Two Steps from Hell — Unleashed
— Ты собирался посмотреть своему страху в лицо и покорить эту чертову высоту, но вместо этого уже минут пятнадцать просто пялишься на пирамиду. Может, пора пошевеливаться? Погодка-то, гляди, испортилась. Наруто исподлобья глянул на Яхико, что высоко задрал голову и внимательно изучал чернильное небо, от вида которого все больше становилось не по себе. Узумаки звучно хмыкнул: легко ему сказать! Увязался же на его голову… Никакой поддержки — только путается под ногами и на мозги капает. Наруто бы собраться с духом, окончательно отбросить неуместные эмоции и сделать уже свое дело, а не выслушивать болтовню Яхико, что постоянно под руку лез. Впрочем, проблема была вовсе не в Яхико. Наруто и сам не понял, когда успел растерять свой энтузиазм, которым запасался всю дорогу до затерянной пирамиды и коего, казалось, с лихвой хватало, чтобы взять, да исполнить свое предназначение. Вот только вышло все не так, как задумывалось и все это время крутилось в мыслях. Стало не просто волнительно — страшно. До ужаса. — Ударь меня. Яхико с явным скептицизмом окинул Узумаки взглядом. — Не понял? — Чего ты не понял? — на грани раздражения, но все же более-менее спокойно произнес он. — Врежь мне. Только не перестарайся, а то так я точно никуда не полезу. — Зачем? — все недоумевал Яхико. Наруто зажмурился и принялся трясти конечностями, разминать шею, шумно вдыхать носом и сосредоточенно выдыхать ртом а-ля боец перед поединком с опасным соперником. Яхико за этим комичным зрелищем наблюдал со снисходительной полуулыбкой, а потом встал перед Узумаки лицом к лицу. — Так что с тобой? — он многозначительно вздернул рыжую бровь. — Испугался? — А кто бы не испугался? — фыркнул Наруто, нехотя глянув поверх плеча Яхико — на притомившуюся в ожидании незваных гостей пирамиду. — Признаю: мне жутковато. И что? В этом ничего зазорного нет. — Само собой, — поддержал его лидер золотоискателей. — Эта высота действительно… пугает. — Да при чем тут высота… — тихо пробормотал Узумаки — сам еще не решил, чего опасается больше: все-таки высоты или смертельной энергии спессартина. — Думаешь, если я тебя ударю — смелости поприбавится? — с ухмылкой спросил Яхико. Наруто передернул плечами. — Ну, как вариант. Попробовать-то стоит. К тому же, ты мне так помочь хотел — аж умолял с собой взять. — Я тебя не умолял. Сбрендил? — Хочешь жить — делай все, что я скажу. Понимаю, ты привык командовать, но мне ты не лидер, так что извиняй, приятель. Давай, отрезви меня, пока я отсюда не сбежал, как трус последний. Яхико издал гулкую усмешку, со шлепком водрузив ладонь на плечо Узумаки. — Ты не трус, Наруто. Мы ведь уже здесь, а это многое о тебе говорит. — Это говорит лишь о том, что я безбашенный дурачок, — смахнув с себя руку Яхико, буркнул он. — Я бы поспорил, но… тебя же не переубедишь? Узумаки категорично покачал головой. — Даже не пытайся. — Ну, тогда я сделаю, что просишь, — Яхико встал в боевую позу, поигрывая кулаками и едва сдерживая новый смешок. — Куда бьем? Наруто посуровел, словно вовсе не он только что ему это предложил. Спросил тоже… Да куда хочешь — туда и бей, пока добро дали! Подумав с минуту-другую и прокрутив такой ответ у себя в голове, Узумаки вцепился рукой в волосы и замотал головой. — Да черт меня подери! — в итоге взревел он, все сильнее дергая себя за отросшие светлые пряди. — Что, этого тоже боишься? — шутливо поддел его Яхико. — Пошел ты! Лидер черных копателей позволил себе очередную кривую усмешку, когда Наруто стал похлопывать себя по щекам, чуть отдалившись в сторону и что-то себе бормоча. Сперва он делал это так, словно приводил собственную персону в чувство, а затем с такой силой принялся хлестать себя по лицу, что Яхико даже поморщился, вздрагивая от каждого громкого шлепка. — И? — подобравшись к Наруто сзади, он сунул руки в карманы. — Полегчало? — Нисколько, — признался Узумаки, не оборачиваясь на Яхико. — Оставь ты это. У тебя все получится, — с улыбкой проговорил он, глядя избранному в спину. — Уверен, ты просто себя недооцениваешь. Наруто вздернул белесую бровь, обернувшись через плечо, и на его губах взыграла хитрая улыбка. — Думаешь? — Ага, — простодушно ответил Яхико, как что-то само собой разумеющееся. Узумаки развернулся к нему уже всем телом и, сощурившись, подбоченился. — Отчего ты вдруг стал таким приятным парнем, а? Мне казалось, ты последняя сволочь. Неужто я ошибся? — А пес его знает, — пожал плечами Яхико. — Не мне судить. — О-о-о, на-а-до