***
Часа через полтора Стайлз и Айзек наполовину расправились с едой и вышли на улицу сидеть за столом в тени дерева. Айзек попросил научить играть его в карты, а Стайлз был и не против примерить на себя роль учителя, эдакого сэнсея или Магистра Йоды. В прошлом Стайлз сильно увлекался картами, как и фокусами, и потому многое умел с ними вытворять такого, чего не каждый бы и смог, хотя и многое уже, без практики, подзабыл. Но начинать нужно с основ. И для начала Стайлз принялся объяснять Айзеку просто карты, какие они есть. Стайлз вытаскивал из домашней колоды белых карт Айзека по одной карте, клал на стол и давал короткое руководство, после чего спрашивал — все ли понятно. Когда с вводной частью было покончено, Стайлз было хотел перейти к более интересной части, но услышал, как кто-то кричит его имя. По голосу и тону Стайлз понял, что это его самый любимый и неповторимый обломщик отец. Ноа стоял в метрах десяти, у крыльца дома и щурился от палящего солнца, прожигающего ему сетчатку. Ноа махнул рукой, подозвав к себе Стайлза и, не дожидаясь ответной реакции, зашел в дом, оставив за собой угнетающий шлейф проблем, пахнущих сгнившими апельсинами и навозной кучей — но, может, последнее это просто от коров. — Мне надо сходить, — Стайлз положил колоду на стол и вылез из-за деревянного стола для пикника, по двум сторонам которого стояли длинные лавки. Недалеко от стола между двумя деревьями была натянута веревка, на которой сушилась одежда и простыни. Казалось, погода медленно начинала портится: поднялся ветер, а на небе появились подозрительные темные облака, и одежда на веревках покачивалась, удерживаемая от полета лишь хилыми прищепками. — Надолго? — спросил Айзек с долей интереса и волнения. Стайлз пожал плечами: — Не знаю… Потренируйся пока. — И ушел. Когда Стайлз зашел в дом, то вздрогнул, чуть не ругнувшись вслух — на ступеньках лестницы, что была сразу же напротив двери, сидела подпольная мышка. Тот детский пугливый призрак. Но, словно не ожидав внезапного появления Стайлза, который ее мог видеть — и увидел! — этот мышонок замер, смотря на Стайлза во все глаза. Потом призрак двинулся жопкой по ступеньке в сторону перил, спрыгнул прямо сквозь них на пол первого этажа, не произведя ни звука, и улизнул в стену под лестницей, оставив после себя в голове Стайлза лишь путаницу. Стайлз моргнул и потер лоб и глаза, пытаясь убрать картинку, застывшую перед глазами. Все еще потирая глаза, Стайлз шагнул на кухню, на которой было слышно, как ходит и перекладывает вещи Ноа. И вот есть перекладывание мягкое, доброе, а есть… ну такое, да, не самое приятное. Нервное, что ли. — Пап? Звал? — Стайлз остановился в проеме и скрестил руки и ноги, когда прижался боком к стене как свернутый зонтик. Ноа положил красную крышечку от заварника на стол и обернулся к Стайлзу. Стайлз заметил, какое у отца недовольное и красное от жары, если только от нее, лицо. Такое лицо Стайлз часто видел, когда приносил со школы табель успеваемости, наполовину заполненный плохими отметками, или когда он случайно что-то разбивал в доме, продолжая играть в гостинной мячом или кататься в коридоре на скейте, хотя Ноа и трижды говорил перестать делать это. Это лицо. Лицо «ух, как сильно я недоволен». Стайлз вздохнул, завернувшись в зонтик сильнее и приготовившись к чему-угодно, что могло быть не так на этот раз. И почему у его отца всегда все должно быть сложно? — Да, я звал, — начал Ноа, оставшись стоять. Стайлз же присел за стол, уже думая сто мыслей в секунду. Может быть Ноа все же заметил ночью, что они с Айзеком сбегали и вернулись уже после рассвета? Может, он потому такой красный как рак? Но отец продолжил о другом насущном: — Ходил я в эту мастерскую. И знаешь, что этот большой парень Бойд мне сказал? — Что джип пора сдать на переработку? — заплетающимся языком пробормотал Стайлз, взяв печенье и сгорбившись. Печенье оказалось таким тающим во рту, что Стайлзу оказалось сложно остановиться. А, может, закусить хотелось от облегчения, да пережитого стресса. Ноа не понял, что они сбегали. Отлично. Минус одна ссора. — Нет, что сломался датчик положения, — продолжил Ноа. — И что у них нет новых в наличии, хах! Что это за автомастерская, в которой ничего нет? — Типичная автомастерская в какой-то далекой глуши? — И других мастерских в округе нет, — Ноа покачал головой и вздохнул, совсем не обращая внимания на хрустящего печеньем Стайлза. — Так что просто где-то купить новую деталь не вариант. И без нее ехать нельзя. Двигатель будет постоянно глохнуть, так далеко мы не уедим… Новую деталь можно заказать. Но доставлять ее сюда будут неделю или две. Если мы останемся здесь на столько, то не сможем пробыть у моей матери столько времени, сколько запланировали. И еще мне придется звонить на работу, просить продлить отпуск. Столько проблем из-за этой чертовой машины. Стайлз равнодушно фыркнул: — Ага… Ноа хмуро посмотрел на Стайлза. — Тебе все равно, как я погляжу? Стайлз резво покачал головой в стороны и слизнул с губ крошки. — Вовсе нет! Просто я не вижу в этом трагедии, как ты. Давай на чистоту, пап… эта машина давно уже полуживая, она рухлядь! И если ты решил ехать на ней, то был готов к чему-то такому. Да и на работу позвонить не проблема. Серьезно. Ты шериф, пап. К тому же, постоянно перерабатываешь. Так что можешь хоть на год уйти в отпуск, никто все равно тебе ничего не сделает. Кроме тебя на место шерифа Маунтэн Крейдела так хорошо больше никто не впишется. Тебя не уволят только из-за такой фигни. Да и вас разве нет там профсоюза какого-нибудь, который бы мог замолвить за тебя словечко или типа того? Расслабься, пап, ты уже наконец. Хотя бы ну немножечко! Жизнь сама говорит тебе притормозить и отдохнуть, а ты все прешь напролом… Ноа сварливо перебил: — То есть ты думаешь, что машина сломалась не просто так? Опять видишь во всем скрытый смысл, как твой дед? Стайлз не удержался и закатил глаза. — Зачем каждый раз вспоминать старика? Я не он! Он сумасшедший, а я нет. И это вообще здесь не причем. Господи. И как с тобой разговаривать? Это ты тот, кто видит во всем какой-то бредовый смысл, а не я! — Стайлз закрыл лицо руками, оттягивая кожу под глазами, и тяжко вздохнул. Ноа скрестил руки под грудью и тыкнул в сторону Стайлза пальцем. — Перестань, — сказал Ноа приказательно. — Перестань идти по его стопам напрямик в дом сумасшедших. И тогда я перестану тебя докучать сравнением с ним. Стайлз стрельнул в сторону отца раздраженным взглядом. — Я не иду по его стопам. Ноа упрямо возразил: — Да? И ты не находишь ничего странного в поломке машины, и в том, что датчика положения в наличии вдруг нет? Стайлз не ответил, лишь надулся. Но и без слов, просто по взгляду Стайлза, Ноа понял ответ — он прав в том, что говорит, а Стайлз, получается, нет. Ноа оттолкнулся от столешницы и прошел к столу. Упершись ладонью в стол, Ноа наклонился к Стайлзу и доходчиво ему пояснил: — Это обыкновенная, не сверхъестественная череда неудач. И это твои неудачи тоже, ребенок. Потому что мы с тобой в одной лодке. Не забывай об этом. Стайлз не выдержал, убрал руки от лица и дерзко спросил: — А что, если я это все прекрасно понимаю и просто рад, что эти неудачи случились, потому что не хочу ехать к бабушке? Что? Все нормальные подростки не любят проводить время со стариками. Об этом ты не подумал? Ноа качнул головой: — Вот именно. Все нормальные подростки. К тебе это не относится. Мы оба это знаем. Так что не пытайся юлить со мной. Затем Ноа выпрямился, отодвинул стул и сел на место Айзека. Смотря прямо на Стайлза, Ноа продолжил более спокойно, но все же тоном, не требующих возражений, пытаться усмирить строптивого Стайлза: — Забудем все это. Я уже позвонил Йену и спросил, сможет ли он приехать забрать нас. Он сейчас усердно работает. Но обещал ответить вечером, как у него со свободным временем в расписании. Стайлз откинулся на спинку стула и увел взгляд в угол к занавеске. Занавеска была закрыта, а за ней было темно. Но в этот раз в этой темноте что-то было. Снова тот мышонок. Девочка-призрак сидела, обняв пугливо коленки, за шторкой в ящике и точно чего-то хотела. Иначе зачем она была в этом доме? Почему пряталась именно здесь? Ноа что-то говорил о