***
— Вы не покажите мне свое платье? Маринетт, слишком засмотревшаяся на то, как он работает, поднимает взгляд и встречается с его глазами. Он улыбается и тонкие морщинки расползаются в уголках солнечными лучиками. Маринетт смущенно замирает, разглядывая его лицо, такое открытое и доброе, и бесконечно красивое — конечно, он красив, она не может это не признавать. Только слепая не заметила бы это. Габриэль проводит рукой по волосам, смущенный ее вниманием, и глаза его вспыхивают каким-то особым светом, от которого ей одновременно хорошо и неловко. — Что?.. — Ну, я хотел бы понять, в какую сторону мне двигаться, — все с той же теплой улыбкой произносит он, и Маринетт кивает, поспешно поднимаясь с окончательным осознанием того, что он от нее хочет. — Если можно, конечно. — Д-да… — лепечет Маринетт, заставляя себя отвернуться, потому что секунды тянутся как часы, когда их взгляды снова встречаются, и она чувствует себя какой-то необычайно завороженной этими огромными серыми глазами. — Сейчас… Она поднимается на ноги, игнорируя мяукнувшего рядом Блана, и уходит в комнату, отведенную под гардеробную, почти не чувствуя ни себя, ни пола, ни квартиры, ни вообще чего-либо — настолько сильно она застывает во мгновении, пусть и не понимает, в каком. Она по инерции берет платье и выходит, все ещё находясь где-то за пределами этого мира. Маринетт как будто замечает все на свете и не видит одновременно. Всё иначе. Но в этом есть свое волшебство, и она хочет, чтобы это никогда не заканчивалось. Габриэль не отводит взгляда от платья, пока Маринетт опускает его на стол, расправляя складки, и проводит по ткани кончиками пальцев. — Восхитительный образ, — говорит он с интонацией человека, который знает, о чем говорит. — Сразу видно, что оно создано вами, даже если бы я не знал наверняка… А это даже не ваш почерк. — Алья хотела что-нибудь более простое, — тихо говорит Маринетт, едва дыша. — И в итоге выбрала этот вариант. — Оно восхитительно. — Спасибо… — бормочет Маринетт, выпрямляясь и поворачивая в его сторону голову, но Габриэль уже отворачивается, хватая в руки мел и кусок ткани. Его движения ровные, уверенные, он ведёт линию с первого раза, и Маринетт не понимает, каким волшебным образом ему не нужна измерительная лента, но уже так видит, что он знает, что делает. — Вы поменяете подкладку? Извините, что я вас не предупредила заранее, я не знала, что могу позвать вас, это… — Ничего страшного, мне это даже нравится! — воодушевленно произносит он, снова поворачивая ткань. — Никто не знает, но я люблю творить на ходу, иногда это даже лучше, чем когда у тебя в запасе много времени. И мне нравится, когда планы так резко меняются; в общем… — он вздыхает и широко улыбается, продолжая выводить линию на ткани. — В общем, это замечательно. — Тогда хорошо, — выдыхает Маринетт чуть свободнее, улыбаясь тому, с каким энтузиазмом Габриэль порхает вокруг пиджака. Он просто невероятен. С одного взгляда понятно, насколько он профессионален, и как ему нравится то, что он делает. Он буквально горит своим делом, и от этого кажется ещё прекраснее. — Для меня просто… В общем я хотя бы за полчаса должна знать, что куда-то пойду, а уж если для этого нужно ещё и костюм подобрать, то хотя бы за сутки. Рада, что для вас это не такая проблема. — Конечно, нет, — удивительно ласково говорит Габриэль, не отрываясь от работы. — Главное, чтобы все получилось и я не испортил пиджак, потому что запасного у меня с собой нет, а сшить новый за полчаса мы не сможем даже вдвоём. — Ну, пока что у вас выходит очень хорошо, — произносит Маринетт, боясь