же, какие мы скро-о-мные… — прыснув, протянул Наруто. — А ты болтливый до ужаса — хуже Дейдары будешь, — сморщился тот и воровато огляделся вокруг. — Слушай, ты собираешься свое дело делать или как? Парни уже разошлись кто куда, не нравится мне это… Узумаки в возмущении приоткрыл рот. — Да ты сам меня забалтываешь! — Ладно, давай договоримся так: как только закончишь с этой хреновиной — я угощу тебя выпивкой. И не какой-нибудь мочой ослиной, а настоящим алкогольным шедевром повышенной крепости. Наруто расплылся в улыбке. Вот кто, оказывается, тут мажорную ноту тянет, невзирая на жизненные перипетии — он-то думал, ему в этом деле равных нет. Славный оказался паренек, этот предводитель шайки воров. — Кстати, продегустировать пойло можешь уже сейчас, — Яхико вынул закрепленную на поясе брюк флягу и, открутив крышечку, протянул ее приятелю. — Не хочу быть голословным. Узумаки снова разинул рот, глядя то на призывно выставленную перед ним флягу, то на улыбчивого Яхико. — Сволота! — он выхватил заветный сосуд из рук золотоискателя и потряс им в воздухе. — И ты все это время молчал, пока я места себе не мог найти?! Яхико подкинул крышечку в воздух, а когда поймал, крепко сжал ее в ладони. — Да как-то не подумал. — И все-таки, ты жлоб, — с этими словами Наруто жадно припал к горлышку фляги и сделал несколько глотков, мгновенно ощутив, как алкоголь обжег горло и стал стремительно продвигаться дальше, приятно обволакивая и согревая внутренности. Узумаки улыбнулся, вытер губы рукавом и снова пригубил алкоголя. — Легче? — возвращая себе флягу, справился Яхико. — Могло быть и лучше, — облизывая губы, заметил Наруто, — но выпивка хороша, вопросов нет. Кстати, — он слегка зарделся, исподлобья посматривая на Яхико, — ты это, в глубине души-то, может, и неплохой человек. Да и всем надо шанс давать: тебе с твоими ребятами тоже. Ты давай, держись тут, приятель. Что бы ни случилось, верь в себя и тех, кто рядом. Близких надо ценить и беречь. Знаю, с тобой паршиво Конан обошлась, но не все ж такие. Встретишь еще достойных людей на своем веку, которых захочется держать рядом просто потому, что с ними хорошо, и даже на край света пойти не так страшно, как сперва казалось. Что важно, таких людей встречаешь там, где меньше всего ожидал: поверь, со мной так и случилось, — Узумаки осклабился, чуть сощуриваясь от этой своей широкой улыбки. — А теперь, ради этих людей и их благополучия я на все готов, — он обратился взором к затерянной пирамиде и отыскал глазами спессартин на ее вершине в виде небольшой огненной точки. — Даже во-о-он туда забраться — к самым облакам. Яхико обвел Наруто потяжелевшим взглядом, тщательно вдумываясь в его слова, и в этот момент ощутил неясную тревогу в груди. Все, о чем он говорил, вело к одному: после предательства Конан жить дальше можно и нужно, но отчего-то от некоторых фраз Узумаки ему стало волнительно и даже как-то тоскливо. — Я возьму твои слова на вооружение, — не сразу нашелся с ответом Яхико. — Спасибо за мудрость, Наруто. — Да ну ты брось, — отмахнулся он. — Тоже мне мудрость! Я просто вечно несу все, что на ум приходит, и ничего не могу с этим поделать. — Иногда это полезно. — Угу. Иногда. В том-то и дело. Яхико сухо рассмеялся и протянул Наруто ладонь для рукопожатия. — Ну… Удачи тебе, что ли. — Спасибо. — Я буду тебя координировать. На высоте не все заметишь, да и из-за головокружения тебя может дезориентировать. Будешь слушать меня, чтобы не оступиться. Лады? Узумаки недовольно щелкнул языком. — Бога ради… вот давай без этого! Сам разберусь. Опять хочешь мною покомандовать? — Совсем немного. Тем более, это временно, — поспешил уточнить Яхико. — Помнится, твой лидер не я, а профессор Хатаке. — Профессор Хатаке не просто мой лидер. Он мой наставник и друг, — Наруто тяжело сглотнул, метнув взгляд в сторону. — Вот бы его не подвести… — Не подведешь, — заверил Яхико, как будто знал, о чем говорит. — За дело? — За дело, — вторил ему избранный и решительно зашагал к пирамиде. «На краю света — это как?» — спрашивал себя Наруто еще задолго до того, как там оказался, но к однозначному ответу не пришел. Хината рассуждала об этом не много и чаще витиевато, бросалась теориями и даже домыслами, чем путала его еще больше. Профессор изъяснялся немногим проще, хоть и говорил на языке фактов, опять же ничем не подкрепленных. Так что Узумаки долго не мог взять в толк, что значит «на краю света», и что произойдет, если там очутиться. Однако теперь Наруто понимал: края света не существует. Это лишь образное обозначение того места, где все закончится раз и навсегда, и впредь над человечеством не нависнет угроза вымирания. Ведь есть он: простой работник музея древностей, родившийся с меткой избранного и оставшийся последним из рода Узумаки. Одна оборванная жизнь — ничто в сравнении с гибелью миллионов людей. Этим Наруто себя не утешал, совсем нет — сей факт он уже принял, пусть не сразу и не безоговорочно. Но когда речь шла именно о собственной жизни, то рассуждать вот так просто не приходилось. Даже сейчас, оставив за плечами все стадии, приведшие Наруто к принятию своего положения, он снова остро ощутил эту несправедливость. Опять эти противоречия… Только бы не сейчас! Довольно себя жалеть. Одно лишь терзает: он все равно подвергнется чужой жалости — Наруто уже это предвидел: не ему одному глаза колет такая ужасающая несправедливость. И пусть! Пусть жалеют. Главное, что найдется, кому жалеть. Ведь если свое предназначение не исполнить — ни его самого не станет, ни тех, кто потом будет лить слезы от сожаления. У подножия затерянной пирамиды ее высота казалась еще более непокоримой, чем издали, однако забраться на самый верх было вполне реально, так как местами облицовка с нее сошла почти полностью. Каменные блоки через один оказались сколоты, что так просто не наступить, и карабканье предполагало еще те танцы с бубнами. Если сплоховать и оступиться — падать придется к самому основанию пирамиды, что гарантированно приведет к смерти. А умирать раньше времени Наруто никакого права не имел, поэтому стал внимательно изучать блоки, прикидывать, по какой траектории лучше карабкаться, на каком расстоянии хвататься за те выступы, что располагаются выше, а заодно задавался вопросом, как не обделаться от страха на полпути. Собственно, Узумаки почти сразу понял, что в данном случае разрабатывать стратегию не имеет смысла: что там наверху — ему не углядеть. Так что действовать придется по мере восхождения. Главной задачей для Наруто было не впасть в панику, что существенно усложнило бы подъем, но поставить себе задачу и справиться с ней — не одно и то же. Сердце отстукивало запредельно быстрый и громкий ритм, долбило в ушах и горле, отдавалось в висках. Пульс тоже не отставал, выбивая невообразимые значения. Сильно мутило. Голова уже заранее шла кругом, а ведь Наруто даже не ступил на самый нижний блок… Все шло кувырком. Со страхом справиться не удавалось, как ни старайся. Яхико размахивал рукой со своей обозревательной точки, и его широкая улыбка заставила Наруто усмехнуться и проглотить слабый тошнотворный позыв. Надо же… вот это поддержка! Качнув головой, Узумаки повернулся обратно к пирамиде и протянул руку для того, чтобы ухватиться за каменный выступ, одновременно с этим твердо поставив ногу на такой же, только в самом низу. Пора. Каждый новый шаг приближал Наруто к цели. Под аккомпанемент тяжелого сбивчивого дыхания его пальцы впивались в камень до побелевших костяшек и едва заметных ссадин на сухой коже. Силы в руках постепенно заканчивались, и он замирал, осторожно двигая ими, чтобы кровь как следует разошлась по занемевшим конечностям. Наруто и полпути не прошел, как непреодолимое желание посмотреть вниз обуяло его настолько, что не сдержаться. Он довольно твердо стоял на двух ногах — некоторые блоки такую возможность предоставляли — и обливался ледяным потом. Ветер все яростнее бил в лицо, грубо трепал тонкую светло-бежевую ткань несвежей рубашки, напрочь убивал видимость. Узумаки уговаривал себя не смотреть туда, откуда начинал свое восхождение, особенно при таком порыве ветра, но не сумел. — Мать моя женщина… — ошарашено выдохнул он, покачнувшись на месте и подошвами ботинок стирая в порошок каменную крошку под заскользившими ногами. Прислонившись взмокшей спиной к пирамиде, он тут же коротко зажмурился и стал разворачиваться обратно к ней лицом, цепко хватаясь за блоки на своем уровне влажными ладонями. — Идиот! Не зря же говорят «не смотри вниз»! — все ругал себя Наруто, от бессилия упершись лбом в шершавый камень. Дав себе время на непродолжительную передышку, Узумаки хапнул ртом побольше воздуха и продолжил взбираться на верхушку пирамиды, осторожно переступая с одного блока на другой и периодически отплевываясь от песчинок, что в панике кружили рядом усилиями беспощадного ветра, несущего с собой бурю. Воздух становился все более мутным и тяжелым, а страх в груди Наруто по-прежнему не утихал, однако он как-то приспособился