Сказка

Когда Грек открыл глаза, то увидел над собой каменный потолок. Пахло сушеными травами, прямо как дома, и чем-то еще, едва уловимым, но смутно знакомым. В углу хижины, под самым потолком, висело деревянное распятие. Под ним курились благовония. Видимо, это они источали тонкий сладковатый аромат. Снаружи уже окончательно стемнело, и на потолке плясали тени в красноватом свете установленной на полу лампады. Грек повернул голову и увидел иссушенную здешним климатом жилистую руку, протягивающую ему самодельную чашу. — Пей, — приказал старческий голос. Грек подчинился. Он приподнялся на локте и протянул трясущиеся от слабости пальцы к предложенному ему напитку. — Пей, — повторил голос, а после того, как гость с жадностью опустошил содержимое чаши, добавил. — Потом будет еще. Но сперва беседа. Удивительно, но буквально через несколько мгновений он почувствовал прилив сил. Он даже смог сесть и повернуться на своем ложе, чтобы наконец-то разглядеть хозяина хижины. Однако первым, кого он увидел, был Нормандец, лежащий на полу, широко раскинув руки в стороны. Его глаза были закрыты, а лицо бледно, и Грек в невольном испуге подался к нему. — С твоим спутником все в порядке, — сказал пустынник. — Он утомился в дороге и теперь спит крепким сном. Грек обернулся на голос. Произнесший эти слова человек все еще стоял в тени. Его высокая фигура, мрачно возвышавшаяся над Греком, показалась ему просто огромной — явно не по размеру крошечной хижине — или, быть может, в том была виновата игра света и тени. Лицо пустынника скрывал низко надвинутый на лоб капюшон, из-под которого поблескивали внимательные глаза, отражающие красноватый свет лампады. Греку стало не по себе от этих глаз. Не сводя с них встревоженного взгляда, он медленно поднялся на ноги и встал напротив хозяина. — Сядь, — приказал тот. — И говори, что привело тебя сюда. С твоим другом я уже побеседовал. Теперь твоя очередь. Повинуясь странному наитию, Грек упал на колени. — Прошу, святой отец! Я прошел сотни лиг, но нигде не знал покоя. Все это время меня что-то вело, заставляло двигаться вперед и вперед, хоть для меня больше нет надежды. Мой друг, которого я любил всем сердцем, пал в бою, погиб несколько месяцев тому назад. С тех пор мне нет покоя на земле, и я лишь жду, когда отправлюсь за ним следом. Но в эти дни меня словно ведет чудесное провидение, будто путь мой земной еще не окончен. Будто я еще что-то должен сделать. — Чего ты хочешь от меня? — строго спросил пустынник. — Я слышал о чудесном Граале, который якобы хранится в Золотом городе. Я не верил, никогда не верил в него, но теперь… Теперь, после того, как мне нанесли рану отравленным клинком, странное чувство затопило меня, будто мне вот-вот откроется истина… Грек говорил сбивчиво, перескакивая с мысли на мысль. Его охватило ощущение небывалой правильности всего происходящего, и сильная фигура, стоявшая перед ним, казалась ему небесным посланником, которого он узрел воочию. — В тебе мало веры, — сказал пустынник. — Только истинно, крепко верующий может узреть чудесную реликвию. — Я всего лишь простой лекарь из Ромеи, — тихо сказал Грек. — Я не воин и не монах. — Это неважно, — отрезал пустынник. — Перед верой все равны. И крестьянин, верующий в силу своих рук, способен на чудо. — Что же мне делать? — Сядь. И жди. Я разведу огонь. Грек повиновался, усаживаясь на грубую подстилку, предложенную ему в качестве кровати, а пустынник принялся сооружать маленький костерок прямо в хижине. Тут только Грек заметил отверстие в потолке — видимо, очаг всегда устраивался внутри жилища. Впрочем, сооружен он был всего из горсти веток, ведь в пустыне неоткуда взять древесину. Однако, когда из кремня была выбита искра, он разгорелся таким ярким пламенем, словно это были полноценные дрова. Пустынник сел напротив, впиваясь цепким взглядом в глаза гостя. Грека словно приковало этим взглядом. Он, как завороженный, следил за пляской пламени, отражающейся на лице монаха, чувствуя, будто летит в