***
Примерно пять лет назад
Как это было
Уже был закат. Стемнело. За окнами дома Стейси было черно, хоть глаз выколи, практически ничего не видно. Это была суббота. И хотя это были выходные, и хотя была теплая осень, Айзек совсем не ощущал себя беззаботным пятнадцатилетним чудовищем. Слишком много взрослых забот упало на его голову, когда он только, казалось бы, перешел в среднюю школу. Сперва умер их с Эстер отец, потому что слишком много курил и злился. А следом, не так уж долго выждав, убежала мать. В одно понедельничное утро их мать просто отвезла их с Эстер в школу, попрощалась и сказала, что оставила в холодильнике ужин, который они смогут сами разогреть. Потом она уехала. А вечером, ни этим, ни следующим, она уже не вернулась домой. Уход матери был болезненной пощечиной. Айзек не понимал, куда ушла их мать. Он думал, как их бабушка Стейси, с которой они мало общались в то время, что их непутевую мать кто-то тихо убил и уже закопал в лесу. Хотя Бейкон Хиллс спокойный город, подобное все же случается с некоторой периодичностью. И не такой уж большой периодичностью. Но потом полиция сказала Стейси, что обнаружила звонки. Их мать звонила не им. А кому-то другому со своей старой сим-карты. Из другого штата. Потом полиция увидела, как их мать снимала деньги в городке, далеко от Бейкон Хиллс, много раз. И полиция выяснила, позвонив в отель, где прописалась почти на два месяца их мать, что та там теперь работает. Возвращаться женщина не желала, как и объясняться за свои поступки. Айзек забыл большую часть того, что было после. Помнит лишь, как они с Эстер как-то стали жить у Стейси на постоянке. И что как-то перестали говорить про сбежавшую мать, когда поняли, что та в порядке и просто не хочет иметь с ними всеми дело. Айзек не был тогда уже ребенком. Он в конце концов понял. Но как было объяснить все Эстер? Стейси не смогла. И Айзек, конечно, не смог сказать тоже, что их «любимая мамочка» бросила их ради другого мужчины и другой с ним жизни. Такая вот, блин, эта человеческая жизнь отстой, сестренка, представляешь? А ты думала, что будет все как в сказках? Проснись. Наверное, Айзеку лучше было бы все же сообщить Эстер горькую правду. Может, тогда бы его сестра перестала каждый день думать о матери и не строила бы планы, как к ней поскорее уехать. «Ты точно не испугаешься?» — спросил Айзек на американском языке жестов, который неплохо выучил за время, когда водил Эстер в специальную школу. Эстер была к своим семи годам в языке жестов, возможно, даже хуже, чем брат. Потому что, потеряв мать, Айзеку было необходимо с головой увлечься чем-то другим. Язык жестов, который он ранее знал лишь крайне поверхностно, стал таким громоотводом. Да и понимать лучше сестру оказалось приятно. Чем старше Айзек становился, тем больше он начинал понимать, что чувствуют родители к своим детям. Если раньше Айзека бесила его маленькая сестра, с которой у них было аж восемь лет разницы в возрасте, то теперь Айзек замечал за собой, как гордо за сестру улыбается, когда она показывает ему свои хорошие отметки. Или как его сердце на миг замирает, когда Эстер выходит из школы самой последней, и так, что все уже вышли, а она только показывается через минуту, за которую Айзек уже успел представить, как их мать приехала и забрала Эстер с собой. В общем, Айзек начинал любить Эстер как часть себя, как своего ребенка. И потому сейчас, когда подружка, которая ему очень нравится еще с начальной школы, позвала его к себе с ночевкой, Айзек сильно сомневался, идти ли ему, или отказаться от долгожданного приглашения. Вряд ли бы предложение от девочки поступило бы, откажи он ей, вновь. Так что выбор оказался сложный. Эстер, которая сидела на диване перед телевизором, обняв одной рукой медведя, взмахнула свободной рукой, запачканной цветными блестящими чернилами, отвечая: «Да. Я уже большая. И со мной Ужастик». Эстер подняла медведя, который выглядел жутковато, и улыбнулась своими кривоватыми зубами. Айзек всмотрелся в лицо сестры, чувствуя что-то, но не понимая что. И совсем не знал, что сделать. Уйти. Остаться. Хотелось все. Вздохнув и подумав, что с сестрой будет еще целая куча совместных дней, а с девчонкой, которая ему нравится, может и не быть, Айзек решился. И снова посмотрел на сестру, бесшумно спрашивая, чуть шевеля губами: — «Сможешь сама лечь спать? Я приду, когда солнце еще не встанет». Эстер кивнула: — «Я смогу. Хорошо». Айзек поднялся с дивана, попрощался с Эстер и с мистером Ужастиком и, накинув капюшон черной толстовки на голову, ушел со спокойной душой из дома. Когда Эстер осталась во мраке и в тишине одна, то сперва недолго посмотрела мультики. А потом отложила медведя, усадив его прямо на диване, и взяла свой блокнот и фиолетовую ручку. Небольшой блокнот с наклейками на обложке был ее личным дневником. Учительница говорила им однажды в классе записывать то, что кажется им интересным и красивым, или просто записывать свои какие-то мысли. И Эстер попробовала так записывать. Хотя и писать у нее еще получалось не идеально. Но ей понравился процесс и эффект. В самом начале дневника Эстер писала про природу, про птиц, которых она видела (особенно ей нравились голуби, которые ходят друг за другом). Но после начинались записи про маму. Как она исчезла. И где может быть. Айзек сказал, что их мама уехала в другое место, где ей хорошо, и что про маму надо поменьше думать. И Эстер долго пыталась выяснить, что это за место такое, в котором их маме так хорошо, что она не может вернуться. Может, заколдованное? Однажды Эстер поступила некрасиво. Она забрала почту из покосившегося бабушкина почтового ящика и открыла конверт, который вкусно пах клубникой и шоколадом, прямо как их мама. Эстер прочитала письмо, хотя не разобрала всех слов, потому что подчерк у их мамы был слишком вольный и плавающий, будто она писала второпях. Но Эстер поняла из письма, что маме правда хорошо. Мама звала их с Айзеком к себе, сказала, куда приезжать. Адрес был написан понятно. И не казался слишком длинным. Эстер не знала, что это за место такое. Но она надеялась, что водитель автобуса знает, где это место, и сможет ее туда отвезти. Только вот… Айзек бы точно не поехал вместе с ней. И их бабушка, наверное, тоже. Эстер научилась немного читать по губам за последние два года, когда мальчик постарше из ее класса рассказал, что так делает, а она стала