игнорировать его, думая о чем-то отвлеченном и перебирая свои воспоминания. Кажется, было рановато для того, чтобы вся жизнь пронеслась у него перед глазами, но так происходило прямо сейчас, и это даже было ему на руку. Этот день он особенно хорошо помнил. Запах свежих простыней, теплый свет ночника, приоткрытая дверь в комнату. Из коридора слышны голоса родителей, мамин звонкий смех, мелодия с виниловой пластинки, под которую они любили танцевать по вечерам в гостиной. Детство у него было самым лучшим и оттого намертво отпечаталось в памяти. Любовь родителей к сыну и друг к другу делала семью Узумаки поистине крепкой, и восьмилетнему Наруто казалось, что так будет всегда. Мамин смех, папин ласковый голос, чудесная мелодия с пластинки… — Еще не спишь, сынок? Наруто сел в постели и тряхнул головой. — Не-а. Побудешь со мной немного? — Конечно, — Минато с улыбкой взъерошил шевелюру сына и натянул на него одеяло. — Ты чем-то расстроен? — Не хочу, чтобы вы уезжали в эту свою экспедицию. — Понимаю. Нам тоже не хочется с тобой расставаться, даже ненадолго, но мы должны ехать, Наруто. Джирайя хорошо о тебе позаботится. Обещаю, вам обоим не придется скучать. Мальчик усмехнулся, протирая полусонные глаза. — Старик со мной точно не заскучает. Минато укоризненно покачал головой. — Не называй его так, Наруто. — Ага-ага, — закивал он, а на деле слова отца в одно ухо ему влетели, а в другое — со свистом вылетели. — Только скажи ему, чтобы слишком меня не доставал. Он заставляет меня читать много книг, а я этого не хочу. — Джирайя просто хочет привить тебе любовь к литературе, — выставив перед сыном указательный палец, наставительно произнес Минато. — В этом нет ничего плохого — даже наоборот. Необходимо расширять свой кругозор, сынок. Ты активно растешь, и по мере этого твоя голова способна вместить больше информации, так почему бы не забить ее чем-нибудь полезным? Наруто нахмурился, возюкая пальцем по одеялу. — Для вас главное, чтобы я учился. Но мне не хочется, пап. — Для нас главное вовсе не это, — возразил Минато, отчего Наруто переменился в лице. — Твое благополучие и счастье — вот о чем мы с мамой мечтаем и стремимся сделать для этого все, на что хватит сил. Понимаешь меня? — Угу, — Наруто улегся на подушку. — Пап? — Слушаю тебя, сынок. — Вы же с мамой вернетесь? Минато улыбнулся самой теплой и доброй улыбкой из всех, что Наруто Узумаки приходилось когда-либо видеть, и согрел ладонью его детскую щеку. — Мы скоро снова будем вместе. Нужно лишь чуть-чуть подождать. Сможешь? — Смогу, пап, — смахивая со лба струйку пота, ответил своим воспоминаниям Наруто и, до скрипа стиснув зубы, сделал новый шаг к вершине затерянной пирамиды. — Я слишком долго этого ждал. Что мне какие-то жалкие несколько метров до нашей скорой встречи? Узумаки понятия не имел, сколько прошло времени, какое расстояние от земли он уже преодолел и что за этот период успели предпринять силы природы для сохранности своей энергии. Да он и не задумывался об этом вовсе. Буйный ветер холодил кожу, особенно в тех местах, где рубашка была насквозь мокрой, но сверху веяло теплом, если не сказать жаром. Это было приятное тепло, не обжигающее, а просто согревающее, дарящее уют даже на такой невообразимой высоте. Огненно-оранжевое свечение как бы невзначай касалось плеч, игриво пробегалось по волосам и остановилось на правой стороне лица — там было особенно тепло. Наруто много раз силился представить, как выглядит спессартин на вершине пирамиды, какого он размера, каким окажется на ощупь — очевидно, ждал от него чего-то невообразимого, раз ему придавали столь огромное значение. На деле же спессартин был просто камнем, способным уместиться в обеих руках Наруто. Правда, он причудливо пестрел оранжевым и так потрясающе переливался, что не оставалось сомнений: внутри него яростно бурлит могущественная энергия. Где-то гладкий, а где-то, напротив, слегка шероховатый — к нему хотелось прикоснуться, погладить, всмотреться внимательнее, изучать, насколько хватит терпения превозмогать резь в глазах из-за его несравненной яркости. Наруто не просто хотел притронуться к спессартину, на который смотрел, оказавшись на самой вершине затерянной пирамиды. Это было ему жизненно необходимо. Того требовало все его существо. И все же, Наруто оставался просто человеком, а значит, все еще мог испытывать человеческие эмоции. Он сглотнул, надеясь смочить слюной сухость в глотке, проморгался судорожно, отвел со лба мокрые волосы. Страх… Это