Quiero morir en tu interior,
juro que me perdone Dios
Si estar contigo es un delito,
hago mil años en prisión
Я хочу умереть в твоих объятиях,
да простит меня Бог.
Если быть с тобой — преступление,
то я готов провести тысячу лет в тюрьме.
— Romeo Santos feat. Ozuna – Sobredosis
Рядом с Марком кислорода всегда слишком мало. Не потому что он целуется так опьяняюще и надрывно; не потому что касается так, что тело подбрасывает, словно от удара током; не потому что шепчет такие вещи, что у Жени волосы на загривке шевелятся. А потому что это Марк. Ему даже делать ничего не нужно, чтобы Женя боялся дышать в его присутствии. Марк Женю завораживает. Он не образец грации, походка его далека от модельной, а речь — от дикторской. Но то, как он смотрит из-под чуть опущенных ресниц, как улыбается непослушно, как пальцами в волосы зарывается, чтобы убрать их от лица, заставляет им любоваться. Поцелуи в шею по спины больше не пугают, а посылают волны мурашек по всему позвоночнику. Если бы Женя был котом, он мурчал бы от удовольствия. — Марк, что ты делаешь? — шипит Женя, помешивая сахар в одной из двух кружек, стоящих перед ним. Зелёный чай с сахаром — извращение, так любимое Марком, которое пришлось принять вместе с другими его «чудинками». Тот что-то невразумительно мычит в шею и носом зарывается в ткань тёплой кофты. Рубашки и классические брюки в качестве домашней одежды канули в Лету — быстро не снимешь, так потом ещё и огребёшь, если помнёшь/порвёшь/испачкаешь (подчеркнуть нужное). — Мы собирались чай пить, разве нет? — улыбается, потому что понимает, что до чая они реально теперь дойдут только тогда, когда он уже остынет. — Я просто пробую десерт, — Марк губами ведёт по уху жениному и оставляет мокрый поцелуй на косточке за ним. — Ты же знаешь, как я люблю сладкое. О, Женя прекрасно знает. В его холодильнике теперь есть отдельная полочка для всевозможных шоколадок, йогуртов, свежих пирожных из кондитерской по соседству, а на столе теперь скромно стоит вазочка для конфет. Года три назад Женя бы возмутился, что она выбивается из общей картины выдержанного минимализма, но не теперь. Не теперь.***
Два с половиной года назад
— Ты не нравишься моему психологу, — выдыхает Женя в трубку, приземляясь на диван. Одной рукой он держит смартфон у уха, а другой ослабляет удавку-галстук. Совсем немного хочется, чтобы горло сдавливал не жёсткий кусок ткани — новый кинк, обретённый благодаря появлению Марка в его жизни, — но сейчас не об этом. — Он говорит, что наши отношения деструктивные. Прямая цитата. С той стороны слышен смех. И это помогает Жене расслабиться — не обиделся. — Я не сомневался. Мы вообще-то оба это знаем, — отвечает Марк спустя несколько мгновений. — Но, если честно, немного печально, потому что у нас один психолог… — Может сменим, а? — Ты думаешь, что мы быстро сможем найти специалиста, который будет консультировать двух радужных с бедами с головой? — Тоже верно. — Женя хочет выпить, но сегодня только вторник, а алкоголь среди недели ни к чему хорошему не ведёт. Медленно, но верно он отучается от старых привычек. Ради чего-то нового, конечно. — Ты сегодня на работе? — Угу, — бурчит Марк. — Почему ты просто не мог устроить меня к себе, м? — Потому что у тебя нет квалификации. — Чтобы подавать тебе кофе, например, не нужна квалификация. — А чтобы оформлять документацию нужна. К тому же, я боюсь, что секс на рабочем месте это не то, что мне хотелось бы уже практиковать. — Ты ужасно занудный, Жень. Это невыносимо. Сам знаешь, что мне от таблеток этих вообще ничего не хочется. Женя тяжело тянет воздух носом. Точно. Гормональная терапия. Побочки. Что-то, к чему им обоим ещё предстоит привыкнуть. — Прости, — честно извиняется он. Он знает, что Марк честно пытается. Уже полгода они оба что-то пытаются. Подстраиваются, подтачиваются, подбиваются друг под друга. Вряд ли по задумке небесной канцелярии они идеально подходящие друг другу детальки паззла, но иногда можно обмануть даже вечное голубое над головой. Полгода — слишком