Йене, и Стайлз подумал об Айзеке, которого все еще не научил играть в карты. И Дереке, которого было приятно обнять на прощание, и который точно нуждался в еще одном подобном дружеском объятии — в принципе, как и сам Стайлз. Друзья Дерека и Айзека были прикольные. И Стайлз было подумал, что у него могут появиться впервые в жизни настоящие друзья. Но родители вечно ломают все надежды и планы своими дурацкими медными лбами… — И что, значит, мы просто уедем с твоим кузеном? Когда именно? — Стайлз скатился по стулу ниже, даже не пытаясь скрыть своего кислого выражения лица. Ноа взял одну из последних оладий, сложил ее пополам и ответил, прежде чем откусить кусочек от теста. — Может, уже завтра вечером. Или послезавтра утром. Чем быстрее получится, тем будет лучше для нас. Стайлз неуверенно спросил: — Но есть же шанс, что мы останемся здесь на подольше? Ноа нахмурился. — Зачем нам оставаться здесь на подольше? Без цели, без знакомых. Стайлз снова скользнул взглядом к занавеске, за которой виднелись полупрозрачные маленькие ноги, и облизнул губы. Сердце Стайлза разрывалось в груди, стуча как сумасшедшее. — Просто… Здесь правда что-то есть… Стайлз вздрогнул, когда Ноа ударил по столу кулаком так резко, что стол колыхнулся вместе с посудой. Рука у Ноа тяжелая, Стайлз всегда забывает о не домашней стороне отца. — Хватит, — сказал Ноа громче и несдержаннее. — Я не собираюсь потакать твоим глупым выдумкам. Стайлз оскорбленно фыркнул: — Глупым выдумкам? И двинулся выше по стулу, указывая в угол кухни. — Но прямо сейчас там кто-то сидит! Маленький ребенок лет семи. Я знаю, что я вижу. Я знаю, что это правда. Ну, извини, что я не могу вытащить свои глазные яблоки и транспортировать тебе их в голову, пап! У меня был снимок, который увидел тоже, что и я, но он куда-то пропал. И я не знаю, как еще я могу тебе показать… Я просто не понимаю, как ты хочешь, чтобы я тебе показал то, что и так вокруг тебя. Ноа поставил локти на стол и устало закрыл лицо руками. Потом Ноа посмотрел на Стайлза отрешенным взглядом, постучал указательным пальцем по столу «тук-тук-тук» и бессильно произнес, махнув рукой: — Иди, Стайлз. — Почему-то прозвучало как «вали, Стайлз». — Я не могу с тобой бороться. Верь, во что хочешь. Но мы уедем отсюда. И у бабушки ты ни разу не заикнешься о том, что ты что-то видишь. Понял меня, ребенок? Стайлз фыркнул «да, сэр» и вышел из-за стола. А потом и из кухни. Открыв парадную дверь и хлопнув ею за собой, Стайлз пробурчал себе под нос «придурок», сбегая по ступенькам. Сосуществовать мирно с отцом, чьи взгляды кардинально отличались, было сложным делом. Но альтернативы не имелось. Другого-то отца у Стайлза не было. Приходилось мириться с тем, что было. Иногда было проще, иногда сложнее, как сейчас. И чем чаще начинали происходить эпизоды посложнее, тем лучше Стайлз начинал понимать, почему все нормальные дети съезжают от родителей так рано, как только получится. Да потому что бесит жить с тем, кто тебя, такое чувство, порой даже за человека не принимает! Стайлз завернул за угол дома и прошел к столу, оторвав от земли взгляд, и заметил, что за столом пусто. Айзек ушел непонятно куда. В радиусе видимости его не было. Остались лишь разбросанные карты на столе. Супер. Еще один человек его послал. Стайлз пнул маленький камушек под ногами и развернулся, уходя обратно. Но не в дом. Возвращаться в дом, где был Ноа, как-то ну очень не хотелось. Вместо этого Стайлз пошел по тропе к открытой детской площадке, которая стояла одиноко за полем. Там все уже наверное скрипело и покрылось трехслойной ржавчиной. Но проходя в первый день мимо того места Стайлз сразу его приметил. Там было спокойно, одиноко и тихо. Там была горка, в которую можно было залезть и спрятаться, как в свою ракушку прячется рак-отшельник. Там были качели с шиной, на которых можно было распластаться и позалипать в небо. В общем, отличное место, чтобы побыть одному и подумать о том, насколько жизнь порой несправедливая помойка.***
Настал вечер, была почти половина шестого. Несмотря на то, что проснулся Стайлз поздно, и что после его разговора, если это так можно обозвать, прошло только несколько часов, Стайлзу казалось, будто он бродит по знойным окрестностям окраины Бэйкон Хиллс уже несколько дней, будто плавает по пшеничным и цветочным полям, как корабль по спокойному морю, уже давно, и также, как на корабле без команды, изнывает по общению и приключениям, ощущая, как сходит с ума от одних лишь разговоров с самим собой в своей же голове. Собственный голос, слушаемый внутри своей головы, начинал действовать Стайлзу на нервы. Ровно как и рассуждения о том, что он сделал не так. Потому что чем больше Стайлз сам с собой говорил на тему того, почему у него вечно ничего не получается, тем больше он приходил к выводу, что никто, кроме него, вообще-то, в том и не виноват, даже отец. Ноа не был плохим, и Стайлз знал, что его отец никогда бы не стал намеренно ставить палки ему в колеса. Так что. Найти ответы на вопросы, найти друзей, найти свое место в мире Стайлз не мог, потому что просто был тупым. Конец. Можно и без титров. — Телефон взял? — спросил Ноа из гостиной, в которой смотрел телевизор. На канале крутили какое-то старое вечернее шоу, которое всерьез смотреть было нереально. Все кричащие в студии люди просто превращали серьезность в веселую постановку. — Да я же рядом и недолго, — отмахнулся Стайлз, когда, присевши на корточки, завязывал на кроссовках черные шнурки. — Погода портится, — заметил Ноа через окно гостинной. На улице действительно стало темнее, все небо, лазурное еще вчера и чистое, как слезы ангелов, заволокло густой темной пеной. И воздух запах иначе. Чувствовалось, что только солнце сядет, начнется гроза. Приятная гроза — с ливнями и молниями, которой давно не хватало для гармонии. Тишь да гладь это тот еще релакс. Но если надолго зависнуть в одном и том же состоянии, то тошно может стать даже от прекрасного и мирного неба над головой. Люди ведь они такие. Недолго усидчивые, падкие к цикличным переменам. Иначе говоря, что угодно в излишке яд, даже радость и тепло. — Знаю, — вздохнул Стайлз в ответ и встал, выглядывая из-за белой стены, на которой были наклеены обои с цветочками. Так как было на улице ветрено, Стайлз нацепил на себя свою излюбленную красную толстовку, уже очень старую. В левом кармане толстовки была дырка. А внизу имелось немного пятен краски. Раньше это была толстовка Клаудии, и она часто рисовала в ней в гараже картины. Наверное, пора бы просто выкинуть заношенную вещь и купить новую получше. Но Стайлзу было слишком больно расставаться с вещами, с которыми у него было связано много воспоминаний. Он был из тех людей, что не умеют первыми говорить прощай, из тех, кто не любит дочитывать книги до конца из-за конца, и из тех людей, которые плачут из-за смертей любимых героев в сериалах, а еще их тех, которые собирают билетики из кинотеатров в коробку под кроватью, как и другие памятные хоть чем-то вещи. В общем, из эмоционально развитых. — Деньги у тебя есть? — спросил Ноа, обернувшись к Стайлзу через плечо. — Ага, — Стайлз кивнул. — Тебе что-нибудь захватить в магазине? Стайлз постучал пальцем по стене в ожидании и поправил капюшон на голове. Из-за отросших на голове волос тот так хорошо, как на бритой голове с колючим ершиком волос, уже не лежал и все время норовил спасть назад. Смена имиджа это прикольно. Но Стайлз уже сто раз пожалел, что не записался к парикмахеру перед поездкой, когда было время. Все же без волос прикольнее. Ветер так хорошо чувствуешь на коже головы. И не заморачиваешься с расческой и гелем по утрам, чтобы выглядеть нормально. — Пачку «Newport», — ответил Ноа через несколько секунд, отвернувшись обратно. Ньюпорт это были сигареты, которые Ноа полюбил курить примерно в то же время, когда полюбил виски, и которые мог выкуривать по двадцать штук за день в первые месяцы после смерти Клаудии. Стайлз до сих пор с содроганием вспоминает тот яркий едкий запах сигарет «Ньюпорт», в которых ненавязчиво пахло ментолом среди броского запаха табака. Многие говорят, что запах этих сигарет приятный, не такой уж и едкий. Возможно и так. Но Стайлз его ненавидит также сильно, как и образ курящего отца. — Нет, — ответил тут же Стайлз и добавил: — Ты бросаешь. М-м… Можем сойтись на «Короне»? Если у них, конечно, будет пиво. — Ладно, — вяло согласился Ноа, а потом спросил: — Может, возьмешь с собой Айзека? Кажется, мальчику тоже нечем заняться. Стейси, которая сидела в кресле в гостинной за вязанием, кинула косой взгляд на Стайлза, а потом вернула взгляд обратно на спицы в своих руках. Легкая тень грустной улыбки застыла на ее тонких чуть сморщенных губах. А в ее светлых глазах можно было разглядеть некую паутинку мыслей. — А мне кажется, что он не в настроении, — ответил Стайлз с долей неловкости. Говорить об Айзеке, когда тот в доме, но не в комнате рядом, да еще и при его бабушке, было как-то не очень притягательно. Но язык у Стайлза длинный и без костей, как говорится. Стайлз много чего еще думал на счет Айзека, поэтому добавил: — Он кинул меня в обед, ушел куда-то. А потом я нашел его вечером лежачим на крыше под его окном. Не знаю, что с ним случилось. Он не особо снова разговорчивый со мной. И я не хочу его трогать, если он явно хочет, чтобы его оставили в покое. Бабушка Стейси посмотрела на Стайлза и сказала: — С ним такое бывает. Ничего страшного. Просто дай ему время. И завтра он снова будет в хорошем настроении. Стайлз кивнул: — Окей… — А потом посмотрел на Ноа: — Ну, я пошел. Не теряй меня, может, я еще немного поброжу здесь рядом. Ноа сказал вслед уходящему сыну: — Скоро гроза! Стайлз крикнул в ответ: — Я знаю! — А потом вышел из дома и сбежал по старым скрипящим ступенькам вниз. Прошел дальше. Но заметил боковым зрением за капюшоном движение и остановился, развернувшись к дому. — Привет? — спросил негромко Стайлз, зная, что это была мышка, которая живет в доме, но которая почему-то боится разговаривать. На улице был более сильный, чем днем, ветер. Хотя и не настолькой сильный, чтобы снести с головы Стайлза капюшон или напугать ребенка. Зеленая трава вокруг белого двухэтажного дома колыхалась волнами, будто на нее дул с неба невидимый огромный великан. И из-за туч стало темно, будто поздним вечером, хотя солнце еще и не село. Птицы разбежались по домикам. И стало тихо, свистел лишь ветер, шуршали листья. А еще колыхалась одежда на веревках. Одна прищепка, держащая белую простынь, слетела вниз, и простынь улетела по ветру вдаль. Стайлз посмотрел в ту сторону, замечая за другими простынями маленькие ноги мертвого ребенка, который поселился в этом доме небось как давно. Стайлз пошел к простыням, собираясь попытаться поговорить с призраком, хотя и знал, что это гиблое дело — пытаться разговорить мертвого, если тот не хочет, — но стоило Стайлзу сделать четвертый шаг навстречу, как призрак исчез. Пуф. И ничего. — Как хочешь, — вздохнул Стайлз, запихнул руки в карманы кофты и пошел дальше по тропе в сторону города, уже зная, где там находится ближайший к дому Стейси и Айзека минимаркет. Возвращаясь от автомастерской в первый день Стайлз уже заходил в этот магазин, покупал воду и мятную жвачку. Мятную. Хах. В комнате Айзека постоянно пахнет мятой. И Стайлз заметил, что в доме Дерека тоже ею пахло. Так вкусно. Успокаивающе-сладко. И так горько-больно теперь. Удивительно, как некоторые запахи могут умело играться с чувствами. Или, может, дело не в запахе. И не в мяте. И Стайлзу просто нравилось быть с Айзеком и с Дереком. Кто знает, кто знает… И, вообще-то, уже не важно, почему в доме Айзека и Дерека так привлекательно. Потому что с часу на час Йен позвонит Ноа и, Стайлз знает, что скажет, что сможет приехать забрать их. И все запахи и чувства станут уже не важны, ровно как и то, почему в городе так много призраков. И хотя Стайлз уверен, что жизнь снова просто даст ему пинка под зад, обойдясь с ним подло и нечестно, показав все хорошее, а потом это все отобрав, не дав распробовав, как было уже часто, маленькой частью себя Стайлз все же надеется и верит, что в этот раз может быть иначе. Когда-то же должно повезти, наконец. Когда-то же должен случиться тот первый переломный момент, после которого нужно будет не подниматься с колен, горюя от падения, а лететь, радуясь взлету. Может быть сейчас. Было бы классно, случись чудо сейчас, когда Стайлз действительно его хочет. И кто-то все же есть, кто слушает чужие просьбы и молитвы. Может, этот кто-то глуховат, или же просто перерабатывает, как Ноа, из-за чего пропускает многое мимо ушей. Но кто-то есть. Потому что тогда, когда Стайлз, уже ничего не ожидая, зашел в магазин, он встретил в магазине Дерека, о котором думал. Думал потому, что Айзек ранее сказал Стайлзу, что никуда вечером не пойдет, ибо не в духе для этого. И Стайлз расстроился, потому что если Айзек не идет к Дереку вечером-ночью, то он не идет тоже. Стайлз не пошел бы к Дереку без Айзека, потому что это было бы слишком неудобно, идти к чужим друзьям без человека, из-за которого с этими друзьями вообще сошелся. И так как Ноа сказал, что они уедут, может быть, уже завтра вечером, Стайлз знал, что его посещение дома Дерека прошлой ночью, было, вероятно, последним, нового визита в дом Дерека не будет — не успеется. Это было грубо понять, что ничего большего не будет, и что закончится, не начавшись. Что жизнь не фильм. И не у всего интересного в жизни случается продолжение… Но жизнь точно сучка веселая, с юмором, пускай и несколько черным. Потому что да… Стайлз уже приял свою учесть и смирился с поражением. А тут появляется Дерек. И все, что Стайлз уже себе представил, приходится быстро стирать. Жизнь сунула второй шанс прямо под нос. И сложно не воспользоваться этим подарком судьбы. Как можно просто отвернуться в сторону или закрыть глаза на знаки, когда кто-то настолько классный, как Дерек, в зоне видимости? Вот и Стайлз не знает. Поставив бутылку прохладного пива обратно в холодильник, Стайлз хлопнул дверцей, развернулся на пятках и привстал на носочках, негромко крикнув: — Дерек! Дерек, который стоял на кассе, плавно обернулся к Стайлзу с глупой застывшей на губах улыбкой. А затем отвернулся обратно, отдавая кассиру деньги за покупку. Дерек двинулся к дверям, но посмотрел, прежде, чем выйти, на Стайлза, кивая, что ждет его на улице. Через стеклянную витрину на всю стену Стайлз видел, как Дерек останавливается на улице недалеко от минимаркета под светом уличного фонаря. Стоит на месте и не уходит. Правда ждет. Черт. Стайлз почувствовал, как его сердце снова быстрее забилось, а ладошки немного вспотели. Наверное, просто в магазине душновато из-за отсутствия сильного кондиционера. Или нет. Не важно, почему и что. К черту самоанализ и духоту, которыми Стайлз уже пересытился. Он просто хочет жизни и вольного плавания. Не желая испытывать судьбу и терпение Дерека, Стайлз поспешил на кассу. И хотя ранее Ноа и говорил, мол, зачем им оставаться в Бейкон Хиллс на подольше, если у них здесь нет ни цели, ни знакомых, Стайлз, в отличие от отца, имел очень даже существенные цели и реальных знакомых в Бейкон Хиллс, из-за которых и не хотел уезжать ни завтра, ни даже через неделю. Странное это чувство внезапного обретения чего-то ценного, когда понимаешь, что вот оно то, что ты хочешь и не отпустишь, если даже скажут, что нужно отпустить. Нет, Стайлзу точно нужно было за это ухватиться.***
