В честь тебя

Вспышки камер, микрофоны и журналисты, не затыкавшие рот все время премьеры уже надоели. Антон бы хотел тишины и покоя, отметить на едине с собой свою первую значимую победу, но теперь, став медийной личностью хотя бы в кругах режиссуры, он был обязан появляться на крупных мероприятиях, находиться под прицелами камер и отвечать на все интересующие вопросы. Шастун честно старался, показывал себя с хорошей стороны, надеясь, что домой он приедет не ночью. Недавний релиз нового фильма, который Антон буквально создал самостоятельно, прописав сюжет, найдя съемочную группу и в ограниченные сроки и бюджет создал то, что люди восприняли даже больше, чем того ожидал парень. С марвел, конечно, не сравниться, но фильм действительно получился намного лучше проектов прежнего российского кинематографа. Шастун постоянно слышал, что он воскресил некогда утраченное, дав мотивацию и надежду другим, что российские фильмы могут быть не промах. Антон не мог сказать, что не гордился собой. Работа была проделана колоссальная – создать из говна и палок что-то невероятное и интересное стоило потраченных нервов, денег и двух месяцев непрерывной работы. Страхи останавливали, тревожили, но были успешно остановлены хорошей оглаской и успехом.   Антон закончил университет, решив не идти дальше в учебу, а углубиться в работу над фильмами. Дима одним из немногих людей, кто был с Шастуном рядом, помогал и поддерживал после переломного момента. Тогда, в феврале, парень рассуждал, что жизнь на этом окончена. Сидел в одинокой, чужой квартире, осматривал шкафы и понимал, что половины вещей нет. Пересматривал записку и ощущал сильное предательство. Казалось, что предал не один Арсений, а сразу весь мир. Антон честно старался оправдать действия мужчины, представить себя на его месте, и понимал, что тот поступил, как поступил бы любой адекватный человек.   Они встречались от силы два дня. Знакомы неделю с лишним, и тут Попову выпадает возможность стать знаменитым, богатым и переехать в другую страну. Кто бы не отказался от этого, решив оставить груз прошлого и не очень-то и нужного человека там, в прошлой жизни. Но обида от этого не прошла.   Обида на себя. Арсений в жизни Антона больше не появлялся, не отвечая на многочисленные смски, которые парень писал, находясь в состоянии аффекта. Тогда хотелось грубить, показать, что Шастун плевать хотел на мужчину и его решения, параллельно собирая свои вещи и осознавая, что жизнь изменилась в обратную. Арсения не было раньше, и Антон спокойно справлялся, ходил на работу, на пары, снимал, общался с Димой и жил жизнью обычного студента. Но в один момент кто-то решил приколоться, подослав Арсения в один автобус с Шастуном. Именно после этого все поехало по горочке вниз, срывая все устоявшиеся привычки и саму жизнь. Привычную, скучную, серую и не наполненную ничем, кроме камеры со штативом.   Попов внес свои коррективы, а потом нажал кнопку «сбросить к заводским настройкам».   Антон пару недель не ходил на пары. Почти не ел, проводил дни гуляя по тому самому парку, либо спал по шестнадцать часов в сутки. Позову было больно смотреть на друга в таком состоянии – он буквально ненавидел Арсения, не желая даже слушать просьбы о звонке ему. Шастун пытался продолжать ждать и верить, что мужчина вернется, старался любить, но вскоре научился ненавидеть. Так стало проще жить той, прошлой жизнью.   Имя Арсения стало чуть ли не под запретом и даже на кастинге Антон старался отбирать мужчин с другим именем, если была такова возможность. Сам парень понимал, что это абсурдно, нужно жить дальше, жизнь не закончилась, но боль внутри сильнее. Дима советовал ходить к психологу, разобраться в себе, но Шастун погряз в съемках, ища там отрешение от реальности. Как бы то ни было, возвращаться в ту реальность, в которой он жил несколько лет и оставаться несчастным еще долгое время было непривычно и очень болезненно. Антон даже думал, что стал каким-то зависимым, раз жизнь без Арсения превратилась в однообразную кашу. И единственным, что связывало эту манку на воде с счастливым периодом – это съемки.   