пропасть. Кажется, на несколько мгновений он утратил связь с реальностью и очнулся от слов, произнесенных чужим, потусторонним голосом. — Вижу. Была катастрофа. Он мчался слишком быстро и врезался в преграду. Он разбился насмерть. Погиб на месте. Ничего не успели сделать. Грек встрепенулся. — Катастрофа? О чем ты, святой отец? — То было давно — тысячу лет назад, — сказал Пустынник. — Ты все забыл. Вспомни! Пламя перед его глазами вдруг померкло, и он увидел череду быстро сменяющихся образов. «Парковка. Страшный грохот и скрежет металла в динамике. Сердце сжимается от ужаса. Телефон валится из руки и падает в лужу». — Господи, что это? Что со мной происходит?! Это не я, не я… Грек схватился за голову, раскачиваясь из стороны в сторону. Видения прекратились, но его вдруг охватило странное, иррациональное чувство, будто все, что сейчас происходит, происходит не с ним, а с каким-то другим человеком, жившим совсем в другом мире и в иные времена. — Верно. Это не ты, — подтвердил монах. — И мне неведомо, как ты сюда попал. Тот, кто звался Греком, жил тысячелетие тому назад. Он давно умер, так и не найдя, что искал. То, что случилось с тобой, случилось по воле звезд, которые свел вместе Господь. Ты чужак и проживаешь чужую жизнь повторно. Но дано тебе это не просто так. Пустынник встал и подошел к низкому столику, уставленному глиняными сосудами. Он взял чашу, из которой пил Грек, наполнил ее из глиняного кувшина, отмерил ровно три ложки чего-то сыпучего и принялся толочь получившуюся смесь при помощи ступки. — Твоя рана смертельна, — сказал он. — Быть может, если бы ты пришел ко мне раньше, я бы смог тебе помочь. Но прошло слишком много времени, и я бессилен что-либо изменить. Он опустился на колени, перекрестился перед распятием, но отдавать напиток не спешил. — Это лекарство вернет тебя к жизни на три дня. Но, прежде, чем ты выпьешь, ты должен ответить на вопрос: готов ли ты на это пойти? Грек растерянно воззрился на монаха. Новость о скорой гибели опустошила его. Сколько бы он ни убеждал себя в том, что готов умереть, сколько бы ни говорил, что жаждет смерти, когда она подобралась так близко, ему отчаянно захотелось жить. Видимо, прочитав все это в его глазах, монах сказал: — Увы, не нам решать, как и когда мы умрем. Каждому из нас отмерено определенное количество лун в этом мире, и тебе отведено ровно столько, сколько было отведено тому, чью жизнь ты сейчас проживаешь. — Но… Тогда это означает, что он так и не смог спасти… — Да. Не смог. Быть может, поэтому ты сейчас здесь. Все повторилось снова, одному Богу известно, зачем. Но, похоже, силы небесные жаждят спасения для одного из вас. — Одного из нас? — Тебе придется выбрать, кого ты будешь спасать: себя, его или того, третьего, что ждет тебя в твоей стране. — Того, третьего? Которого я даже не знаю? Того… того… — Вспомни. — Не могу! Когда я думаю об этом, у меня раскалывается голова. Мир вокруг меня словно переворачивается с ног на голову, и я уже не понимаю, где прошлое, а где будущее, где верх, а где низ. — Таково свойство времени, — сказал пустынник, и его голос показался Греку далеким эхом. — Время не линейно и не спирально. Его природу не дано познать простому человеческому уму. Но оно циклично, и порой то, что кажется далеким будущим, на самом деле далекое прошлое. — Ты говоришь загадками. — Время непостижимо. Мы можем пытаться понять его, но не в силах остановить. Потому ты должен торопиться с выбором. — Я так и не понял, в чем он заключается. — Если решишь идти за Граалем, я дам тебе это, — монах указал на чашу. — Напиток даст тебе силы ровно на три дня, но после этого ты сразу умрешь. Назад пути не будет. Возможно, это ускорит твою смерть, а может быть и нет. Но решать придется тебе самому. — Но… Что если мне сперва вылечиться, а после отправиться за чудесной реликвией? К чему так рисковать, ставя под угрозу все путешествие? Монах покачал головой. — Недавно ты говорил, что ждешь смерти. Теперь малодушно стараешься, как можешь, ее