say hello, honey, I'm home

— Он не отвечает со вчерашнего вечера... — Где, сукин ты сын, мой ребёнок?! Где он? ОТВЕЧАЙ, ЩЕНОК, Я ЗАСУЖУ ТЕБЯ И ТВОЮ СРАНУЮ СЕМЕЙКУ!   Рыжеволосая женщина надрывалась до набухших на лбу вен, нависая над юношей, который не успел толком ничего сказать, оказавшись на пороге чужого дома. — Извините, сеньора Мадригаль, я пришел спросить Вас об этом... — ТЫ! Ты и эти придурки! Вы были вчера с Камило, вы знаете, где он, быстро отвечай, мразь!   Она была готова наброситься на Карлоса с кулаками, но её сдерживала Долорес, чей взгляд безмолвно извинялся перед гостем за вспыльчивый нрав мамы.   Карлос понятия не имел, что отвечать. — Послушайте, — он чуть повысил тон, а затем сразу сбавил, когда женщина замолкла. — я ничего не знаю. Алехандро и Николас тем более. Я провёл Камило до дома, он у меня на глазах зашёл в подъезд, я не знаю, куда он мог деться после этого. Я поэтому и пришёл к Вам... он мне не отвечает со вчерашнего дня.   Женщина заметно успокоилась, но её лицо не переставало гореть красным. Её глаза были мокрыми. Карлос неловко отвёл взгляд.   Он целиком и полностью мог её понять, для любой матери потеря ребёнка — ужасный стресс, и то, как она надрывалась сейчас, не пытаясь сдерживать рвущейся наружу истерики, не столько раздражало, сколько пугало и расстраивало. Карлос впервые проникся сочувствием к этой женщине. Он даже не думал, что она будет... настолько сильно переживать. — Мама, выдохни, — вмешалась девушка. — ты же знаешь Камило. Взбесился, убежал... я тебя уверяю, он скоро вернётся. Дай ему время... — Время?! Я и так пыталась быть доброй, а он, он! Бессовестный, так поступить с родной матерью!..   Её голос надломился, переходя в отчаянный, еле сдерживаемый плач. Карлосу стало ещё более неловко, а ещё стыдно, потому что до сего момента он позволял себе думать, что мать Камило никогда не будет по-настоящему беспокоиться о нем. Долорес в спешке обняла маму за плечи и отвела на кухню, усадив на стул.   Карлос перевел взгляд в сторону скрипнувшей двери.   Из-за нее выглянула темная макушка, а следом — маленькие ручки и напуганные круглые глаза. От вида Антонио у Карлоса сжалось сердце. Как же ему, наверное, страшно...   Парень присел на корточки и подозвал мальчика к себе жестом и ласковой улыбкой. — Привет, Тони...   Антонио с опаской посмотрел на угол, за которым находилась кухня, и всё-таки вышел из комнаты. Протопал в сторону Карлоса и, подойдя вплотную, обнял его за шею, прижимаясь. Карлоса он любил почти как ещё одного старшего брата. Он был безумно рад увидеть его, особенно после того, как Камило, вопреки обещанию, не пришёл домой. — Давайте все дружно успокоимся, — Долорес выпрямилась. Сильное волнение отчётливо читалось на её обычно расслабленном лице. — Камило не мог взять и пропасть. Он просто немножко... немножко психически нестабильный. Ну, передёрнуло его, сбежал куда-нибудь, успокоится и вернётся. Не будем разводить панику раньше времени.   Женщина, держащая себя за голову, ничего не ответила. Карлос тоже, только пожал плечами. Да, Камило. Это Камило. Такой вот он. Может, они действительно зря волновались. Никто не мог сказать точно, ибо предугадать действия Камило с каждым разом становилось всё более и более невыполнимой задачей. Уже никто из друзей не мог понять его ход мыслей, даже Карлос, который, как ему казалось, знает Камило лучше кого-либо, не мог предложить, что творится в его кудрявой голове.   Но всё же Карлос зря сюда пришёл. Никакой информативности в словах матери Камило он не нашел. Вся эта ситуация пробивала только на слёзы, но он не хотел сдавать позиции раньше времени.   