На повидавшем жизнь проигрывателе играл блюз. Пластинка вращалась, стараясь вторить такту музыки, но плохим танцорам всегда что-то мешает. Вот и винил не справлялся с напором своего партнера.
Алексу ничего не мешало, как и Марго. Маркус тоже полностью расслабился и осмелел. Трое в комнате на чердаке попивали горький алкоголь, курили терпкие сигареты и вели странные разговоры.
Пыль все так же кружилась в воздухе, только теперь под желтым светом лампочек. Время неустанно бежало вперед, а трое укрылись от всего мира в четырех заштукатуренных стенах. Игра в прятки с нормами и моралью началась — да здравствует анархия!
Марго дымила рядом с треугольным окном. Сумерки бродили по городу, покинутые всеми. Подобно странникам, что сбились с пути. Скитальцы. Об этом думала Марго, когда выдыхала серый дым. От поэтичного явления природы, предвещающего приближение ночи, как водилось в такие минуты, веяло одиночеством. Пусть сейчас Марго и не чувствовала себя одиноко, но этот яд, к сожалению, никогда не выпроводить из души. Стоит ему лишь раз коснуться внутренних струн — музыка сиротства превращается в бесконечность. Алекс тоже об этом знал. Однако, Марго и Алекс позволили ступить на свои изувеченные планеты, ютившиеся на отшибе вселенной, еще одному человеку, вверив в его руки пораженные токсином сердца — безвозмездно, безрассудно, смело. Марго и Алекс всегда были отчаянными ребятами.
Темно-фиолетовый лак немного облупился. Марго нравился фиолетовый цвет, казалось, в нем таилась некая загадка, а может быть, даже немного переливов космоса. Впрочем, космос Марго не нравился — слишком холодный. Она бросила недовольный взгляд на несовершенный маникюр и затушила сигарету. Слабенькое шипение, почти неуловимое уху, растворилось в музыке. Марго подошла к мольберту, снова пытливо взглянула на красно-черные мазки на холсте.
— Пережитки предчувствия, говоришь? — она покосилась на Алекса, наполнявшего бокалы бурбоном.
— Ага. Они самые, — задумчиво ответил он, не поднимая глаз.
— Охренительно, — Марго рухнула на матрас.
Созерцание потолка так и не отпускало ее. Слишком очаровательный узор из трещин оставило время на этой второсортной замене небес. Алекс незаметно подкрался с порцией бурбона в руках.
— Держите, Госпожа! — он поставил бокал на раскрытую ладонь.
— Благодарю, Любезнейший, — Марго аккуратно поднялась, стараясь не уронить подношение. — Какой же ты все-таки придурок! — буркнула она, когда села. — Но я все равно тебя люблю!
Смех Маркуса раздался с противоположной стороны комнаты, где обосновалось сооружение из двух кресел-мешков и подушек и, собственно, он сам.
— Ты помешал моему чувственному ответу на ее признание, — ухмыльнулся Алекс.
— Прости, — Маркус поднял обе руки.
— Такое не прощают! — шутливо отрезала Марго.
— Я постараюсь искупить вину.
— Выпьем за искупление вины? — нашелся Алекс, которому постепенно становилось наплевать на угрызения совести.
Безразличие ко всему ненужному по капле наполняло и остальных. Градус и уединенность делали свое нехитрое дело. Улыбки на лицах грели неподдельным теплом, а смех, по-настоящему искренний смех, окутывал каждого, кто прятался в комнате под самой крышей.
Марго и Алекс вернулись к Маркусу, чтобы чокнуться бокалами. Или просто чокнуться, находясь как можно ближе друг к другу — сумасшествие объединяет.
Марго плюхнулась в растекающиеся кресло, Алекс устроился на горке подушек. Очередная порция бурбона не заставила себя ждать. Обжигающая жидкость ласкала внутренности, словно опытный любовник в кромешной темноте, наощупь, но попадая в цель. Бутылка бурбона опустошалась, подобно фляжке с водой в пекле пустыни. Только вместо пустыни — голод сердец, а взамен живительной влаги — алкоголь. Да, алкоголь — целитель, пусть и коварный.
— Знаете, — заговорила Марго, — однажды я бросила пить, тогда же я бросила и любить. Вообще все, — небольшой глоток, — все превратилось в серое ничто. Мне было совсем по барабану на мир вокруг. На целый мир! — она отрешенно смотрела перед собой. — И не в хорошем смысле. Я просто не могла подняться с кровати. Пару дней я так и делала. Тупо лежала под одеялом. Просто дойти до туалета казалось предельно сложно… Не знаю. Возможно, меня накрыла депрессия. Терять милых тяжело. Я про выпивку, если что, — Марго захихикала.
— Когда такое было?
— До встречи с тобой, Алекс. Незадолго до встречи с тобой, и длилось это совсем недолго, — она ухмыльнулась и добавила. — Подними челюсть! Да, у меня еще осталось пару секретов. И если совсем честно… не люблю вспоминать тот период. У него нет лица. Представляете? Это что-то напоминающее тень. Блин, меня куда-то понесло!
— Да ладно, продолжай! Мы же хотели пофилософствовать, — Алекс облокотился на стену и мечтательно протянул, — сегодня поговорим о тайнах. О материях, где скрываются наши демоны.
— У меня пока все, — Марго заржала в голос, расползаясь по креслу. — Кто следующий?
— Я ненавижу несправедливость, — раздался хриплый голос Маркуса.
— Мы это уже поняли, — Марго и Алекс переглянулись. — Наверное, поэтому ты нам и приглянулся, — добавил Алекс и искренне посмотрел в глаза Маркусу.
— Ага, — Марго подкурила очередную сигарету.
— Нет. Вы не представляете, насколько я ее ненавижу. Даже зубы сводит, как задумаюсь, — Маркус поморщился и продолжил. — Когда я был маленьким, на детской площадке рядом с моим домом жил котенок. Мне он очень нравился, но заводить животных нам с братом не разрешали. Я приходил на площадку каждый день, чтобы поиграть с котенком. Однажды я увидел, как соседские дети над ним издевались. Они были старше меня. Да, я еще тогда не вырос… мелкий хлюпик, но меня так это все разозлило! В первый раз я ничего не сделал, просто скрыл свою ярость, а вот когда увидел это сраное зрелище во второй — проломил голову главному придурку. Взял булыжник и налетел с ором в толпу живодеров. Скажу честно. Мне было страшно, но как обосрались они… Надо было видеть, — Маркус усмехнулся. — Да, бить камнем по голове неправильно, но я был всего лишь ребенком.
— Знаешь, Маркус, ты все сделал правильно, — Марго подняла бокал, — импульсивно, однако правильно! Выпьем за справедливость!
— Постойте! У тебя есть брат? — Алекс вопросительно взглянул на Маркуса.
— Да. Давайте пока не будем про родственные связи?
— Окей. Принято! — Алекс протянул свой бокал к двум другим.
Торжественный звон стекла в честь справедливости, жадные глотки ради удовлетворения — незамысловатые действия. Действия, после которых легче дышать полной грудью.
Комната наполнялась дымом и откровенностью — отчаянно быстро. Марго, Алекс и Маркус наполнялись этанолом и выпускали на волю залежавшиеся в уголках сознания мысли, что подобно коконам гусениц, созрели на подкорке, а теперь распахивали пестрые крылья и улетали на свободу — далеко-далеко, в никуда. Просто пыль отголосков правды.
Бутылка бурбона уже предчувствовала свою кончину, но на ней трое захмелевших чудаков останавливаться не собирались. Смелость и отвага, дурость и помутнение. Все слилось в один туманный фон, как красный и черный на когда-то чистом холсте.