даже дышать в ту сторону, когда он берет в руки ножницы. — Боже, вы даже не считаете… Вы точно не Бог? Габриэль смеётся, довольный её похвалой. Он словно и не напрягается ни мгновения, пока работает, и этот творческий запал кажется лёгкостью, которой Маринетт и не чает достичь. — Не думаю, я бы знал, — говорит Габриэль, отрезая нужную часть так ловко, что Маринетт даже не видит, как двигаются лезвия. — Ну, я начал увлекаться шитьем в шесть лет, а сейчас мне сорок пять, так что у меня уже просто выученные рефлексы, я думаю. — Это выглядит невероятно, — лепечет Маринетт с восхищением, даже не сдерживаясь, и Габриэль, смущённо смеясь, дорезает ткань и отходит вместе с ней и пиджаком к машинке. Не успевает Маринетт сказать, как именно с ней управляться — потому что даже она сама иногда путается в кнопках и возможностях, хотя купила её около года назад, — но Габриэль садится и включает её так легко, будто делает это каждый день. Она уже ничего не говорит, и так очевидно, насколько она восхищена Габриэлем и всем, что он делает, но он действительно удивляет её — и с каждым разом все сильнее и сильнее. Габриэль разбирается с машинкой быстрее, чем она читала в свое время инструкцию, и хотя это невероятно, ей почему-то кажется, что так и должно было быть. Это очень похоже на Габриэля. — Ну, — говорит он, когда перестаёт строчить шов с одной стороны и приподнимает его, чтобы рассмотреть на свет. — Я стараюсь, чтобы это выглядело невероятно — мне было бы стыдно перед вами, если бы после всех ваших восторгов и восхищения, я бы оказался профаном. — Возможно, у вас и есть кое-какие недочёты, но вся работа в целом настолько идеальна, что это нисколько не бросается в глаза, — улыбается Маринетт, подходя ближе и становясь сзади, чтобы посмотреть на подкладку ткани ближе, под лампой. Габриэль заинтересованно и весело фыркает. — Надо же, недочёты? Какие же? — Вы закончили шов чуть ниже необходимого, видите? — Маринетт сама не знает, почему это говорит, хотя они оба знают, что всё идеально — поддразнить его или сказать хоть что-нибудь, но в итоге всё равно наклоняется ближе, к его плечу и показывает пальцем на край пиджака. — Хотя, возможно, я просто придираюсь, чтобы вы казались таким же обычным человеком, как и я… Она слышит, как Габриэль дышит. Слышит вдох — Боже, что она вообще делает, почему она это говорит, почему наклоняется так близко к нему, что почти ощущает на коже его дыхание, почему не остановится? — выдох. — Я такой же, клянусь вам, — отвечает он уже без тени веселья, так серьёзно, что она рискует посмотреть ему в глаза. Их лица так близко друг к другу, что это выходит за рамки приличия. Маринетт не может остановиться. Не может, потому что это как катиться на сломанной вагонетке вниз по рельсам, а дальше — пропасть, и тормоза не работают. И она падает, а ловит её водопад. — Так значит, шов на месте?.. — Да, — шепчет она, не разрывая зрительного контакта. — На месте. И в следующий миг он смотрит на её губы. Это короткое мгновение, почти неестественно быстрое, но все внутри Маринетт замирает и переворачивается. Она чувствует, как её поглощает внутренняя дрожь, ощущение нереальности и, в то же время, правильности. Она не захлебывается в этом водопаде, будто кто-то дал ей возможность дышать там, где она никогда прежде не могла этого делать. — Хорошо, — шепчет Габриэль в ответ, и от этого единственного слова, коснувшегося её губ, у неё мурашки по коже. — Значит, я могу продолжать? — Вы можете делать все, что хотите, — внутренне обмирая от волнения, говорит Маринетт, старательно не отводя взгляд от его глаз. Габриэль