так примитивно… — Вот мы и встретились, дружище, — обращаясь к спессартину, с горечью в хриплом голосе усмехнулся Наруто. — Тебя, смотрю, прям разрывает всего. Помочь? Всполохи пламени, свирепствующие внутри спессартина, могли стать ответом на его вопрос, и Узумаки даже кивнул понимающе, как если бы ответ все же последовал. Его правая рука несмело потянулась к камню, но в последний миг дрогнула в нескольких сантиметрах от него — эх, никак себя не превозмочь все еще примитивному, боязливому, ничем непримечательному работнику музея древностей… — Обещай, что не сделаешь мне больно, а то здесь уже жарковато, — отшутился Наруто, лишь бы не выдавать своих истинных эмоций. Незримый жар спессартина действительно становился интенсивнее, и былое приятное тепло сменилось обжигающим пеклом, с силой которого не мог сравниться ни один даже самый солнечный день в египетской пустыне. — Как считаешь, профессор Хатаке будет мною гордиться? А Сакура? Черт… зачем я ударил Кибу… Надеюсь, Хината не злится на меня за то, что я был с ней говнюком! А Шикамару я так и не выиграл в шахматы — эх, засада… Вот бы он вытащил язык из задницы и сказал Ино то, что она хочет услышать — много ли для счастья надо? Спессартин продолжал безмолвно полыхать, выдавать все более нестерпимый жар, лучиться режущей глаза яркостью. Песчаная буря и вовсе разыгралась не на шутку, сметая собой все, что было в пределах ее возможностей. А меж тем Наруто коротко перевел дыхание и продолжил неуемный поток сознания, так сильно рвущийся сейчас наружу. — Джирайя, старик… Я ж ему даже спасибо ни разу не сказал за то, что он продолжал растить меня, когда мама с папой не вернулись. Я гад, да? Точно, гад последний. Так же нельзя… Но будем надеяться, он и без того все знает. Скучаю по нему… прям сил нет. Хочется вернуться, сказать всем то, что не успел, может, исправить что-то… А все, теперь никак, — он глухо рассмеялся, шмыгая носом и продолжая неотрывно смотреть в недра спессартина полными слез глазами. — Зато с мамой и папой, наконец, встречусь. Давно уж ждут. А если не ждут — выбора-то нет. Я должен это сделать. Должен… Страшно-то как, а… Ну же, Наруто, не будь ты таким трусом! И снова рука избранного потянулась к пышущему энергией спессартину, покуда он переступал через себя и свои страхи, затем к ней подключилась вторая, и вот, на лицо Наруто уже легла его сияющая тень. Он был готов поклясться, что видит свое отражение на поверхности камня: гладкой, без единого скола и трещинки, без слепых и мутных пятен. В больших голубых глазах Наруто, как и внутри самого спессартина, точно пламя бесновалось, не утихая ни на мгновение, а лишь усиливаясь с намерением освободиться. Энергия беспорядочно металась внутри спессартина, и эти безудержные метания так же отражались на лице Наруто, что заворожено смотрел на камень в своих руках. Все в одночасье встало на свои места. Узумаки почувствовал, как тепло спессартина легонько пробегается по его коже, затем просачивается сквозь нее, начинает хаотично блуждать по венам, накачивая кровь своей энергией. Казалось, это происходит плавно и не приносит дискомфорта — скорее, доставляет удовольствие, но потом все резко переменилось. Энергия разрасталась внутри Наруто с чудовищной скоростью, дотла сжигала собою каждую клетку, и теперь светился уже не спессартин — оранжевое свечение окутало самого Узумаки. Он распахнул рот в немом крике, откинул голову и прогнулся назад, широко раскрытыми глазами упершись в небо, а природная энергия уничтожала в нем все живое, тем самым уничтожая и саму себя. Это все казалось вечностью, в которой был заключен Наруто, но на деле пролетело лишь мгновение, изменившее для него все. Спессартин звучно треснул, раскололся на несколько частей, посыпался вниз — угасший, побледневший, больше не отличающийся былым великолепием и не имеющий никакой силы. Его красоту, его превосходство, силу и мощь — все это впитал в себя Наруто. И когда он наполнился энергией целиком и полностью, все прекратилось. Свечение погасло. Жар испарился. Боли не было. Удовольствия — тоже. Лишь приятная легкость поселилась в теле, которой Наруто прежде никогда не ощущал — это была невесомость, с которой он падал спиной вниз: так медленно, словно время тянулось, тянулось или и вовсе замерло… А Наруто безмятежно улыбался, глядя в проясняющееся небо остекленевшими глазами ему в цвет. И такой чистой и искренней улыбки не было больше ни у кого.☀️☀️☀️