пробовать читать так тоже. И иногда Эстер еще видела, как лица ее родных становится серыми и сердитыми, когда они говорят об уехавшей матери. Эстер хотела спросить маму при встрече, почему Айзек и бабушка злятся на нее. Потому что бабушка и Айзек этого не рассказывали. А Эстер было жуть как интересно узнать скрытые причины и тайны. И хотя Эстер не знала, когда точно она уедет к маме, в ту ночь, оставшись одна, она вдруг поняла, что это идеальное время. Стейси нет, Айзека нет. И никто ее не потеряет сразу. А когда потеряет, она будет уже далеко. Бабушка и брат будут грустить первое время, как когда уехала мама. Но Эстер все продумала. Она быстро найдет маму и быстро вернет ее домой. И тогда никто уже не будет грустить. План был просчитан. Только Эстер была плоха в математике, как и ее старший брат. Закончив писать в дневник записи, Эстер оторвала чистый листочек, закрыла дневник и пошла в коридор, где был ее тайник. Там она хранила дневник. Под половицей, которая легко поднималась, у лестницы. Подняв половицу и засунув под пол дневник, Эстер смахнула с рук пыль и ушла на кухню. Там за кухонным столом, как полагается леди, она написала бабушке и Айзеку письмо с просьбой не терять ее. Эстер нарисовала в конце три сердечка и подошла к холодильнику, прикрепив на него записку. Но потом что-то мигнуло в коридоре. Свет. Испугавшись, что это вернулся слишком быстро брат, Эстер обернулась и задела листок на холодильнике. Тот, как снежинка, плавно упал на пол. А когда Эстер улизнула в коридор, то порывом ветерка записку занесло глубоко под холодильник. И послание осталось недостигнутым адресата. В тот момент, когда в дом кто-то вошел через черный выход тихо и осторожно, также тихонько Эстер вышла через главную дверь на улицу. Сбежав по ступенькам и обернувшись к дому, Эстер увидела снова свет в коридоре, тот мигал, будто кто-то светил фонариком или телефоном. Потом прошла высокая тень. Эстер решила, что Айзек передумал и вернулся. И так как дома было темно, то Эстер знала, что у нее есть время, прежде чем брат поймет, что ее нет в доме. Назад возвращаться было уже поздно. Нужно было быть смелой. Как Алиса в Стране Чудес. Эстер развернулась к тропе и побежала так быстро, как умела, в сторону дороги, чтобы успеть на автобусную остановку. Ночью, наверное, автобусы ходили редко. Эстер не знала, так как никогда не уезжала из Бейкон Хиллса. Но ей казалось, что все должно быть хорошо, как в сказке, что кто-то ей поможет и подскажет, куда идти, как найти маму. Добежав до длинной темной дороги, от которой пахло пылью и бензином, Эстер вышла на середину дороги и оглянулась в оба направления. Полоска асфальта одинаково уходила вдаль в обе стороны. Но автобусной остановки не было видно. Облизнув тонкие губы, Эстер повернулась в более приглянувшуюся ей сторону и пошла вперед по серединке дороги, прямо по белой линии, которая казалась ниточкой, на конце которой должна быть быть золотая рыбка или горшочек золота. Эстер прошла минут двадцать, когда нечто ужасно тяжелое и быстрое сбило ее со спины. Фура, перевозившая промышленный груз, переехала Эстер таким образом, что когда Эстер забирала машина скорой помощи с выключенными мигалками, то сотрудникам в белом пришлось несколько минут искать отлетевшую в заросли ногу Эстер. От удара нога маленького искателя приключений просто оторвалась, словно держалась на тонких нитях. Позже, когда прошли похороны, по инициативе Стейси на месте, где сбили Эстер, был установлен кенотаф, памятник без захоронения, просто метка, что здесь случилась трагедия. Кенотаф сперва был просто маленьким деревянным крестом, на котором Стейси иногда вешала венки. Но спустя полтора года Стейси убрала крест, на который ей было слишком больно смотреть, и посадила вместо него там фиалковое дерево, которое разрослось и начало цвести сиренево-фиолетовыми бархатными цветами. И когда фиалковое дерево Эстер цветет, то в доме Стейси можно почувствовать аромат этих сладко-горьких дурманящих цветов.***
Наши дни
Найти краски Стайлз сам не смог. Поэтому пришлось спросить Айзека. После небольшого допроса Айзек сдался. И откапал у себя альбом и очень старую гуашь в баночках, пару облезлых кисточек. С этим комплектом юного художника Стайлз, попросив дать ему время и не мешать, спустился на кухню и уселся за стол, налив в стакан воды. Довольно быстро вода для промывки кисточек окрасилась оранжево-коричневым цветом. Стайлз никогда не был талантливым художником. Но он постоянно рисует на скучных лекциях разные завитки, глаза, руки, иногда мертвых, которых видел. А иногда что-то само всплывает у него в голове, внеконтрольно появляется, как голоса, которые слышит только он время от времени. Что-то само приходит к Стайлзу через открытый таинственный поток. И кажется, будто его руки в такой момент уже не в его власти, а ими управляет кто-то другой. И он просто должен успеть зарисовать увиденное, как сон, который важен. И сейчас, увлекшись рисованием, Стайлз тоже транслировал через бумагу и краски послание, которое мог принять. Он видел перед глазами не слишком ярко и четко, чтобы спутать картинку с реальностью, но очень ощутимо эмоционально, чтобы поверить в значимость. Желтое поле пшеницы. Теплое уходящее за горизонт солнце светит на это бесконечное поле. Или не бесконечное. Вдали будто есть горы или лес, такие странные, будто из сна. Это что-то бугристое. В ту сторону и в сторону солнца смотрит женщина со светлыми волосами и в белой свободной одежде. Ее лица не видно. Но Стайлз чувствует, что женщина находится в спокойном состоянии, напоминающее принятие, за которым следует падение с плеч тяжкого невыносимого груза. Все очень солнечно, тепло и тихо. А вместе с тем одиноко, тяжело и слезно. Будто за кадром есть что-то еще, что и омрачает райское место и блаженный момент. Стайлз одернул руку, когда почувствовал к ней холодное прикосновение. Будто сгусток холодного воздуха прошел сквозь его пальцы. Неожиданно и неприятно. Затем боковым зрением Стайлз увидел полупрозрачную небольшую фигуру, которая стояла рядом. Эстер, узнал сразу же Стайлз. Хотя он видел ее всего пару раз, и то быстро, но почему-то ее лицо он хорошо запомнил. Наверное, все дело в истории. Все мертвые, чьи истории Стайлз изучил поглубже, ему запомнились надолго, а некоторые помнятся до сих пор. — Нравится? — спросил негромко Стайлз. Эстер не