неуловимо наклоняется вперёд, даже не на мгновение, а затем отворачивается — Маринетт выдыхает, крепко закрывая глаза, потому что даже не понимает, показалось ей это или он в самом деле хотел её поцеловать. Она не понимает, почему он этого хотел, если хотел. И не понимает, почему она чувствует, что не была бы против. Это безумие, просто безумие. Она не понимает ничего. — Простите, я отвлёкся. Нужно… нужно закончить, у нас не так много времени осталось, — тихо говорит Габриэль. Маринетт решается открыть глаза. Со своего места очень хорошо видит, как покраснели его шея и скулы. Маринетт тоже смущается и отстраняется, понимая, что только мучает и себя, и его. Пока он заканчивает работу, Маринетт не может найти себе место. Она думает об этом снова и снова, пока не убеждает себя в том, что это вполне нормально — у неё относительно давно не было мужчины, у него очень давно не было женщины, они оба находятся в состоянии эйфории от работы и восхищении друг от друга, и сейчас были в такой интимной атмосфере, что… Это ведь как в клубе, когда обнимаешь почти незнакомого человека, убеждает себя Маринетт, вот только в клубах она никогда не была и понятия не имеет, что при этом люди чувствует и способна ли она на подобные чувства. В любом случае, это ничего не значит, повторяет она упорно про себя несколько сотен раз, наивно надеясь, что сможет в это поверить. Просто мы оказались очень близки по духу, он смешно шутит, а ему нравятся мои эскизы. Мы ищем то, чего нет, вот и всё. Блан, на которого она натыкается взглядом, спрыгивает с дивана и, положив лапы Габриэлю на колени, забирается на них. Когда раздаётся стук в дверь, Маринетт почти летит к порогу, игнорируя внимание Габриэля и требовательное мяуканье Блана, начавшего ластиться в его лицу. — Детка, ты ещё не готова? — с порога возмущается Алья и протискивается мимо неё в квартиру, сияющая, довольная и тоже совершенно не готовая к собственной свадьбе. Маринетт растерянно провожает её взглядом. — Свадьба через три часа, я всё успею, — немного удивлённо говорит Маринетт, следуя за ней попятам. — Да и какая разница, как я буду выглядеть, никто на меня даже не посмотрит. — Я посмотрю! — Ты как будто на мне женишься, — фыркает Маринетт иронично, но Алья уже заходит в гостиную, замечает Габриэля и, следовательно, совершенно теряет связь с реальностью. — Ты ничего не говорила про то, что вы теперь живёте вместе, — замечает Алья рассеянным тоном, выдающим тяжёлые мыслительные процессы в её голове. — Плодотворное сотрудничество оказалось, а?.. — О, вы Алья? — тут же весьма радостно откликается Габриэль, поднимаясь на ноги, и Алья почти упархивает в его сторону, когда он ловит её руку и целует ладонь. — Очень рад с вами познакомиться и поздравляю заранее с празднеством. — Боже, вы слишком милый и галантный, в каком веке Маринетт вас нашла, в девятнадцатом? — в самом деле умиленно спрашивает Алья, едва не хватая его за щеки, что было бы вполне в её манере, но, не успевает Габриэль ответить, как она уже поворачивается к нему спиной и хлопает в ладони. — Отлично, просто замечательно! Одевайте меня, самые лучшие дизайнеры Парижа, раз я пришла, а то я замуж выхожу через несколько часов, а я даже зубы с утра не чистила… — Почему вы решили именно сегодня? — спрашивает Маринетт и идёт к косметическому столику в спальне, по пути хватая Алью за предплечье и утаскивая её вместе с собой. — А не завтра, например… Зачем собираться в спешке? — Ну, мы лежали в кровати утром и подумали, мол, черт, так хорошо, почему бы нам не сделать это прямо сейчас, — Алья фыркает. — Скажи