас есть талант и чудесный характер, так что неудивительно, что люди вроде месье Агреста будут пытаться наладить с вами связь, — снова произносит Натали ровно и размеренно, но Маринетт все равно кажется, что ещё чуть-чуть и у неё подогнутся от восторга колени. — Это звучит невероятно, тут где-то есть скрытые камеры, — Маринетт не спрашивает, скорее шутит, но она бы не удивилась, если бы сейчас выскочили из-за угла операторы и сказали, что снимают достоверный фильм о жизни Габриэля Агреста и чтобы она не портила кадр своим чересчур восторженным лицом. — Настолько невероятно, что вы можете быть интересны? — Натали приподнимает брови. Они обе почему-то смотрят на Габриэля, активно размахивающего руками в попытке объяснить режиссёру показа, чего он хочет. — Габриэль Агрест не просто так построил свою корпорацию, Маринетт, он из тех людей, которые умеют предсказывать будущее. Я выражаюсь фигурально, конечно, но это главное качество хорошего бизнесмена — видеть перспективы и строить верные прогнозы. В этом ему равных нет. Он увидел в вас перспективу раньше остальных и пользуется ситуацией. — Ладно, — говорит Маринетт, улыбаясь кончиками губ. — Если бы у меня была такая компания, как у Габриэля, а он бы пришёл ко мне работать, я бы тоже сказала, что хочу «воспользоваться ситуацией». — Я вас оскорбила? — Нет, что вы, я… я просто, конечно, я не это имела в виду, я… — Маринетт едва роняет планшет от волнения и ловит его в нескольких сантиметрах от пола. Габриэль внезапно оборачивается на шум и улыбается ей так, что у неё в горле встаёт ком от восхищения. — Боже, Натали, я просто не умею шутить… — В этом вы с месье тоже похожи, — отвечает Натали чуть рассеянно, и Маринетт снова едва не роняет планшет, но в итоге, смутившись ещё больше, почти утыкается в него носом, решив просто продолжить чтение и не открывать лишний раз рот — чаще всего это заканчивается чем-то вроде того, что ей сейчас пришлось испытать. К концу чтения она понимает, что, в общем-то, контракта лучше в своей жизни она ещё не видела — и хотя у неё их было не то чтобы много, она наверняка знает, что большая часть, даже девяносто процентов, начинающих дизайнеров и мечтать не может о том, что ей предлагает Габриэль Агрест. Маринетт смотрит на Натали и чуть отстраняет от себя планшет. — Я могу подписывать? — Да, пожалуйста, — Натали протягивает ей из кармана своего пиджака электронную ручку. Маринетт, даже не помедлив, размашисто ставит подпись. У неё до сих пор в голове пульсирует мысль о том, что это все совершенно невероятно. Этого просто не может с ней происходить в реальности, но происходит, ещё как происходит — вот она, подписала контракт всей своей жизни одним лёгким движением руки, стоит посреди пустого Лувра и наблюдает за человеком, которого она боготворит последние пятнадцать лет. Она отдает Натали планшет и ручку и неловко замирает, не понимая, что ей дальше делать. Уходить? Никто ведь не предлагал ей включаться в работу. Но Маринетт так не хочет уезжать, из неё буквально прёт энергия и она не знает, куда её деть, слишком смущенная и неловкая, чтобы спросить, что она может сделать. — А… М-м… — Маринетт бросает на Натали быстрый взгляд, но почти сразу снова смотрит на Габриэля. — Вы не знаете, у него ведь есть метка, да? Натали молчит, и Маринетт, превозмогая ещё большее смущение, снова на неё коротко смотрит. Пальцы Натали чуть оглаживают края планшета, и, когда Маринетт уже собирается извиниться, она говорит: — Есть. У Маринетт от удивления начинает звенеть в ушах. Не то чтобы она в самом деле думала о том, есть у него метка или нет, но отчего-то у неё в голове была абсолютная в своей правде установка, что Габриэль Агрест был человеком, у которого была возможность выбирать, ведь он уже был женат, да и Адриан говорил, что отец ему никогда о ней не говорил. — И вы её видели? — продолжает Маринетт ещё неувереннее. — Нет, никогда, — тут же отзывается Натали, все ещё не глядя в её сторону, и Маринетт неловко отворачивается, сцепливая за спиной пальцы. — Любопытно? — Чуть-чуть, — признается она неохотно и очень смущённо, когда слышит в голосе Натали добрую усмешку. — Боюсь, он не из тех людей, кто станет открывать её, — Натали сжимает пальцы на своей