ответила, она с интересом продолжила смотреть на рисунок. Стайлз, проследив за взглядом мышонка, понял, что Эстер заинтересовалась женщиной больше, чем всем остальным. — Знаешь ее? — спросил Стайлз. И снова нет ответа. Бок Стайлза стал холодеть. На руках появились мурашки, хотя и на улице было тепло, как и в доме. Через открытые окна залетал только теплый слабый ветерок. Эстер продолжала стоять рядом. Так близко. Стайлз стал ощущать, как у него быстрее забилось сердце и вспотели ладони. А в груди стало появляться что-то теплое, будто там было маленькое солнце, которое пекло и увеличивалось в размере ежесекундно. Но это не было приятным теплом. Потому что казалось неправильным, поспешным и чуждым явлением. Стайлз предпочитал держать с мертвыми дистанцию. Он все еще не хотел проверять, насколько близко он может подойти, сколь многое может получить от мертвого. Таланты часто имеют свойство развиваться и видоизменяться. Но сейчас Стайлзу нравилось та точка, на которой он стоял на линии своего развития. И идти дальше он не хотел, случайно ли, специально ли. — Ты можешь… — Стайлз сглотнул и уронил кисточку в стакан, вернее попытался сделать это, но вместо того дрожащей рукой опрокинул стакан с грязной водой на стол. Из стакана вода вылилась на лист и на стол, закапала на пол, просачиваясь между половицами. — Вот черт, — выругался Стайлз и слишком резко двинулся на стуле назад от воды, капающей на его ноги. Ножки стула громко проехались по половицам и послали по полу ощутимую вибрацию. Эстер испугалась движения живого, глухих звуков и исчезла. Паф. И она оказалась в тот же миг в проеме, в нескольких шагах от Стайлза. Она смотрела на Стайлза с чуть приоткрытым ртом и с широко раскрытыми красивыми и большими, как у Айзека, глазами. Казалось, что Эстер не знает, что ей сделать, а потому зависла между. Она хотела, как обычно, спрятаться, но вместе с тем остаться, потому что явно стала понимать, что Стайлз не просто чужак в ее доме, а человек, который ее видит и понимает, а главное — может помочь разобраться с нерешенными делами. Стайлз выставил перед собой руки, будто пойманный вор. А потом медленно сказал, показывая на себя: — Я хочу… — Стайлз плавно перевел палец на Эстер, закончив: — …помочь тебе. Что ты хочешь? Эстер моргнула и нахмурилась. Если бы она была жива, то Стайлз готов поклясться, что увидел бы быстро вздымающуюся грудь Эстер от ее учащенного дыхания. Эстер подняла руки на уровне груди и что-то быстро показала. А потом, не успев дать Стайлзу подумать о том, что это за жесты такие могли быть, и что они обозначали, Эстер развернулась и кинулась в коридор бесшумно и легко, как солнечный зайчик, скользящий по стене. Стайлз поспешно поднялся на ноги, обогнул стол и быстрым шагом вышел в коридор. Но столкнулся с Айзеком, чуть не сбив его с ног. Или тот чуть не сбил его. Айзек был тяжелее и выше, отчего был не сдвигаемый как скала. — Что такое? — спросил Айзек растеряно. И шагнул к стене напротив. Стайлз посмотрел в коридор, но Эстер уже не было. Ушла. Стайлз громко и тяжело вздохнул. А после посмотрел на Айзека тяжелым и раздраженным взором. Ноа говорил как-то Стайлзу, что этот взгляд выглядит неуютно и заставляет чувствовать себя то ли виноватым, то ли глупым. Обычно таким взглядом Стайлз смотрит на отца, когда застает того за курением в укромном местечке на парковке возле станции шерифа. Или когда чувствует по запаху, что Ноа заезжал в бистро и точно ел то, что они с ним договорились, он теперь не ест, потому что его результаты анализов крови отвратительные для его возраста. В общем, такой был этот взгляд. Не самый лестный и приятный. — Наверху, — сказал Стайлз. — Что? — Ты был наверху. Зачем было спускаться? А-а… чудесно. Ты ее спугнул. Окей. Не страшно. Попробую еще раз. Времени достаточно. Папа сказал, кстати, что мы остаемся. Мой дядя нас не заберет. — Хорошо? — неуверенно ответил Айзек. А потом что-то понял и спросил меланхоличнее: — Ты… видел Эстер снова? Стайлз кивнул: — Ага. — А потом энергично спросил, чуть ли не прыгая на месте от нетерпения: — Как это переводится? Она что-то мне сказала на этом языке жестов. Но я не понял. И не помню точно… Что-то вот так на себя. А потом пальцами странно так, будто она на дудочке играла или демона призывала. — Это? — Айзек тоже показал быструю белиберду рукой. Стайлз даже со второго раза не запомнил жесты и все равно не смог бы их повторить. Айзек раз шесть или около того показал пальцами то так, то сяк. Мозг Стайлза такого общение раньше не видел. Только если по телевизору раз-два. И в кино столько же. Но это не считается. По экрану краем глаза увидеть это другое. В жизни общение через жесты сильно сбивает, потому что жесты не получается запомнить, а понять и тем более. Слишком быстро. Кажется хаотичным и бессмысленным. — Похоже, — кивнул Стайлз. — Если так, то «мой дневник», — ответил Айзек и потом спросил: — О чем ты ее спросил? — «Что она хочет?», — ответил Стайлз. — Она хочет, чтобы я нашел ее дневник? Айзек растеряно пожал плечами. — Я не знаю, Стайлз… Стайлз облизнул губы, а потом развернул Айзека к двери и толкнул в лопатки, говоря: — Я уже близко. Но мне надо, чтобы ты свалил. Подожди на улице за столом. Я дам знать, когда можно будет войти… Айзек взглянул на Стайлза через плечо, останавливаясь у закрытой двери. — Ты сможешь узнать, что нужно Эстер, не зная языка жестов? Может, я все же останусь? Стайлз качнул головой. — Нет, чувак. Мои способности, мои правила. Просто не мешайся. Айзек открыл дверь, но не хотел уходить. Тайно Айзеку хотелось увидеть Эстер хотя бы глазком. Почувствовать ее. Хотелось проверить, а не только поверить. И в то же время перспектива почувствовать мертвую сестру несколько пугала Айзека. Раньше Айзек не думал о загробной жизни. И хотя он всю жизнь живет среди необычных существ, и хотя его бабушка сама не совсем обычный человек, а еще с подростковых лет он сам оборотень, способный стать настоящим волком, все же новые вещи, которые он прежде еще не встречал, он принимает неуверенно, с долей скептицизма и с опаской. Все живые станут однажды мертвыми. И Айзек знает, что в мертвых не должно быть ничего такого, это просто одно из звеньев мира. Но все же. Раздумья о загробной жизни и соседство с призраком делают на его душе неспокойно. Эти ползучие, как змея, чувства ему хочется просто выкинуть куда подальше. Ему хочется