Психолог рассказал, что такой прием называется эскапизм. Эскапируя в работу, увлечение или глухую тишь на окраине цивилизации, люди стараются отвлечься от реальности, забыть свои проблемы, отношения, и погрузиться туда, где им комфортно. В иллюзию собственной жизни.   Люди ищут не истину, а иллюзию, с которой они смогут жить.   И, как правило, иллюзия лишь создает приятную среду и погружает человека в состояние спокойствия, когда, на самом деле, проблемы не исчезли, а наоборот возросли. Баланс оставался, остается и будет оставаться всегда.   Если тебе хорошо сейчас, то завтра будет плохо. А если и завтра хорошо, то прочитай это правило еще раз и когда-то оно точно сработает.   Спустя шесть лет, Антону больше не больно. Боль утихла спустя года, оставив за собой глубокую травму. После Арсения парень ни с кем не заводил отношений, работая над собой и отвлекаясь. Антон надеялся, что Попов живет куда лучше него, подчистую ненавидя все, что было с ним связано.   Квартиру Арсения продали, и Павел Алексеевич предложил Антону не только работу и сотрудничество, но и первые крупные деньги на создание фильма. В сравнение с тем бюджетом, которые тратят компании на создание часовой кинокартины, эти деньги были каплей в океане.   О Паше Антон отзывался с теплотой. Мужчина был в одном лице и наставником, и другом, всегда помогая и поддерживая какие-либо идеи Шастуна. Парень думал, что Воля относился так ко всем стажерам, которые ему нравились в работе, но постоянно замечал, словно его выделяют. Начиная с принесенного утром кофе, и заканчивая с отдачей приоритета в более крупных проектах именно Антону. Знал бы он, что Павел, ведомый угрызениями совести и каплей сострадания, делал это исключительно из-за его прошлых ошибок.   Переосмысливая ситуацию и то, как Паша поступил со своим коллегой и другом тогда, шесть лет назад, он упрекал себя в несдержанности и небывалой алчности. Воля поддерживал минимальный контакт с Арсением и знал, что тот отлично справляется со своей работой, но вспоминая Попова в аэропорту, его ужасное состояние, которое тот старался прикрыть маской безразличности, и Антона, которого он первым увидел в том самом состоянии, он дал себе клятву, что постарается сделать их жизнь лучше. И у него это получилось. Арсений стал знаменитым заграницей, поражая не только своей внешностью и харизмой, но и умениями вжиться в роль настолько, что кажется, будто он и есть такой в жизни. Арсением восторгались, фанатели, одаривали всеобщей любовью и популярностью – Паша был уверен, что больше мужчине и не нужно, но срок действия контракта истек еще вчера. После этого Попов на связь не выходил, о нем не знали даже в студии, куда режиссер звонил. Словно растворился в этой любви и славе, с головой и пропал отовсюду, не оставив даже следов. Это напрягало, но теперь Воля к Арсению не имел никакого отношения, продолжая помогать Антону. Теперь и он добился успеха, преодолев все трудности в мире кино, не только добравшись до планки «нормально», а перепрыгнув сразу на «великолепно». Но по Антону и не скажешь, что тот действительно этому счастлив. Конечно, его глаза светились восторгом, когда увидели полный зал в кинотеатре и услышал лестные комментарии от людей. Для него это было так неожиданно, все свалилось на голову за раз, что начинало напирать и бесить. Камеры, микрофоны и вопросы бесконечны. Шастун ходит на интервью, улыбается в объектив камеры, волнуется перед выступлениями и не понимает, чем так заслужил всего вокруг. Баланс. Если сегодня плохо, то завтра будет хорошо. А если и завтра плохо, то прочитай это правило еще раз и когда-то оно точно сработает. У Антона появились хорошие деньги, идеи, новое жилье, оборудование и возможность нанять лучших людей в стране для создание нового фильма. У Антона появились фанаты, люди, которые им действительно восхищаются, узнают