руке, там, где должна быть метка, и улыбается кончиками губ. — Я его хорошо в этом понимаю. Маринетт смотрит на свою открытую руку и коротко, смущенно пожимает плечами. Она вообще выставила фотографию на всеобщее обозрение, чтобы найти свою родственную душу. Поняв, что такое здесь вряд ли оценят, Маринетт клянётся про себя никогда не рассказывать об этом даже вскользь. — Да я и не имела в виду… — тихо говорит Маринетт, не отводя взгляда от Габриэля. — Это так, праздное любопытство, ничего такого, только ему не говорите, ладно? — Не буду, — обещает Натали с улыбкой, и Маринетт благодарно улыбается ей в ответ, смущённо сжимая пальцами запястье левой руки. Кожу чуть жжет метка, когда Маринетт в очередной раз думает о том, что даже кто-то вроде Габриэля не стремится искать свою пару. — Что дальше? — наконец спрашивает Маринетт, когда Габриэль так и не подходит к нему, что-то поправляя в чертежах планировки ассистента, стоящего рядом с ним. — То есть: что мне делать? — В зависимости от распоряжений месье Агреста, — спокойно говорит Натали, которую явно никак не трогает необходимость ждать, когда Габриэль обратит на них внимание. Маринетт же не привыкла к такому и понятия не имеет, как ей реагировать. — Но в целом вы можете быть свободны, полагаю. Сомневаюсь, что он станет вам указывать. — А он не говорил… о своих планах? — осторожно спрашивает Маринетт. — Может, он хотел обсудить что-нибудь со мной, не могу же я просто взять и уехать, не спросив… — Можете подождать, когда он закончит планировку, а можете просто подойти к нему, — спокойно произносит Натали, и Маринетт завороженно смотрит в сторону Габриэля. — В самом деле, Маринетт, он же не кусается. — Да?.. — Маринетт вовсе в этом не уверена, но, уточнив, понимает, как это выглядит. Она улыбается Натали и поправляет волосы, выбившиеся из причёски. В обычной среде она совсем не такая неловкая и робкая, скорее шумная и требующая много внимания, но это ведь Габриэль, работать с ним мечта всей её жизни, так что она с трудом может прийти в себя. — Спасибо за совет, Натали. — Всегда пожалуйста, Маринетт, — спокойно говорит ей вслед Натали таким тоном, словно её совершенно ничем нельзя удивить. Должно быть, так и есть. Маринетт предпочитает сосредоточиться на этой мысли, пока подходит к Габриэлю, который пока не обращает на нее внимание, не замечая её присутствия. — Эм, Габриэль? — зовёт неуверенно Маринетт, чуть наклоняясь вперёд потому что Габриэль почти утыкается носом в чертежи, и он тут же подскакивает, встречаясь с ней взглядами. Маринетт улыбается ему кончиками губ. — Извините, не отвлекаю? — Отвлекаете? — Габриэль говорит так, как будто не до конца понимает, на каком языке они общаются, но черёд мгновение его взгляд становится осмысленным, а губы расплываются в очаровательной улыбке. — Конечно, нет, — он протягивает ей руку, и когда Маринетт вкладывает в его ладонь свою, он склоняется и целует её пальцы. Маринетт заливается краской, кажется, до самой шеи. — Вы обрадуете меня? — Чем?.. Габриэль коротко смеется. — Вам подошли условия контракта? — Ах да, конечно, — она торопливо приглаживает волосы, слишком возбужденная всем происходящим, чтобы просто стоять на месте, и все ещё смотрит Габриэлю в глаза, когда он выпрямляется, так и не выпустив её руки. — Вы могли не сомневаться, я в полном восторге, даже… Даже намного больше, я не знаю, как вас благодарить. Это невероятный шанс. — Ну, просто знайте, что я пошёл бы на уступки, — не перестаёт улыбаться Габриэль. Он гладит большим пальцем тыльную сторону её руки и наконец словно неохотно выпускает ладонь. — Если бы вас что-то не устроило. Но почему-то я знал, что вы так не поступите, и рад, что не ошибся в вас. Значит, мы с вами сработаемся. — Ага… Что? — Маринетт быстро-быстро моргает и сцепляет руки в замок, чтобы хоть чем-то себя занять от странного внутреннего порыва. — Было бы так глупо просить больше, потому что это уже как будто стать… суперзвездой, не знаю. Боюсь, тогда можно очень быстро остаться у разбитого корыта. — Что-то вроде того, — смеётся Габриэль, и Маринетт замирает, смущённо и быстро моргая, когда он так от неё и не отворачивается. — Вы что-то хотели? Или просто решили поделиться своим решением по поводу