стабильности и простоты. — Как скажешь, — сдался Айзек и вышел на улицу. Стайлз закрыл за Айзеком дверь и медленно развернулся, прикрыв глаза и мысленно прося Эстер придти. Стайлз хотел покончить с этим делом. Хотел закончить историю и детские мучения. Когда Стайлз открыл глаза, то увидел на ступеньке Эстер. Она сидела, обняв коленки, с одной белой туфлей на ножке. И теперь, от понимания, почему туфелька всего одна, Стайлзу стало не интересно, а тяжело на душе. Но прошлое в прошлом. И что случилось — уже не изменится. Нет смысла вязнуть в болоте прошлого. Лучше жить в настоящем, думая о будущем. — Куда? — спросил губами Стайлз, неуверенно махнув руками. Он не знал языка жестов от слова совсем, но и по обычным жестам что-то можно понять. Эстер прочитала по губам Стайлза вопрос, а по его рукам неуверенность. И тихонько скользнула через перила, спрыгнула бесшумно на пол, прошла чуть дальше и остановилась. Эстер развернулась к Стайлзу и указала себе под ноги. «Здесь», понял Стайлз. Потом Эстер отошла назад, когда Стайлз подошел неспешно к месту и присел на корточки, смотря на обычный пол. Посмотрев на Эстер, Стайлз спросил, указывая на пол: — Здесь? Эстер уверенно кивнула. Стайлз тихонько вздохнул и снова опустил взгляд. Половицы из светлого дерева были на вид все схожи: скрипящие, потертые и разбухшие от старости. Но… скользнув взглядом более внимательно, Стайлз заметил, что на одной половице не было темной шапочки гвоздя. Эта половица просто лежала в тисках других. Наверное, Эстер знала про это. И пользовалась этим местом как тайником. Стайлз оценил находчивость маленькой девочки. У него в доме тоже полно подобных тайных мест, где он любит прятать свои находки и безделушки. Попытавшись поднять половицу, которая плотно засела, Стайлз на секунду усомнился, что она вообще поднимается. Но Эстер выглядела взволнованной. Она взглядом попросила продолжить. Тогда Стайлз сел поудобнее на корточках и попытался еще раз. Но только сломал себе ноготь на указательном пальце и засадил в большой палец занозу. — Я сейчас, — сказал Стайлз девочке и поднялся на ноги. Стайлз вернулся с ножом. С его помощью он намного легче и быстрее поднял половицу, положил ее рядом, чувствуя пыль и сырость. Потом запустил в темное место руку и вытащил из него небольшой блокнот на кольцах. Дневник, понял Стайлз. Эстер правда говорила про дневник. Сдув с него пыль, которая разлетелась вокруг, и от которой зачесалось глубоко в носу, Стайлз посмотрел на Эстер, спрашивая губами: «Это?». Эстер кивнула. Потом она стукнула сжатыми кулачками с выставленными вверх пальцами друг о дружку. Указала ладошкой вперед. И следом указательный палец увела вбок. Это сообщение Стайлз почему-то понял. «Отдай его Айзеку». Стайлз кивнул, поднялся на ноги, развернулся и быстро вышел из дома. Айзек сидел за столом, где вчера пытался научиться понимать карты. Уловив запах Стайлза и звук шагов, Айзек поднял голову и выпрямил спину, сжал челюсти, из-за чего лицевой мускул дернулся у его рта, и приготовился к чему-то. Стайлз перекинул ногу через лавку, сел напротив Айзека и положил на стол дневник, пододвинув его к Айзеку. — Вот. Она прятала это под половицей. Еле достал. Айзек забрал дневник и аккуратно его раскрыл, опустив в него взгляд. А Стайлз отвел взгляд в сторону, смотря на дом и видя Эстер на крыльце, где она выглядывала из-за деревянной балки. Еще не ушла. Стайлз слизнул кровь с большого пальца и подпер щеку рукой, ожидая от Айзека чего-то. — Это ее дневник, — сказал Айзек. — Это все, что она хотела? Она оставалась в доме только из-за этого? Стайлз подогнул под себя ногу и двинулся выше, переворачивая пару страниц. — Не знаю. Посмотри, что внутри. Дело не в вещах. Она хотела, чтобы ты здесь что-то увидел. Айзек снова опустил взгляд вниз, но в этот раз читая, что там написано. Подчерк у Эстер был не лучший. И слова были иногда с ошибками. А еще везде были рисунки, наклейки, слова были написаны то одним цветом, то другим. Сложное для восприятия чтиво. Но, перевернув пару страниц, Айзек зацепился взглядом за одно очень аккуратно написанное темно-фиолетовым цветом предложение. Прочитал до конца запись. Айзек закрыл дневник, тяжко вздыхая и смаргивая слезы, которые образовались и застыли в его глазах. Потом Айзек поднялся из-за стола, пошел было в сторону дома, но остановился и резко развернулся в другую сторону, прошел туда несколько шагов и снова остановился. Ущипнул себя за переносицу и вздохнул. Стайлз тоже поднялся, подошел к Айзеку и нерешительно положил ему руку на плечо, дружественно погладив через футболку. Айзек шмыгнул и сказал: — Она хотела найти маму. И раз сто написала, что переживает, что я грущу. В кого она такая была? Я, как и наши родители, не был милым и эмоциональным. Не помню, говорили ли они нам хоть раз, что любят нас. Говорил ли я Эстер хоть раз, что люблю ее. Кажется, никогда. Стайлз сказал: — Да, ладно, слова преувеличены. Не обязательно что-то говорить. Иногда достаточно и жестов. Я думаю, что Эстер хорошо понимала жесты. Айзек фыркнул, вытер нос и спросил более собрано: — Эстер ушла? — Еще нет, — ответил Стайлз и посмотрел на девочку. — Мне кажется, она не поняла, дошел ли до тебя ее посыл. Я думаю, что она и после смерти беспокоится о тебе. И ей определенно не нравится видеть тебя грустным. Айзек вяло кивнул, соглашаясь. — Могу ли я как-то попрощаться с ней? А лучше почувствовать или увидеть ее? Стайлз недоверчиво глянул на Айзека. — Ты уверен, что тебе это нужно? Получив кивок, Стайлз сдался. Он попросил Айзека сесть обратно за стол и повернулся к Эстер, махая ей и подзывая к себе. Когда Эстер пугливо осталась на ступеньке, Стайлз спросил Айзека: — Как ей на языке жестов сказать, что ты хочешь попрощаться? Айзек ответил: — Прощание — просто помахай рукой, как обычно прощаешься с кем-то. Стайлз снова спросил: — А как будет «сказать?». Айзек указал пальцем на свой рот, а потом отвел палец от себя. — Ага, понял, — кивнул Стайлз и посмотрел на Эстер, криво показывая ей: «Сказать прощай». Эстер поняла послание. Она неспешно спустилась со ступенек на землю, а потом появилась на лавочке возле Айзека. Эстер с тихим детским обожанием посмотрела на Айзека, а потом выжидательно на Стайлза. Стайлз кивнул сам себе, собравшись, сел напротив брата с сестрой. И сказал Айзеку: — Так, ладно. Один раз моя мама почувствовала