Когда Стайлз вышел из минимаркета «Пенн Датч», то на улице уже совсем стемнело. Небо казалось густо черно-синим, как вода в стакане после того, как в ней художник промыл кисти, заканчивая писать картину неспокойного моря. И хотя в округе уже было бы глаз выколи, если бы не уличные включенные фонари и свет из магазина и окон домов вдали, и хотя ветер стал холоднее настолько, что от него замерзали кончики ушей и пальцев рук, Стайлзу казалася этот час, который он провел на улице вместе с Дереком, приятным теплым часом. Возможно, даже более приятным, чем проведенное время вместе с новой компанией прошедшей ночью в доме Дерека. Потому что ночью в доме было много людей кроме них с Дереком. Дерек мало говорил. Стайлз много отвлекался на других и не мог вытеснить всех из комнаты, чтобы поговорить с Дереком один на один, как хотел. А сейчас, сидя на качелях на пустой детской площадке, мешающих факторов не имелось. Сейчас была только портящаяся все быстрее погода, шелест травы, легкий скрип качелей от движений на ней Стайлза, и они двое — немного странных парней, Стайлз и Дерек, будто обыденно разговаривающие с друг другом, после почти допитого пива, все более гладко и гладко. Верно кто-то говорил Стайлзу (он уже не помнит, кто это говорил, но и не важно), что алкоголь это социальная смазка к дальнейшему более тесному и приятному диалогу. Если бы Стайлз не забыл, кто ему такое ляпнул, то определенно бы потом как-нибудь сказал бы этому человеку попробовать замиксовать алкоголь и пустую детскую площадку. Потому что говорить подвыпившим ночью на пустой детской площадке с кем-то взрослым по душам было обалденно. Стайлз чувствовал себя немного в кино, немного в параллельном мире, немного ребенком, немного призраком. Стайлз словно был одновременно мертвым из-за того, что вокруг было темно и пусто, и живым из-за того, что рядом был Дерек и его безграничное тепло. Даже с расстояния около двух больших шагов Стайлз ощущал жар тела Дерека. Тот проникал внутрь Стайлза через одежду, впитывался в кожу. И так от этого жара становилось хорошо и мирно. Может, Дерек не был одним из пришибленных подростков, не был таким же юрким как другие ребята из его компании, не был особо юморным и, кажется, не смотрел ни одного фильма из тех, от которых Стайлз тащится, но Дерек был все равно лучшим из тех, кого Стайлз встречал. Потому что был настоящим. И каким-то исключительно своим. Стайлз ощущал, как они с Дереком резонируют. Понимают друг друга с половины оборота. Или даже без слов. Они с Дереком так легко говорили о каких-то сложных вещах, пока гуляли по округе, что Стайлз хотел прыгать от радости: кто-то его понимает! Не смотрит на него, как на идиота или чудище, не считает сумасшедшим из-за его немного необычных увлечений и рассуждений, и не перебивает, не давая сказать, а действительно слушает. Иногда, чтобы лучше понять себя, необходимо побыть в одиночестве. Но иногда наоборот — нужно побыть с кем-то. Когда Дерек со Стайлзом сидели на детских качелях на цепях, слушая тишину, потому что уже наговорились, а все особо пестрые темы, сами всплывающие в голове закончились, после полюбовного молчания Дерек вдруг выдал: — Тебя не мучают кошмары? Стайлз, тихонько постукивающий зубами об узкое прозрачное горлышко бутылки, убрал бутылку от лица, уперся в землю всей стопой, остановив себя от покачиваний, и поднял на профиль Дерека взгляд. Дерек сидел на другой качели лицом к полям, смотрел на черно-зеленый горизонт, где вдали было видно, как начался дождь. А Стайлз сидел на качели боком и смотрел на фигуру Дерека, который был для Стайлза не меньшим произведением искусства, чем природный пейзаж. Тело Дерека было таким же крепким и подвижным как кроны сильных сосен, а глаза такими же глубокими и голубыми как океан. Хотелось бы Стайлзу тихонько сфотографировать Дерека в этот безмятежный момент. Но фотик остался в рюкзаке. И Стайлзу оставалось только фотографировать своими глазами. — Кошмары? — спросил тихо Стайлз и ненадолго задумался, снова закачавшись. — Уже нет. А тебя мучают? — Бывает, — признался Дерек. Стайлзу почувствовался холод. Может, ветер сменил направление или задул сильнее, как бывает часто осенью. Может, признание Дерека было неприятным. Стайлзу не хотелось, чтобы Дерек о чем-то переживал. Но если тот уже о чем-то переживал, то Стайлз хотел помочь Дереку с этим расправиться, чтобы в душе Дерека было так же уютно и спокойно, как в его доме у озера. — И о чем же твои кошмары? — спросил Стайлз и сделал еще глоток. Светлого пива совсем не осталось. Стайлз поставил пустую бутылку на песчаную землю. Ноа будет злится, ибо, наверное, уже потерял и переживает. Прошло часа три, как Стайлз ушел. Но Стайлзу так плевать. Он просто не может уйти от Дерека первым. Не может сказать первым пока. Дерек как сильнейший магнит. Будто они с ним один единый магнит, который когда-то сломался, а потом магически склеился обратно так, что теперь не разорвать. И как можно думать о правилах, когда тянет их нарушать? Это невозможно. — Это один кошмар, — ответил Дерек, — который часто мне снится. В этом сне я в своем доме. В новом доме, в котором ты был ночью. Но во сне у входной двери есть глазок, хотя его нет на самом деле. Во сне я подхожу к двери, зная, что за ней кто-то стоит еще до того, как взгляну и проверю. Уже заранее я чувствую, что за дверью кто-то есть. И этот кто-то зол. Мне страшно смотреть в глазок. Но я всегда все равно смотрю, потому что сильнее боюсь, что за дверью может быть враг, который может убить меня или мою… моих друзей, если ворвется в дом. И когда я смотрю в глазок, то я вижу, что это не враг, а кто-то из моей умершей семьи. Чаще всего дядя или мама. Кто-то из них грубо говорит мне открыть. А на мой вопрос зачем, он отвечает, что я должен пойти с ними. Это всегда звучит как угроза. Или как приказ. За Дереком, на небольшой детской площадке, стоит деревянный домик-лазилка с горкой. На ступеньках этого домика Стайлз заметил боковым зрением движение. Подняв взгляд, Стайлз увидел знакомую мертвую. Та же молодая кареглазая девушка, которая ночью заставила его обнять Дерека, а потом запустила бутылкой через комнату. Так еще никто из мертвых не делал. Не ломал вещи, не ронял их, не двигал. Эта была первая. Бойкая леди. И хотя она уже бесила Стайлза, но она ему и нравилась. Казалась живой. Хотя и была прозрачной, как тюль, и исчезла бы, стоило бы пару раз моргнуть и глубоко вдохнуть. Сейчас эта мертвая сидела на ступеньке тихо и вежливо. Слушала. Стайлз вдруг понял, что это кто-то из семьи Дерека. Мертвые не преследуют чужих. Только если те не их убийцы, которых они ненавидят. Но это точно был не тот случай. На лице обгоревшей мертвой не было злости. Там была тоска, сочувствие, вина, забота. С таким лицом обычно родственники смотрят на другого заболевшего родственника. С таким лицом Клаудия смотрела на Стайлза, когда в детстве он заболел и неделю валялся в больнице, умирая от скуки и боли в воспалившемся ушном проходе. — Из-за чего, ты думаешь, тебе это снится? — спросил Стайлз, покусывая нижнюю губу. Когда-нибудь он ее случайно съест. Дерек пожал плечами и ответил: — Все что мне приходит на ум — это страх смерти. Я боюсь умереть, как моя ста… семья. Иногда, закрывая глаза, я все еще вижу горящий дом. Потом я вспоминаю, как было в этом доме до пожара, как в нем было, когда моя семья была еще жива. Это не помогает успокоиться, а делает только хуже. Потому что все воспоминания о семье, которые у меня есть, или холодные, или сомнительные. В городе все знали, что Хейлы отчужденные и могут укусить. Но они просто знали, а я в этом жил. И меня беспокоит даже не то, что я, бедняга, жил в такой семье, а то, что я знаю, что мог ее изменить. Мог бы. Но не сделал. А теперь уже менять нечего. Они умерли. И навсегда остались такими, какими были, в моей памяти и в памяти других. Дикими волками с окраины леса. Стайлз косо взглянул с легким интересом на реакцию мертвячки. Про нее ведь говорят. Но та, казалось, замерла и выпала из реальности в астрал. Стайлз все пытался понять днем, пока валялся под солнцем один, почему эта девушка застряла на Земле, если мертва, почему не уходит. И после более близкого общения с Дереком сейчас Стайлз стал понимать, в чем вся загвоздка. Все гениальное просто. Просто было и сейчас. Даже после смерти люди все еще люди. И люди это всегда будет про чувства в первую очередь. А какое одно из самых сильных чувств, которое испытывают люди, и из-за которого могут бояться уйти? Это вина. Вина удерживает на Земле чуть ли не половину мертвых и живых в тисках. — Ты винишь себя? — спросил Стайлз прямолинейно своим медовым голосом. — В том, что жив, а они нет? Или что не сделал того, что хотел, когда ты еще мог? Дерек негромко ответил: — Вина слишком простое определение. Я не знаю, что я чувствую. Слишком много всего иногда. — А как… — Стайлз хотел спросить, как умерла семья Дерека, но потом понял, что вопрос не тот, он уже знает. Пожар. Вместо того Стайлз спросил: — Что случилось? Я понял, что это был пожар. Но из-за чего он возник? Или ты не знаешь, потому что тебя там не было? Дерек повернул к Стайлзу голову. — Но я там был. Стайлз нахмурился. — Прямо в горящем доме что