контракта? — Хотела узнать, нужна ли я вам сейчас и… — Конечно, нужны, — Габриэль бросает быстрый взгляд на режиссера, но тот не обращает на них никакого внимания, что-то набрасывая в своём планшете и измеряя шагами помещение. — Простите, я ужасно шучу. Обычно я прошу Натали об этом предупреждать. — Нет, что вы, — Маринетт от неловкости была бы не против превратиться в одну из статуй, но почему-то остаётся на месте. — Просто хотелось бы быть вам полезной. И вообще, может быть, у вас были на меня какие-то планы сегодня. Я готова работать в любое время дня и ночи, если это имеет значение… — Если честно, небольшое, но да, имеет, — говорит Габриэль, скромно улыбаясь. — Я по большей части ночной житель, так что порой работаю до самого утра, а потом приезжаю на работу, как карта ляжет. — Что ж, а у меня когда как, если честно, так что, думаю, мы с вами как-нибудь да наткнемся друг на друга, — едва скрывая волнение, отшучивается Маринетт, и Габриэль широко улыбается. Несколько мгновений они стоят в неловком молчании, а затем он откашливается и делает небольшой шаг в сторону. — Раз мы здесь, хотите расскажу, как всё будет? — Конечно, я хочу! — восторженно откликается Маринетт, едва не хватая Габриэля за руку, но вовремя себя останавливает. Габриэль кивает и показывает рукой вперёд, предлагая ей немного отойти. — Насколько самоуверенно, что я выбрал зал Рафаэля? — Главное, что не галерею Аполлона, — шутит в ответ Маринетт, и искренне довольно жмурится, когда Габриэль смеётся. — Я подумал, что он будет отвлекать внимание от коллекции, а здесь, напротив, мы чуть спрячем его за своей яркостью, — Габриэль усмехается, когда они отходят назад, почти к самой двери. — И свет мне здесь нравится, он более мягкий. Конечно, подиум установить здесь нельзя, но нам и не нужно, это пространство можно использовать по-другому. Мы уберём эти сиденья, по центру поставим места для зрителей, сделаем два уровня с двух сторон, спинами друг к другу, потому что модели пойдут по кругу. Вы знаете, с этим много мороки, но это должно быть нечто необычное, а неисполнимых задач нет. — Мне кажется, можно сделать одновременно несколько выходов, аналогично друг другу, то есть, здесь, — Маринетт показывает на один ряд и на другой, — и там тоже. Тогда можно будет показать несколько нарядов сразу всем зрителям, и никакая из сторон не будет ждать, когда модель дойдет до них, и… — она внезапно осекается, тушуясь под его внимательным взглядом, и спрашивает уже значительно тише: — Простите, я вас перебила? — Напротив, вы буквально читаете мои мысли, — довольно восхищённо произносит Габриэль, но Маринетт не даёт себе до конца поверить, что в его голосе в самом деле звучит восхищение — это слишком хорошо и слишком приятно, чтобы быть правдой, даже почти немыслимо, если сравнивать их положения, но даже повторяя про себя в третий раз эту фразу, Маринетт не может себя убедить. Габриэль буквально светится изнутри, когда она рискует продолжить. — И-и… И я хотела сказать, что затем можно будет повторно пустить их зеркальным методом с другой стороны… — Признавайтесь, вам с десятков метров у входа было слышно, о чем я говорил с режиссёром-постановщиком? — спрашивает Габриэль лукаво, останавливаясь посреди коридора, и Маринетт замирает, отрицательно мотая головой. — Вы буквально произносите мои желания вслух, поразительно. И не бойтесь вы меня так, Маринетт, будьте собой, — он подбадривающе взмахивает рукой. Маринетт решается следовать его совету, и следующие пол часа они просто ходят по Лувру, обговаривая идеи Габриэля и то, как их можно было бы реализовать — Маринетт скромно предлагает несколько дополнительных вариантов, Габриэль моментально записывает их в общий план чертежей. Он хвалит её между её монологами и предположениями, подбадривая и вызывая все больше уверенности, и к концу их небольшой прогулки она снова испытывает то ощущение, что и в первую их встречу — словно они знакомы всю жизнь. — А вы удивлялись контракту, — говорит Габриэль, когда передаёт чертежи и свои заметки режиссёру. Маринетт смотрит на него как будто немного издалека, даже если стоит неприлично близко, и думает, что он создан для Лувра, он здесь словно у себя дома — и тут же вспоминает об особняке