на улице и фотографируются. У Антона зрителей полный зал на премьеры было, но он желает лишь одного. Чтобы человек, в честь которого был создан этот тяжелый, впечатляющий и реалистичный фильм, оказался в том же зале и смотрел с гордостью. Как шесть лет назад, смотрел на вузовском проекторе фильм, который они снимали вместе. И действительно гордился, хлопал и успокаивал после пережитого волнения, предлагая сходить за вином в магазин. Шастун бы отдал всю свою славу и деньги, чтобы так было. Даже если Арсений будет единственным в зале, когда все остальные со скукой в глаза просматривают яркий и постер и думают, что лучше спустить эти деньги на американский фильм. Даже если ненависть к Арсению таилась глубоко, желая вырваться наружу, уехать в Чехию и высказать тому все в лицо. Но в ситуации Антона это крайне глупо, словно бежишь через весь мир к человеку, сказав ему, что он для тебя безразличен. – У тебя завтра интервью, звезда, – услышал Антон за спиной, встречаясь глазами с Пашей. Воля гордился не только парнем, но и собой, увидев шесть лет назад огромный потенциал в обычном студенте, коих в Питере было, как муравьев. – Помню, спасибо, – у Шастуна иссяк весь запах социальный сил, не хотелось даже говорить с кем-то. На улице жарко, солнце печет бледные руки, и Антон скорее натягивает очки. Домой хотелось еще с конца премьеры, но парню требовалось кое-что сделать. Психолог, к которому Антон исправно ходил вот уже пару месяцев, еле находя время и силы, попросил парня сходить в парк, где они гуляли с Арсением в последний раз. Шастун не был там с момента, как в глубочайшей подавленности бродил здесь, ища то самое тепло и любовь, некогда оставленную в одиночестве. И каждый раз возвращался ни с чем. Парк, с последнего его посещения, выглядел гораздо лучше и ухоженнее. Эти изменения одновременно приятны, но и пугающе, ведь изменился не только парк. Изменился Антон и его образ жизни. Людей с собаками много, но парню уже на них плевать – в последнее время плевать было на все. Последние шесть лет. Место, где остановился Шастун, было смутно знакомым. Воспоминания проплывали в голове в виде одиноких вырезок из газет – блеклые и навевающие тоску. Антону искренне интересно, как у Арсения сложилась жизнь. Этот вечер был пропитан только воспоминаниями о нем, хотя поразмыслить о прошедшем показе фильма и комментариях фанатов было бы правильнее. Парень не знает, как живет Попов, какой он сейчас – остался таким же мнимым аристократом, с теплой улыбкой и холодными глазами, или изменился, заболев «звездной болезнью». Хотел ли вообще Арсений когда-то вернуться? Если и хотел, то вернулся бы уже, или просто приехал в когда-то родной город, увидев Антона и ответив на один простой вопрос. Маленький, простой, но такой значимый. И Антону, почему-то, вновь больно. Почему неделя так сильно въелась в память, въелась в жизнь, как пятно от черники, заставляя думать о нем спустя несколько лет. Психолог еще посоветовала прочитать записку Арсения прямо в парке, а после сжечь, и больше не возвращаться ни в этот парк, ни к этим воспоминаниям. С одной стороны легко – чиркнул зажигалкой и бумаги нет, сгорит и развеется пеплом по ветру, но с другой записка была единственной вещью, которая осталась от Попова. В единственном экземпляре. Шастуну физически больно доставать ее из-под чехла телефона. Бумага по краям уже порвана, где-то ручка поплыла от времени, появились разломы, но Антону она до сих пор приносит бурю эмоций, не самых положительный. Парень долго смотрел на бумажку, задумываясь о том дне, о пережитых чувствах, о мыслях, что сегодня они хотели вместе что-то приготовить. А Арсений уехал и бросил его ночью, когда Антон спал. Елку с того момента он наряжать не начал. Парня словно тысяча иголок пробивает, когда он полностью разворачивает вырванный из тетради Антона листок. Красивый почерк, наклон которого поплыв влево, видимо, из-за спешки, разлинованный по клеткам лист и ураган чувств похлеще Катрины.