Ино спала сладко. Озябшие плечи согревали теплые ладони, чужое размеренное дыхание опаляло лоб и заставляло упавший на лицо завиток волос забавно подрагивать. Пальцы Яманака слабо держались за ткань рубашки Шикамару, в затылке отдавался стук его сердца, и все это было таким правильным, таким нужным, даже необходимым. Казалось, ничто не сможет потревожить сон Ино. Сон, полный мечтаний, надежд и грез — всего того, чего порой так сильно не хватало наяву. Однако майор Инузука и знать не знал, в каком прекрасном забытье нежится Ино, и безжалостно вторгся в него своей суровой реальностью. Он звал ее по имени, следом звал Шикамару, а потом его голос слился со звонким голосом Хинаты, и они окрикивали пропавших друзей уже в унисон. — Что за черт… — со стоном выпрямляя согнутую в колене ногу, ругнулся Нара — ему тоже не хотелось просыпаться и лишать себя тепла, что даровала ему Ино. — Мы что, все еще живы? — в тревоге озираясь по сторонам, выпалила она и сухо закашляла, стыдливо запахивая на груди блузку там, где была оторвана пуговица. — Ребята! Вы здесь?! — Киба?! Шикамару оживился, грубо и резко проводя ладонью по заспанному лицу. Майор заглядывал в яму, и его лицо с болтающимся на подбородке платком показалось Нара божьим благословением. — Черт побери! Мы вас уже обыскались! Вы как туда угодили?! — Ты бы знал, как я рад тебя видеть! — вновь отозвался криптолог и не без труда поднялся на ноги, следом помогая встать Ино, которая заполошно поправляла на себе одежду. — Буря закончилась так скоро? — прочистив горло, хрипловатым ото сна голосом справилась она. Ее взгляд уперся во внушительную песчаную горку по правую сторону от их с Шикамару темного уголка, где они пригрелись. — Так скоро? — рядом с Кибой над ямой согнулась Хината. — Ты, должно быть, шутишь? — Ну… мне так показалось, — тихонько пробормотала Яманака, нервно приглаживая волосы. Поймав на себе внимательный взгляд Шикамару, она отвернулась и коротко почесала заалевшую щеку. Вот и неловкость объявилась на пару со стыдом… Хината выпрямилась, и Киба вторил ее движению, развернувшись к ней корпусом. Они улыбнулись друг другу: оба успели заметить, какой непривычно притихшей была Ино. — Ничего не говори, — предупредила Хьюга, тогда как майор уже порывался отпустить какой-нибудь комментарий по этому поводу. — Понял, — Киба послушно кивнул и снова согнулся над ямой. — Вы там как? Не пострадали? — Я ногу слегка повредил, а в остальном полный порядок, — отчитался Шикамару, тоже обратив внимание на кучу песка чуть поодаль. — Мы уже подписали себе смертный приговор. Сюда песка навалило будь здоров! — Вижу… — констатировал Инузука и щелкнул языком. — Давайте выбираться от греха подальше. — А где профессор с Сакурой? — вдруг поинтересовалась Ино, принимаясь долбить задней частью подозрительно мигающего фонаря по раскрытой ладони. — Неужто тоже потерялись? — Нет-нет, с ними все хорошо, — ответила Хината, раскрывая перед Кибой рюкзак, откуда тот выудил плотно скрученную толстую веревку. — Они не стали терять времени и отправились к пирамиде, — пояснил Киба, расправляя бечевку в полный рост. — Я сброшу вам веревку. Сможете подняться, упираясь ногами в переднюю стенку? — Да без проблем, — с готовностью выпалил Шикамару, будучи вне себя от радости. На его помятом лице даже тусклая улыбка маячила, и Ино не могла этого не заметить. — Зря только сюда нырял, — нарочито громко фыркнула она, приподнимая подол юбки и застегивая пряжки на ботиночках. — Так бы нога цела осталась. Нара покачал головой. — Ничего не зря. — Ты так думаешь? — ухмыльнулась Ино, делая вид, что все еще возится с обувью. Шикамару перехватил ее руку и, притянув пальцы к губам, коротко поцеловал их костяшки. — Что ты делаешь? — зашипела она, отдергивая руку. — Часы пробили полночь — и карета превратилась в тыкву? — сыронизировал он, намекая на ее внезапную отстраненность. — Нет никакой кареты, — грозно зашептала Ино, рваными движениями опуская подол юбки и проводя руками по измятым складкам. — Ты ее давно сломал. Нара досадливо поджал губы. — Ну конечно. — Ты первая, Ино, — распорядился Киба, скидывая вниз один из концов веревки. — А далеко еще до пирамиды? — Какаши сказал, мы совсем рядом, — Инузука приложил ко лбу ребро ладони, вглядываясь вдаль, где недавно исчезли Какаши с Сакурой. — Ее даже отсюда уже видать. — Майор… — Хината взволнованно дотронулась до плеча Кибы. — Думаешь, профессор успеет?.. — Я... не знаю, Хина… — честно признался он и снова устремил глаза к затерянной пирамиде. Тучи разошлись. Небо посветлело, и