спасибо, что прямо в трусах к алтарю не пошли — я еле уговорила Нино подождать до вечера. — Не удивлюсь, если он пойдёт в трусах, — хмыкает Маринетт. — Что ж, тогда все увидят, какой он шикарный, — мурлыкающим тоном говорит Алья, пока Маринетт подбирает косметику, чтобы сделать ей макияж. Она каждое клеточкой своего тела чувствует, насколько Алья заинтересована в том, что происходило тут, пока её не было. Но Маринетт и сама не знает, так что не смогла бы ей объяснить, даже если бы захотела. — Габриэль, кстати, со мной пойдёт, — говорит Маринетт, заканчивая, и поворачивается к Алье. Она бросает взгляд на дверь, чтобы убедиться, что он их не слышит, и берет в руки кисточку. — Надеюсь, вы не собираетесь делать что-нибудь, за что мне потом будет стыдно? — За кого ты нас принимаешь? — фыркает Алья, широко улыбаясь. — Собираемся, конечно! Даже хуже, чем обычно, так что если он в тебя в самом деле влюблен, его это не должно напугать. — Боже, помолчи, — Маринетт тыкает ей в лицо кисточкой для пудры, и Алья жмурится. — Почему? — Потому что это глупо, — Маринетт закатывает глаза, но вновь возвращается к макияжу Алье. Она продумала его довольно давно, как и платье, которое для неё сшила, но по ходу дела меняет большую часть, потому что они изменились, обстоятельства изменились, и все больше не такое, каким казалось прежде — теперь правильное имеет несколько другие черты. — Слушай, девочка, — Алья перехватывает её руку за запястье. — Ни один мужчина не пойдёт с девушкой на свадьбу, если у него нет серьёзных намерений или если они не родственники. Что-то не помню, чтобы вы с Адрианом были мужем и женой, значит, здесь работает первый вариант. — Я просто попросила его пойти со мной, а он хороший человек и не стал отказываться, — отвечает Маринетт, но Алья так смотрит на неё через зеркало, что она едва не проглатывает язык. — Ну да, и никаких у него дел не возникло, и вообще он даже ни одну встречу не перенёс, сейчас ведь три часа дня среды, никто не работает, — фыркает она. Взгляд зеркальной Альи становится почти мягким, но каким-то грустным. — Я знаю, тебе не хочется думать об этом, но я хочу, чтобы ты понимала, на что идёшь и смогла отказаться, если это тебе не по душе. — Мне не… — с возмущением начинает Маринетт, но даже не знает, от чего именно возмущается, поэтому только довольно раздраженно ведёт Алье стрелку карандашом. Когда она все-таки продолжает, её голос опускается до шепота: — Боюсь опять надеяться, понимаешь? Хочу верить, что всё может быть хорошо и без романтических отношений. — Маленькая, ты так же хотела верить, что Лука твой соулмейт, и к чему это привело? — голос Альи тоже опускается до шёпота. — Я люблю тебя, и не хочу, чтобы ты снова страдала. — Я не буду, — уверяет её Маринетт, и понимает, что нисколько не кривит душой. Она и правда так считает. И чувствует, что так и будет. Маринетт замирает и смотрит Алье в глаза, а затем склоняется и целует её в щеку. — Не переживай обо мне в такой день. Ты должна быть самой прекрасной и самой счастливой. — Подлиза, — ворчит Алья, но в следующий миг смеётся, и они действительно начинают говорить о более нейтральных вещах. Маринетт почти заканчивает макияж, когда к ним робко заглядывает Габриэль. — Не помешаю? Я, в целом, закончил, — говорит он и заходит полностью, когда они отрицательно мотают головами. Он одергивает пиджак, немного смущенный их вниманием, и смотрит на Маринетт. — Как вам? — Если ваша с Маринетт пара будет смотреться лучше нашей с Нино, я подам на вас в суд! — тут же громко заявляет Алья, без церемоний поднимаясь на ноги и подходя к нему