«Я уезжаю. Ты можешь меня ненавидеть, обвиняя во всем меня и будешь прав. Если думаешь, что дело в тебе, то я сразу скажу, что ты ошибаешься. Много тавтологий, извини. Я мудак. Ты просил меня не лгать тебе, и я не лгал до этого случая. А сейчас я не сдержал своего обещания. Я улетел далеко, думаю, навсегда. Мне тоже больно, но ненавидеть меня будет проще, чем продолжать надеяться и чувствовать ко мне что-то под названием «любовь». Я не был к этому готов, но это случилось. Я тебя люблю. I love you. Já tě miluji.»

Антона бьет мелкой дрожью, но ветра на улице нет. Пальцы, содрогаясь, выуживают зажигалку из кармана. Парень бы сейчас закурил, но он бросил пару лет назад. Зажигалка не поддается, хотя он купил ее только утром. Чирканье по колесику уже выматывает и злит до красных всполох в глазах. Антон плачет не только от слишком значимого места, не только от сжигания важной вещи важного человека, но и от распирающих эмоций, полученных за день. У Шастуна такое впервые – когда он чувствует одновременно так много, что хочется выплеснуть это куда-то наружу. Кричать, плакать, бить кого-то, но больше не чувствовать этой огромной гаммы эмоций и чувств. Больше никогда. Парень запрокинул голову, пялясь в небо и мечтая когда-то с ним слиться. Ему не было так сложно, когда они снимали по двадцать часов подряд, не было сложно, когда он делил деньги или на еду, или на декорации к фильму. А сейчас, имея все, он в момент теряет весь мир. Бумага догорает в руках, обжигая пальцы и оставляя пепел. Догорает и сам Антон. На лавочку кто-то тихонько присаживается, стараясь не мешать Шастуну в его переживаниях. Небо красивое, голубое и ясное, как глаза Арсения, какими их помнит Антон. Он видел их больше недели, запомнив на всю жизнь. Жарко, солнечно и должно быть радостно. Деревья колышутся от почти незаметного ветерка. Хотелось сидеть в парке всю жизнь, избегая камер и ответов на вопросы. Жить просто, без вечных загонов и навязчивых мыслей, без чувства вины за себя. В метре от Антона прошла девушка с собакой на привязи. Шастну даже не шелохнулся, хотя прекрасно видел и большую собаку, и миниатюрную девушку. От этого, почему-то, стало грустно вдвойне. Словно прошлого Антона никогда и не было. Словно самого прошлого не было, было лишь настоящее и будущее, в которых Арсения не будет никогда. – Не боишься теперь? – мягкий голос слева выводит Антона из состояния анабиоза, разрушая его уже выстроенный облачный мир. Шастун бы разозлился и ушел, сделав так кто-то чужой, ведь нахождение в своей голове и придуманных реалиях ему доставляло удовольствие, и никто не смел его прерывать. До Антона не доходит, долго не доходит и он с непривычки рассматривает кого-то по сторонам, но вдруг цепляется за человека на той же лавочке. Выстроенный барьер рушиться буквально на глазах. Он должен был когда-то приехать, но только не сейчас. Так нужный, но не в то время. Он будет нужен всегда, но Антон себе этого не признает. Он старается ненавидеть, когда внутри бушует только благодарность обстоятельствам. Шастун смотрит в глаза и видит те же, родные, совсем не изменившиеся, разве что обрамленные практически незаметными морщинками. Он научился ненавидеть в голове, но на практике не умел. На практике он был влюблен так же, как шесть лет назад, будучи знакомыми неделю. – Теперь нет. Антон хотел убежать, не видеть больше Арсения перед собой, ужасаясь тому, что может происходить сейчас. Только что он чувствовал себя никак, словно сделанным из папье-маше, но Попов вызвал в нем эмоций куда больше премьеры и интервью. – Зачем ты пришел? – маленький, простой и очень значимый вопрос, который Антон обдумывал несколько лет. – Я посмотрел твой фильм. Я в восторге, – Арсений, будто не заметил заданного вопроса, продолжая разглядывать изменившегося парня. Волосы