прикосновение призрака, когда дремала в кресле, а я с мертвым другом решил ее напугать. Не знаю, как это работает. Я попробую. Но ничего не обещаю… И будет лучше, если ты закроешь глаза и расслабишься. Окей? — Окей, — Айзек кивнул и закрыл глаза. Тогда Стайлз принялся пытаться добиться контакта между мертвым и живым: без инструкций и указаний, не зная даже, точно ли такое умеет, но очень сильно в это веря и желая этого ради Эстер, которую не мог оставить на Земле, и Айзека, которого не мог разочаровать. Несколько секунд не было ничего. Но потом Стайлз почувствовал. Тепло в груди. Как когда Эстер была очень близко. Шар необычного тепла стал надуваться в груди Стайлза, и в итоге так надулся, что будто вышел из грудной клетки дальше. Странное чувство. Все внутренности и дух Стайлза будто опустились в его пятки, как когда на машине резко летишь с горки вниз. А кончики пальцев кольнуло, будто он задел кактус. Через пару секунд глаза Стайлза зажглись живым и лучистым золотом. И Айзек почувствовал. Прикосновение. Которое он сразу узнал. Эстер. Только она так вот боязно и мягко брала его за большой палец. И только у нее была такая мягкая кожа. Айзек почувствовал запах Эстер, тихий и далекий. И сглотнул, удерживая себя от слез. Айзек перехватил руку Эстер и, как раньше успокаивал ее перед врачом, или как они раньше с ней прощались перед школой или перед сном, погладил ее большим пальцем по руке, вычерчивая подушечкой пальца на маленькой ручке круги. Эстер убрала руку и показала «прощай», махнув ладошкой от своего рта и согнув быстро несколько раз пальцы. Айзек почувствовал слабый ветерок от движения руки Эстер. А потом все закончилось. Груз упал с плеч Айзека. И Айзек свободно задышал. Будто переродился. Будто вступил в новый этап своей жизни, в котором, может, не будет сестры, но зато будут другие люди и другие переплетения историй. — Было? — спросил Стайлз с интересом. — Было, — ответил Айзек коротко и упал щекой на стол без сил. Ветерок ласкал кожу, остужая ее. А на крыше дома Грувер небыстро крутился флюгер в виде петуха. Солнце, которое спряталось за тучи, из-за них выглянуло. И солнечный приятный свет осветил дом. Айзек смотрел на свой дом. И чувствовал, что теперь это просто дом. Приятно пустой дом, из которого будет легко уйти, когда придет время двигаться дальше. Стайлз почувствовал, как у него закружилась резко голова и тоже лег на стол. Когда головокружение отступило, но в теле осталась слабость, Стайлз лениво подумал о том, что все закончилось. И что вообще произошло? Он спровадил призрака. Но еще он помог Айзеку. И все было. И прошло. Конец. Хотя Стайлз ненавидит окончания, в этот раз конец ощущался хорошо. Может, подумал Стайлз, в концах нет ничего ужасного, как он всегда считал. Почему-то ему всегда было необходимо знать, что жизнь это не все, и что мир сложный. Но сейчас, видя, что все не так уж и сложно в мире, и что бесконечная жизнь не так уж это хорошо, Стайлз стал медленно понимать взгляды отца. Может, подумал Стайлз, стоит действительно меньше видеть повсюду знаки, меньше искать приключений на свою задницу. Потому что простота приятна не меньше сложностей. А от рвения узнать больше можно, как Эстер, влипнуть в большие неприятности. Стайлз заметил, что Эстер была схожа с ним немного. Тоже была маленьким тайноискателем и думала о последствиях только для других, но не для себя. И, может, сложись все иначе, вместо Эстер мог бы оказаться в могиле Стайлз. В конце концов, мертвые не часто думали о нем или его безопасности. И, может, Ноа все же что-то понимает. Раздавшийся голос Айзека вывел Стайлза из раздумий. — Эй, ты хочешь есть? Стайлз выпрямился и пожал плечами. — Не знаю. Смотря что. Айзек лениво ответил громче, чем говорил весь день. — Стейси давала мне поручение уточнить у владелицы местной булочной, привезет ли она завтра свои синнабоны сама, или же думает, что кто-то заберет ящики… И ты пробовал булочки синнабон? Это очень вкусно. Можно не ждать до завтра. И просто поесть их сегодня. Стайлз кивнул. — Ага… Только я чувствую, что не дойду пешком. Айзек слабо улыбнулся. — Я тоже. Эта кафешка на другом конце города. Я хочу спросить Бойда, может ли он заехать за нами. Если он у Дерека, то можно собраться всем вместе. Бойд заберет Дерека. А другие сами пусть подъезжают своим ходом. Айзек уже вытащил телефон. И Стайлз вспомнил. — У тебя есть номер Дерека? — Да, а что? — Он мне очень нужен. Айзек отдал телефон Стайлзу. Потом Стайлз записал номер Дерека и лег на скамью, подняв телефон перед лицом и печатая на добытый номер сообщение. Стайлз: «Хэй. Я проснулся». Через пару минут пришел ответ: «Привет. Я скоро подъеду с Бойдом». Стайлз напечатал в ответ «окей, очень жду» и убрал телефон, еще минуту думая, не было ли «очень» там лишнее, и было ли «окей» каким-то правда сухим, или он уже бредит и начинает сходить с ума. Дерек заставлял мысли Стайлза путаться, сердце неровно биться, а чувства играть. И так как раньше Стайлз подобного не чувствовал, то никак не мог понять, что это и откуда исходит. Правда ли влюбленность. Или, может, просто болезнь. Было еще очень рано говорить о любви. Но и просто желанием Стайлз назвать это не мог. Связь, которая быстро крепчала между ним с Дереком, была чем-то особенным и не похожим на что-то другое. И Стайлзу нравилось, лежа сейчас на лавочке и смотря в серо-голубое небо, думать о Дереке. Вспоминать вкус его губ. Стайлзу хотелось поцеловать эти губы еще.***
Когда Бойд приехал на своем «Nissan Sentra» вулканического оранжевого цвета, то Стайлз увидел Дерека на кресле спереди и быстренько сел за Дереком на заднее сидение. Машина была небольшая и место, на которое Стайлз втиснулся, было тесноватым даже ему. Стайлз заметил, что бедный высокий Айзек уперся в кресло Бойда коленками. Хотя Бойд ничего не сказал на этот счет и просто наклонился и пододвинул свое сидение ближе к приборной панели, освобождая Айзеку чуток больше свободного пространства. Потом Бойд двинулся по пустой прямой дороге, по сторонам которых раскинулись поля пшеницы, в сторону кафе, где продавались самые вкусные булочки с корицей, сливочным сыром, а еще кексы и разный кофе от большого рафа до обычного эспрессо. В машине заиграла песня «Kryptonite», где была история про супермена, криптонит, а еще любовь в одни ворота. Когда запело: «Если я сойду с ума, ты будешь называть меня суперменом?»* Стайлз увидел руку Дерека над подголовником и сплел свои пальцы с пальцами Дерека. Оба передних окна и одно заднее по стороне Айзека были открыты. И ветер, который казался холодным, залетал сильными порывами в машину, но кроме охлаждения тела дарил бодрость духа и ощущение, что все, кто есть сейчас в этой побитой и отремонтированной Бойдом машине, крайне крутые ребята. А, вообще, так оно и было.***