ли? Дерек кивнул. Затем он рассказал подробнее: — Кто-то устроил поджог. Полиция так и не нашла следов. Так что виновника нет. Но это точно был поджог. Ночью, когда мы все спали. Огонь вспыхнул сразу везде, было не выбраться. Я помню, как было трудно дышать. Как лопнула стена в гостиной, как на сестру обвалился потолок. Я потерял сознание, думал, что это смерть. Но потом… потом я помню, было что-то странное, я словно увидел ангела, который тянул ко мне руку, он был таким красивым на фоне этого ужасного огня. Это был всего лишь миг. Потом я очнулся на улице в нескольких метрах от горящего дома, когда уже приехали пожарные и собрались местные. Они пытались все потушить, но это было бессмысленно. Спасать было уже некого и нечего. Огонь безжалостно все забрал. От моего дома остался лишь каркас, а от семьи кости… Качели скрипнули, когда Дерек двинулся ногами по земле выше и остановился, вцепившись пальцами в серебряные цепи. Те были холодными. Но от рук Дерека потеплели. — Потом меня забрала полиция, заявила, что я сирота и до совершеннолетия буду жить в детском доме, если меня не захочет кто-то забрать, и что сгоревший дом городская администрация снесет, потому что оставшийся бетонный каркас уродлив и опасен. Сказали, что дети могут поранятся, если будут там лазить. Может это было и верное решение. Но я бы предпочел, чтобы осталось хоть что-то от моего дома, в котором я рос. Они будто забрали все, что было, вырвали мою память с корнем вместе с домом. Вернее с тем, что от дома осталось. Ничего больше нет от прошлого. Будто прошлого этого не было. Это раздражает. Мертвая девушка на ступеньке взбодрилась и изменилась в лице. Она выпрямила спину, посмотрела прямо на Стайлза, привлекая его внимание, а потом взглядом расплывчато что-то приказала, кивнув на Дерека. Стайлз вздохнул, беззвучно спрашивая: «Да что опять не так? Я слушаю! Отвали уже». Повернув голову снова на Дерека, Стайлз заметил, что на него смотрят двумя миниатюрными зацветшими океанами. Раскрыв неловко рот, думая, чего-бы более правдоподобного спиздануть, потому что вчерашнее «ветер» на слетевшую бутылку было ну очень плохо, Стайлз в итоге так и не успел ничего придумать, потому что Дерек спросил первее: — Снова кого-то видишь? — А потом: — Они постоянно возле тебя или появляются время от времени? — Откуда ты… — сощурился Стайлз. — Бойд слышал ваш с Ноа разговор о призраках, рассказал мне. А еще Лидия отдала мне фотографию, которую ты сделал. Фото моего дома, которого уже нет. Как ты это сделал? Стайлз опешил. Но, честно, больше обрадовался, чем расстроился. Скрывать свои причуды сложное дело. И лучше просто быть таким, какой есть, не притворяясь, чем притворяться, боясь, что люди могут не так понять или им может что-то не понравится, из-за чего они уйдут. Свои люди не уходят. Отсеивается только ненужное. И если Дерек еще не свалил, хотя и знает… Стайлз чувствовал в этом большое начало. — Так это не мертвые забрали фотку! — хмыкнул Стайлз. — Черт, Дерек, ты должен был сказать мне раньше… — Я просто пытался понять тебя, — хмыкнул Дерек. — Прости. Стайлз спросил: — Ты можешь отдать мне фотографию? Она нужна мне. — Только после того, как ты ответишь, как ее сделал, — ответил несколько напористо Дерек. — Ладно, — фыркнул Стайлз и вздохнул. — С чего бы начать… Обычно я так вот свою изнанку никому не выворачиваю… — Как и я, — тоскливо улыбнулся Дерек и приготовился слушать того, кто казался самым необычным и ярким существом на этой планете, самой интересной сборкой Господа. — У египтян, — начал Стайлз, — интересное отношение к смерти. Ты знаешь? Они, типа, верили в загробную жизнь… Наверное, не только они в нее верили. Сейчас люди тоже верят… Короче, это даже не важно, кто во что верит. Потому что загробная жизнь реально есть. И я не верю в это, я это точно знаю. Мир очень сложный. В нем понамешано столько, что без ста грамм не разберешься. Хотя я много чего еще не понимаю. И о мире, и о себе… Но я это к чему… После жизни есть другая жизнь. Это я узнал, когда еще под себя младенцем ходил. — И как же ты это узнал? Стайлз воодушевленно вцепился в цепочку качели и ответил: — Я этого не помню. Потому что первые мои воспоминания начинаются с трех лет, когда я на себя ель новогоднюю завалил, каким-то образом выбравшись из манежа в гостиной. Но мама мне часто рассказывала, какой я был маленьким. Она очень любила вспоминать это время, в отличие от моего папы. Мама рассказывала, что когда я только научился видеть мир нормально, то стал следить за кем-то в комнате взглядом. Я любил слушать кого-то, мог засмеяться или заплакать внезапно, будто кто-то меня веселил или пугал. Родители даже думали, что им попался бракованный ребенок. Но врачи сказали, что я здоровый как бык, ну, может, только есть немного СДВГ, аллергии и что-то еще по мелочи… Но это не то, из-за чего бы я мог себя так вести. Дерек весело ухмыльнулся: — Так, какие-то призраки веселили тебя в детстве? Стайлз кивнул. — Типа того. И не только в детстве, сейчас тоже. Хотя сейчас больше напрягают, чем веселят… Знаю, знаю, все это звучит бредово. Но я не сумасшедший. Правда. Просто… мир немного сложный… Ты веришь мне? Или уже думаешь, из какой психушки я сбежал? Дерек посмотрел на Стайлза и тепло ответил: — Я верю. Глупая неловкая улыбка, которая была на губах Стайлза, медленно растворилась, но в карих глазах Стайлза, которые отражали опасение и легкий страх, наоборот, заискрилось счастье из-за уверенности и честности, которых было в излишке в голосе Дерека. Тот так хорошо сказал. Я верю. И Стайлз понял. Нет, ну правда же верит. Идиот. Откуда только такой прекрасный взялся. И почему все еще один. На нос Стайлза упало что-то мокрое. Но не слеза. Капля дождя. Потом другая холодная жирная капля приземлилась Стайлзу на край лба, на руку, и вот уже вовсю лил ливень, от которого песок, смешанный с галькой, становился темнее, как и серый асфальт дороги. Листва зашуршала. Забарабанили капли по козырькам и крышам. Небо сверху сделалось черно-фиолетовым. Не так уж далеко проскочила ломанная фиалковая линия — молния осветила небо, — а через несколько секунд прозвучал гром, от которого что-то йокнуло внутри. Это было близко. Почти опасно. Дерек поднялся на ноги и взял Стайлз за руку, поднимая его с качели за собой. — Пошли со мной, — сказал Дерек погромче из-за грозы. Стайлз неловко перекинул ногу через досточку, на которой сидел, задев носком бутылку на мокром песке и опрокинув ее. Пивная бутылка так и осталась лежать на ребре у металлической ржавеющей опоры, обтекаемая прозрачной дождевой водой. И как обильно вода стекала по стеклу бутылки, также вода стекала быстро вниз и по кажущемуся бледным ночью лицу Стайлза. Волосы Стайлза намокли и первые отросшие пряди упали на его лоб, ярко-красная толстовка стала менять цвет на более бардовый от влаги. Когда Дерек повел не в сторону асфальтированной дороги, по которой они пришли сюда, а куда-то по полю, заросшему травой, от которой намокли кроссовки и икры, в сторону деревьев и дальше, то Стайлз громко спросил: — Куда мы? Дом Айзека в другой стороне. Еще одна молния пронеслась в небе. В этот раз ярче. И снова гром. Еще громче. Будто два огромных шара для боулинга врезались в друг друга на небесах прямо над маленькими головами. — Знаю. Но надо переждать. Тут рядом есть ферма, — Дерек посмотрел на Стайлза через плечо, потом накинул красный капюшон Стайлза ему на голову, пускай уже было немного поздно. Стайлз все равно успел промокнуть. Но жест был интимно-милым. Стайлз лучисто улыбнулся и опустил взгляд на свою руку, которую Дерек держал в своей. Вокруг все топило, отчего было холодно. Сверкало и выло. А Дерек все равно умудрялся быть греющей печкой. И стабильной опорой. Снова протянул руку помощи и потащил куда-то, где было бы безопасно и безбурно.***