Агрестов. В какой-то мере он ничуть не уступает этой роскоши, и, как ни странно, Габриэль единственный человек, для которого это не выглядит смешно. Поймав себя на этих мыслях, Маринетт быстро-быстро моргает, чтобы прогнать глупости из головы, и улыбается Габриэлю более спокойно и свободно, чем когда пришла сюда. — Всё ещё удивляюсь. — Но то, что мы сделаем с вами, будет лучшим, что увидит Париж в этом сезоне, — Габриэль поворачивается к ней полностью и проводит рукой по волосам. — Кажется, на этом сегодня можно закончить, как думаете? — Вполне можно будет вернуться сюда позже с новыми идеями, если они появятся, — отвечает Маринетт максимально спокойным голосом, но её все равно то и дело пробивает на восторг и радость таких размеров, что если бы они с Габриэлем были знакомы ближе, она бы уже обнимала его и не отлипала бы от его руки в попытках выразить благодарность. Нино терпит это всякий раз, когда она счастлива, как и Алья, и Адриан, и пару раз даже доставалось Кагами, но терять серьёзное лицо перед Габриэлем Маринетт пока не очень хочется. — Что теперь? — Если вы не заняты, мы могли бы проехать в мой офис, я покажу вам мастерскую, — Габриэль отмахивается от режиссёра, показывая, что на сегодня они закончили, они коротко знакомятся с Маринетт и тут же прощаются, а затем Габриэль начинает идти в сторону выхода из Лувра — Маринетт неотрывно следует за ним. — Я ведь там уже была, помните? — Вы были в общей, а есть моя личная, — Габриэль улыбается кончиками губ, и Маринетт кажется, что теперь точно всё. Это конец. Габриэль Агрест отведет её в свою личную мастерскую. — А вы знаете, как соблазнять девушек, — лепечет она, слишком удивленная, чтобы держать это в себе, и даже не думает о том, что выражает свои утренние мысли, но, к её счастью, Габриэль всего лишь смеётся, приняв это за шутку. — Я репетировал, — говорит в ответ Габриэль со смешком и поправляет галстук. — Стоял перед зеркалом и подбирал фразу, которая точно вас покорит, чтобы вы не сбежали при первой же возможности. — Какого вы обо мне мнения, — улыбается Маринетт и тут же добавляет, чтобы он не решил, что она всерьёз обижена: — Приятно знать, что вы так серьёзно отнеслись к этой задаче. Сердце её колотится где-то в горле и висках от волнения и удовольствия, она снова начинает фонтанировать эмоциями, хотя Габриэль даже ничего для этого не делает — он просто милый и галантный с ней, как, должно быть, с каждым, кто ему хоть немного интересен. — Ни к чему бесконечно говорить об этом, теперь мы коллеги, и вы уже согласились, более того, мы оба довольны условиями, — Габриэль улыбается, изящным движением руки пропуская её вперёд из Лувра, и Маринетт смущённо проскальзывает перед ним обратно мимо охранников. — Давайте придумаем что-нибудь новое. — Новое? — Маринетт довольно щурится яркому полуденному солнцу, свет которого ложится на кожу горячим прикосновением. Всё вокруг пестрит, сияет разными красками, буйством природы и сложной красотой людских творений. Маринетт так сильно любит этот город. Она теперь не понимает, как жила без него. — Да, разве нам не о чем поговорить? — Габриэль мягко ведёт рукой и смотрит на неё из-под ресниц. Они неспешно идут по длинной дорожке сада Тюильри навстречу фонтану; людей в этот час почти нет, вода блестит на солнце, отражаясь бликами, а Маринетт чувствует себя неестественно счастливой. Ей кажется, будто все вокруг ей улыбается. — Ну, уверена, у нас будет много времени, чтобы найти общие интересы и темы для разговоров, — отвечает она с долей смущения и, не успевает Габриэль что-то сказать, добавляет: — Вы вот любите котов? В моей жизни они почти постоянно, если честно. Габриэль как-то странно на нее смотрит, будто пытается что-то понять, но через мгновение его взгляд снова становится прежним — тёплым и спокойным, и он отворачивается, глядя прямо перед собой. — Смотря каких котов, — говорит Габриэль. — Некоторых люблю, с некоторыми мы просто существуем вместе. Но у меня никогда не было домашних животных, если вы об этом. А вы любите? — Сначала терпеть не могла, если честно, — смеётся Маринетт, не без смущения вспоминая Нуара. — Они мне казались ужасно назойливыми и своенравными, но потом так сложилось, что теперь у меня у самой