отсрочить. Впрочем, я не даю советов. Вот тебе сухая правда: ты идешь с отрядом крестоносцев, поход которых обречен на провал. Ты рискуешь просто не дойти до Золотого города. А если и дойдешь, шансов на исцеление все же немного. К тому же, тот, кто тебе нужен, скоро отправится в путь и неизвестно, когда возвратится обратно. Потому я говорю: у тебя мало времени. Возможно, даже сейчас его уже нет. — Так тебе известно, где скрыт Грааль? — с надеждой спросил Грек. — Нет. Но мне известен тот, кто об этом знает. Пустынник поднялся на ноги, вновь заслоняя потолок своей фантастической фигурой. — Так что ты решил? — повторил он. Грек бросил взгляд на мирно сопящего Нормандца. Во сне его лицо казалось совсем юным, почти мальчишеским, и сердце сдавило от тоски. Но затем он вспомнил темные волосы до плеч и смуглые пальцы на своем запястье, которые так давно не видел. Им суждено быть вместе, и он пойдет за ним, хоть в ад, хоть в рай, а остальное уже не важно. — Я отправлюсь за Граалем, — ответил Грек. Он поднялся на ноги и, взяв из рук монаха чашу, медленно выпил ее содержимое. Монах смотрел на него так, словно с самого начала ни капли в этом не сомневался. *** На рассвете он был уже в седле. За пазухой лежала подробная карта, нарисованная пустынником, и короткое письмо. Все это было необходимо для того, чтобы разыскать человека, ведующего, где спрятан Грааль — хранителя тайны, рыцаря ордена тамплиеров и его последней надежды на спасения того, кого он любил. Монах дал ему в дорогу немного провизии — воды, вина, сушеного мяса и овса для его лошади. Этого должно было хватить для того, чтобы добраться до побережья. Там, в морском порту, он пополнит запасы, если раньше его не убьют. С Нормандцем они расстались возле хижины. Друг пообещал разыскать его, как только сможет, но Грек всерьез сомневался, что ему это удастся. Ему было жаль расставаться с Нормандцем — он успел сильно привязаться к нему. Чувство, что они знакомы с самого детства, никогда не покидало его и к концу путешествия только усилилось. Крепко обняв на прощание своего верного спутника, Грек пришпорил лошадь и поскакал вперед, больше не оборачиваясь. Он все для себя решил. Давно забытое ощущение силы, легкости и свободы вернулось к нему, словно он снова был юным. Ему казалось, что теперь все идет как надо, что он ни за что не проиграет и наконец найдет то, что так искал. Зной пустыни не страшил его, но все же, чтобы не переутомлять лошадь, он снял с нее доспехи, а сам по-прежнему оставался в легких кожаных накладках. Карта монаха вела его особым, безопасным путем. Конечно, и тут могли встретиться летучие отряды сарацин, но Грек почему-то верил в свою удачу. К вечеру он добрался до побережья, сбившись с пути всего лишь на пару лиг. Однако близость моря он почувствовал гораздо раньше. Пустынный ветер, горячий, как пламя, здесь немного смягчался, смешиваясь с морскими воздушными потоками. В нос ударил давно забытый запах соли, напомнив ему о доме и о Зефире. Напоминал о нем и зеленый мыс, видневшийся впереди. Он спустился к его подножию и оказался в порту. Там его окутали другие запахи, яркие, резкие — убийственная смесь из рыбы, человеческого пота, смолы, свежей древесины и протухших помоев. И все же это был запах свободы. Сощурив глаза от закатного солнца, Грек направил коня по узкой улочке в сторону пристани, где виднелись остовы кораблей. Но сегодня ему нужна была таверна — там, по словам пустынника, он мог разыскать того самого рыцаря — великого магистра ордена тамплиеров. *** Таверна встретила его полумраком и гомоном голосов. Здесь, в маленьком портовом городке, последнем оплоте крестоносцев, везде чувствовался их дух. Грубые, шумные попойки, дым, драки, распутные женщины — все в лучших традициях европейских рыцарей. Впрочем, за месяцы странствий Грек к этому привык. И все же здесь, на востоке, атмосфера была несколько иной. Рыцари, прожившие среди арабов достаточно долго, как правило, оттачивали свою куртуазность, становились культурнее