Мальчик в его руках задрожал. Отстранившись, он со всей своей детской наивностью спросил: — С Ками ведь всё хорошо, так?   Карлос слабо улыбнулся. Да, он тоже хотел в это верить. — Конечно... не переживай, найду я твоего Ками. Далеко он не мог уйти.   Антонио улыбнулся в ответ.   Перед уходом Карлос в силу своих возможностей постарался сказать пару поддерживающих слов сеньоре Мадригаль. Она в его сторону даже не повернулась, лишь мыкнула что-то и уткнулась обратно лбом в стол. Долорес ясно дала ему понять, что не стоит лезть на рожон, и спровадила из квартиры.   Стоя уже под подъездными дверями, Карлос осмотрел окрестности. На скамейке его ждали Николас и Алехандро, обеспокоенные пропажей друга не меньше самого Карлоса. — Ну что? — Что-что... нет его там. И никто не знает, где он. У меня уже нет сил. Грёбаный Камило...   Карлос потёр вески и раздражённо цокнул. Вся эта ситуация бесила донельзя. Он ведь вчера лично видел, как Камило зашёл в подъезд, куда он мог подеваться? Так Карлос и знал, что нужно проследить за ним... как всегда. Каждый раз одно и то же. — Что-то у меня плохое предчувствие, а у вас? — Николас, потирая подбородок, наконец подал голос. Когда он узнал о пропаже Камило, резко стал ещё более молчаливым, чем обычно. — Никакое, если честно, — Алехандро повернулся в его сторону. — просто жалко этого придурка. — Справедливо. — СУКА! БЛ-Я-ЯТЬ!   Карлос завопил что есть мочи, ударяя ногой несчастный мусорный бак, который здесь вообще ни в чем не виноват. Он со всей злостью сжал кулаки и здесь же разжал, чтобы схватить себя за волосы и потянуть за них, пытаясь вернуть себя в колею. Очень давно он не злился настолько сильно. Алехандро, сидевший на краю скамейки, дёрнулся вбок и выставил перед собой руки. — Полегче! — Карл, успокойся... — ДА Я ЗАЕБАЛСЯ! ВЕЧНО КАМИЛО ПОПАДАЕТ В КАКУЮ-ТО ХУЙНЮ! — Карлос!   Он вдруг сел на корточки на землю и, снова схватившись за голову, тихонько проскулил. А затем замолк, будто ничего и не было. Николас с Алехандро недоверчиво переглянулись. Подобные выпады у Карлоса были относительной редкостью, ибо в остальных ситуациях он мог себя сдержать, а сегодня... Камило его окончательно добил. — У меня такое чувство, словно ваши с ним отношения обречены.   Николас сложил руки на груди. Отношения Карлоса и Камило всегда казались ему странными, и в последнее время всё больше происходило ситуаций, в связи с которыми он мог в сотый раз убедиться в своей правоте. Камило изводит Карлоса. Он чересчур нестабилен для нормальных отношений. А Карлос, пытаясь его исправить, медленно ломается вслед за ним. Такими темпами они оба лишатся рассудка. — Это ты вообще к чему? — Карлос поднялся с земли и отряхнулся. Он весь раскраснелся, и глаза его будто слегка намокли. Николас в удивлении вскинул брови. — Просто вспомнил. Мне тошно смотреть на то, как ты из-за него убиваешься, а он как будто делает всё, чтобы тебя довести. — Слышь, ты, — Карлос схватил его за ворот и потянул на себя, заставляя Ника чуть приподняться на носочках. Лицо юноши оставалось всё таким же спокойным, как и всегда, и это ещё сильнее бесило Карлоса. — не суй нос в наши отношения. — Я и не сую. Вы сами всё вываливаете напоказ. — Ты по ебалу получить хочешь? — Ребята, умоляю, вот только драться не надо! — Алехандро подскочил с места и встал между ними, разъединив их. — Сейчас не время сраться. Побеспокойтесь о Камило.   