Ожидания пугающего подвала или лестницы в никуда разбиваются с треском. Кейа медленно ступает по ступеням, что ведут вниз, осматриваясь, но кроме каменных стен ничего не видит. Проход, видимо, в соседнее здание, прилегающее к таверне, хорошо освещён, так что щуриться и напрягать зрение, остерегаться каких-либо опасностей нужды нет. Эхо от шагов не распространяется, но тишина, образовавшаяся между братьями, немного напрягает. Они могут слышать лишь собственное дыхание и стучащее от интригующего ближайшего будущего сердце. Пыли, летящей в глаза, нет; крыс, которых и свет не видел, тоже нет; паутин также не виднеется.
«Значится… Этим проходом пользуются регулярно».
Дилюк анализирует в своей голове последствия их общего любопытства, которые грозятся ужасными событиями. Юноша останавливается и хватает Кейю за плечо, безмолвно отговаривая от этой авантюры. Альберих поворачивается лицом к неприятелю и качает головой, отказывая Дилюку в трусости. Рангвиндр хмурится, сильнее сжимая плечо, за что получает удар по пальцам.
— Если она находится в таверне, значит ей пользуется персонал. Там не должно быть ничего страшного, — шепотом говорит Кейа, решаясь отправить названного брата обратно сторожить дверь.
— Если ты так уверен, то зачем мы идём туда? — Дилюк тихо упрекает Кейю, а потом и мысленно себя. — Это…
— Думаю Аято нас простит. Мы же друзья.
Аято Камисато — старший сын и наследник сети ресторанов и таверн, называемых «Ясиро». Этот молодой человек, родившийся с золотой, нет… с бриллиантовой ложкой во рту, хорош собой и на несколько лет старше Кейи. Пословица,
"В тихом омуте черти водятся", беспрекословно описывает всю сущность Аято. Он элегантен, изящен и умён. Душа компании: Аято одаривает каждого своим вниманием в разговоре, однако во время работы сосредоточен так, что и пожара не заметит. Его талантов пальцами и рук, и ног не пересчитать, а прилагательное «идеальный» невольно срывается с языка, когда беседа заходит о Камисато.
Слишком подозрительный. Дилюк может охарактеризовать этого человека именно так. Не бывает столь идеальных людей без скелетов в шкафу. На каждое великолепие найдётся своё уродство, потому, руководствуясь такой "философией", Рангвиндр со всем сущим скептицизмом и настороженностью относился и относится к самому Аято, так и к дружеским отношениям этого человека и Кейи. Черт возьми, в этой таверне есть какой-то проход, который ничего невинного явно в себе не несёт. Есть ли необходимость полагаться на призрачную дружбу с таким, вероятно, порочным ублюдком?
— А тебе не кажется, что нас сюда специально загнали? — в самое ухо шепчет Дилюк. — Зачем они нас обслуживали, когда их рабочие часы начинаются только через несколько часов? Только из-за того, что ты дружишь с будущим владельцем этих заведений? Это полнейшая чушь и вздор.
— Хватит кряхтеть и ворчать, как старый дед, — закатывает глаза Кейа, но замедляет шаг. — Посмотрим и уйдём.
Вступив на последнюю ступеньку, юноша запускает в свою длинную челку пальцы, глядя в ещё одну дверь. Он немного нервничает, но все равно тянется ее открыть, пока не слышит громкий грохот сверху. Кто-то закрыл входную дверь, заперев названных братьев в этом проходе. Дилюк взглядом прожигает в Кейе дыру, высказывая таким образом своё недовольство, и разворачивается обратно. Зачем только он пошёл за этим идиотом?
Тихие шаги заставляют юношей застыть в ужасе.
— Кейа Альберих и Дилюк Рангвиндр, — красивый мужской голос раздаётся сверху, — аплодирую вашей покорности.
Человек не скрывает своей надменной издёвки над ними и их глупостью — Дилюк лишь думает о том, что они, черт возьми, действительно заслужили такое унижение. Белая фигура вальяжно спускается по ступеням, не забывая при этом хлопать, будто отбивая себе ритм для медленных шагов. Перед глазами названных братьев пролетают в мгновение ока все их короткие и ничего не принёсшие в мир года жизни. Напряжение достигает своего пика: онемение затылка и лба распространяется дальше, переходя в неприятную головную боль, сопровождаемую назойливым звоном в ушах. Наконец перед юношами предстаёт этот человек.
— Прошу прощение за вторжение, Аято, — вежливо, первым делом, начинает Дилюк, полностью признавая свою вину. — Но что значит «наша покорность»?
— Ох, Аято, — Кейа тоже настораживается, но не подаёт вида, снова надевая маску социальной бабочки, — прости-прости. Мне было слишком любопытно, что находится за этой дверью.
Юноша внешности небожителя морей немного наклоняет голову в сторону и ухмыляется. Переодев школьную форму на белые одежды официального стиля, что прибавляют ему солидности и возраста, Камисато Аято крайне ощутимо отличается от того Камисато Аято, которого названные братья встречали во время перерыва.