Ферма действительно оказалась недалеко. Подальше был чей-то дом, в котором горел свет в окнах первого этажа. Но Дерек не повел к дому. А свернул правее к красному раздутому деревянному амбару, к которому был пристроен из светло-деревянных досок загон для рогатого скота. Хотя и шел сильный дождь, из-за которого в основном на улице пахло сырой водой и землей, приблизившись к амбару, Стайлз почувствовал также тихий запах навоза, сена и животных. Это был приятный настоящий аромат. Такой же приятный, как парное молоко только что взятое из-под коровы, либо же вспаханное руками поле, удобренное для посева. Что-то естественное, что-то умиротворяющее на генетическом уровне куда сильнее, чем запах химозной выпечки или любимых духов. Это был парфюм матушки природы. А запах матери всегда будет выше всех остальных. — Заходи, — Дерек приоткрыл нешироко двери, которые были не заперты на ключ, просто были закрыты на большой крючок снаружи, и пропустил Стайлза вперед, затем зашел следом и закрыл большую чуть просвечивающую из-за щелей между досками дверь обратно. Внутри было темно. Но недолго. Дерек прошел куда-то в угол, пошебуршал там, а после в амбаре с высоким потолком загорелось пару лампочек, висячих на черном проводе ближе к центру. Под ногами была голая земля, в которой тонуло немного желтого и зеленоватого сена. Это юркие недавно рожденные козлята раскидали, прыгая в своем загоне внутри амбара. Стайлз увидел троих козлят в загоне по левой стороне, которые бодались и бегали вокруг полусонной матери, и одного черного козленка того же возраста, который лежал у черной матери с рожками под боком и приоткрыл глаз, смотря на Стайлза. «Б-бе-е», — заворчал этот черный козленок. Красивая белая корова с коричневыми пятнами на боку, которая была в другом загоне, ответила ему горловым низким «му-у». — Да здесь своя зоо вечеринка, — улыбнулся Стайлз. — Нам ничего не скажут за то, что мы пробрались сюда без приглашения? Дерек был недалеко от лестницы, по которой можно было подняться на второй этаж, где хранилось неиспользованное перевязанное джутами сено. — Не скажут, — ответил Дерек. — Мы же ничего плохого не делаем. Просто спасаемся от грозы. — Верно, — хмыкнул Стайлз и скинул капюшон с головы, после замечая, как Дерек стаскивает с себя мокрую насквозь футболку и вешает ее на ступеньку лестницы сушиться. Стайлз шутливо спросил: — У тебя тайная любовь к раздеванию? Дерек посмотрел на Стайлза через голое мокрое плечо и с улыбкой ответил: — Просто мне все время жарко. В этом была своя правда. Кровь оборотней теплее, чем человеческая, и летом, когда печет, оборотням вечно хочется раздеться. Стайлз пробормотал свои мысли: — Мне возле тебя тоже все время жарко. Дерек услышал. Но не показал виду. Просто прошел мимо загонов для животных к концу недлинного амбара и упал на кучу сена, выжидательно смотря на Стайлза. — Не стесняйся, — кивнул Дерек. — Холодно же в мокром. Стайлз неловко отвернулся к козлятам. Те прильнули к заборчику, пытаясь рассмотреть Стайлза, которого никогда не видели, а, может, просто думая, что он что-то принес им вкусного. Стайлз протянул руку белому козленку-карлику, и тот лизнул ему пальцы, прежде чем ускакал на невысокий пенек, с которого скатывался и на который снова запрыгивал, не давая своему брату занять пенек вместо себя. Вскоре и третий козленок стал пытаться спихнуть с пенька особо наглого брата. Черная мать коза же отвернулась от всех и уснула, явно вымотанная за день. Другой маленький черный козленок сильнее прижался к матери и повторил за ней. — Да я не то, чтобы любитель щеголять телом, — сказал Стайлз. Дерек ответил: — Почему? У тебя хорошее тело. Стайлз усмехнулся: — Перестань. — И поднялся с корточек, отворачиваясь от козлят. Не решаясь что-то предпринимать, хотя и желая, Стайлз дал время себе успокоиться и решиться наверняка. Просто, чтобы его «я сниму с себя все и лягу с тобой на сено как в фильме» не выглядело бы шибком неловко. — Привет, — Стайлз улыбнулся ухоженной молодой корове. Та подошла ближе и дала себя погладить. Короткий белый подшерсток коровы был шелковистым и мягким, а еще вкусно пах. — Ты такая красивая, да? Корова снова громко замычала. — И такая громкая, — закончил Стайлз. Потом он вытер с шеи воду, стекающую по его коже от волос под ворот белой футболки. На красной толстовке везде были мокрые пятна. И хотя толстовка спасла спину Стайлза от дождя, вода все равно пропитала всю грудь, живот, а спина начинала сыреть из-за волос. Было не очень приятно. На теле Стайлза появилось немного маленьких мурашек. Светлые волосы на его руках встали от них дыбом. Ну ладно. Подумал Стайлз. И, коротко взглянув на Дерека, который вежливо делал вид, что ну очень занят рассматриванием козлят и амбара, решился снять толстовку и футболку. Стайлз повесил одежду на забор загона коровы, но когда та стала заинтересованно нюхать одежду, грозясь утащить ее с собой, Стайлз забрал одежду и просто повесил ее на лестницу, на ступеньку ниже той ступеньки, на которой Дерек расправил свою футболку. — Не так уж сложно, да? — спросил Дерек лениво и с ноткой веселья. Стайлз тихо закатил глаза и залез в карман своей толстовки, чтобы проверить, не писал ли Ноа, но потом вспомнил, что не брал с собой сотового. Отец точно будет сердиться, а Стайлз даже не сможет его чем-то задобрить. Пиво выпил сам. Еду съел. Магазин уже закрылся, ибо время позднее и круглосуточных продуктовых вблизи нет. И хотя день норовит закончится не на веселой ноте, отчего-то Стайлзу было крайне весело и хорошо. Хотелось прыгать. Кричать. Смеяться. Целоваться. И точно не с коровой и козлятами. Так что… — В конкуренции с тобой-то? Очень сложно, — ответил Стайлз и двинулся к Дереку, сел на кучку мягко сена недалеко от него и упал на локти. Потом повернул к Дереку голову. — Ты выглядишь как Анубис. Только, ну, с человеческой головой. А в интернете Анубиса всегда рисуют с таким жестким прессом… — У меня не жесткий пресс, — хмыкнул Дерек. Стайлз не поверил. — Ну конечно. А это что? — Стайлз резво сел и тыкнул пальцем в живот Дерека. А потом сам же и вздрогнул от ощущения, завис кончиками пальцев над аккуратными кубиками пресса Дерека. От дыхания живот Дерека шевелился. Стайлз положил снова пальцы на живот Дерека выше пупка и провел ими по кругу. Горячая кожа Дерека приятно ходила под подушечками пальцев Стайлза. И твердость, которая была за тонким слоем мягкости, вызвала новые мурашки на руках Стайлза. Но в этот раз не от холода, а от жара. Стайлзу стало так горячо внутри. Он приоткрыл рот, выдыхая этот жар из себя наружу. Это не помогло. Стало только хуже. Стайлз почти забыл, кто он и где он. И видел только Дерека. Тот аккуратно сел, положил свою правую руку Стайлзу на шею и зарылся пальцами в влажные волосы. От движения волос на шее и по спине Стайлза прошли новые мурашки, а желание завязалось в животе в тугой узел. Будто бы невидимая пуповина Дерека сплелась с невидимой пуповиной Стайлза. Стайлз чувствовал, как они с Дереком дышат в унисон. Вдох — Выдох. Стайлз моргнул, опустив взгляд на миг, а в следующий миг Дерек уже был так близко. Стайлз впервые оказался вовлеченным в поцелуй любви. Целуясь раньше с Эшли на какой-то вечеринке, Стайлз думал в тот момент, правильно ли все делает, и что Эшли точно жевала арбузную жвачку, ибо чувствуется арбуз, и что писать хочется, а еще есть. Но целуясь с Дереком, Стайлз вообще ни о чем не думал. В голове был вакуум, свободный от мыслей. Только чувства остались. Руки Дерека были на Стайлзе, и в какой-то момент Стайлз перестал четко понимать, где Дерек, а где он сам. Все стало просто смешанным целым удовольствием, которое они с Дереком разделяли под звуки дождя и грома, запахи сена и животных. Как эти звуки и запахи, окружавшие их, так и они с Дереком были настоящими, чувственными и спокойными. Будто только они двое всегда только и существовали. И будто у них было все время мира. Сколько они захотят. Пускай это и было лишь сладостной ложью. — Это хорошо? — спросил Дерек между поцелуями. Стайлз лежал на сене, а Дерек немного нависал сверху, целовал маленькими неглубокими поцелуями в распухшие губы. — Очень хорошо, — ответил отрывисто Стайлз и обнял Дерека за шею, потом запрокинул голову, когда Дерек прильнул обратно и спустился с губ, которые стали сладко болеть, к шее, которая будто стала в сто крат чувствительнее. Стайлз почувствовал, как мягкие и тихо ощутимые следы поцелуев на его шее разбавились одним намного более ярким и пестрым прикосновением. Стайлз узнал зубы — зубы Дерека, острые и влажные от слюны, которыми тот прикусил кожу на шее, ближе к ключичной