— А знаете что… — Алекс посмотрел сначала на Марго, затем на Маркуса, — я не ненавижу отца. Честно! Пусть он проиграл все, что только можно… пусть он вполне мог бы и поставить меня на кон… Плевать! Я просто не чувствую ничего по этому поводу. Не знаю как объяснить… Ах да! Не стоило про родственные связи! Просто я хотел сказать… Ненависть не обязательна, даже если тебя не во что не ставят. Блядь! Я запутался! Короче, иногда просто нужно отпустить. Я отпустил. Я тот, кто есть! И мой дерьмовый отец ни при чем!
— Какое бы дерьмо не происходило, надо оставаться человеком. Я вот ненавижу свою семью. Может, это неправильно и плохо… Похрен! Не могу заставить себя их полюбить. Они не понимали меня, я не понимала их. Печально? Вполне. Но в какой-то степени все мы для друг друга незнакомцы. Алекс, ты молодец! Умеешь рвать ненужные связи. Ты свободен от всей этой дряни! Всегда напоминал мне кота, — она улыбнулась, протянула руку к светлому хвосту и стянула резинку с волос Алекса. — В жопу ее! Тебе больше идут распущенные патлы! — резинка улетела прочь, блондинистые волосы рассыпались по плечам, а тройной аккорд смеха наполнил комнату.
— Нет. Я очень люблю своего брата. Да и отца. Даже слишком, — отсмеявшись, заговорил Маркус. — Просто у нас разные взгляды на некоторые вещи. Там, где я жил, все решает сила и власть. Незаконный бизнес в почете… Я просто выбрал свой путь, — Маркус грустно вздохнул.
— Я же говорил, что все мы в какой-то степени беглецы. Марго свалила от своей семьи, как только ей исполнилось шестнадцать. Я предпочитаю игнорировать прошлое, а ты сделал свой выбор в пользу справедливости, — Алекс развел руками. — Но это не отменяет того, что мы все равно все идиоты!
— Главный идиот здесь ты! — буркнула Марго.
— Фиолетово! Я готов стать хоть королем идиотов! — обреченно заявил Алекс, дотянулся до бутылки и разлил остатки бурбона.
Алкоголь кружил головы, расслаблял тела и растворял печали. Трое в четырех стенах с потолком вместо неба, с разговорами взамен звезд — триптих сердец.
— Когда я была маленькой, мне казалось, будто мир слишком скучный. Я выросла, и ничего не изменилось. В детстве я представляла все мультиком, придумывала новые картинки и персонажей. Мне так становилось веселее. Сейчас я понимаю: мир не мультик. Мир — дешёвое кино. Режиссер хреновый, бюджет мизерный, а актеры дилетанты. И все это мракобесие — помесь из всевозможных жанров, — Марго снова стояла около треугольного окна и уничтожала сигарету, та, в свою очередь, уничтожала Марго.
Прокуренный воздух обволакивал тщетное бытие — картинно. Марго, Алекс и Маркус, словно золотое сечение, разрезали пространство. Заполняли его своими голосами, дыханием и тоской. Иногда радостью. Мгновенья счастья слишком быстротечны для того, чтобы делать на них акцент. Вот и трое просто плыли по течению, не заостряя внимания на коротких выбросах эндорфинов.
— Прикольно. Буду думать, что я в комиксе. В комиксе, нарисованным тобой, — Алекс кивнул на Марго. — Пусть твоя мечта сбудется хотя бы в моей голове.
— Ну, спасибо, — Марго отошла от стеклянного треугольника, уверенно направилась к маленькому холодильнику в углу, достала жестяную банку. — Обожаю пиво! Время шлифовать!
— Давай и нам! Часики тикают! — Алекс постучал по запястью, по несуществующим часам.
— А самому поднять задницу слабо? — огрызнулась Марго, потом перевела взгляд на Маркуса. — Мы тебя совсем загрузили?
— Наоборот. Мне давно не было настолько спокойно, — ответил Маркус, вырываясь из мягкого плена кресла.
Он двинул к холодильнику легкой поступью, немного пьяной, но достаточно плавной и уверенной — шаг за шагом, как по подиуму. Пока он рассматривал жестяные банки, Марго топала обратно к куче синтепона и перьев в наволочках с этническими узорами.
— Алекс, тебе какое? — выкрикнул Маркус, все еще неотрывно лупясь в холодильник.
— Стаут, — после ответа дверца захлопнулась.
Марго пристроилась на подушках между ног Алекса, облокотилась на его грудь. Маркус приземлился на полу перед ними, предварительно выудив одну из подушек из текстильной свалки. Подложил ее под себя и уселся, скрестив ноги. Протянул Алексу запотевшую банку. Щелчок алюминия, шипение пузырьков, затем задумчивый голос Алекса.
— Вам не кажется, будто мы только и делаем, что постоянно пьем и несем чушь? — громкий глоток. — Хотя пиво прекрасно! Все сегодня просто великолепно! Ощущение, словно нас осталось всего трое на белом свете… И мне это безумно нравится! — Алекс прижался к Марго, положил подбородок на хрупкое плечо.
— А что плохого в алкоголе? Вот без него мне было хреново, а с ним… — она посмотрела на банку у себя в руках, — а с ним все просто замечательно. Он и обезболивающие, и эйфоретик, и верный друг.
— И яд, — добавил Маркус.
— Может и так, — Марго лениво наклонила голову, — но чудесный яд. Когда он во мне, я чувствую себя волшебно. Я чувствую, что мне на все плевать. Я ощущаю всю нелепость существования и не грущу. Глупо улыбаюсь и иду дальше. Если алкоголь — яд, то такой яд, который позволяет мне жить дальше.
— Хорошо сказано, — одобрил Алекс и поцеловал Марго в макушку.
— Я сегодня счастлив, но в какие-то моменты… Такое неловкое ощущение… Типа я лишний, что ли… — Маркус слегка нахмурился.
— Прости, Маркус. Это совсем не так. Да, Бука? — Марго кивнула. — Просто ты сегодня сам молчаливый. Или не готов открыться… Или делаешь это очень медленно. А мы наблюдаем. И готовимся. И… — Алекс прервался.
По спине Марго побежали мурашки. Она уже знала, что назад пути нет. Знала, о чем подумал Алекс, понимала, что именно он решил не договаривать. Она была готова. Пережитки предчувствия заняли место на холсте, оставив недра души Алекса. Алекс тоже был готов.
Падение ради обретения крыльев?
Шаг навстречу ради ножа в спину?
Никто не заглядывал в будущее. Здесь и сейчас. Трое в комнате на чердаке, трое с алкоголем в крови, трое с жаждой нежных прикосновений. С жаждой любви.
Марго метнула вопросительный и одновременно острый взгляд через плечо, вцепилась прямиком в глубину за голубой радужкой темными зрачками — зеркальное лезвие внутреннего диалога. Телепатия перекинула мост меж двух разумов. О чем совещались Марго с Алексом, переговариваясь мыслями — они никогда не скажут вслух.
— Ты же понимаешь, для того, чтобы спалить лес, достаточно одного неосторожно выброшенного окурка… — протянул Алекс и затушил сигарету, выкуренную до фильтра. — Окурок уже выброшен.
— Да. Я и так с тобой в одной лодке, в одной большой горящей лодке, — Марго на мгновенье сплела свои пальцы с пальцами Алекса, затем разорвала замок из доверительного прикосновения.
— Я вот ничего не понимаю, — Маркус недоумевал от развернувшегося таинства.
— Не бери в голову! Поздно! Ты тоже в этой обреченной лодке! Мы смертники! Бабах! — Алекс изобразил взрыв руками, а может, пожар…
— Да я как-то жить хочу, — губы Маркуса растянулись в иронии.
— Это и есть путь к жизни! К вечности! К свободе! Я же правильно говорю, Марго?
— Глаголешь истину! Сгорим, как чертовы фениксы, чтобы воскреснуть заново! — Марго подняла наполовину опустошенную банку. — Ты с нами?
— С вами!
— За пламя и пепел! За возрождение! За нас! — Алекс залил торжественные слова пивом, желая удобрить почву сказанного, словно корни цветов, которые дали обещание никогда не увядать.
Где-то в соседских клумбах ветер убаюкивал фиалки. Медленный блюз тоже навевал сон, но сегодня никто из присутствующих в комнате на чердаке не планировал так легко засыпать.
***
Далеко, хотя под тем же ночным небом, шел мужчина в дорогом костюме с чемоданом в руках. Он совсем не вписывался в обстановку вокруг: горящие мусорные баки, бездомные и барыги слонялись в подворотнях. Он проходил мимо с гордо поднятой головой, не замечая ничего лишнего. Через пару минут он пересек переулок и вышел на плохо освещенную улицу. Под тусклым светом фонаря стоял припаркованный мерседес.
Мужчина открыл дверцу, сел на заднее сиденье и скомандовал:
— Трогайся!
Водитель сразу же завел мотор.
Ворота особняка впустили мужчину без лишних вопросов. Дома было тихо и одиноко. Он скользнул через длинный коридор прямиком в приоткрытую дверь спальни. Снял галстук и пиджак, отложил чемодан в сторону. Расстегнул рубашку — пуговицу за пуговицей. Тяжело вздохнул, налил виски из хрустального графина. Осушив бокал, отправился в душ, чтобы смыть с себя тяжесть завершенной сделки.
Махровый халат, накинутый на влажное тело, не дарил ощущения уюта. Мужчина волновался. Он скучал по своему брату. Он знал, что отпустил его, как и их отец. Он помнил свое обещание. Но сегодня алкоголь толкал его попросить о помощи в последний раз. В последний раз почувствовать братское плечо, братское единство, будто они преследует одну цель. Мужчина, так похожий на Маркуса, открыл чемодан. Чемодан — под завязку набитый кокаином. Он налил еще виски, сел в кожаное кресло. Противоречивые мысли трепыхались в голове полчищем назойливых букашек. Мужчина вертел мобильный в руках, не прекращая размышлять. Он смотрел родное лицо на экране. Он любил своего брата, но все же не мог принять сделанный им выбор по-настоящему и до конца. Очень хотел, но не получалось. Они одна семья, в них течет одна кровь — сегодня эта кровь отравлена алкоголем.
Мужчина изучал цифры телефонного номера, что и без того помнил наизусть. Гипнотизировал фотографию в мобильном. Тоскливые слова ворвались в тишину комнаты, словно приговор.
— В последний раз, Маркус. В последний раз…
***
Алекс сменил пластинку, зазвучал скрипучий голос вокалиста «Aerosmith» и все окрасилось в розовый. Маркус так и сидел на полу, а Марго переместилась на матрас, чтобы опять изучать потолок и улетать к облакам из трещин.
— Пусть сегодня я и буду смотреть на мир через розовые очки, обещаю, ни о чем не пожалею! — Алекс пританцовывал то в сторону Марго, то ближе к Маркусу, а затем опять возвращался на середину комнаты.
— Жалеть бессмысленно, — коротко произнес Маркус.
— Вот и я о том же! — Алекс раскачивался в такт музыке, с ним танцевал сам алкоголь — лучший кавалер для танца.
— Мы так и не поиграли, кстати, — донесся приглушенный голос Марго, аккуратно проникая в хмельное сознание.
— Зато наговорили много бреда.
— Не такого уж и бреда, — на лице Маркуса проступила серьезность, отражаясь в мелких морщинках на лбу.
— Думаешь? — озорной взгляд Алекса уперся в сосредоточенное лицо.
— Уверен, — подытожил Маркус.
— Ну и хрен с ним!
— А знаете, о чем думаю я? — поинтересовалась Марго.
Речь поплыла, приобрела смелые нотки. Вместе с ней от берега отчалило смущение. Когда кто-то под градусом — смятение ни к чему.
— Вот я сейчас размышляю на твой счет, Маркус! — она мечтательно рассматривала линии на ладонях. — Ты так легко поддался искушению… ты целовал Алекса, меня… Нас обоих. У тебя не возникло сомнений?
— Нет, — честно ответил Маркус. — Какая разница, что у кого между ног?
— По тебе так сразу и не скажешь, что… Что ты такой свободный.