Когда они приехали к кафе, которое оказалось милым и небольшим, и стояло одиноко у лесочка, то не успели открыть двери, как женщина в розовом костюмчике и с завязанными в хвост волосами окликнула их своим очень громким и высоким голосом. — Мальчики! Постойте! Дерек и Айзек, которые вышли из машины первыми, остановились и обернулись к женщине, судя по всему, владелице кафе. У владелицы кафе явно была какая-то проблема, которую она не могла решить самостоятельно. Легкая нервозность, усталость и испарена на коже указывали на это. Стайлз вылез на улицу перед Бойдом, который совсем не спешил, и кинул на знакомых взгляд, слыша краем уха их разговор с дамой. О чем-то переговорив с друг другом, Айзек и женщина пошли за угол кафе, а Дерек обернулся. Показав на часы на запястье, Дерек крикнул: — Мы на пару минут. Потом Дерек тоже скрылся из виду. Стайлз испуганно вздрогнул, когда Бойд неожиданно заговорил рядом. — У нее что-то с дверью, заклинило или вроде того. Дерек разберется. Если хочешь, можешь идти в кафе и не ждать здесь. Я вижу, Джексон с Лидией уже там, — Бойд кивнул на столик у окна, за которым сидела пара, параллельно своим словам вытаскивая из кармана пачку сигарет и зажигалку. По запаху Стайлз узнал «Ньюпорт». И хотя запах почти было спугнул его, заставив спрятаться от жуткого ментолового аромата в кафе, Стайлз все же приклеился ногами к асфальту и ответил: — Да я вместе с вами лучше зайду. Бойд пожал плечами, типа, как хочешь, и прислонился к своей машине, выпустив изо рта белый ядовитый дым, который был на запах и вид для рядом стоящего Стайлза совершенно одинаков, что сейчас, что пять лет назад. Бойд же неприятной отдушки совершенно не замечал, он просто курил. И если раньше Бойд курил, чтобы «подышать» и смочь пережить еще один сложный день, то сейчас это стало уже просто старой вредной привычкой, от которой Бойду было лень избавляться. Бойд выпустил медленно дым изо рта еще раз, затем ухо Бойда дернулось от голоса Лидии, который Бойд услышался четко и громко, словно через воткнутый в ухо наушник. После сигарет слух и нюх оборотней на несколько минут очень сильно обостряются. Но привыкнуть к этому полностью у Бойда так и не получились. — …и как тебе Стайлз? — Этот фрик с оленьими глазками? Пойдет. Если не вглядываться. А тебе? — Не знаю, он приятный. Выглядит умным. В отличие от тебя. — Если для тебя умный — это запуганный ботаник, то ладно. Я могу с этим справиться. — Он не запуганный. Просто немного стеснительный. Будто ты бы был очень уверенным в себе, если бы оказался в незнакомой компании… Хотя, верно, ты бы таким и был. — Точно. Самоуверенность у меня не отнять… Ты писала своей дорогой подружке? Где они и ее озабоченный щенок? — Писала. Они сказали, что собираются. Это было пару минут назад. — Заебали опаздывать. — Тебе ли есть до этого дело? — Мне всегда есть до всего дело. Бойд опустил руку с сигаретой вдоль тела и перевел с серого асфальта взгляд на Стайлза, который источал нерешительность, смятение, влюбленность, а еще что-то совсем еле уловимое. Что-то очень странное. Но это пахло кардинально иначе, словно остатки магии. За всем этим слышалась проходящая тоска, как шлейф, развеивающийся по ветру. Такой тоской пах и Айзек. Но Бойд бы ни сейчас, ни потом не стал совать нос в эти дела. Он не хотел, если это было слишком личным и не срочным. Вместо того Бойд решил выцепить то, что прямо-таки плавало на поверхности, как картошка, в бульоне его мыслей. Вчера вечером, при виде Дерека, который вернулся очень живым и счастливым, Бойд понял, что Дерек пропадал со Стайлзом. Понять это было несложно, от Дерека явственно пахло этим пацаном… искрой… медиумом… Не важно кем Стайлз был. Бойд все равно, кем бы Стайлз не был, опасался бы того, что одна неприятная история может повториться, даже если сейчас время уже другое и совсем другие люди. — Эй, — низким голосом позвал Бойд. Дождавшись контакта глаза в глаза со Стайлзом, с которым подозрительно быстро спелся Дерек, Бойд сказал: — Так вы с Дереком сошлись? Хорошо. Но просто знай, что если обидишь его, я сброшу тебя со скалы, олененок. Стайлз завис, пытаясь понять, была ли это шутка или что-то другое. Бойд казался статичным и не очень эмоциональным, поэтому сложно было понять, что он имел в виду. Стайлз просто кивнул. — Окей. Летать я не умею. Так что лучше мне не обижать Дерека. — Через несколько секунд неловкого молчания Стайлз спросил быстрее, чем успел бы подумать о том, зачем вообще спрашивает: — А Дерек обидчивый, да? Бойд выпустил дым изо рта и пожал плечами. Он честно ответил: — Нет. Я не сказал бы. Но он точно однолюб и долго отходит после любовных неудач… Стайлз решил запомнить это. И подумал спросить что-то еще, пока предоставилась такая возможность, о Дереке, которого еще не сильно хорошо знал. Но спрашивать не пришлось. Бойд продолжил сам. Неспешно, спокойно, почти лениво. Его голос оказалось приятно слушать. Но вместе с тем Бойда было страшно перебивать, было в нем и что-то, ощущающееся как опасность. Так что хочешь или нет, а послушал бы. — Ты ведь не первый. Раньше Дерек встречался с девушкой. Кажется, Пейдж, если я не путаю. Я ее не знаю. Но Дерек часто о ней говорил, все не мог ее забыть. Стайлз спросил: — Пейдж его бросила? Бойд кивнул и двинулся к металлической мусорке, потушил об нее тлеющий кончик сигареты и выкинул сигарету в урну, остановившись у алой кирпичной стены кафе прямо напротив Стайлза. — Она бросила, — кивнул Бойд как-то недовольно, хотя его лицо ничуть не изменилось, лишь голос стал грубее и тише. — Вскоре после пожара. Решила, что не сможет быть рядом после случившегося. Стайлз нахмурился. — Это жестоко. Я бы так не поступил. Темные, как зерна кофе, глаза Бойда просканировали Стайлза снизу-вверх. Затем Бойд снова кивнул и подошел к Стайлзу. Бойд забросил на шею Стайлза свою тяжелую руку и сказал: — Я запомнил это, приятель. Лучше бы ты тоже. Бойд двинулся вместе со Стайлзом, все еще находящимся под