есть кот, ну и ещё один, которого я периодически подкармливаю, — она фыркает, останавливаясь у фонтана, и заглядывает в воду, заинтересованно прищуриваясь и убирая руки за спину. — Приходит, когда ему вздумается, валит мои горшки на подоконнике, получает свою дозу внимания и уходит. Нагло ведь, не правда ли? — Очень похоже на кота, которого мне порой доводится подкармливать, — говорит Габриэль с особой, завораживающей улыбкой, останавливаясь тоже, так близко к Маринетт, что почти касается её плеча. — Но без них жизнь была бы не той, верно? К тому же, если приручить его, не будет не свете того, кто станет вам вернее и преданнее. — Ага, а ещё ревнивее, — Маринетт выпрямляется, едва не сталкиваясь с Габриэлем носами, но это даже почти не смущает её — она только рассеянно улыбается его взгляду. — Бродячему коту не нравится домашний, и наоборот. — Это вполне естественно, если домашний появился позже, — говорит Габриэль и предусмотрительно отступает на полшага, чтобы ей было комфортнее и свободней. — К тому же, вас, кажется, довольно долго не было в городе?.. — Почти шесть лет, — вздыхает Маринетт и вновь невольно думает о том, сколько прошло времени, пока она боялась поверить, что ее сказка может закончиться в один миг. В груди на мгновение становится холодно, но почти сразу отпускает, когда она решается поднять на Габриэля взгляд. — Пожалуй, то, что мой бродячий кот снова меня принял, уже огромная удача. И что с ним все хорошо. Подозреваю, что в глубине души он давно дал себя приручить. — Вполне может быть, — довольно таинственно произносит Габриэль, отворачиваясь к фонтану, и Маринетт непроизвольно повторяет за ним. — Вы, кажется, приехали на машине? — И все-то вы знаете, ничего от вас не скрыть, — в шутку говорит Маринетт и только в последний момент останавливает себя, чтобы не подтолкнуть Габриэля в плечо. Она тут же сцепляет руки в замок и замирает, глядя прямо перед собой. — Так же хороши, как Шерлок Холмс. — Да, когда вы пришли, я заметил, что вы убрали ключи от машины, — бормочет Габриэль, и Маринетт может поклясться, что слышит в его голосе нотки смущения. — Я просто подумал, что если вы подвезете меня, я смогу не вызывать водителя. Пусть подольше отдохнет, я его и так с самого утра везде таскаю. — Конечно, было бы странно заставлять вас это делать, если нам в одну сторону, — Маринетт неловко поправляет волосы, одновременно с этим делая шаг в сторону, и показывает в сторону своей машины — Габриэль, оттолкнувшись ладонью от края фонтана, к которому прислонялся, неспешно идёт в том направлении. Маринетт, почувствовав ещё большую неловкость от образовавшегося молчания, спрашивает: — А вы не водите? — Не выучился, — Габриэль разводит руками. — Больно сложной мне кажется эта наука. К тому же, в Париже совершенно негде парковаться. — Да, что в Лондоне, что здесь, даже моему малышу частенько нет места, — бормочет Маринетт с искренним негодованием. — Мне повезло сегодня, было место на платной парковке здесь недалеко, но вообще это ужасно. В Лондоне я работала в районе Вестминстера в небольшом магазине, так вот мне приходилось выезжать пораньше и идти пешком ещё тридцать минут от места, где я могла припарковаться. — Головная боль, — соглашается Габриэль. — Так что я предпочёл её избежать. Проще заплатить водителю, чем пытаться вспомнить, где оставил машину. В университете у меня был друг, который все время забывал, где её оставил, и в итоге ему пришлось установить на машину следящее устройство. Ирония в том, что однажды его отсоединили, а машину украли — средь бела дня. Маринетт несдержанно хихикает. — Я начинаю думать, что тащить сюда мой Купер была плохая идея, — говорит Маринетт, опуская карточку в автомат, чтобы получить доступ к своей машине. — Как бы не сняли крышу или что-то вроде того. — Ну люди-то везде одинаковые, — говорит Габриэль и с разрешения Маринетт открывает дверь и садится внутрь. В салоне душно, так что Маринетт сразу открывает окна и достаёт с заднего сиденья две бутылки воды. Одну она протягивает Габриэлю. — Спасибо, — он благодарно кивает и чуть отодвигает кресло назад, потому что колени его сильно упираются в панель. — В любом случае, это слишком сложно, а я довольно рассеянный, когда много