— Правильно, Маркус! Никого не должно волновать, кто с кем спит! — Алекс продолжал танцевать, а теперь еще и заливался смехом.
— Мы еще и не спали, — Маркус медленно опустил глаза в пол.
Тишина. Тишина визжала, как сирена пожарной машины. Алекс замер, прервал плавные движения и глубоко вдохнул.
— Алекс? — Марго приподнялась на локтях, чтобы увидеть выбор, отраженный в мутном взгляде. — Сплошная апория… — она снова рухнула на матрас. — Раз! Два! Три!
— К черту! — выругался Алекс.
Маркус по инерции продолжал смотреть в пол. Маркус — одна из частей триптиха. Маркус тоже был готов. Он был готов соединить полотно воедино.
— К черту! — повторил он громко и четко.
— К черту, — прошептала Марго.
Кадры происходящего сменялись до одури быстро, будто бесконечно щелкала хлопушка в руках помощника режиссера — сумбурное кино. Хлоп! Маркус впивается в губы Алекса едким поцелуем. Банка пива падает из рук, теряя пенящееся содержимое. Маркус настойчиво подталкивает Алекса к матрасу. Бум! Тело впечатывается в мягкость под спиной, светлые волосы разлетается в сторону. Хлоп! Маркус целует Марго без капли стеснения, словно делал это всю жизнь. Щелк! Две пары рук снимают застиранную футболку с крепкого торса, скользят по ребрам, мышцам и впадинкам.
Смена кадра — тонкую женскую шею облизывают с двух сторон. Сетчатый топ с японскими иероглифами больше не прикрывает нежную кожу. Обнаженный живот вздымается от частого дыхания, пока жадные губы осыпают лаской каждую родинку.
Хлоп! На Алексе не остается ничего. Маркус опускается все ниже, Марго проводит языком по бледным запястьям — Алекс выгибается от удовольствия. Щелк! Женская ладонь устремляется к паху. Маркус вздрагивает в момент, когда стимулируют его эрекцию — рот занят чужой. Щелк! Стоны наполнили комнату. Хлоп! Изящные ноги разводит в сторону крепкая мужская рука. Маркус нависает над Марго. Дальше только нагая чувственность трех барабанящих сердец.
Алекс гладит Марго так бережно, словно она сплетена из бисера. Неосторожное движение — и россыпь прозрачных бусинок разбросает по простыни. Припадает губами к ключицам, шепчет неразборчивую мантру, когда та закрывает глаза.
Смена ролей — теперь Марго смотрит сверху вниз на Алекса. Он обещал, что расскажет ей сразу же, если найдется мужчина, которому он отдастся — не пришлось. Марго наблюдает все собственнолично, учувствует в этом процессе и ловит каждый вдох и выдох. Стоны, толчки, толчки, стоны — вереница гедонии. Марго наклоняется к лицу на ее коленях. Дальше трепетный поцелуй. Первый поцелуй Алекса и Марго. Хлопки! Круговорот нежных касаний, соединений губ и тел наполнил пыльную ночь. Ночь, в которую трое пересекли черту.
Алкоголь тому виной или это был осознанный шаг? Разницы нет. Они шли к этому, как только встретили друг друга. Как так получилось? Неважно. Они здесь и сейчас, предавались страсти и залечивали отравленные души — безрассудно, дико, по-своему. Творцы и жертвы судьбы. Мишени взлетов и падений. Они одновременно и падали, и взлетали до самого рассвета. Отравленная градусом кровь требовала любви под скрипучий голос Стивена Тайлера, поющего, что сходит с ума, в мгновение, когда троих накрыло истинное безумие. Эйфория. Единение. Похоть. Алкоголь, несомненно, яд. Но так же эликсир, микстура от боли, сыворотка правды и просто сладкая отрава… Под стать легкому наркотику, позволяющему обрести крылья.
Ночь сменится утром, алкоголь заменит вода, дружба переродится в нечто иное — феникс воскреснет, разбрасывая розовый пепел в стороны.