его рукой, к входу в кафе, но перед самыми дверьми остановился. Бойд отпустил Стайлза, обернулся к пустой дорогое и констатировал: — Это машина Эллисон. Стайлз тоже обернулся. Но ничего не увидел, ни на дороге, ни на парковке не было и духа Эллисон или ее автомобиля. Стайлз собирался было спросить об этом. Но в этот миг машина, правда, показалась из-за бугра. Стайлз увидел серебристую компактную машину, которая приближалась к ним. Когда автомобиль неспешно заехал на стоянку, то из него синхронно вышли Эллисон и Скотт. Скотт дождался, когда Эллисон обойдет машину и обнял девушку. Стайлз увидел на лице Скотта косую улыбку. Казалось, Скотт все время улыбается. Стайлзу стало даже немного завидно такой беззаботности — он бы так не смог. Когда Скотт и Эллисон подошли, то из-за угла как раз вышли и Дерек с Айзеком. Мальчики и девочки быстро поприветствовали друг друга. Затем Айзек любезно открыл перед Эллисон, выглядевшей сегодня свежо, дверь и зашел в кафе за Эллисон хвостиком. Потом в кафе зашел Бойд и Дерек, за которым был Стайлз, а за Стайлзом, заключительным звеном, Скотт. Сразу после того, как оказались внутри, Скотт чуть ли не прижался к Стайлзу и спросил: — Жвачку? Стайлз рефлекторно согласился, взял одну пластинку мятной жвачки и запихнул ее себе в рот. Потом они дошли до стола, за которым ближе к окну сидели Лидия и Джексон, обнимающиеся на длинном красном диване. Напротив них сели Эллисон и Скотт. Поближе к Эллисон присел Айзек. А к Айзеку Бойд, чья нога не уместилась полностью на диване. Дерек сел возле Джексона, и Стайлз плавно приземлился возле Дерека. Ну, просто больше было некуда. Удачно, конечно, вышло. На столике лежали карточки меню с небольшим выбором десертов и выпечки, кофе и других напитков. В кафе тихонько играла музыка. Других посетителей не было, даже продавец скрылся со своего рабочего места, оставив звонок. Кто-то за столиком спросил про вчерашнюю грозу. И завязалась веселая беседа ни о чем и обо всем. В какой-то момент, молчаливо сидя возле Дерека, Стайлз заметил, что поглаживает ногу Дерека под столом. Ничего вульгарного, но когда Стайлз понял, что делает, то остановился и уткнулся носом в плечо Дерека, ощущая огромное смущение и неловкость. Еще Стайлз заметил, что сидит с глупой радостной улыбкой, которую у него все никак не получилось убрать со своего покрасневшего лица.***
Все заказали разные напитки. Скотт с Эллисон сразу же взяли себе еще и по десерту, потому что поздно проснулись и не успели позавтракать. Почувствовав запах вкусной выпечки вблизи и услышав ликование Скотта от вкусноты того, что он запихивал вилкой себе в рот с большим энтузиазмом, другие тоже дозаказали себе съестного и еще кофе. Пока медлительный продавец-бариста все упаковывал и выкладывал на поднос, то за столом завязался разговор на неожиданную, как и все, что были ранее, тему. Просто было весело обсуждать что-то хаотичное, внезапное. — Нет, если будет девочка, — говорил Джексон, который сегодня разоделся в длинную майку с большим разрезами по бокам, через которые то и дело выскакивал кусочек его груди, и в рванные темно-серые джинсы, — то это сразу же аборт. — Джексон взмахнул головой, и стильные очки свалились со лба ему на переносицу. Лидия закатила глаза, взяла меню в твердом переплете и мягко треснула им Джексона по голове. Потом Лидия наклонилась к столу и сказала целенаправленно Стайлзу, смотря на него своими огромными глазами. — Джексон специально так шутит. Он обожает выводить людей на конфликты, я бы даже сказала, что это его хобби. Лидия выпрямилась и посмотрела на Джексона, который сидел, закинув одну руку на диван, а другой приобнимая Лидию. Еще, этого было уже не видно, Джексон закинул ногу на ногу под столом и задевал то носком, то пяткой Дерека, будто намеренно ему мешая и пытаясь вызвать у него злость за посягательство на его территорию. Джексон знал, что Дерек крайне ценит свою территорию, так что несанкционированное проникновение его точно разозлило бы. А Джексон только этого и ждал. — Я просто люблю вид пульсирующих вен, — ответил Джексон таким тоном, по которому хрен поймешь, он говорит серьезно или иронично. Скотт усмехнулся в стакан. — Тогда просто посмотри на вены на своем стояке, в чем твоя проблема? Джексон стрельнул острым взглядом в сторону Скотта и исправил себя: — Вид вен на лбу, придурок. Скотт шумно потянул через трубочку белую холодную жидкость милкшейка и посмотрел на Эллисон, спрашивая ее: — Эллисон, а ты бы кого хотела? Девочку или мальчика? Эллисон неловко отозвалась, ковыряя вилкой недоеденный вишневый рулет: — Еще очень рано говорить о детях, Скотт. Тебе так не кажется? — Эллисон подняла взгляд и встретилась им с Дереком, а потом со Стайлзом. — А вы что думаете на этот счет, парни? Хотели бы завести детей? Стайлз ответил со скромной улыбкой: — Я даже не могу представить себя с маленькими детьми… А ты, Дер? Стайлз посмотрел выжидательно на Дерека. И тот невозмутимо и серьезно ответил: — Мальчика. И я был бы неплохим отцом. Сразу после раздался голос Джексона: — Это пиздешь, потому что ты абсолютно не умеешь быть строгим. Твой ребенок будет еще более избалованным, чем я. Тогда Лидия заметила: — Но это невозможно. Ты — высшая форма избалованности в этом мире. Джексон упрямо заспорил: — Нет. А Лидия настырно повторила: — Да! Они сошлись на ничьей. — Заберите, пожалуйста! — раздался голос из-за кассы. Стайлз сидел на углу дивана и хотел было пойти забрать поднос, но Дерек, который не мог больше терпеть Джексона и, еще минута, и точно выкинул бы его на улицу, вылез вслед за Стайлзом и остановил его. — Я сам, — подмигнул Дерек. Вскользь задев рукой Стайлза, Дерек ушел к кассе забрать заказ. — Ладно, — усмехнулся Стайлз и сел на красный диванчик, из надутого сидения которого шумно вышел воздух со звуком «пуф». Джексон с прищуром глянул на Стайлза, оставшегося без охраны в виде Дерека, и будто замышляя, что с ним можно сделать. Но потом Лидия, даже не глядя на Джексона, взяла его за подбородок и повернула его голову обратно прямо. И Джексон отстал, переключившись снова на Лидию. Дерек вернулся с подносом, поставил его на стол, а потом отошел снова, потому что Лидия попросила поменять ей кофе. Она заказывала без сахара и сиропа, а добавили и то, и другое. С подобной оплошностью Лидия не собиралась мириться. — Чем тебя сахар не устроил? — спросил Джексон