и обходительнее и гораздо больше походили на ромеев, чем новички, прибывшие в составе очередного крестового похода. Последние и создавали весь царивший в таверне бедлам. Стоило ему переступить ее порог, как на него тут же накинулись примерно с такими речами: — Благородному рыцарю креста привет! Выпей с нами, друг! Отказ не принимается! Ты что, хочешь нас оскорбить?! Сэр Гуго, зовите хозяина — пусть принесет нам еще четыре пинты, да чтоб до краев, а не как в прошлый раз! И баранью ногу! А ну, убери руки, английская свинья! Это моя женщина! Клянусь святым Мартином, я выпущу тебе кишки, если не прекратишь! Кое-как отбившись от назойливых пьяниц, Грек сел за небольшой стол в углу, молясь, чтобы от него отстали. Это место годилось для наблюдений как нельзя лучше. Его глаза понемногу начали привыкать к дыму и полумраку, и через какое-то время среди беспорядочно снующей толпы рыцарей его взгляд выхватил край белого плаща, в котором безошибочно угадывалась принадлежность к ордену рыцарей храма. Но тут к нему подсели двое тех самых пьяниц, приставших на входе. — Вот ты где! — воскликнул сэр Гуго, хлопнув его по плечу широченной ладонью. — Думал от нас сбежать? — От нас и от лучшего пива во всем Иерусалимском княжестве, клянусь святой Марией! Он со всей дури двинул кулаком по столу, уставленному ими же доброй дюжиной кружек. Кружки стукнулись друг о друга, их содержимое взметнулось вверх и щедро окатило Греку плечи и грудь. Он гневно вскочил на ноги, раздумывая, стоит ли хвататься за меч. А вот сэр Гуго раздумывать не стал. Чуть не опрокинув стол, он поднял на ноги свою грузную фигуру и выхватил из ножен меч шириной с лопату. Его красное лицо напоминало разгневанную бычью морду, и хоть он едва стоял на ногах, Греку стало не по себе. — Остынь, силач! — послышался женский голос, и могучие плечи Гуго обвили тонкие женские руки. — К чему обижать такого красавца? Грек тоже почувствовал успокаивающие поглаживания и сам не заметил, как сел на место. На его колени, ловко воспользовавшись моментом, тут же уселась рыжая шлюха с уродливым шрамом на лице. Она попыталась его поцеловать, но Грек брезгливо увернулся. — Не нра-авится? — обиженно протянула девица. — Вы слышите, благородные сэры? Ему не нравится! В этот момент толпа немного расступилась, и Грек увидел Его. Конечно, говорил он себе, это мог быть всего лишь один из рыцарей. Но когда человек в белом плаще повернулся к нему, сомнений не осталось — перед ним был Магистр. У него было суровое худое лицо с острыми чертами. Хищный нос имел благородную горбинку. Колючие темные глаза светились умом и несгибаемой волей. Несмотря на небольшой рост и худобу, его фигура казалась до того властной и внушительной, что Греку невольно захотелось преклонить перед этим человеком колено. Грек привстал со своего места, чтобы получше разглядеть рыцаря-храмовника. Он попытался спихнуть с себя настырную девицу, но та так и висла на его плечах, вцепившись в свою жертву, словно паучиха. Тут взгляды их встретились, и Грек с ужасом осознал, в каком виде он предстал перед человеком, которого собирается просить открыть ему величайшую тайну христианского мира! Густо облитый пивом, в компании местных забулдыг и проституток — он явно для этого не годился. Да что там, ему бы не подал руки даже самый нищий, самый нетитулованный рыцарь! Но шанс есть шанс, и упускать его нельзя. Поэтому Грек, кое-как стряхнув с себя рыжую бестию, под удивленные возгласы своих невольных собутыльников решительно направился к стоявшему перед ним человеку в белом плаще. — Магистр, — произнес он, низко поклонившись. — Прошу простить мне мою дерзость. Прежде, чем вы решите снести мне голову вашим превосходным мечом, умоляю, прочтите это письмо. Его передал монах-отшельник, обитающий в пустыне, что к востоку от побережья. Магистр смерил его пронзительным взглядом, в котором читалась смесь презрения и любопытства. — На лицо ромей, — сказал он. — Но одет, как крестоносец. Сколь странный танец звезд… Он взял из рук Грека письмо и жестом пригласил следовать за ним. Когда он шел, перед ним почтительно расступались. Усевшись за свободный стол, который никто не осмеливался занимать, Магистр потребовал принести ему светильник и при его тусклом свете прочел письмо, после чего разглядывал Грека долгим внимательным взглядом, что-то обдумывая. Его впалые щеки ввалились еще сильнее, а скулы заострились, будто их вытесали из камня. — Ты хоть понимаешь, о чем просишь? — резко спросил он. — Да, — тихо ответил Грек, старательно выдерживая тяжелый взгляд. — За такую дерзость я мог бы убить тебя на месте. Жизнь твою сохранило письмо человека, которого я бесконечно ценю и уважаю, и раз он увидел в тебе что-то достойное, то, пожалуй, и я присмотрюсь. Греку очень хотелось отвести глаза, но он понимал, что от этого может зависеть его судьба, а потому держался изо всех сил. Странно, но потусторонний взгляд монаха-пустынника не казался ему столь пугающим, возможно, потому, что он готов был к чему-то подобному заранее. Взгляд тамплиера был иным, но столь тяжелым и пробирающим, будто перед ним не простой смертный, а настоящий колдун. — Ты храбр, — заметил Магистр. — Качество, свойственное лишь благородным. — Я вовсе не храбрый, — сказал зачем-то Грек, но Магистр властным жестом велел ему замолчать. — Что ж, вот мой ответ. Ты пройдешь испытания, которые проходят все претенденты на вступление в орден. От их результатов будет зависеть решение братства. Оно и определит твою дальнейшую судьбу. — Но… Что это за испытания, Магистр? — Ты обо всем узнаешь в свое время, — резко ответил тот. — Его-то у меня и нет, — поджал губы Грек. Храмовник смерил его нечитаемым взглядом и таинственно молвил: — Время порой непредсказуемо. Впрочем, об этом тебе лучше расскажет твой знакомый монах. Он поднялся из-за стола и направился к выходу. — Постойте! — вскочил следом Грек. — Что мне делать дальше? — выпалил он в лицо рассерженному такой дерзостью тамплиеру. — Приходи утром на пристань. И не опаздывай. На рассвете мы отплываем. *** Ночь он провел на постоялом дворе, расположенном рядом с таверной. Любезно предоставленная хозяином комната больше напоминала сарай, но на лучшее рассчитывать не приходилось, учитывая, что Грек расплатился за нее фамильным перстнем. Он лежал всю ночь, не смыкая глаз, думая о предстоящих испытаниях и о том, что первый из отмеренных ему трех дней уже закончился, а он совершенно не приблизился к заветной цели. Лишь под утро он забылся беспокойным сном, а уже буквально через пару часов его растолкал хозяин. Лошадь он оставил в стойле, пообещав выкупить по возвращению. Когда он вышел на пристань, еще до конца не рассвело, но, несмотря на это, в порту было довольно оживленно. Сновали носильщики и рабы, загружались и разгружались судна, слышались крики моряков. Стучали топоры, разрубая канаты готовящихся к отплытию кораблей. Среди этого многообразия был нужный ему корабль. Поскольку Магистр не уточнил, как именно его найти, то опознавательным знаком для Грека служил красный крест на белом фоне — знак ордена храмовников. Однако, разыскать его среди нескольких десятков пестрых судов оказалось делом не из простых. Грек неторопливо двигался вдоль пристани по устилающему ее деревянному настилу, направив все свое внимание на поиск хоть чего-то, похожего на искомый символ. И тут он увидел: впереди, над поднятыми парусами, гордо реял белый флаг с маленьким красным крестом, а под ним было изображение двух скачущих на одной лошади всадников. Он засмотрелся на этот знак и не заметил, как ему преградили дорогу. — Так-та-ак, а вот и наш невоспитанный друг. Перед ним стоял сэр Гуго, правда, на сей раз без своего упитанного спутника, зато в компании коренастых молодчиков, очевидно, моряков. — А я-то думал, куда ты подевался? Ушел с этим «белым»! Говорят, он колдун. Я бы с ним не пошел и за гору золотых! Сэр Гуго слегка раскачивался, но падать не собирался. Похоже, после ухода Грека он продолжил возлияния и покинул таверну лишь к утру. От него страшно разило выпивкой и немытым телом. По сравнению с этим даже портовые запахи казались ароматом цветущего сада. — Прошу простить меня, сэры, но я тороплюсь, — миролюбиво начал Грек. — Вы слышали? Он торопится. — Налитые кровью глаза пьяницы недобро сверкнули. — Ты все еще считаешь, что можешь вести себя, как вздумается, а, чужестранец? Откуда ты прибыл? Из Ломбардии? Из Равенны? А, может быть, из Рима? Неважно. Похоже, вас там учтивости не учили. Но это ничего, сэр Гуго научит тебя уважать здешние обычаи. Он выхватил свой широченный меч, и Грек в очередной раз поразился тому, какой же это все-таки здоровенный детина. — Разве вам недостаточно моих извинений? — с кажущимся спокойствием произнес Грек. — Давайте, отложим эту беседу до моего возвращения. — Ну уж нет, на этот раз ты так просто не сбежишь! — покраснел сэр Гуго, и его спутники тоже выхватили мечи. Грек сделал шаг назад, прикидывая, удастся ли ему сбежать, и понял, что окружен. Осознав, что схватки не избежать, он выхватил свой меч и приготовился защищаться, старательно припоминая все, чему его когда-то учил киликийский царевич. В тот же момент, поблизости послышались звуки ударов топора, и он с ужасом осознал, что корабль тамплиеров вот-вот отплывет. Он дернулся в сторону, но его потеснили назад, перекрывая пути к отступлению. — Сражайся, как мужчина! — заревел сэр Гуго, грозно наступая на него. — Мне казалось, что мужчины сражаются один на один, — ответил ему Грек и, собрав всю свою решимость, бросился в атаку. Конечно, он не был столь же ловок, как царевич, но кое-что из его уроков усвоил. Оказалось, что с пьяным рыцарем, на котором, к тому же, не было и половины доспехов, сражаться куда легче, чем с полчищем сарацин. Но гнусности своего противника он учел. Тот явно не собирался превращать их схватку в одиночный поединок, и уже в следующее мгновение Грек упал на спину, не заметив подставленной одним из матросов подножки. Из его руки выбили меч и больно придавили запястье грязным сапогом. Грек с замиранием сердца уставился в сторону причала. Над морем во всю разгоралась заря. — Эй, ты, грязная портовая собака! — раздался звонкий голос. — А ну, немедленно отпусти его! Этот голос Грек уже и не чаял когда-либо в своей жизни услышать! Кое-как вывернувшись, он повернул голову и увидел в отдалении два знакомых, дорогих ему силуэта. Сердце радостно подпрыгнуло в груди, разгоняя по телу теплый ручеек надежды. Сбитые с толку моряки выпустили Грека и ощетинились в сторону новых противников, но друзья уже скакали в полном боевом вооружении, грозясь снести голову любому, кто встанет у них на пути. Нормандец, одетый в блестящие латы, был без шлема, и его кудрявые волосы развевались на легком морском ветру. Он был чуть ли не на полголовы выше сэра Гуго и с легкостью сбил с ног сразу двоих. Капеллан, как всегда, прекрасный, в одеянии священника, и вовсе не стал церемониться. Его конь потеснил еще двоих к краю пристани, и они свалились в воду. Третьего он сбил ударом ноги в кованном сапоге, таким образом, уложив сразу троих противников и при этом ни разу не обнажив меча. Моряки расступились, а сэр Гуго, оставшись в одиночестве, растерял всю свою решимость и ударился в бегство. Тут очередной взмах топора разрубил последний канат, и корабль стал медленно отделяться от причала. — Скорее! — воскликнул Грек, — они уплывают! В который раз пожалев, что не взял с собой лошади, он бросился вдогонку за удаляющимся судном и тут же был подхвачен широкой рукой Нормандца. В считанные мгновения они доскакали до причала, взобрались на помост и в самый последний момент очутились на борту корабля тамплиеров. Стоявший на носу Магистр повернулся к ним лицом. На фоне ярко-алого восхода его фигура, закутанная в белые одежды, выглядела фантастической. — Вас должно было быть намного меньше, — сказал он. — Это мои друзья, — ответил Грек, спрыгивая с лошади. — Что ж, — задумчиво молвил храмовник. — В таком случае, готовьтесь к испытаниям. Все трое.