— За все в этом мире нужно платить, — загадочно проговаривает юноша, останавливаясь перед Дилюком, — так что твое любопытство тоже будет иметь цену, — глаза Аято опечаливаются. — Как когда-то мое.
Кейа прищуривается в унции, а может и в целой тонне, подозрения и подходит ближе, вставая наравне с Дилюком. Облокотившись на его плечо, Альберих принимает самую расслабленную позу и сладко улыбается.
— Верно-верно, — кивает юноша, перекинув свои длинные пряди синих волос вперёд, — все имеет цену. Даже между товарищами есть такое понятие, как "честный рынок". И? Что ты от нас потребуешь, друг?
Несмотря на их беспечное поведение, все трое чувствуют напряжение, витающее злым и веселящимся призраком между ними. С обеих сторон эти ступени в ад перекрыты тяжелыми дверьми — выбраться без помощи невозможно; крепкие стены прохода давят, спирая дыхание и вызывая у Дилюка приступ паники от клаустрофобии. Он держится из последних сил, но молодой, незрелый организм и юношеская психика, которая ничего, кроме страха, обид и стресса, не испытывала, позволяют себе пасть ниц под напором фобии. Рангвиндр падает на колени, больно ударяясь об грани ступеней, и пытается успокоить свое бешеное сердцебиение.
— Дилюк? — Кейа теряет свою подставку для руки и почти падает вслед за названным братом, шокировано смотря на его состояние.
— Что ж, — Аято хлопает и помогает Альбериху под руки подхватить дрожащего юношу, — пройдемте вниз.
Аккуратно ступая по лестнице, старшеклассники почти волокут за собой бедного Дилюка, у которого все расплывается перед глазами от головокружения. Еле-еле перебирая ватными ногами, он не может мыслить здраво, потому принимает помощь от подозрительного Камисато Аято.
Тяжелая дверь неохотно распахивается, заодно слепя своим содержанием. Прочные белые стены перекрыты толстыми трубами и иными конструкциями. Столы заполнены бумагами, папками, аппаратурой, экранами, мониторами, стулья пусты. Прямо перед дверью стоит огромное зеркало, отражающее всю лабораторию, а по его бокам более узкие зеркала, соответсвующие среднестатистическому человеческому росту.
Кейа с любопытством рассматривает обстановку, когда кладёт бессознательного Дилюка на пол, подкладывая под его шею свой скрученный пиджак. Оставшись в белой рубашке и брюках, юноша ощущает холод помещения и ёжится от пробегающих по телу мурашек. Аято же продолжает вести себя вальяжно, но подрагивающие руки, которые он прячет за спину, выдают его некоторую нервозность и волнение.
— Объяснись уже.
Кейа перестает улыбаться — аура вокруг него заметно холодеет, подстраиваясь под температуру лаборатории.
— Это ваша вина, — начинает Аято, — хотя нет… Повесим вину на обстоятельства. Просто в не самый лучший момент, не в самое удачное время наши пути пересеклись, потому и ваша судьба слегка уподобилась трагедии.
— Оу, ты хочешь сказать, что за знание об этом месте и за мое любопытство я с Дилюком поплачусь жизнью? — Альберих не двигается с места, следя за медленной походкой парня.
— Нет, — Камисато качает головой, смотря в зеркала. — Естественно, я заставлю вас молчать либо подставлю так, чтобы вы для остальных казались сумасшедшими или лжецами. Однако я не собираюсь становиться убийцей.
— Тогда объяснись? Может лучше я поплачусь за узнанную информацию, чем за это мутное знание о месте? Несправедливая сделка получается, Аято.
— Почему ты думаешь, что поплатишься именно ты? — юноша останавливается. — Скорее я покалечу Дилюка Рангвиндра. В отличие от тебя, Кейа Альберих, твой названный братишка будет намного ценнее, потому и его отца будет легче шантажировать. Ах, если бы вместо тебя здесь были Виникольцы, то я бы сорвал такой куш! Тем более, — Камисато опускает притворно надменный взгляд на бессознательного Дилюка, — он явно не будет орать, если я решу, что ценной вашего пребывания тут будет любая его часть тела.
— Нет, стой, — паника шлейфом тянется в душе юноши, оставляя зябкий след. — Если бы не я, то Дилюк бы сюда не попал. По факту виноват Я, так что я приму его судьбу.
— Ты поторговаться решил? Ха! — Аято прикрывает рот ладонью, облачённой укорочённой перчаткой. — Хорошо, герой.
Из-за волнения "злодей" уходит, не оборачиваясь, и закрывает за собой дверь. Должно быть, Аято долго решался на такой рисковый и радикальный ход, потому выглядел до глупости напущенным и до изнеможения смешным. Его речи, безусловно, внушают неких страх, да и сама лаборатория открыто намекает на особую секретность и скрытность, и если вдруг посторонний узнает о ней, то он определенно не выйдет отсюда живым. Но все же Камисато Аято — ребёнок. Что девятнадцатилетний старшеклассник может сделать, кроме следования за своим отцом и подчинения его наставлениям и словам?