работаю. Не хочу, чтобы кто-нибудь пострадал. — А я изначально училась вообще на другую категорию, — признается внезапно Маринетт, с тихим фырканьем закидывая руку на сиденье, и, посмотрев назад, начинает выезжать с парковки. — Ну, знаете, ещё пару лет назад мне так сильно не хватало адреналина, что я мечтала о мотоцикле. — А что произошло? — искренне любопытствует Габриэль, тоже поглядывая то назад, то в боковое зеркало. — Почему вы все-таки выбрали машину? — В автошколе сказали, что сдавать мне все так и так придётся, только вот если я выучусь на В, то перейти на Б будет намного легче и не потребует даже дополнительной сдачи экзаменов, а вот в обратную сторону… — Маринетт пожимает плечами. — И потом, я потихоньку начинала строить карьеру, было как-то несподручно спрыгивать с мотоцикла, подъезжая к бутикам. — А, по-моему, это впечатляюще, — улыбается Габриэль. — Ну, знаете, такая бунтарка, которая сделает вам коллекцию века. — Да, и парковаться намного легче, — соглашается Маринетт, давя смех, но губы все равно непроизвольно расползаются в улыбке. — Если что можно въехать сразу в магазин и сказать, что это перфоменс, — Габриэль возится в ремнях безопасности, и Маринетт, наблюдая за ним краем глаза, все же внутренне посмеивается. — На меня бы произвело неизгладимое впечатление. — Ох, вас как послушать, так на вас даже кактус может произвести впечатление, — замечает она с ехидцей, наконец пристраиваясь в нужный ряд и выезжая на основную дорогу, и со стороны Габриэль слышится победный щелчок ремня. — Ну а что, кактусы довольно необычные! Маринетт смеется, не в силах сдержаться, но Габриэль внезапно подхватывает этот смех. С ним так легко, слишком легко, настолько, что она устает этому удивляться и принимает как данность. Просто некоторые люди такие. Просто они распространяют вокруг себя ауру безопасности. Просто ей очень сильно повезло — впервые с тех пор, как она приехала из Лондона. Они разговаривают всю дорогу обо всем на свете. Маринетт спрашивает, не помешает ли ему музыка, Габриэль начинает рассказывать о своих любимых группах — вкусы у них удивительным образом совпадают. Маринетт рассказывает ему о своём опыте в Лондоне, он — о том, как стажировался в Китае. Смеясь, они переходят на китайский, и Маринетт думает, что слишком давно не практиковалась и что ей нужно, наконец, начать жить прямо здесь и сейчас. Она просит Габриэля периодически общаться с ней на этом языке, и он, смеясь, легко соглашается. Маринетт почему-то уже не ждёт, что он скажет ей «нет». — А почему вы в итоге уехали из Китая? — спрашивает Маринетт, паркуясь на подземной парковке под зданием Модного дома Агрестов. — Всё-таки, я немного не вписался в менталитет, — почему-то немного смущается Габриэль. Маринетт гасит мотор и с улыбкой смотрит на него. — Ваша мама, кажется, из Китая? — Да, они собираются съездить туда к нашим родственникам на рождественские выходные, — тут же делится Маринетт, стягивая с плеч ремень безопасности и забирая с заднего сиденья сумку. — Так что на Рождество я буду у них в пекарне, нужно будет отдать несколько заказов. — А потом? — с улыбкой интересуется Габриэль, выходя одновременно с ней из машины, и Маринетт пожимает плечами, закидывая сумочку на плечо. — Вы собираетесь праздновать одна? — Я не знаю, — растерянно говорит Маринетт, почему-то одновременно смущаясь и чувствуя потребность куда-нибудь спрятаться. Даже если она не будет одна, это будет первое Рождество без Луки, первое за последние шесть лет. Лука из тех людей, кто умеет устраивать праздник, умеет создавать комфорт, делать сюрпризы — каждое Рождество было похоже на сказку рядом с ним. Маринетт слишком сильно к этому привыкла. Она не представляет, как останется одна вечером, когда закроется пекарня, а даже если нет и друзья куда-нибудь её пригласят, это все равно будет не то. — Простите, я влез не в свое дело, — севшим голосом говорит Габриэль, тут же понявший, что что-то не так. — Конечно, до этого дня ещё далеко, у вас могут много раз поменяться планы и, вообще, это не моё дело, не знаю, почему я спросил. — Нет, что вы, — Маринетт вскидывает на него голову, крепко сжимая в пальцах ремешок сумки, и мягко улыбается, понимая, как он себя чувствует в этот момент. На парковке немного прохладно, особенно в сравнении с жарким днем, поэтому Маринетт невольно некомфортно ведёт плечом, пытаясь чуть расслабить напряжённые мышцы. — В этом вопросе нет ничего особенного, просто я правда не знаю, как проведу этот день. Может быть, буду работать, наверняка будет какой-нибудь проект. Или напрошусь к друзьям. Или пойду в благотворительный центр и проработаю там всю ночь. — Будете выдавать еду? — Габриэль снова улыбается. Они, не сговариваясь, идут к лифту, и Маринетт чуть свободнее начинает дышать, потому что боль волшебным образом отступает от этого вопроса. — А почему нет? Я не похожа на такого человека? — шутливым тоном интересуется Маринетт. Габриэль тихо смеётся и пропускает её перед собой в лифт. Проходя мимо него, Маринетт улавливает тот самый крышесносный запах, от которого у неё неиронично подгибаются колени. — Как раз мне кажется, что вы именно такой человек, — говорит он, когда двери плавно закрываются. — Можно с вами? — А Адриан? — спрашивает Маринетт, пытаясь не показать слишком большого энтузиазма от его предложения на вечер, который будет ещё совсем не скоро, но в её голосе все равно проскальзывает что-то такое, из-за чего Габриэль начинает улыбаться мягче и нежнее. Для неё. Маринетт чуть отворачивается, прижимая к горящей щеке прохладную ладонь. — Они с Кагами планируют куда-то улететь, я уже не помню, куда, если честно, — Габриэль тихо фыркает и смотрит в пол. — Впрочем, до Рождества, в самом деле, ещё далеко. Маринетт думает, что может произойти ещё столько всего, её жизнь может так изменится, что она не узнает саму себя, если прямо сейчас посмотрит на себя из будущего. Маринетт думает, что у неё может кто-то появиться, или она найдёт соулмейта, или снова сойдётся с Лукой, или встретит какого-то другого человека — вариантов так много, что у неё кружится голова. Маринетт думает, что не хочет меняться, что ей хорошо сейчас, здесь, разговаривать с Габриэлем, строить эти эфемерные планы — и надеяться, что все сбудется. Что не будет никакого соулмейта, что она не сойдётся с Лукой и никого не встретит, потому что, ей кажется, тогда она не будет так счастлива, как может стать. Это чувство волнует её ещё и потому, что Габриэль ей по сути почти чужой человек, который просто с ней любезен — должно быть так, но она чувствует, что все иначе от него к ней, и тоже не может сдержать своего особого отношения. Это так странно, что у неё немного кружится голова от недостатка кислорода. — Тогда пойдём в волонтерский центр, — решает Маринетт с улыбкой. — Это довольно весело и приятно, и люди очень радуются и благодарят, что не может не греть душу. В Рождество это особенно важно… — А после всего этого, уже под самое утро, можно было бы купить какой-нибудь ужасно не здоровой еды, вроде пиццы, и сесть смотреть грустные мелодрамы, — добавляет Габриэль довольно патетично, и Маринетт смеётся, добавляя: — Да, в смешных пижамах и с каким-нибудь неподходяще дорогим к атмосфере вином. — И все это, чтобы заснуть на том же диване, на котором смотрели, и проснуться под вечер с жутким похмельем, потому что я абсолютно не умею пить, — он чуть наклоняется в её сторону, едва поддевая своим плечом её, и Маринетт снова смеётся. — Что ж, теперь моё одинокое Рождество звучит не так одиноко. — Знаете, — говорит Маринетт, когда они, отсмеявшись, выходят в пустой коридор. Она быстро окидывает его взглядом, понимая, что это не тот же этаж, где общая мастерская, и поворачивается к Габриэлю. — А что знаете?.. — Не то чтобы там большой список моих знаний, уложимся в полчаса, если начнём перебирать, — говорит Габриэль с тихим смешком, и Маринетт смотрит на него так выразительно, что он демонстративно отводит глаза к потолку. — В общем, я хотела сказать… я бы никогда не подумала, что вы можете быть одиноки, — говорит Маринетт. Габриэль снова на нее смотрит, пожимает плечами и жестом предлагает двинуться за ней. — Это такое заблуждение, видимо, когда смотришь на человека вашего статуса и положения, даже в голову не приходит, что вас не окружает толпа людей. — Но так и есть, — он с усталой смешкой опускает голову, запускает руку в волосы, проводит по ним пальцами и также резко поднимает голову обратно, смотря