были такие же, возможно, чуть короче, но Антон стал выглядеть старше. Прошло шесть лет, мужчина и сам поменялся, но изменения Шастуна были для него открытием. Из отчаянного, спонтанного парня Антон перешел в стадию успешного, но уставшего от рутинной жизни, от ответственности. Попову больно, что он не увидел эти изменения во всей красе, сразу перейдя к результату. – Ты не ответил на вопрос. – Ты мне нужен. Мир вокруг застыл, люди словно начали передвигаться, как в замедленной съемке, или у Антона уже крыша поехала после нескольких месяцев монтажа. Он ненавидел Арсения за эти слова, ненавидел себя за их правдивость. – Поэтому, блять, оставил в своей квартире, ничего не объяснив? – У Шастуна срываются клапаны. Хотелось вцепиться в Арсения, бушевать и ломать, ломать так же, как сломал он несколько лет назад, оставив Антона с ничем, кроме куска бумаги, – А вот ты мне уже не нужен. Мы неделю знакомы, какая из нас пара. Арсений выглядит таким же разбитым и таким же не собранным по кусочкам. И если Антон старался жить и собирать все воедино, то мужчина и не пытался, зная, что все равно по неосторожности разобьет все еще более мелкие. – Я люблю тебя, – Арсений говорит тихо, так, как говорил на кухне, выпив бокал вина, а следом поцеловав Антона первый и последний раз. Парня переклинивает, хочется остаться, прижаться всем телом и реветь во все горло, вымещая ту грусть и злобу. Она копилась внутри, блокируя чувства и мешая жить полноценно. – Это твоя беда, – Антон встал со скамейки, намереваясь уйти, убежать, скрыться от пристального тоскливого взгляда. Головой понимал, что должен уходить, но ноги словно приросли к земле, не давая сдвинуться с места. Арсений тоже встал, стараясь не попадаться на глаза Шастуну, и обнял. Обвил руками сильно, прижимая его спину к своей груди и не давая двинуться с места. Антон и не хотел бежать, покорно опуская голову и чувствуя подступающие слезы. Сейчас он не выглядел, как успешный режиссер из Питера. Сейчас он был тем самым двадцатитрехлетним парнем, который матерился на идущий снег, боялся собак и падающих палок, радующийся тому, что Арсению понравился их снятый фильм, – Я все еще люблю тебя, раз снял фильм в честь тебя, Арс.

***

Антону в отельном номере уютно – просторный, выполненный в пастельных цветах и довольно минималистический. Они не говорят с самого отбытия из парка, то-ли не зная о чем, то-ли сохраняя темы для разговора в номере Арсения. Но мужчина продолжает молчать, попросив у ресепшена принести две кружки кофе. Темы есть, обсудить есть много чего, но молчание продолжает затягиваться до самого принесения напитков. Тут уже Антон не выдерживает, понимая, что молчанка так долго не может продолжаться. – Почему ты мне тогда ничего не сказал? – у парня куча вопросов и он надеется, что успеет их задать все. – Контракт, который я подписывал у Воли, подразумевал, что в случае чего, меня могут отправить заграницу без моего согласия, – Шастуна прошибло холодным потом. Виновный в том, что Арсений уехал на столько лет далеко, был не только сам мужчина, невнимательно прочитавший условия, но и человек, который был с Антоном все это время. Теперь до парня доходил смысл его выделения из общества других студентов. Паше было совестно, – Я не сказал, потому что ты был таким счастливым в этот день. А еще мне поставили не очень хорошее условие. – Что за условие? – во воспоминаниях всплыл момент, когда в день сдачи практики Антон пришел за Арсением, заприметив у мужчины в гостях Волю. Пазл начинал собираться в единую картину, заставляя парня хвататься за волосы и осознавать, что жизнь могла быть другой. Счастливей этой. – Если бы я не согласился, он бы задавил тебя в обществе, не дав реализироваться, – Попову вспоминать те моменты неприятно до жути. На него надавили, заставили, как