ворчливо. Его тон был тише, словно этот разговор должен быть только между ним и Лидией. — Ты на диете снова? — Может быть, — ответила Лидия отстраненно. Стайлз услышал краем уха шепотки Джексона и Лидии, которые последовали после. Но не желая лезть в чужие семейные дела, Стайлз перевел взгляд на Дерека, который что со спины, что спереди, что сбоку выглядел одинаково прекрасно. Дерек улыбнулся продавцу, который уронил случайно стакан с вилками на пол и присел их собрать. Стайлз улыбнулся тоже. Затем Стайлз вытащил мятную жвачку, которую жвал, изо рта и наклеил ее на чашку с пенным кофе, не подумав о том, чья это чашечка. Только когда с бортика чашки жвачка, булькнув, упала в жидкость, Стайлз подумал о том, чье это кофе. Скользнув взглядом по столу, Стайлз запоздало понял, что уронил жвачку в кофе Дерека. Стайлз ощутил на себе взгляд и поднял голову, встретившись взглядом с Айзеком, который, кажется, единственный обратил на маленькое происшествие внимание. Другие были увлечены разговором с друг другом. — Упс… — тихо сказал Стайлз. — Не говори ему? Айзек ответил: — Он заметит. Когда Дерек вернулся за стол и выпил кофе, то, конечно, заметил. Дерек повернулся ко Стайлзу, посмотрел на него горящими от упоения влюбленными глазами и подтолкнул жвачку Стайлза языком к своим передним зубам, словно бы прося Стайлза забрать свою потеряшку. Стайлз с трудом сдержался, чтобы именно это и сделать. — Как оно там оказалось? Я не представляю, — ответил Стайлз игриво. Дерек вытащил жвачку изо рта, положил ее на блюдце Стайлза и ответил: — А я еще думаю, почему у кофе вкус такой мятный? Стайлз улыбнулся: — Магия, да и только. Влюбится это прекрасно. Особенно прекрасно, если в того, кто умеет любить. Находясь возле Дерека, слыша его голос, трогая его тело, Стайлз ощущал себя словно в параллельном мире, где было более солнечно и спокойно, чем в реальном. И мертвые, которых Стайлз всегда боялся отпустить, отдалялись в эти светлые моменты сами собой, уступая место живому и теплому. И будто что-то, наконец, шло как надо. Как должно. Все было таким правильным и приятным. На своих местах. Стайлзу хотелось бы, чтобы так все и было навечно.***
Немного позже Стайлзу пришло от Ноа СМС: «Куда ты ушел?». Стайлз напечатал под столом ответ: «Я с Айзеком и его друзьями в городе». Потом Стайлз решил спросить, хотя и совсем не верил, что его ворчливый отец согласится: «Можно мне остаться на ночь у Дерека? Это друг Айзека, и у него свой дом в лесу». Когда Стайлз уже перестал смотреть на экран и расстроился, что снова в пролете, и подумал, что можно будет тогда просто сбежать тайком, если отец не согласен, пришел ответ: «Можно». И следом: «Но бери трубку, если я звоню». Джексон слабо толкнул Стайлза плечом и спросил: — Че ты такой радостный? Стайлз убрал телефон в карман и ответил: — Много будешь знать, быстро состаришься. Думаешь, старость будет тебе к лицу? Джексон фыркнул: — Мне все что угодно к лицу. Ты это прекрасное лицо вообще видел? Даже с пигментными пятнами или морщинами я все еще буду как мальчик из «GQ». Лидия наклонилась, спрашивая, «в чем дело?». И непринужденный разговор продолжился.***
Вытирая волосы небольшим полотенцем, которое лежало на его плечах, Ноа поднял взгляд на Стейси, которая гремела посудой рядом. Ноа озадаченно спросил ее: — Стейси, ты знаешь, что за друзья такие у Айзека? Стейси ответила: — Хорошие ребята. Ноа с минуту подумал, а потом заговорил в поисках совета. — Стайлз отпрашивается на ночевку к какому-то Дереку, с которым дружит Айзек. Но я не знаю. Вдруг что-то случится? Да и как-то странно это. Стайлз мало с кем общается. А тут уже с кем-то сдружился за несколько дней. Что, если какие-то парни заманили его в дом этого Дерека травкой или чем-то похуже? Стейси поставила сковородку и повернулась к Ноа. — Иногда люди просто сходятся с одними людьми быстро, с другими медленно. Не уж то ты не знаешь, как это происходит? Ноа… что ты как ребенок сам. Перестань волноваться о том, о чем не нужно. И придумывать то, чего нет. Я знаю всех друзей Айзека. Поверь мне, это не те дети, которые могут сделать что-то плохое. Ноа проворчал: — И что, мне просто вот так взять и согласиться? Стейси улыбнулась: — А ты не можешь? Мне кажется, что Стайлз заслужил немного отдыха, немного общения. К тому же, — улыбка Стейси стала тоскливее, — если мы не будем показывать детям, что мы их любим, то какой тогда смысл? Детей надо любить, пока они у нас есть. Или пока мы есть у них. Потом может быть поздно. Стейси быстро отвернулась к плите и начала нарезать морковку на разделочной дощечке. А Ноа постучал по столу пальцем в тяжелых раздумьях. Обычно Ноа легко говорит «нет», но в этот раз так же просто отказать Стайлзу в его просьбе он почему-то не мог. Только Ноа начинал печатать «нет», как слышал голос Стайлза: «—просто рад, что эти неудачи случились, потому что не хочу ехать к бабушке? Что? Все нормальные подростки не любят проводить время со стариками. Об этом ты не подумал?». Ноа закусил губу в раздумьях. Скрипя сердцем, но веря, что выбирает правильный путь, Ноа написал сообщение: «Можно» и отправил его, пока не передумал. Ноа взял чашку холодного черного чая с лимоном и сахаром, но тут же поставил ее обратно и быстро дописал: «Но бери трубку, когда я звоню». Стайлз вечно забывает отвечать. И потом сиди за него и волнуйся. Ноа отхлебнул кисло-сладкого чая, положив телефон рядом. Идти на уступки всегда в разной степени сложно. Но если кого-то действительно любишь, то думаешь не только о своем благе. И тогда, вспомнив, что любить и чувствовать мало, и что любовь надо еще и проявлять и показывать, решиться на уступок становится легче. Попивая чай, Ноа вскользь подумал о том, что ему надо быть со Стайлзом не таким строгим. Хотя бы иногда. Больше любить. И тогда… Телефон Ноа мигнул от пришедшего СМС: «ОК. Люблю тебя, пап». …больше любить в ответ будут и тебя. И в жизни так и надо, любить, пока есть время. Ноа подумал: может, пришло время сказать старым страхам прощай? Может, не надо бояться быть таким, как Клаудия? Клаудии было плевать, как правильно, и как она выглядит со стороны, катаясь вместе с их сыном с горки, или разрешая на завтрак их сыну мороженое. Клаудия просто любила и показывала это так, как чувствовала. И Ноа стал забывать, что за это и полюбил Клаудию.ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ…