Геншин, но не Импакт.

                    Пресный? Нет, слегка кисловатый и притворный запах медикаментов, смешиваясь с солоноватым ароматом моря, витает по комнате и щекочет чувствительное обоняние Итэра. Он, отошедший от столь невероятного наслаждения плотских утех, не открывая глаз, размеренно дышит, ощупывая простыни под ним. Яркие лучи нагло пронизывают тонкую кожу век, заставляя юношу поднять тяжёлые руки и прикрыться одеялом, но от резкого крика он содрогается в испуге, распахивая глаза.       — Ты проснулся! — Сяо и Горо спешно подбегают к больничной койке, обеспокоено предлагая воды.       — Итэр, как вы себя чувствуете? — серьезно спрашивает Чжун Ли, стоя около стены, опершись на неё.       — Заткнитесь!       Внезапные громкие оры только сильнее пугают и раздражают только проснувшегося Итэра, потому он старается спрятаться от них под покровом одеяла. С его стороны это выглядит довольно грубо, особенно для столь невинной личности, в роли которого он находится большую часть времени, однако, с точки зрения любовных интересов, эта картина напоминает об известной работе художника из Виа, «Мóлодец, испивший яда, мучается в агонии предсмертной», что вызывает жалость и сострадание.       Вчера, после того как, Итэр поднёс к себе стеклянный стаканчик с алкоголем, его зрение помутилось, голова начала кружиться, тело бросило в нешуточный жар, а на грудь что-то сильно давило, затрудняя свободное дыхание. Юноша, не замечая никого и не отвечая на волнения друзей, упал, будто замертво, чуть не ударившись лицом об пол. Его подхватил со спины старший сын владельца комплекса, Дилюк Рангвиндр, который шокировано и удивленно извинялся на автомате перед студентами, осматривая напиток бессознательного юноши, который так раскраснелся и тяжело дышал, словно действительно находился «в агонии предсмертной».       — Что вы пили? — молодой человек деликатно продолжал держать Итэра, будто он и вовсе ничего не весил.       — Вино производства Виниколь, — почти смеялся один из студентов факультета военного дела. — Удивительно и иронично, что выходец из семьи Виниколь не выдержал градуса своего же вина, ха-ха-ха.       Подозрительная личность с виду была не трезва, потому можно было все списать на бред пьяного, но любовные интересы, наблюдающие за этим, одновременно прищуренным взглядом запоминали возможного преступника. Чжун Ли, как человек, которого здесь не должно быть, незаметно скрылся за дверью, и, сняв незамысловатую маскировку, вернулся обратно.       — Что здесь происходит? — его голос источал серьёзность и некое разочарование.       — П-профессор?!       Алкоголь разрешён, естественно, в пределах нормы, но даже, если студенты перебрали, то должны вести себя максимально подобающе и не вредить заведению, где они празднуют. Это правило знают все, потому никто никогда не падал без чувств, не извергал обратно выпитое и съеденное, не переворачивали столы, не разбивали бокалы: все же они студенты приличного университета, в который стремятся попасть все, кто хочет жить в высокой и элитарной прослойке населения.       — Итэр Виниколь, кажется, перебрал, ха-ха, — неловко посмеялся студент, стерев со своего лица озорство и надменность во взгляде. — Мы отведём его в лаза- Угх!       Колкий толчок локтем в бок заставляет того заткнуться. Он от неожиданности почти роняет стакан и, округлив глаза, смотрит на своего товарища, который, незаметно наклонившись, что-то шепчет. На лице будущего военного отражается легкое потрясение, похожее на то, когда вам говорят очевидный факт, о котором вы запамятовали, а потом он несколько раз спешно кивает, замолкая.       — Профессор, — подаёт голос толкнувший, — разве вы не должны выписать Итэру Виниколь штрафные баллы за нарушение свода правил дисциплины?       «Ах, вот в чем был их план.»       Внимательно слушая вчерашнюю историю после его бессознательно падениях, Итэр сидит в позе лотоса на больничной койке, оперев подбородок на кулак. Не то что бы эта поза подходит его роли, но после такого сна, от которого юношу все ещё бросает в жар, он не может мыслить кристально ясно. Второй рукой бездумно убирая катышки с одеяла, Виниколь обдумывает план тех студентов. Он, конечно же, не читал уставы и правила учебного заведения — приличного поведения вполне достаточно, чтобы не получать штрафные баллы. Во всякие подробности Итэр не вдавался: его лень яро запрещала это делать, потому студент по обмену и не знал про правило об алкоголе.       За штрафные баллы могут выгнать из университета, о чем юноша благополучно позабыл. Помнится ему момент, когда Люмин в гневе адском возмущалась на весь кампус, заставляя рядом идущего брата гореть стыдом. Уткнувшись в экран телефона, она неразборчиво говорила: «ебанные штрафы» и «мой милый Тарталья, даже эти ебучие баллы тебе не страшны!». Посматривая на неё, Итэр не выдержал и закрыл ей рот, потому что, если бы он что-то сказал или бы выхватил телефон, эти крики стали бы ещё громче и привлекающими внимание.       — Прекрати. Мы не дома, — строго прошипел юноша.       — Му.. мя, фио мино…       — Говори, но только нормально, — Итэр убрал обслюнявленную ладонь с лица девушки.       — Я не виновата, что меня выгоняют из-за перебора выпитого алкоголя, черт возьми! — Люмин взмахнула руками, показывая свою высшую степень возмущения. — Но мой Тарталья сейчас пытается уговорить Чжун Ли сократить эти ебанные двадцать восемь штрафных баллов.       — Логично же, что надо было выбирать [не пить], особенно с характером главного героя, — Итэр подошёл к уличному питьевому крану, чтобы помыть руку.       Дальше воспоминания меркнут в темноте. Виниколь возвращается в свою новую реальность, слушая рассказ вчерашнего дня. Двадцать восемь штрафных баллов — самый крайний предел: на двадцати девяти баллах студента выгоняют из университета. Вообще, можно было не суетиться, если бы не одно но. У Итэра уже на счету пять штрафных баллов из-за дисциплины на лекции. Опустим тот факт, что Сяо, используя статус вице-президента, стёр ещё плюс три штрафных за беготню по коридорам во время учебы и один за опоздание.       «Да я в полной заднице, если Чжун Ли не сжалится надо мной. Как-то не хочется мне уходить отсюда… »       — …и мы оставили тебя на сэра Альбедо, — говорит Тома, наливая в стаканчик холодную воду.       — Я так понимаю, те двое все ещё презирают меня из-за слухов шестимесячной давности, — Итэр выпрямляется, умозаключая. — Они хотели, что бы я, буквально, сошёл с экрана сплетен и начал вешаться на всех с целью потраха.. Ой, — юноша испуганно закрывает себе рот, когда осознаёт, что находится в комнате не только с Сяо.       — Вероятно. Потом бы они нажаловались на тебя профессору Чжун Ли, который должен по правилам обратиться ко мне, чтобы уже я выписал тебе роковые штрафные баллы, — Кадзуха с интересом замечает быструю перемену в Итэре, который на какой-то период забылся и перестал следить за своими действиями и речами.       — Но… почему я потерял сознание? — невинно округлив свои очаровательные глаза, студент по обмену с благодарностью принимает воду.       «Что ж, это объясняет причину моего сна, — на этой мысли сердце Итэра содрогается, а щеки обдаются лёгким жаром. — И почему я был в своей комнате общежития, а не в номере отеля, и почему некоторые ко мне обращались фривольно и на "ты"… »       — Передозировка? — предполагает Горо, сидя у кровати, словно настоящий верный пёс, опечалено виляющий хвостом.       — Тут все сложней, дорогие господа, — заходя в лазарет, говорит Альбедо, махая рядом с лицом бумагами. — Как самочувствие, Итэр Виниколь?       — Все хоро-       На юношу устремляются острые взгляды любовных интересов, которые уже утомлены итэрским «все в порядке». Виниколь страшится такой зрительной атаки, поэтому решает в дальнейшем никогда не врать по поводу своего здоровья, иначе его живьём сожрут.       — Все ещё жарко.       — Как спалось? — хитро ухмыляется Альбедо, садясь на свободный стул.       «Тц, этот придурок.»       — Мне было жарко и немного тяжело дышать… — отводит взгляд Итэр от проницательных аквамариновых глаз молодого человека, который будто сам все видел.       — Предполагаю, что и сон вы видели довольно… специфичный.       Итэр окончательно заливается пунцовым цветом и отворачивается от него, закрыв лицо ладонями. Любовные интересы молча переглядываются и решают выйти из лазарета, чтобы оставить пациента с без пяти минут врачом наедине. Конечно, Сяо безмолвно упрямится, боясь, что этот ухмыляющийся ублюдок что-то сделает непристойное с его дорогим другом, но с горем пополам тоже выходит. Оставшись один на один, Виниколь продолжает прятать красное лицо, прижав к нему острые коленки, пока Альбедо перелистывает принесённые им бумаги. В такой приятной тишине Итэр успокаивается, приводит мысли в порядок и поднимет голову, чтобы встретиться взглядами с Альбедо.       — Что было в вашем сне, Итэр Виниколь? — спрашивает ровным тоном медбрат, закинув одну ногу на другую.       — Зачем спрашивать, если вы и так все понимаете? — все ещё смущённо проговаривает юноша.       — Наука требует доказательств, а доказательства — наблюдение, — Альбедо немного поворачивает голову в сторону, утыкаясь в бумаги. — По данным обследования, которое проводил господин Эльзер, рангвиндрский семейный маг-целитель высшего ранга, в вашем теле не только вещество афродизиака, но и смесь светящейся пыли, что используется в качестве лекарственного ингредиента, и призрачного сердца, которое является самым сильным катализатором любых реакций. Обычно в микстуру из последних веществ добавляют усыпительные зелья, чтобы человек, который примет это, не смог спать сорок девять часов после попадания веществ в организм, но в вашем случае зельевар заменил усыпительное афродизиаком, вероятно, чтобы сделать смесь похожую на запрещённый препарат, импамор, который заставляет отделы человеческого мозга полностью переключиться на возбуждение сексуального характера. Я и господин Эльзер были удивлены вашим бессознательным состоянием, которое было похоже на лихорадочный припадок, потому что вы должны были повестись на поводу чувств, а не упасть без чувств и видеть эротические сны. Следовательно, прорезаются вопросы, что вам снилось и кто вы?       