ближе. Макияж её, в целом, закончен, поэтому Маринетт убирает кисти обратно в косметичку, пока Алья задумчиво и довольно нагло поправляет в нагрудном кармашке Габриэля платок. — Вот так, немного беспорядка, и вы уже бунтарь. — Никогда не был бунтарем, интересные ощущения, — с улыбкой говорит Габриэль, такой скромный и милый, что Маринетт и сама начинает улыбаться шире. Если Алья права, то это не самый плохой вариант, даже несмотря на то, что ей сейчас совсем не хочется романтических отношений с тем, кто не будет её соулмейтом — её рана слишком свежа, чтобы она могла поверить, что даже самый порядочный человек не бросит её, если у них будут разные метки. Лука порядочный и добрый, но это совсем не уберегло их от расставания. — Ну, привыкайте, — Алья проводит руками по его плечам, будто смахивает пылинки. — Если хотите и дальше гулять с нашей Маринетт. — Боже, — бормочет Маринетт еле слышно, закрывая лицо ладонью, но слышит только приятный смех Габриэля и довольное фырканье Альи. Его, кажется, это совсем не смущает и не кажется неуместным, а если и кажется, то он слишком воспитанный и галантный, чтобы словом или делом проявить свои чувства. В любом случае это слишком неловко, чтобы она могла вынести это. — Какие ещё будут условия у этого контракта? — интересуется Габриэль, когда Алья выходит в гардеробную за платьем, и Маринетт поднимается следом, чтобы помочь ей его надеть. — Надеюсь, не нужно говорить, что Маринетт обижать нельзя? — повышает голос Алья, потому что Габриэль тактично остаётся в комнате. Но Алья не из тех людей, кто будут ждать подходящего момента, чтобы продолжить разговор. Маринетт невзначай пихает её в бок, но Алья притворяется, что ничего не поняла. — Это базовые условия, — замечает Габриэль. — Как и ещё ряд очень важных пунктов. — Хорошо, что вы это понимаете, потому что моя сестра, знаете, владеет боевыми искусствами, — невинным тоном замечает Алья, и Маринетт все-таки одергивает её, еле слышно шикнув. — В таком случае, я сам к вам приду, если вдруг выйдет так, что я обижу Маринетт. — Забирай его, — одними губами шепчет Алья, и Маринетт поджимает губы, сдерживая смех, и снова пихает её в бок. Как бы все это ни было смешно, теперь это не кажется шуткой, теперь это кажется чем-то, что её очень волнует, что заставляет сердце замирать в ожидании и предвкушении, пусть и непонятно, чего именно. Это приятное ощущение, очень приятное, но совсем непривычное для неё. — Он что, щенок на рынке, — так же еле слышно шепчет Маринетт, чувствуя, как начинают гореть её щеки от осознания, что она вовсе и не против «забрать» его. Или чтобы он её забрал. — Не вертись, я не могу застегнуть молнию. — Только не говори, что замок сломался, — фыркает Алья таким тоном, что становится точно понятно — её это особо не волнует и замуж она выйдет даже в джинсах. — Иначе вам, гении мира моды, придётся шить мне платье за оставшееся время. — Не бурчи, все в порядке, уж молнию-то мы сможет в четыре руки перешить, — говорит Маринетт и все-таки застегивает молнию. Делая пару шагов назад, она с любовью и восхищением окидывает покрутившуюся перед зеркалом Алью, и поправляет прядь её причёски. — Ты очень красивая, просто потрясающая. У тебя последний шанс, чтобы сбежать со мной в Лас-Вегас. — Думаю, месье Габриэль не оценит, — говорит Алья и подмигивает ей, глядя поверх зеркала. — Да и Нино расстроится. — Нино жалко, — соглашается Маринетт без особого энтузиазма, и Алья, почти прислонившись к зеркалу носом, начинает поправлять волосы. — Выйди к Габриэлю, попроси его повязать ленту тебе на руку, а я сейчас подойду, — она почти выпихивает Алью за пределы гардеробной. Она замирает перед своим платьем и понимает, что волнуется. И это так странно, потому что это ведь не её свадьба и ей незачем так нервничать, и вообще она давно не девочка и с мужчинами в одной комнате находится не смущается, но этот мужчина… Почему-то рядом с ним все иначе. Намёки Альи, и эти их шутки, и галантные слова Габриэля, и даже Блан, принявший его без нареканий, — все это вызывает в душе Маринетт смуту. Из гостиной слышна приглушенная беседа, и Маринетт понимает, что не может больше тянуть время. Она надевает платье, пару мгновений рассматривает в зеркало свое бледное с лёгким румянцем лицо, и делает шаг к двери, но замирает со стучащим где-то в горле сердцем. Она чувствует себя почти напуганной тем, как меняется ее реальность, её мысли и её чувства. Всего этого слишком много. Но стоять перед дверью и дальше нет никакого смысла, поэтому толкает дверь и выходит в замиранием сердца. Она встречает взгляд Габриэля почти сразу — он замирает и смотрит на неё огромными глазами. Глазами, в которых она видит восхищение. Маринетт невольно сцепляет пальцы другой руки на своей метке и смущенно опускает голову. Она и не думала, что кто-нибудь когда-нибудь вновь посмотрит на неё с таким восторгом. — Какая вы… Как красиво, — говорит Габриэль с лёгким придыханием. Губы его расползаются в улыбке, такой светлой, что Маринетт замирает, любуясь им и не зная, что сказать в ответ. — Следующей замуж выходишь ты, в этом платье, сегодня, сразу после нас с Нино, — произносит Алья, подходя к ней, ловит за плечи и целует в обе щеки. — Невероятная девочка. Я тебя накрашу, а Габриэль заплетет, вы ведь, кажется, сказали, что умеете, верно? — Конечно, все, что пожелаете, — галантно говорит нисколько не растерявшийся Габриэль, и снова бросает на Маринетт открытый взгляд. Она смущенно отворачивается. Вопреки инструкциям Альи, Габриэль внезапно все берет в свои руки и сначала делает причёску невесте, а затем берётся за кисти и предлагает Маринетт сделать макияж. Ей кажется, что она сходит с ума, но она соглашается — совершенно напрасно, потому что лицо Габриэля так близко, его дыхание, его нежные прикосновения волнуют её ещё больше. Ей кажется, что она сходит с ума, когда он отстраняется от неё дольше секунды, она хочет потянуться за ним и не видит для этого ни одной причины, и больше всего она боится открыть глаза и встретиться с ним взглядом, потому что тогда точно не сможет держать себя в руках. Но она чувствует его. Чувствует так, словно он обнимает её. Словно эти губы в сантиметрах от неё касаются её кожи. Словно она что-то для него значит. Может ли такое быть на самом деле?.. Реальность кажется не устойчивее, чем иллюзия. Она могла бы в ней потеряться, она хочет этого — Габриэль касается её, а у неё мурашки по коже и ощущение, что душа внутри расправляется и становится свободной. Это чувство, кажется, ей незнакомо. Такого никогда не было с Лукой. Ни с кем не было, и, видимо, не могло быть. Отстранившись, Габриэль несмело, очень ласково ведёт пальцами по ее плечу, призывая открыть глаза. — Можете посмотреть, — с улыбкой в голосе говорит он. Кажется, он даже не понимает, почему она так отчаянно не желала открывать глаза. Его отсутствие ощущается неправильно, когда он отстраняется. — Надеюсь, вам понравится. — Конечно, понравится, — бормочет Маринетт с тихим вздохом, послушно открывая веки, и, поднимаясь на ноги, на ватных ногах подходит к зеркалу. Макияж, в самом деле, невероятно красивый, изящный, лёгкий, осторожный, и так точно угадывает её черты, как будто всё это время Габриэль только и занимался, что рисовал ей тени и стрелки. — Вау, это так красиво… Вы случайно не визажист? — Я проходил курсы, — говорит Габриэль, рассеянно разглядывая её лицо в зеркало. Маринетт следит за его взглядом. Ей хорошо от того, как он на неё смотрит — словно она самое прекрасное существо на земле. — Работа такая, в любой момент можно оказаться единственным, кто понимает, как нужно накрасить моделей. Это несложно ведь, когда умеешь рисовать, — Габриэль поворачивается к Алье и чуть склоняется, показывая на неё Маринетт. — Вы ведь и сами замечательно делаете макияж. Я был бы не против, если бы вы и меня накрасили… Время, вроде, ещё есть? — Я? Вас? — смущённо лепечет Маринетт, стремительно оборачиваясь, но Габриэль только приятно улыбается ей. Алья довольно хлопает в ладони. — Как это мило, ну взгляда от вас не отвести, — говорит Алья, хитро щурясь, но Маринетт бросает на неё быстрый взгляд и она, тактично подхватив Блана, трущегося об ноги Габриэля — тот недовольно попытался царапнуть её по щеке, но промахнулся и замер под действием гипнотического альиного взгляда, — уходит куда-то в сторону кухни. — Она очень милая, — говорит Габриэль, садясь на место Маринетт и подставляя лицо с такой трогательной доверчивостью, что она замирает на месте с колотящимся где-то в горле сердцем. — Хорошие у вас друзья, как и вы сама. Маринетт вздыхает, зардевшись от этого милого, невинного комплимента, и склоняется над Габриэлем, нанося пудру легкими мазками. Он чуть прикрывает глаза, но все равно смотрит на нее из-под опущенных ресниц — от его взгляда ее дрожащее где-то в груди волнение становится просто невыносимым. Маринетт старается не дышать, осторожно нанося макияж, и все же порой тихие вздохи срываются с ее губ, касаясь его кожи, и тогда, она может в этом поклясться, он едва заметно вздрагивает, а его ресницы, длинные и чуть припорошенные пудрой, чуть трепещут. Маринетт, кажется, видит даже самые крошечные детали, когда смотрит на него, и все эти детали накрепко отпечатываются в ее памяти. — Вам грустно? — спрашивает Габриэль. Маринетт замирает с тушью в руках, неуверенная, что он действительно это сказал, потому что губы его едва шевельнулись, а слова прозвучали так тихо, что лишь коснулись кожи. — Простите, вы выглядите такой задумчивой… — Скорее странно, — тихо говорит Маринетт в ответ и снова склоняется над ним. Она почти не лукавит, когда говорит это, потому что мысли эти невольно одолевают ее голову наравне с теми, что она, пожалуй, хотела бы не думать. — Время так быстро идет… Это должно было случиться, давно должно, просто я все еще как будто вижу их пятнадцатилетними, будто и не было этих лет. Но они были, и это немного пугает, это не кажется реальностью. Как глупо, наверное? — Маринетт, — он осторожно обхватывает ее чуть выше запястья, и его пальцы, соскользнув, едва заметно проходят по метке. Ее обдает жаром. — Это не глупо, я тоже это чувствую. Слишком много перемен… Вы привыкнете и вам станет легче. — Я рада за них, — почти шепчет Маринетт, будто он отрицает это. Габриэль смеется и приподнимает ее ладонь, касаясь ее пальцев долгим, почти невесомым поцелуем. — И за себя, за то, что вы для меня сделали, когда пригласили работать. Габриэль улыбается с тенью грусти, мелькнувшей в глазах, и выпускает ее руку. Она проводит кончиками пальцев там, где касались его пальцы, и смотрит на него, не отводя взгляда. Ей все еще кажется, что метка наполняется изнутри жаром от прикосновения, поэтому она ведет рукой выше, пока не накрывает предплечье ладонью. — Надеюсь, вы не пожалеете. — Никогда.***