Когда дверь захлопывается, Кейа подрывается к столам. Проверив перед этим комнату, он не находит работающих камер, потому с быстро клокочущим сердцем бегает по лаборатории, читая выписки ученых, доклады работников и остальные бумаги.
По возвращении антагониста юноша пытается немного согреть своего названного брата, который уже продолжительное время лежит на ледяном полу: Кейа садится на свой пиджак и, обхватывая Дилюка за плечи, обнимает его, давая волю естественному закону теплообмена.
Аято, переодевшись в черное, держит в руке клинок, рукоять которого была украшена резьбой и маленькими драгоценными камнями. С ужасом смотря на приближающегося «друга», Альберих теряет дар речи, его сердце стремительно падает вниз, к пяткам, а дыхание учащается.
— Разбуди Дилюка Рангвиндра и попроси его вырезать тебе глаз, — ровным голосом приказывает юноша, прокручивая в своих аристократических пальцах клинок. — Думаю это будет подходящей оплатой за твое любопытство.
***
На что был расчет? Итэр, перечитывая главу из романа, сминает двумя пальцами нижнюю губу. Поняв, что это писанина вполне может заполнить сюжетные дыры, которыми сильно грешит память юноши, он внимательней вчитывается в предложенный справочник по изучению зазеркалья. Конечно, инадзумские имена, заменяемые реальными, фальшивы, да и сами эти события могут быть нереальными, но, судя по словам Кейи, который не помнит как потерял один глаз и просто уже привык надевать каждое утро повязку, расчет антагониста был на ПТСР, на юношеское сознание, отважно перекрывающее пустотой эти тяжелые и болезненные воспоминая.
«Бедные дети».
В книге "Кейа" не смог разбудить названного брата, потому решил воспользоваться его безвольными руками. Вложив в ледяные руки "Дилюка" клинок, юноша, придерживая их, вонзил острие себе в глаз. Только мысль об этом заставляет Итэра испустить нервный вздох, ощутить острую боль в своем здоровом глазном яблоке и искренне посочувствовать этим детям.
«Вероятно, семьи Камисато, Рангвиндр и Виниколь связаны зазеркальем… »
Размышления Итэра прерывает стук в дверь. Закрыв роман, он смотрит на вторую кровать, где преспокойно спит Горо, свернувшись в позу эмбриона и обхватив свой пушистый хвост. Ночь на дворе в самом разгаре — кто им может стучать сейчас в дверь? Юноша ступает босыми ногами по ковру. Стуки не звучат громко, однако излишне навязчиво, из-за чего сонный Итэр начинает легко раздражаться. Тихо подойдя к своему сожителю, Итэр ласково щекочет его за ушками, успокаиваясь. Черт возьми! Он всегда хотел завести себе собаку, но из-за бюджета не мог себе этого позволить, и теперь у него есть друг, сродни щенку. Так что не осуждайте его за это! Тем более непосредственно Горо это вполне нравится.
— Итэр, — еле слышно доносится из коридора.
Он сразу узнает этот полушепот. Найдя на полу тапочки, (все ещё) Виниколь открывает дверь и предстает перед Люмин. Она в своем отстиранном белом платье и в соломенной шляпе выглядит бодро и свежо, что контрастно отличается от немного помятого и сонного Итэра, которого мучает головная боль из-за чтения и мыслительного процесса.
— Что случилось? Куда ты собралась?
— Пойдем прогуляемся, — равнодушно отвечает близнец, смотря в конец коридора.
— Хочешь поговорить?
Люмин неуверенно кивает и уходит, безмолвно говоря следовать за ней. Итэр осматривает себя в отражении окна: мятая, словно после любовных утех, свободная футболка, небрежно заправленная в шорты, прекрасно вписывается в его образ «хикикомори» с бледным лицом, темными мазками под уставшими глазами и с распущенными, спутавшимися волосами, струящимися волнами по острым плечам и спине.
Господи, если бы он действительно находился в этой отоме-игре и сейчас из соседнего номера вышел бы Кейа, Тарталья и Чжун Ли, они, не раздумывая, втащили бы этого милого паренька в чей-нибудь номер и устроили групповой секс. И это определенно бы был гэнг бэнг. Кончики ушей Итэра алеют от смущения, а сам он испытывает противоречивые чувства. Перед глазами всплывают непристойные, похабные и бесстыдные картинки того, как самые популярные любовные интересы с горящими жадностью и похотью глазами пожирают своими взглядами, ласками сильных рук и мягкими губами, гуляющими по всему телу, многострадального Итэра, который и сможет только, что лежать и унимать щекотливое чувство возбуждения.
Разыгравшаяся фантазия больно бьет по чести юноши, потому он отрезвительно хлопает себя по красным щекам, на пятках разворачиваясь к сестре-близнецу.
«Бедная моя задница. Люмин, подожди меня!»
Продолжение следует…