После наступает гробовая тишина, нарушаемая спокойным дыханием Итэра и легкими постукиваниями пальца об поверхность стула. Альбедо терпеливо ждёт, осматривая сдержанного юношу, сохраняющего своё прежнее лицо. Второй вопрос, который был задан молодым человеком, уже продолжительное время терзает сознание Альбедо. Аура, что окружает Итэра Виниколь тусклым ореолом, далеко не та, которая должна быть у обычных людей его возраста. Она довольно нестабильна: постоянно мерцая, исчезает, а потом вновь появляется, что говорит о возможной скоропостижной смерти. Такая аура окутывает неровным слоем стариков преклонного возраста и людей, страдающих смертельными болезнями, но по всем признакам, которые выявил Альбедо за все время пребывания Итэра Виниколь в университете, юноша не умрет в ближайший месяц естественной смертью или не закончить молодую жизнь летальным исходом болезни. А тут ещё препарат, который по всем законам биологии должен был заставить студента по обмену превратиться в распутного жиголо, подействовал в точности наоборот.       — Ха-а, — громко выдыхает Итэр, собрав силы в кулак. — Обещайте, нет, заключим сделку, при которой вы не сможете распространить эту информацию.       Гордость и честь юноши просто не выдержат такого позора, особенно, если учесть факт кристально чистого и искреннего наслаждения Итэра во время, черт возьми, группового секса, который в греховные извращения не опустился, но и не блестел святостью. Итэру нужна гарантия того, что об этом будут знать только два человека: он сам и человек перед ним, к которому доверием не проникнуться трудно. Альбедо вежлив и знает о личных границах, и, несмотря на безучастность, он внимателен и по-своему галантен. Правильное воспитание в купе с богатой эрудицией сражает многих наповал, из-за чего этому молодому человеку хочется про себя рассказать все — во всех деталях и подробностях. Если быть проницательным, как Итэр, то можно понять, что Альбедо — страшный человек, ищущий в людях новые образцы для исследования. К глубочайшему сожалению, этой подопытной крысой стал Итэр.       — Без проблем, — отвечает после недолгого размышления молодой человек и достаёт из кармана чистый лист с ручкой. — Но что я получу взамен?       — Что посчитаешь эквивалентным информации, которой получишь.       Утвердительно кивнув, Альбедо пишет условия их сделки. Показав первоначальный вариант контракта Итэру и, получив его согласие, он закрывает глаза, концентрируется на внутренней мане и использует самую простую магию, которую изучают абсолютно все люди — «заключение договоров». Лист бумаги вспыхивает серебристым свечением, а слова, написанные чёрными чернилами ручки, ярко блестят киноварью краски. Итэр невольно слепится и закрывает глаза ладонью от острой боли, потом, чувствуя дискомфорт на запястье другой руки, юноша смотрит на неё и видит подсвеченный серебром простой рисунок ромба, что символизирует честное выполнение составленного контракта. Спасибо проведённым несколько месяцам в библиотеке, которые осведомили Итэра о наказании за невыполнение и о законе времени — период между предыдущим и следующим контрактом (с одним и тем же лицом) должен быть не меньше десяти недель, иначе нарушившего постигнет наказание, как за невыполнение требований договора.       «Как справедлив этот мир», — думается Итэру, когда лист с запечатанными магией условиями сделки плавно падает на пол.       — Вы же знаете как страшно наказание за нарушение контракта? — спрашивает Альбедо, прикрыв такой же символ рукавом белоснежного медицинского халата.       — Потеря чего-то важного.       — Я мог и не спрашивать. Теперь, Итэр Виниколь, рассказывайте, — молодой человек садится поудобнее, наблюдая за слегка растерянным и покрасневшим от внутреннего смущения и страха Итэром, в котором четко прослеживается холодный расчёт собственных действий.       «Хах. Меня провели. Теперь я не могу в ближайшие два месяца узнать об истинном происхождении Итэра… Вписать в договор неприемлемые вопросы, которые я не смогу задать из-за контракта, было достаточно умным решением, зная, что моя практика в этом университете заканчивается через месяц, — Альбедо искренне восхищается упорством юноши скрыть правду о себе, ещё больше заинтересовываясь в нем. — Кто же ты, Итэр Виниколь?»

Продолжение следует…