его голубой оттенок казался ярче обычного. Тьма сменилась светом, и оранжевый солнечный диск одарил теплом все вокруг. Будто и не было бури, да того непроглядного мрака. Гладкие песчаные дюны, привычные обжигающие лучи ясного светила, размеренное движение пушистых белоснежных облаков в безмятежной синеве. Профессор верил, что успеет. Верил до самого последнего часа. Сакура не могла разделить его переживания по известным причинам, но ее волнение немногим уступало волнению Какаши. Она изо всех сил бежала за ним, едва поспевая, спотыкалась, задыхалась. Он не сбавлял скорости, как будто забыл, что не один, и Харуно казалось, ей не хватит ресурсов добежать до пирамиды и не свалиться замертво. Однако и упрекать Какаши за что-либо сейчас у нее и в мыслях не было. Сакура продолжала следовать за ним на последнем издыхании, беспрестанно думая о том, как там сейчас Наруто. Пирамида уже была в поле их зрения, и в какой-то момент Хатаке стал замедляться. Сакура выдохнула, закашлялась, отбросила с лица волосы, пропитавшиеся пылью и влагой. Какаши судорожно осматривал окрестности, не замечая, как переходит на шаг, выискивал глазами спессартин на вершине пирамиды, искал Наруто. Но на вершине не было никого и ничего. Они заметили какое-то движение у самого подножия пирамиды, и тогда оба остановились, как по команде. Какаши сощурился, заприметив вдали рыжеволосый затылок Яхико, и паника звонко забила в колокола, пригвождая его ноги к земле. Сакура схватилась обеими руками за плечо профессора, не отнимая взгляда от лидера золотоискателей, и до дрожи боялась сделать новый шаг. Хатаке оказался смелее, пусть и не на много, но все же стал передвигать ногами с невообразимой медлительностью, и таким образом они с Сакурой все больше приближались к Яхико, который склонился над телом того, кто был так похож на Наруто. Харуно отпустила Какаши. Отошла в сторону, затем двинулась вперед. Выдохнула полной грудью, потом вздохнула глубоко и рванула к пирамиде, увязая ногами в песке. Яхико обернулся, когда Сакура закричала, окликнув Наруто по имени, и поднялся с земли. Она неслась ему навстречу, придерживая ткань юбки, и продолжала звать друга, при этом отчего-то глядя на Яхико. Он потупил взгляд, не вынося этого зрительного контакта, особенно когда Харуно оказалась совсем близко, и больше не смог заслонять Наруто собой. Сакура резко затормозила, когда, наконец, с уверенностью смогла узнать в недвижимом теле Наруто. Ее руки плетьми повисли вдоль тела, ноги не слушались, вынуждая ее так и стоять на небольшом расстоянии от распростертого на земле друга, в груди все болезненно стянуло. Она лихорадочно замотала головой, словно отгоняла прочь страшные предположения, уронила несколько слезинок на пылающие щеки, отыскала пальцами ткань юбки и стиснула ее до боли в суставах. — Наруто… — прошептала Харуно, и едва это случилось, она сделала несколько несмелых шагов вперед и упала перед ним на колени. — Наруто! Какаши подоспел тут же. Опустился на песок рядом с Сакурой, дикими от ужаса глазами вперившись в побледневшее лицо Узумаки, на выдохе приоткрыл губы. Ему все стало ясно. Сакуре — нет. — Наруто! — придя в себя, прокричала она и стала похлопывать Узумаки по щекам. — Наруто, что с тобой? Сейчас же ответь! — Сакура… — начал было профессор, но тут же был ею прерван. — Наруто, немедленно отвечай, я сказала! — Харуно склонилась над грудью Узумаки и принялась вслушиваться в его сердцебиение, вместе с тем прощупывая пульс на запястье. — Что же это… Наруто… Какаши больше не мог смотреть в это бледное, безжизненное лицо мальчишки с широко распахнутыми глазами, и со слабым стоном отвернулся. Наверное, это стало его большой ошибкой, но он выбрал смотреть на Сакуру, которой только предстояло все осознать. На его глазах она смахнула с лица слезы, вытянула перед собой раскрытые ладони и зажмурилась, отчего щеку расчертили две новые мокрые дорожки. Харуно закричала: «Ну же! Давай!» Однако ничего, совершенно ничего не случилось, и она страшно затряслась всем телом. — Нет… — ладони Сакуры над телом Наруто ходили ходуном, но она упрямо продолжала держать их в одном положении: когда-то раньше так у нее получалось унимать его боли или лечить рану Какаши. Ожоги на ее коже до сих пор в некоторых местах не зажили, и это было прямым доказательством того, что Харуно могла нести людям исцеление своим уникальным даром. Но сейчас, в тот момент, когда ей больше всего нужно было его применить, ничего не получалось. Ни знакомой