ямке. После ласк языком зубы казались необходимым острым дополнением. Стайлз приоткрыл рот от блаженства, когда Дерек втянул его кожу немного себе в рот, оставляя на месте укус любви, или же, как это просто называют, засос. Гулкая боль подействовала как-то противоположно. Хотя Дерек оставил на шее синяк, вызванный агрессивным поцелуем, Стайлз поверил в нежность Дерека через эту грубость. Потому что даже сломанные Дереком кровеносные сосуды под кожей были исцеляющими. Через этот кусучий поцелуй Стайлз словно получил сыворотку жизни. Почувствовал жизнь, а вместе с тем еще и волчью игриво-влюбчивую натуру преданного Дерека. Поцелуев казалось мало. Взглядов было недостаточно. Стайлз хотел еще, еще, еще… Хотел, как Дерек, попробовать всего партнера, забрать его в себя. Не важно было как и зачем. Стайлз просто хотел. Но когда Стайлз приподнялся на локте, потянувшись к джинсам Дерека, то вселенная сказала «эй, притормози, парень». Или это сделала не вселенная, а корова. Корова громко замычала так низко, что будь в сарае окна, они бы задребезжали. Му-у. Стайлз опустился с бедер Дерека на сено и весело улыбнулся, смотря на Дерека, затем на корову, которая толкнула забор мясистым боком, а потом снова на Дерека. — Кажется, она против того, чтобы ее амбар использовали не по назначению. Может… может в следующий раз? — Стайлз облизнул губы, боясь услышать отказ. Вдруг это было просто в моменте. И Дерек сейчас пожалеет, что вообще так сделал. Но Дерек ответил: — Как ты захочешь. — Дерек сел и поцеловал Стайлза в выпирающую на плече косточку — в место, где было маленькое коричневое родимое пятнышко, внутри которого были родинки — будто млечный путь с звездами внутри. Так красиво. — Хорошо… — вздохнул Стайлз и сглотнул слюну. От жары Стайлз согрелся, а от поцелуев захотел пить. Ураган начал стихать. Как на улице, так и внутри. И Дерек снова стал медленным, осторожным и скромным. Он полулег на сене, обнял Стайлза за бок и прильнул губами к груди Стайлза, коротко ее целуя, словно успокаивая после неудачи. Чмок сюда. Чмок туда. И на сердце безмерно хорошо у обоих. Стайлз вздрогнул, когда Дерек поцеловал его в шрам под ключицей. Тот был уже давно зажившим. Но все равно чувствительным. С кривыми краями. Бледно-белым. Чуть выпуклым. Не потел даже в знойную жару. Но все время будто шептал «я здесь навсегда». Стайлз вспомнил об отце и нервно двинулся по сену выше. — Мне надо обратно. Папа может ринуться меня искать. Я не хочу, чтобы он это делал. — Я тебя провожу, — сказал Дерек и сел. — Но подождем еще. Дождь вот-вот должен закончиться. Несколько минут хуже не сделают… Или твой отец настолько нетерпеливый? Стайлз пожал плечами и опустил взгляд. — Не знаю. Когда как. С возрастом он становится все более… пофигистичным. Но это все равно далеко от пофигизма моего уровня. Но ладно. Несколько минут правда ничего не решат. Ругаться, так полностью, да? — Стайлз грустно фыркнул. Дерек спросил: — Твой отец хороший человек? Или мне есть, о чем переживать? Стайлз неловко улыбнулся и пихнул Дерека, заставляя лечь на спину. Потом Стайлз лег Дереку на руку и ответил: — Все нормально. Я всегда мог за себя постоять. Дерек, чувствуя от макушки Стайлза приятные запахи, спросил: — Все же, откуда у тебя этот шрам? — Дерек задел шрам Стайлза под ключицей. — Я знаю, что велосипед тут не при чем. Стайлз почему-то даже не удивился, что Дерек уличил его маленькую вчерашнюю ложь. Дерек казался проницательным и внимательным. — Так ты все слушал? — спросил Стайлз. — А я думал, ты слишком был увлечен рисованием, что бы слушать, что мы там говорим за кофейным столиком с другими. Что ты вообще так увлеченно рисовал? Дерек мыкнул. — Нет, так не пойдет. Я первый спросил. Так, что случилось? Неприятности в школе? Стайлз фыркнул: — Нет. В школе я невидимка, меня никто не трогает. Просто я часто оказываюсь в ненужное время в ненужном месте… — Где ты оказался невовремя в тот раз? — Дерек опустил руку, на которой лежал Стайлз, ему на плечо, нежно поглаживая кончиками пальцев кожу с родинками. — Дома, — ответил Стайлз. А потом решил, раз начал, то надо калиться тогда уже полностью и продолжил. — Я должен был ночевать у Дэнни, моего одноклассника, но ушел от него, соврав, что мне позвонил папа и сказал идти домой. Мне было тогда лет девять или десять. И это было время, когда мама только умерла. Папа стал родителем-одиночкой. Был в трауре. В долгах. И, в общем, было немного сложно. Папа запил. И при каждом удобном случае пытался спровадить меня из дома, чтобы я не видел и не попал ему под руку, потому что папа когда выпьет обычно не веселый, а буйный. И хотя мне было еще девять-десять, я уже тогда понимал, что происходит. Знал, что папа становится алкоголиком… — Это он тебя? — спросил Дерек хмуро, остановившись. — Случайно, — ответил Стайлз тут же. — Как я и сказал, я должен был быть у Денни. Но наврал его маме и ушел домой, чтобы помешать папе снова напиться. Я зашел на кухню в не лучший момент. Папа запустил стаканом в стенку на кухне. Не в меня. Просто, не знаю, белочку словил. Или гнев спускал. А я возник в этот момент. Ну, и один осколок меня проткнул. Хм, пришлось даже зашивать в больнице. — Больно было? — Неа. Но крови было пиздец. — Это ситуация пиздец, Стайлз. — Ага, — весело хмыкнул Стайлз. — Но вообще, это хорошо, что так вышло. Папа после того случая перестал пить. Курить вот начал. Но это все же не так плохо, как виски или водка. Крепкое спиртное это не для него. Он это понял, держит себя теперь в руках. Он молодец. Еще не срывался. Я им горжусь. Мама бы тоже гордилась. Дерек почувствовал специфичный запах слез. И чуть крепче обнял Стайлза за плечо. — Что случилось с твоей мамой? Стайлз негромко ответил: — Просто рак. Поздно заметили. Такое случается. — Ты… — Дерек не знал, как закончить более мягко, и просто спросил: — видишь свою маму среди призраков? Стайлз качнул головой. — Нет. Никогда не видел. Мне кажется, одни мертвые сразу же уходят в свой там мир перерождения, а я вижу только тех, кто здесь застрял, и кто хочет, чтобы я помог им. — Помог с чем? — спросил Дерек. — Уйти? — И уйти, и выполнить последнее дело, которое их тут удерживает. Это сложная тема. Так что я не могу сказать ничего наверняка. Мертвые просто иногда показывают мне себя. Бывают говорят, что им надо, бывают нет, и тогда начинается игра в крокодила или в угадай, что я вижу. Играть в крокодила с мертвыми было весело в детстве. Но чем я старше, тем больше меня начинает все это напрягать. Дерек вспомнил. — На озере ты видел призрака? Что он хотел? Стайлз задумался и ответил: — Вообще-то, я думаю, что это был кто-то из твоей семьи. Вы с ней похожи. Плюс она переживает, что ты, ну, приуныл. Заметив настороженность Дерека, Стайлз поднялся, слыша прекратившийся дождь, и решил сменить тему, пока Дерек бы точно не приуныл. Стайлз уже хорошо знает, что кроме него мертвых как живых никто больше не воспринимает, и что разговоры о смерти быстро утомляют и высасывают силы из других. Смерть не лучшая тема для поднятия духа. — Ладно, бог Анубис, хранитель моей девственности, ты проводишь меня домой? А то я начинаю ощущать груз приближающегося домашнего ареста все сильнее. Дерек ухмыльнулся, сел и сказал: — Ну, навыки незаметного сбегания из дома у тебя вроде хорошие. Айзек сказал, что твой отец даже не заметил, что вы уходили. Стайлз обернулся через плечо, когда двинулся за своей сырой одеждой, и нахмурился. — Ты виделся сегодня с Айзеком? — Списывался, — ответил Дерек. — Когда Айзек написал, что не придет сегодня. Кстати, он спрашивал, могу ли я зайти за тобой, чтобы ты пришел без него и один по лесу не бродил. Стайлз замер с футболкой в руках. — Айзек спрашивал тебя обо мне? Что? Почему тогда он целый день от меня прятался? Я думал он меня кинул! Дерек пожал плечами и посмотрел на белых козлят, которые играли с друг другом, не замечая черного, который слился с их матерью, потому что был не в настроении для игр. — Я думаю, что ты немного связан с тем, почему Айзек не в настроении. Стайлз одернул футболку, которую надел, и спросил: — Я чем-то его обидел? Дерек посмотрел на Стайлза. — Нет. Стайлз спросил: — А что тогда? Дерек ответил: — Это больше не про тебя, а про твои силы. Я думаю, тебе лучше спросить самого Айзека об этом. Он не говорил мне много, я просто догадываюсь, в чем дело. Стайлз кивнул. — Я спрошу. А потом Дерек забрал свою футболку, Стайлз надел кофту и они вышли из амбара на улицу. Черные тучи утекли дальше. Гроза слышалась теперь вдалеке. Дождь прошел, оставил после себя лишь запах смоченной кровью богов земли и озона — свежести. Стало прохладно, чисто и хорошо. Примерно также Стайлз чувствовал себя, когда шел, держась за руку с Дереком, домой. Ощущал себя разгрузившимся, исцелившимся и очистившимся от тяжелых чувств и переживаний. Необычное, но классное это явление — быть более живым и сильным только из-за того, что теперь кто-то другой, к кому у тебя возникли чувства, держит тебя за руку. Что-то есть приятное в том, чтобы быть с кем-то.***