прямо на Маринетт. — Это довольно глупо, на самом деле, потому что я постоянно окружён людьми — постоянно, кроме личного времени. Не уверен, что знаю, что считать за истину. — За истину… То, что вы чувствуете, наверное, — тихо говорит Маринетт, почему-то не ожидавшая, что Габриэль начнёт с ней откровенничать в ответ на её замечание. Это отзывается в груди теплом и немного грустью, потому что ей искренне жаль, что такой человек чувствует себя одиноким. — Порой и чувства нам лгут, но за свои мы хотя бы можем нести ответственность. — Значит, выводы наши неутешительны, — он улыбается, но она не верит его улыбке. Габриэль останавливается напротив неприметной двери и поворачивается к Маринетт. — Может быть, это просто не те люди, — Маринетт по инерции неловко сжимает пальцами свою метку, понимая, что он видит её движение, но даже не опускает взгляд. — Но я не хотела сказать, что не верю вам, потому что понимаю, о чем вы говорите. — И мне очень жаль, — спокойно отвечает Габриэль, берет её ладонь с немого разрешения и коротко сжимает. Маринетт отвечает таким же лёгким пожатием и смотрит на дверь. Габриэль прослеживает за её взглядом. — Здесь за все время побывало не больше десяти человек. Но мы будем работать вместе над таким большим проектом, и я хочу, чтобы вы… чтобы и для вас моя мастерская стала творческим убежищем. Габриэль выпускает её руку и открывает дверь. Маринетт прижимает ладонь, которую он отпустил, к бедру и медленным шагом заходит внутрь — первые несколько секунд ничего не видно, пока не слышится щелчок выключателя и не загорается свет: все вокруг заливается приятным белым светом, и Маринетт, не дыша, начинает ходить по мастерской, не в силах убедить себя коснуться хотя бы края стола, чтобы поверить, что это не реальность. Швейные машинки, лоскуты, манекены с набросками платьев, отрезки подкладок, доска с эскизами и очень, очень много рисунков — Маринетт кажется, что ещё мгновение — и её эмоции повалят через край. Она едва не плачет от восторга, хоть и не понимает до конца, почему. Несмотря на большое количество одежды, тканей и бумаги, здесь все аккуратно и чисто, Маринетт не замечает пыли и мусора на полу и полках, и пусть часть надрезов на столах лежат в хаотичном беспорядке, она видит, что в этом беспорядке есть определенный смысл — цвета, наложения, слои разных тканей. Куда бы они ни посмотрела, все кажется скурпулезно-продуманным. Она влюбляется в это место так быстро, что даже не успевает этого понять. Осознает только, что работала бы здесь всю свою жизнь и никогда бы не выходила, если бы ей предложили. Габриэль, оставшийся у двери, следит за её движениями, она чувствует спиной его взгляд, но не может отреагировать, слишком погруженная в переживание момента. Если бы место могло быть человеком, Маринетт бы сказала, что нашла свою родственную душу. — Я влюблена, — произносит она, кажется, спустя целую вечность молчания, когда стоит у станка уже с десяток минут и так и не может сдвинуться с места. Со стороны двери слышится шорох, Габриэль делает шаг и еле слышно смеётся. Маринетт начинает улыбаться. — Это совсем не смешно, Габриэль, я ведь говорю правду… — Я ведь почти раскрыл вам душу, — отвечает он медленно, будто неохотно, и Маринетт наконец смотрит ему в глаза. — Это довольно смущающе, но я рад, что она вам понравилась. — Душа или мастерская? — лепечет Маринетт полушепотом. — И то, и другое. Маринетт перестаёт дышать, когда они одновременно неловко улыбаются друг другу и делают шаг в сторону, будто переступили грань, которую не хотели. — Почему вы меня сюда привели? — вопрос срывается с губ так быстро, что Маринетт не успевает даже подумать, что такое вообще спрашивает, как Габриэль оборачивается на неё. — На самом деле. Не обижайтесь, Габриэль, но этот контракт, и этот поступок, вы… Все не может быть дело в лондонском показе. Чудес ведь не бывает. — Просто я тоже очень хочу дотронуться до вашего гения, — Габриэль произносит это таким голосом, что у Маринетт начинают от волнения дрожать руки. — Вы ведь так когда-то сказали? Это взаимное чувство. Я хочу поработать с вами, хочу создать что-то такое, что… Это как спрыгнуть с обрыва и полететь. А воздух… Воздух на высоте Эйфелевой башни всегда другой.***