теплоты внутри, ни жжения в ладонях, ни зеленоватого свечения из-под них — ничего. — Почему?! — взревела она, бесконечно смаргивая слезы, размывающие картинку перед глазами. — Почему, мать твою?! Давай! Пожалуйста! — Сакура, не надо… — надломленным голосом выдавил Какаши, осторожно перехватывая ее ладони и с силой опуская их вниз. — Ничего не выйдет. Наруто… — Нет! — взвизгнула Харуно и с такой силой оттолкнула от себя профессора, что он стал неуклюже заваливаться на бок и заморгал дезориентировано. — Замолчи! Не смей ничего говорить, слышишь?! Я не хочу ничего слышать! Не смей! — Все закончилось, Сакура. Она вдруг застыла. Развернулась к Какаши, моргнула отупело. — Ч-что? — Он мертв. — Нет-нет… — Харуно жутко усмехнулась сквозь подступающие рыдания, понемногу раздирающие грудную клетку. — Нет… Как ты можешь? Как ты… — она умолкла, лицо ее удивленно вытянулось, перекосилось. — Что ты сказал? — Наруто погиб, Сакура. Чужой голос, которым профессор изрек эту чудовищную правду, отрезвил Сакуру, точно пощечина или еще хуже — удар под дых. Она дрогнула, согнулась пополам, положила трясущиеся руки на колени, обтянутые тканью юбки. Глубокий вдох — пронзительный крик. — Сакура! — Какаши взялся за ее плечи обеими руками, когда она упала лицом на грудь Наруто и сжала в кулаках его рубашку. — Не-е-ет! — она кричала так громко, так надсадно и душераздирающе, что Хатаке казалось, он этого не выдержит. Профессор продолжал оттаскивать Сакуру от Наруто, но она все не поддавалась. — Умоляю, Сакура… Новый вопль резанул Какаши по ушам, едва не выбивая к чертям барабанные перепонки, и он невольно зажмурился, только бы перетерпеть этот миг. Но кричать у Сакуры по-прежнему хватало сил, и она продолжала: орала до хрипоты, до нехватки воздуха, до темноты в глазах. А он только и мог, что впитывать в себя эти жуткие вопли и медленно, мучительно медленно погибать вместе с Наруто. — Он не мог, не мог погибнуть! Не мог, я не верю! Не верю! Сделай… — Сакура задохнулась, схватилась за горло, повернулась к Какаши. — Сделай что-нибудь… Прошу… По-помоги ему… Я не могу, не могу помочь, не получается… Не… — договорить она уже не смогла и вновь закричала, ударившись лбом о грудную клетку Наруто. — Мы ничего не можем сделать! — на этот раз неконтролируемо срываясь на крик, Какаши встряхнул Сакуру за плечи и посмотрел ей прямо в глаза. — Мы не могли ничего сделать! — Не мо… — она проглотила невыносимую сухость во рту, продолжая трястись, точно от удара током, и осознание подобралось к ней одним махом. — Так ты знал… Ты все знал… Какаши резко отвернуло в сторону, когда ладонь Сакуры обожгла его щеку хлестким ударом. Но на этом все не закончилось. Новый удар пришелся ему в плечо, еще один — в грудь, потом снова в плечо, по лицу, по голове, и так по кругу… — Ты все знал! Знал и ничего не сделал! — истерично визжала Сакура, с невесть откуда взявшейся силой продолжая бить профессора куда придется. — Подонок! Я ненавижу тебя! Это ты виноват! Из-за твоего проклятого пророчества он умер! Это все из-за тебя! Ненавижу! Ненавижу тебя! Презираю! Ненавижу! Какаши рывком прижал Сакуру к себе, и она не смогла предпринять попытку отбиться. Лишь рыдала взахлеб, дергалась неконтролируемо, всхлипывала, кричала, снова рыдала протяжно, завывала раненым зверем. А профессор понимал, что Сакура права. Права во всем. Он знал. Но ничего не сделал. Ничего. Хината упала на землю, когда отголоски неуемного рева Сакуры донеслись до ее ушей, и слезы как по готовности хлынули из глаз. Киба стоял у нее за спиной, в непонимании глядя на тело Наруто, и привычная дрожь в одно мгновение поразила его руки. Понимание ворвалось и в сознание Ино: она зацепилась за локоть Шикамару, и лишь с его помощью удержалась на ногах. Сам же он только и мог, что смотреть: на Наруто, на Сакуру, на Какаши. Смотреть и проклинать эту экспедицию, «Омникус», все сущее на этой земле. Проклинать все то, ради чего Наруто отдал свою жизнь там, на вершине затерянной пирамиды, пока позволял энергии спессартина пожирать себя изнутри. Сейчас никто не думал о том, что эта жертва была не напрасной. Как Наруто и предрекал, лишь жгучая несправедливость терзала умы его друзей, которая еще долго будет отдаваться тяжким сожалением обо всем произошедшем и о том, чего уже не изменить и не вернуть. Но мучиться от сожалений им еще только предстоит. Этому место не здесь, а в другой реальности — уже далекой, но прежде неизменно родной. Там, где дом. Там, куда не все смогли вернуться.