Карлос расслабился в лице и вдруг стыдливо опустил глаза в пол. Что-то он действительно разбушевался. С другой стороны, Нику не стоило говорить такие вещи о его парне. Это в его стиле, конечно, но это в то же время неимоверно грубо и мерзко. Карлос не любил людей, которые шепчутся за чужими спинами, но, учитывая то, что Николас никогда не чурался сказать в лицо всё, что думает, он не мог в полной мере его осуждать. Он сам был таким же. — Всё? — Алехандро посмотрел сначала на одного, а затем на второго, криво улыбаясь. — Успокоились? — Ага, — Ник сел обратно на скамью. — Давайте просто подождём. Если он не появится в ближайшие дни, будем бить тревогу. Я его знаю, вы его знаете, он не мог просто бесследно пропасть! всё равно вернётся, он по-другому не может...   Карлос медленно кивнул. Алехандро прав. Им оставалось только ждать и ждать. — Лады, пойдёмте. Отвлечемся от всей этой суеты. — Давайте... — Давай же!   Камило сточил палец до красноты в попытках расцарапать краску на окнах. Он не имел ни малейшего понятия, что это за хрень, но она практически не стиралась, сколько бы он ни старался. Пришлось плюнуть на это дело, пока его пальцы не превратились в куски мяса без кожи. — И долго ты собираешься заниматься этой ерундой? — мужчина, сидевший за рабочим столом, стянул наушники и в который раз оглянулся на Камило, сидевшего у окна битый час. Он даже не пытался ему помешать, у него всё равно ничего не выйдет. Чем бы дитя ни тешилось.   Камило промолчал. Он наотрез отказывался говорить. — Пойми, мой хороший, ты никому не нужен, кроме меня. Никто тебя не ищет и не будет искать. — Завались! — Камило вдруг обернулся на него, нахмурившись. Он смотрел на мужчину исподлобья настолько злостно, насколько он мог, и тяжело дышал, оскалив зубы. — Моей семье не насрать на меня, Карлосу, моим друзьям не насрать. — Это как посмотреть... — Закрой пасть. — Не груби мне, — Бруно свёл брови домиком и разочарованно вздохнул. — я просто говорю правду.   Он снова ничего не ответил.   Прошло не так много времени с момента, как Камило оказался здесь, отрезанный от внешнего мира. Всего день. А всю ночь он не спал, просто не мог уснуть: тревожился, плакал, отрубался и просыпался снова. Бруно тоже не спал, по большей части он сидел за компьютером и, как понял Камило, работал. И это было хреново. У него не было возможности пройтись по квартире и поискать какие-нибудь лазейки, потому что мужчина ходил за ним по пятам всякий раз, стоило Камило куда-то направиться. Даже в туалет. Камило окончательно отчаялся, и сил из-за недосыпа у него не осталось, поэтому он просто сидел, качался из стороны в сторону и ни о чем не думал.   Единственное, что его радовало, это то, что мужчина вёл себя спокойно. По крайней мере, пока что.   Камило отошёл от окна и, пройдя к матрасу, медленно уселся на него. — Не хочешь перекусить? — Хочу домой. — Теперь это твой дом. — Это не дом, это помойка... — он лег на матрас и свернулся калачиком, поглядывая на мужчину через плечо и через свои кудри, упавшие на лицо. — Ты слишком много сквернословишь и грубишь. Тебе бы рот с мылом помыть...   Камило вдруг в удивлении вскинул брови. Впервые за всё это время тон мужчины сменился с ровного на более злой, сердитый, и в какой-то степени это было интересно. А в другой страшно. Камило решил сбавить обороты. — Попробуй.   Но не получилось. Его гордость его когда-нибудь погубит.   Бруно медленно опустил на него взгляд. Снял наушники. Встал из-за стола. И подошёл к матрасу, а затем схватил его за подбородок, поднимая на себя. Камило взвизгнул. — Я сказал, не груби мне. Не пользуйся моей любовью.   Он отпустил его, и мальчик упал на матрас, держась за челюсть. Как отвратительно сильно этот мужик её сжал, Камило показалось, что она сейчас вылетит. Его глаза заслезились.   Бруно сел рядом с ним и принялся гладить по голове. — Ты заставляешь меня делать тебе больно. А я этого ой как не хочу. Понимаешь?   