Пока птицы успокоились и попрятались в свои гнезда, и пока в доме Стейси Грувер и Айзека Лейхи никто не заметил, как на крыльце стоит Стайлз, а на земле Дерек, Стайлз пользовался моментом. Расслабился. И позволим своим чувствам, как волнам океана, нахлестывать на берега его души. Новая влюбленность окрыляла и брызгалась на иссохший камень-сердце. Стайлз целовался с Дереком на крыльце. Было уже темно. Только свет на кухне позволял Стайлзу разглядеть блеск в голубых глазах Дерека, которые казались живее, чем вчера. — Мне надо идти, — сказал Стайлз, цепляясь пальцами за пальцы Дерека. Дерек посмотрел на Стайлза как на свою путеводную звезду и сказал: — Подожди… Стайлз улыбнулся. — Дерек, мне правда надо уже идти. Стайлз шептал, а потому Дерек спросил тоже тихо: — Придешь завтра? Стайлз вздохнул. — Я не знаю… Я хочу. Но мой дядя Йен может приехать за нами завтра вечером. Папа ему звонил. Спрашивал, сможет ли он забрать нас. Потому что джип починить быстро не выйдет, а автобусы папа не переносит. Там слишком жесткие неудобные сидения, папа из-за этого бесится… В общем. Я не знаю, как получится. Дерек звучал тоскливо. — Ты уезжаешь так быстро? Стайлз пожал бессильно плечами. — Я же не живу в Бейкон Хиллс. Но мы можем типа там списаться? Или, может, не знаю. — Дай свой сотовый, — сказал Дерек. — Он… — Стайлз вздохнул. — Он у меня в доме. И я не думаю, что если я зайду, то папа меня выпустит. — Тогда спроси мой номер у Айзека. — Сразу после того, как спрошу, чем ему мои касперы не угодили… Я думаю, что пойду уже. Но я так не хочу. Дерек отцепился от Стайлза. — Ничего страшного. Иди. Завтра днем увидимся. Только дай знать, когда проснешься. — Окей… Ну, пока, Дерек? — Ночи, Стайлз. Дерек ступил на ступеньку, быстро поцеловал Стайлза в уголок губ и ушел по темной протоптанной тропе. Когда Стайлз перестал видеть Дерека, то развернулся и зашел в дом. А вернее не зашел, а очень тихо и лениво в него влился как пенистый крем, которым поливают торты. В доме воздух был более спертым. Сильнее пахло деревом и пылью. А еще концентрированно ромашкой. Ромашку легко узнать, даже если ее не нюхал никогда. Ромашка это запах ветра и полей, утреннего солнца, дремы, сеновала над курятником, немного аромат загаданных желаний и детской веры. — Пап? — Стайлз с опаской остановился в проеме. В гостиной был выключен свет, но включен телевизор. Стайлз видел ноги Ноа, свисающие с дивана. Казалось, Ноа уже спит. Или засыпает. Хотя и было только начало десятого. В кресле все также сидела Стейси. Ее вязание стало раза в три длиннее. Стейси подняла взгляд на Стайлза, который вошел в гостинную и посмотрел на Ноа через диван, и сказала гулене: — Я дала ему свой чай. Твой отец уснул часа через пол, как ты ушел. Долго же ты ходил в магазин. Но ничего не купил. Стайлз с неловкостью посмотрел на Стейси, не зная, что сказать. Но это и не понадобилось. Стейси продолжила: — Я не скажу Ноа. Будет наш небольшой секрет, а? Стайлз улыбнулся и прошептал: — Спасибо. А потом пожелал ночи и ушел на второй этаж, тихо напевая под нос популярную последний год песню своей любимой Селены Гомез «Люблю тебя, как песню о любви»*. Эту песню крутили до дыр на каждой второй радиостанции, из-за чего Стайлз выучил песню наизусть. Мотив и голос Селены звучал в голове Стайлза, когда он нашептывал слова. Увлекшись мыслями, Стайлз совсем забыл, что не один. — Я вижу, ты весело провел с Дереком время. Айзек сидел на своей кровати, а выключенный телефон лежал возле его бедра на матрасе, мигнув от пришедшего сообщения Эрики. Стайлз сел на временно свою кровать и спросил: — Почему ты думаешь, что я был с Дереком? Я был просто в магазине. Айзек хмыкнул. — Я видел Дерека через окно. Не канает твоя ложь. — Ну… — Стайлз полулег на кровать на локти. — Мы просто встретились в магазине. И так как погода испортилась, Дерек меня проводил. Айзек склонил голову набок, различая правду в словах. — А засос он тебе в магазине случайно оставил или после? Стайлз закусил кончик языка. Ничего не придумав, Стайлз сдался. — Ладно, мы просто… — Нет, оставь подробности при себе, — пробурчал Айзек. — Мне не интересно слушать о том, как вы обжимались. Это не мое дело. Стайлз замолчал. Затем он поднялся на ноги, подходя к шкафу Айзека, открывая его и смотря на себя в зеркало. Вернее на укус любви на своей шее. — Черт, Дерек… — вздохнул Стайлз. — Как мне теперь это прятать от папы? Эй, а можно я возьму твой шарф? Стайлз привстал на носки и вытащил за уголок красный шелковый шарф Айзека. — Мне без разницы, — ответил вяло Айзек. Стайлз закрыл дверцу шкафа, упал на свободное место на кровати Айзека и прямолинейно спросил: — Что не так? Айзек посмотрел на Стайлза, который в темноте светился как лампочка. Как это было приятно Айзеку, так и раздражало Айзека, который тонул в тоске, мыслях, боли и одиночестве. Айзек обнял рукой свою ладонь и как карандашом стал прочерчивать большим пальцем линии на своей руке. Как-то он слышал, что по этим линиям можно сказать, как долго человек будет жить. Девушка, которая сказала Айзеку это, теперь это его девушка — Эрика, также сказала Айзеку, что его линия жизни очень длинная, и что у него будет насыщенная жизнь. Но Айзек не мог порадоваться этому. Как не мог в принципе радоваться в полную силу. Потому что, радуясь, он ощущал вместе с тем вину. Он тут радуется и долго будет жить. А его сестра нет. Из-за него. — Айзек? — нетерпеливо повторил Стайлз, изнывая от интереса. Айзек спросил: — Ты правда видишь ее? — Кого? — Девочку. Я слышал, как ты сказал своему отцу, что видишь ребенка в этом доме. Призрака. Ты правда ее видишь? Стайлз нахмурился. — Как ты услышал наш разговор, если был на улице? Айзек вздохнул. — Не важно. Стоял под окнами. Так да или нет? Стайлз аккуратно сказал: — Да. Я не знаю, как тебе это доказать, но… — Не надо мне ничего доказывать и объяснять, — Айзек встал с кровати и подошел к окну, открывая его с небольшим усилием. Когда началась гроза, то Айзек закрыл окно. Деревянная рама от воды набухла. Сделав глубокий вдох, смотря на успокаивающий далекий горизонт поля, Айзек продолжил: — Это Эстер. Моя младшая сестра. Она умерла несколько лет назад. Стайлз неловко сказал: — О… прости. Айзек качнул головой и сел под окном на пол. Прохладный ветер приятно ласкал шею, остужая голову и помогая успокоиться, а слушатель давал возможность выговориться. После проведенного дня один на один со своими мыслями Айзек уже не мог держать все в себе. Это был не тот случай, когда можно было подождать и забыть. Эстер была в доме, пускай и не была жива. И Айзек не знал, как он собирался жить с этим знанием дальше. Жить в этом доме и вообще жить. — Не извиняйся. Тебе не из-за чего просить прощения. А вот я должен бы попросить его у Эстер. Но как? Я ее не вижу и не чувствую, как ты. — За что тебе просить у нее прощение? — спросил Стайлз. Айзек тихо произнес: — За то, что убил. В темноте, конечно, фраза прозвучала в разы более угрожающе. И хотя Стайлз сильно сомневался, что птенчик Айзек кого-то убивал, вопрос — как нарисовался сам собой. Стайлз сел поудобнее на кровати Айзека и принялся слушать. Спать все равно не хотелось. Да и Стайлз не то, чтобы ощущал выбор. Он бы сам умер, если бы не узнал подробностей, от интереса. Вот же мертвые. Вечно им надо хранить какую-нибудь интересную историю своей смерти.ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…