в детстве, а он повелся, даже не попытавшись сопротивляться. Арсений себя корил, – Я не хотел, чтобы ты лишался мечты. Арсений не был плохим никогда. Даже тогда, ночью, он поступил благородно и с любовью, желая Антону только хорошего. Возможно, ему стоило обсудить это с парнем, но и были причины этого не делать. Антон стыдит себя, что заставлял ненавидеть Попова, готового отдать свой комфорт ради парня. Это не Арсений был мудаком, а Антон, самым настоящим. – Я такой еблан, – признался Шастун, прижавшись к Арсению плечом и не выдерживая вновь наплыва эмоций. За сегодня уже второй раз, яркий выплеск, но теперь вместо поедающего одиночества мягкие поглаживания и объятия, – Я все время винил тебя. Старался как бы. А оказывает мудак тут я. Арсений прижимает к себе дрожащего парня, как когда-то прижимал после представления страшного авторского фильма. Только тогда Антон дрожал от волнения, а сейчас из-за не останавливающихся слез. – Никто из нас не мудак. Я рад, что сейчас мы можем быть вместе, – Попов скучал, каждый день, перед сном, после изнуряющих съемочных смен вспоминал смех и улыбку Антона, зная, что тому сейчас одному тяжело. И ему было тяжело, но он питал себя надеждами, что когда-то это закончится и он постарается все исправить, – Ты ведь хочешь? – Всегда хотел. Глубокая ночь, но они не спят, разговаривая, смеясь и стараясь быть потише, чтобы соседи по номерам в стенки не долбили. Антон рассказывал о создании фильма, о смешных дублях и сценах, о жизни после их принужденного расставания. Арсений говорил о жизни в Чехии, о непривычных традициях и абсолютно другом менталитете. Рассказывал о достопримечательностях, которые посетил, словно прямо сейчас они ходили по Праге. Арсений целует, тянет на себя и не хочет отпускать никуда парня. Антон смущается так же, как шесть лет назад, но старается привыкнуть, вновь. Кажется, у них никогда не получится привыкнуть к этому. – Сейчас потрахаемся и ты опять свалишь в какую-нибудь Антарктиду? – парню неловко, но не пошутить в этой ситуации он не может. Хочется всего и сразу, ведь кажется, что Попов и вправду завтра вновь уедет на несколько лет. И если тогда Антон готов не был, то сейчас уверенности он понабрался, начиная уверенно вести поцелуй. – Я готов исполнить только первую часть твоей шутки. Шастун улыбается, постепенно чувствуя себя живым. Или полный выход плохих чувств так повлиял, или то, что он сейчас сидит на коленях мужчины, которого он полюбил за неделю, и продолжает уже шесть лет. Арсений переходит на шею, оставляя покрасневшие отметины, от чего Антон откидывает голову назад, впервые ощущая эти сумбурные и необычные ощущения. Парень словно от земли оторвался, паря над облаками. Попов тянет футболку, освобождая еще не изведанные участки кожи. Шастун худой в меру, на груди ребра выделяются, тазобедренные косточки торчат, но Арсения привлекает в нем абсолютно все. Антон смущается, утыкаясь мужчине в плечо, тихо вздыхая и кусая губы. Все так по-новому, необычно и очень интригующе. Шастун пытается тоже проявлять инициативу, оглаживая руками грудь Арсения и стараясь стянуть с того рубашку. Пуговицы не поддавались из-за дрожи в руках. – Давай проведу туториал на расстегивание пуговиц, – предложил Арсений, параллельно спуская поцелуями по груди парня и вызывая все громче полу-вздохи, полу-всхлипы. Антон горячий, словно под температурой, но ощущал себя куда лучше. – Ой блять, опытный тут нашелся, – речь у парня затянутая, будто он пьян. Пьян касаниями Арсения и его присутствием рядом, – Ну проводи. – Дрочи и учись, – и Арсений действительно в подробностях начал рассказывать, куда и как нужно повернуть пуговицу, чтобы расстегнуть. Антон смущается, но исправно слушает, скользя взглядом по накаченному телу и понимая, что его палитра с красками – его доза счастья. "– Я так тебя люблю тебя, ты себе вообще не представляешь, – перебил Арсений и продолжал нетрезво глядеть на застывшего Антона, любуясь его привычками удивленно приоткрывать рот, нервно крутить кольца на пальцах и даже будучи пьяным смотреть в глаза с ясностью и адекватностью. Барная стойка узкая, вот, руки протяни, и уже обнимешь человека перед тобой и Попов об этом прекрасно знал, – Можно я тебя поцелую? Антон и слова вымолвить не успел, как его губы накрыли чужие, мягко, только пробуя и спрашивая разрешение, поцеловав. Шастун для себя все решил уже все давно, поэтому уверено обхватил Арсения за шею притягивая к себе и давая согласие. Он не умел целоваться, делал неумело, смущался, но Арсений вел, обойдя стойку и уже прижимая парня к себе ближе. – Я тебя вроде тоже, – прервал поцелуй парень, стараясь не смотреть в глаза напротив. Неловко, впервые и так необычно. В книгах не так описывается этот момент, там все по-другому, слащаво и нереалистично, – Ну, того, люблю тебя, вроде. Арсений не смог сдержать смешка, притягивая Антона поближе к себе за футболку. Шастун милый, смущенный и такой неопытный, что это распыляло в купе с алкоголем слишком быстро. Антон не ошибся в своем выборе, Арсений знал наверняка, но вот сам он может конкретно так ошибиться, выбрав не то и потеряв абсолютно все." Чтобы обрести свободу, нужно потерять абсолютно все. Хлопок нумератора и Антон смеется, пытаясь слезть с колен Арсения. Попов тоже счастлив – это конец, финальная сцена и теперь их ждет долгожданный отпуск от бесконечных съемок. Правда, Шастуну, как режиссеру, присутствовать на постпродакшене иногда придется. Арсений нежно треплет парня по волосам, надевая только что снятую рубашку. – Антон Андреевич, у нас окончание съемок, отметим? – предложил один из помощников, парень, который когда-то учился в одной группе вместе с Антоном. – Отмечайте, денег вам выделю, а я лучше в близкой компании, не люблю шумихи, – улыбаясь, ответил парень, проходя в гримерку. Впереди еще много работы, но у него наконец начинается отпуск. Долгожданный и насыщенный. Съемочная группа суетилась, девушка гример аккуратно снимала грим, пока Антон переписывался с продюсером. Люди носили светодиоды, микрофоны, таскали тяжеленные камеры и это очень напоминало Шастуну его съемки у Паши, в еще давние студенческие времена. Прошло около семи лет, но теперь Антону больше не больно. Арсений ждал в машине, которую они купили вместе несколько месяцев назад. И как только Антон забрался на переднее сидение, затянул в поцелуй, теперь настоящий и без снимавших их камер. Никто так и не догадался, откуда родилась идея снять такой сериал, почему главные роли выбрал именно Антон и Арсений и почему они играли настолько убедительно. Никто и не догадывался, что все поцелуи на съемках пропитаны искренностью и любовью, от чего и получались такими «живыми». Не догадаются, а Антон будет всегда прикрывать свой шрам от стакана на руке, а Арсений некогда побитое колено. Никто и никогда не догадается, что этот сериал был снят в честь них и их годовщины. Никто не догадывался, что все это основывалось на реальных событиях. – Ты ведь мечтал кое-куда съездить? – Арсений вел мягко и уже так привычно. Антону ветром волосы раздувает из открытого окна и дышать хочется полной грудью. – До сих пор мечтаю, жаль, билеты ебать как сложно достать, – ответил Антон, стараясь выкинуть из головы вместе с ветром мысли о работе. Хотелось отдыхать, выключить голову и наслаждаться человеком рядом, который будет рассказывать про окружавшее их, словно на экскурсии. – Мечты сбываются, я их нашел. Антон жил, существовал, работал и приходил домой в честь Арсения. И записал себе, чтобы точно никогда не забыть: дом – здесь, отдых – будет, этого слева сидящего человека – люблю.