Он наклонился и поцеловал Камило в макушку, продолжая блуждать тонкими пальцами между кудрявыми прядями. Мальчик вжался лбом в его грудь, а руками упёрся в матрас, потряхиваясь. Челюсть ныла и пульсировала, сердце стучало от страха: он мог умереть прямо здесь и сейчас. — Ангелочек...   Камило отстранился от мужчины, теперь упираясь ладонями в его грудь. Он чувствовал себя крайне странно от такой близости. Ему было мерзко и страшно. На глазах наворачивались слёзы, и он не особо старался себя сдерживать, ибо в этом не было никакого смысла. — Почему ты плачешь, мой хороший? — Да отстань от меня, утырок.   Камило отстранился от него, отвернулся к стене и свернулся в клубок.   Вдруг ему особенно сильно захотелось плакать. И он заплакал. Мышцы загудели и застонали от нарастающей боли, живот скрутило в спазме, к горлу подкатил ком рвоты. — Бля... — он нехотя обернулся на мужчину, который всё ещё сидел рядом и с интересом рассматривал жертву. — у тебя есть обезбол или типа того?   Бруно с любопытством прищурился. — Что болит? — Жопа, блин, — Камило цокнул. — голова и желудок. И тело. И... всё. Мне плохо. — Потому что ты отказываешься нормально есть. Посиди. Я сейчас вернусь.   Камило провел взглядом мужчину, прежде чем он с хлопком запер дверь. Привстав на руках, он осмотрелся. Нет... здесь лазеек совсем нет. Даже тонкие стены не помогали: что бы Камило ни кричал, соседям всё равно. Никто не отозвался даже на крики о пожаре, будто людей здесь отродясь нет. Он упал обратно на постель.   Влип. Надо же было так сглупить. А ведь если бы он не...   Он поднялся.   А что вообще произошло?   Ему словно память отшибло. Он с огромным трудом мог вспомнить, что было до того, как он проснулся в этом мерзком месте. Он помнил только Карлоса и то, как плакал перед этим днём. Помнил маму. Помнил, что она внезапно переменила своё отношение к нему. И вспомнил, почему вчера про себя извинялся перед ней и так безумно сильно хотел оказаться рядом. — Ну почему я такой идиот... — Камило прошипел.   Его глаза наполнились слезами, он с глубоким входом заплакал, в очередной раз заплакал, не в силах сдержать себя. Утирая лицо руками, Камило обтирал их об простыни, не заботясь о хоть каких-то остатках чистоты. Тело продолжало ломить, кости, как ему казалось, выворачивались и норовили разломаться. Он стискивал зубы, мяча, чтобы не закричать во всё горло. Так болело всё. Абсолютно всё. Хотелось разорваться и не чувствовать этой боли, этого разочарования в самом себе. Этой ненависти к себе. — Держи, — Бруно оказался прямо перед ним со стаканом воды и непонятной таблеткой.   Камило проглотил сопли, утёр слезы о рукав футболки и, поднявшись, с недоверием покосился на препарат в руках мужчины. — Какова вероятность, что это снотворное, и ты собираешься меня изнасиловать, пока я сплю?   Бруно закатил глаза. — Ты меня обижаешь, малыш. Я о тебе забочусь. Сейчас выпьешь обезболивающее, поешь и ляжешь спать сам. Ты всю ночь не спал, ты хоть знаешь, как это отражается на твоём организме? — А сам-то... — голос Камило заметно дрожал, его красные глаза продолжали слезиться. Хуже уже точно не будет: он взял стакан с таблеткой и одним махом проглотил её, выпив всё содержимое бокала. Обняв свои колени, он прижался спиной к стене и умолк.   Ничего не хотелось, кроме того, чтобы его поскорее трахнули и убили, облегчив страдания. — Не понимаю, чего ты добиваешься. Я таких шизанутых маньяков даже в фильмах не встречал. Чтобы они никак не держали жертву силой и ещё заботились... бред. Что ты от меня хочешь? Зачем я тебе? Вон, сколько красивых маленьких мальчиков есть, почему именно я?   С каждым словом голос Камило дрожал всё сильнее, под конец превращаясь в еле разборчивую кашу из-за слёз и кома, вставшего поперёк горла. Бруно вздохнул и покачал головой. Как же любит Камило играть с ним в эти глупые игры. — Милый, мой милый Камило, мне не нужны другие мальчики... ты не понимаешь, нет? понимаешь ведь, всё понимаешь, придуриваешься... ты особенный, ты — мой смысл, мой свет. Нет никого особеннее тебя...   Мужчина приблизился к нему, укладывая ладонь на его колено. Опять. Опять эти ненавязчивые, аккуратные прикосновения, как казалось Камило, "обрабатывающие", прощупывающие почву. Изучающие, как он отреагирует. А реагировать уже никак не хотелось. Камило очень быстро сдался. Он утёр сопли и поднял на мужчину взгляд, лишенный блеска. — Бред. — Ни капли, мой хороший, — его костлявые пальцы легли на липкие от слёз щёки. Камило вздрогнул. — совсем не бред. Давай поедим, давай? Тебе нужно поесть.   Мальчик неуверенно кивнул.   На обед Бруно разогрел ему макароны с сыром; Камило смотрел на них без всякого аппетита, чувствуя, как его желудок норовит вывернуться наружу от одного только вида еды. И понять, происходило ли это потому, что он не ел, или наоборот потому, что сейчас поест, было невозможно. Поэтому он поел. Хуже не будет, он думал. Но хуже стало.   Камило закрыл рот рукой и второй схватился за живот, согнувшись.   Бруно поднял на него глаза. — Что такое?   Камило его не дослушал: выскочил из-за стола и с громким топотом пробежал до туалета, упал перед ним на колени и стошнил, крепко держась за ободок. Рвота с примесью кусков только что съеденных макарон выливалась из него нескончаемым потоком, он успевал только коротко вздохнуть в небольших перерывах между позывами. Некоторые макароны выходили в том же виде, в котором пару минут назад попали в желудок, и от этого вида Камило тошнило ещё больше; его руки тряслись, глаза снова намокли, и из носа взаместо соплей теперь текла гадкая субстанция, не успевшая выйти через рот.   Бруно вскоре подошёл к нему сзади, чтобы заботливо собрать шикарные кудри в низкий пучок и затем сесть рядом, и начать поглаживать бедного мальчика по спине. — Ну я же говорил... бедный мой. Будет тебе урок.   Камило, тяжело дыша, поднял голову. Мужчина принялся вытирать его губы туалетной бумагой, убирая остатки слизи. — Вот что: ложись спать. Поспишь, и станет лучше.   Камило знал, что лучше не станет, но противиться не стал. Не в том состоянии он, чтобы возникать и спорить. И, скорее всего, он бы всё равно отрубился, ибо изнеможенный организм того требовал и любыми силами собирался получить своё. Бруно поднял его на руки — такой лёгкий он был — и потащил в комнату, обратно на матрас, где всё началось и где всё закончится.   Камило почувствовал под собой мягкую поверхность. А затем руку, блуждающую по его бедру. Он приоткрыл глаза. — Спи, спи, малыш. — Ты мне что-то подсунул? Это слабительное? — Камило тяжело дышал.   Бруно сощурился, качая головой. — Нет, с чего бы мне такое делать? — Почему мне тогда так дерьмово...   Тот пожал плечами. Его рука продолжала гладить и сжимать бедро, Камило чувствовал себя настолько плохо, что был готов стерпеть эти прикосновения, это явно не то, что должно было волновать его сейчас. — Откуда мне знать, мой хороший? — Блять...   Он закрыл глаза. Голова шла кругом. Грань между сном и реальностью постепенно стиралась, Камило чувствовал, как отрубается. Сквозь пелену сна он ощущал руку, поднимающуюся вверх по бедру, к паху, и инстинктивно сжимал ноги вместе, мычал и слегка качался из стороны в сторону, пока не уснул, не в силах больше сопротивляться желаниям организма.