маленький срок, чтобы твёрдо заявить, что, мол, вот оно — тугезер форевер, но достаточно для того, чтобы прийти к осознанию, что этого самого хэппили эвер афтер хочется обоим. Марку тяжелее в сто крат. Перемены для него начали происходить вообще во всех сферах жизни. Поговорить с матерью дольше трёх минут — раз; рассказать Артуру про свою настоящую работу — два; понять и принять, что так вообще больше нельзя — три. Однако он открыл в себе черту, которую раньше упорно не замечал — у него была завидная сила воли. Шутка про «мужик сказал — мужик сделал» перестала быть шуткой, а Марк перестал быть Иисусом и убрал анкету с сайта. На это ушло почти четыре месяца. Женя не давил, не предъявлял за то, что Марк продолжал ездить по заказам после того, как они приняли решение, ну, попытаться. Он разбирался со своей головой. Между ними на первые месяцы повисло сиплое обещание с промёрзшего балкона — будь что будет. И всё. Ни клятв в любви, верности, преданности и прочего по списку. Марк пошёл к психотерапевту, стал постоянным гостем психолога, бросил работу и устроился в реальный бар. По выходным сублимирует сексуальное влечение в искусство. Женя всерьёз предлагает ему устроить выставку как-нибудь. Марк качает головой и вслух озвучивает сомнения, что едва ли его мазня будет кому-то интересна. Женя в корне не согласен и мысленно протестует. Всё идёт своим чередом. Будь что будет.***
Год и семь месяцев назад
Женю раздражает вазочка на столе, о чём он и сообщает Марку, который эту самую вазочку и припёр из своей старой съёмной квартиры. Тот пожимает плечами и крутит её туда-сюда по гладкой столешнице, словно устраивая покрасивее. Словно она вообще будет смотреться красиво на полированной блестящей поверхности. Тяжёлая хрустальная конфетница с толстыми стенками и вырезанными на пузатых боках цветами. Какой-то привет из советских времён. Почему нельзя было купить новую, зачем им обязательно нужна эта? — Это из бабушкиного сервиза, — гордо сообщает Марк, глядя только на неё и специально не обращая внимания на краснеющие женины скулы и трепещущие тонкие ноздри. — Тяжёлая, правда. Мне нравится. — Это не аргумент. — Что она мне нравится? — хмурит брови. — Что она тяжёлая. Марк усмехается как-то недобро и поднимает предмет раздора. — Ну, если мы когда-нибудь серьёзно поссоримся, она будет очень кстати. — Это угроза? — выгибает бровь Женя, облокачиваясь на тумбу бёдрами и скрещивая руки. На вкус Марка это выглядит совсем не угрожающе, скорее при-гла-ша-ю-ще. Он облизывается и громко приземляет несчастную вазочку обратно на стол. Судя по звуку, трещины скорее останутся на новомодной столешнице, чем на проверенном временем советском хрустале. — Ты знаешь, что я по-другому угрожаю, Жень, — в его глазах тот самый блеск, который обещает очень много хорошего. Они уже пережили несколько кризисных моментов терапии, и по словам Марка в последнее время его либидо пришло в «норму для человека его возраста». Точнее по словам не Марка, а его терапевта. Но всё равно обнадёживающе, да? — Не знаю, — качает головой Женя. Дразнит. Марк сделал из него отвратительного человека. Непонятно, кто кого в итоге воспитал. — Ты мне давно не угрожал. Наверное, я забыл. — Скажи, что тебе нравится эта вазочка. — Марк, — серьёзно смотрит на него Женя, — она действительно ужасна. При всём уважении к твоей бабушке. Она вообще никак сюда не подходит. Тот хмыкает и приближается к Жене. — Ты ведёшь себя ужасно. От такого заявления у Жени глаза округляются. Ему говорят о таком в его собственном доме — неслыханно. Хотя, если быть уж совсем честным, Марк себе и не такое позволял, но ему всё сходило с рук, как только эти руки оказывались на Жене. Волшебство какое-то. — Ты редко на это жалуешься, — довольно говорит Марк, подходя вплотную и упирая руки в столешницу так, чтобы Женя попался. Тот никогда не признаётся, что это его любимая ловушка. Их разница в росте Женю всегда поражает. Он выше и при желании вполне может положить подбородок ему на макушку, пока обнимает, но взгляд блестящих серых марковых глаз снизу вверх заставляет ноги превращаться в желе и посылает дрожь по всему телу. Эффект Марка. Благословение с небес. — Поцелую, если вазочка остаётся, — невинно улыбается Марк. Женя поджимает губы и мотает головой из стороны в сторону. Уродливая конфетница за один поцелуй? Нужна, как минимум, сотня. — Мало? — Женя кивает головой. — Какое твоё условие? Женя делает вид, что крепко задумывается, поднимает глаза к потолку, чтобы в хитрющие марковы не смотреть, не то ведь окончательно капитулирует. Он вообще ему слишком часто сдаётся без боя. — Оставлю эту хрень, если позволишь купить тебе костюм и пойдёшь со мной на банкет. Марк ахает. — В качестве кого, Жень? Я же говорил, что это очень-очень-очень плохая идея. На такие банкеты ходят с жёнами, любовницами там. А меня в платье не нарядишь. — Поэтому и говорю, что куплю костюм. Пойдёшь в качестве моего партнёра, — он опускает взгляд на Марка и видит, что тот хмурится. Ничего хорошего эти сдвинутые брови не предвещают. Скорее всего — очередную ссору. А они даже эту не закончили. — Не важно какого. Это не их дело. Под абстрактными «ними» Женя скорее всего подразумевает весь мир. — Это заявление, — упрямится Марк. — Это банкет. Туда приходят поесть, напиться и между делом обсудить что-то важное. Я хочу, чтобы ты был со мной, иначе я сойду с ума. — Только поэтому? — ухмыляется. — Ну-у, — тянет Женя, — ещё мне хочется увидеть тебя в костюме. — Я придушу тебя галстуком, — цокает языком Марк и руками обвивает талию Жени, чтобы немного стиснуть. — Но ради бабушкиного хрусталя… Женя надеется, что обещания Марк сдержит. И про банкет, и про галстук. А уж с уродским предметом интерьера можно смириться. На что не пойдёшь ради любви.***
Год назад
— Ну, наконец-то! — восклицает Андрей, когда женина макушка показывается в зоне прилёта. — Я думал, мы их никогда не дождёмся. Петя сдержанно улыбается и гладит своего cher по руке, иначе тот бы полетел навстречу только-только прибывшему другу, расталкивая ни в чём не повинных пассажиров. — Андрэ, спокойнее. Успеете ещё друг другу надоесть. — Петя, ты ничего не понимаешь, — надувает губы Андрей, но остаётся на месте, вытягиваясь на носочках, чтобы получше рассмотреть, с кем там Женя идёт. — Он нам сколько обещал приехать? Правильно — слишком долго, — отвечает на свой же вопрос. — А теперь он ещё и с этим, — подбородком дёргает он в сторону приближающейся парочки. — «Этого» зовут Марк и он вообще-то с Женей встречается. — Он Жене только нервы мотает! — возражает Андрей, понизив голос. — Я не уверен, кто кому нервы мотает, — качает головой Петя, усмехаясь. Он-то прекрасно понимает, каким Женя может быть, и именно ему достаются телефонные звонки, когда тот без настроения/обижен/расстроен/сходитсумаотлюбвиилииревностиопять. Он искренне завидует терпению Марка, потому что в такие моменты Женю хочется послать как можно дальше и на как можно долгое время. Петя выпускает руку и подталкивает Андрея: — Иди давай, не то ты мне сейчас пальцы сломаешь. Тому только отмашку дай. Он тут же бросается на улыбающегося Женю, вынуждая его отпустить чемодан и ладонь Марка. Последний смущённым не выглядит, наоборот, с интересом смотрит на человека, который десяток лет назад помогал тащить его пьяного друга в такси и который теперь ему… ну, что-то вроде друга жениха. Петя к Марку первым подходит и тянется за рукопожатием. — Рад тебя наконец увидеть, — говорит он и улыбается совсем искренне. — Добро пожаловать во Францию! — Спасибо, — со смешком отвечает на протянутую руку Марк и стреляет глазами в сторону прилипшего к Жене Андрея, который что-то яростно ему выговаривает. — А ничего, что они… э-э-э? — Нормально, — отмахивается Петя. — Это лучше, чем то, что изначально задумывал Андрей. Марк вопросительно выгибает бровь. — Потом расскажу. Может пойдём уже? — последний вопрос он адресует уже супругу. — Mon cher? — Oui, oui, — тут же откликается Андрей. — Но с тобой мы ещё поговорим, — грозит пальцем он Жене и отворачивается. Женя тяжело выдыхает и снова берёт за ручку их с Марком общий чемодан. Ловит взгляд Пети над макушками их партнёров, тот подмигивает. Они все поладят, все вчетвером. Для этого они с Марком и приехали.***
Настоящее время
Евгений Станиславович хочет разложить Марка прямо на кухонном столе, но в тридцать один, конечно, не всё уже можно себе позволить. Из сладкого, например, он позволяет себе в последнее время только Марка. Такой вид сахара он готов принимать внутривенно каждый день. Кружки с чаем отставлены подальше. Марк пользуется тем, что Женя сегодня такой тёплый, домашний и безотказный. Как в самый первый их раз он целует-ласкает шею, ныряет холодными ладошками под свитшот и дразняще водит самыми кончиками пальцев по всё ещё впечатляющему рельефу пресса. Наслаждается тяжёлыми жениными выдохами и не спешит разворачивать к себе лицом, потому что знает, как Женя — на самом деле — любит прелюдии. Иногда больше самого процесса. А с тех пор, как его собственное либидо пришло в норму, а встречи с психологом перешли в разряд «профилактических», он осознал всю прелесть размеренного занятия любовью. Не трах, не секс, а занятие любовью. Этому его научил Женя. — Женяженяженя, — бормочет в волосы Марк, лаская соски и широко мажа языком по шее. В ответ получает ещё один рваный вздох. — Чего ты сегодня хочешь, Женя? Тот выгибается и задницей проезжается по паху Марка, чувствует напряжение через ткань домашних штанов и почти скулит. — Я не понимаю, — явно издевается, но на движение отвечает и сам притирается к жениным ягодицам. — Мы же договаривались говорить словами, помнишь? — Я… я хочу… — захлёбывается воздухом и словами Женя. — Хочу, чтобы сегодня ты… был сверху, — договаривает и ещё раз ведёт по его паху так, чтобы член оказался аккурат между двух половинок. Такой Женя Марку крышу сносит. Они не сразу пришли к тому, что, оказывается, роли в постели могут меняться, потому что их, в общем и целом, обоих устраивало. Но, к удивлению Марка, эксперимент предложил Женя. С явной подачи Андрея, раз уж на то пошло. И им обоим понравилось. Исключительно разнообразия ради. — Если ты хочешь, — Марк за талию поворачивает его к себе и наслаждается румянцем, разлившемся по щекам и шее, — значит так и будет. Ты был в душе? Женя, закусив губу, кивает. Это очаровательно, что он всё ещё так смущается каждый раз, когда дело доходит до интима. Марку очень интересно, со всеми ли партнёрами он был таким, но они договорились не говорить о прошлом… таком прошлом. — Ты такой хороший, — в миллионный раз повторяет Марк. Дурацкое прозвище срывалось с его губ только в постели и исключительно потому, что с него Женю вело не по-детски. — И такой мой весь. — Да-а-а, — отвечает Женя и сам тянется к губам Марка. Каждый поцелуй говорит о том, что торопиться им некуда, что Марк больше никуда не убежит, а Женя не закроется от мира на N дней. Каждое прикосновение обещает продолжение. Евгений Станиславович на самом деле не хотел разложить Марка на кухонном столе. Он хотел, чтобы Марк разложил его. Поэтому он совсем не сопротивляется, когда тот тянет край его кофты вверх, когда снова разворачивает его спиной к себе и прижимает грудью к прохладной поверхности. Он прикрывает глаза, когда Марк пальцами ведёт по выступающим позвонкам, задерживается на мягком поясе штанов и одним указательным тянет их вниз. Это круто выглядит только в фильмах, на деле Марк тут же обеими руками спускает с него штаны вместе с бельём, открывая вид на крепкую задницу. Марк оглаживает тёплые ягодицы, отчего Женя нетерпеливо ёрзает. Потому что у него есть сюрприз. Глаза Марка расширяются, когда он раздвигает половинки. Там призывно блестит серебристое навершие. — Это же не…? — завороженно произносит Марк, пальцем ведя по металлу. — … та самая, — глухо заканчивает Женя, качая бёдрами, словно хвастаясь. — Ты говорил, что выкинул, — припоминает Марк. — Я соврал. — Если бы он мог пожать плечами, то, наверное, сделал бы это. — Она в тумбочке лежала. — Чего? — замирает. — Это которая у кровати? — М-м, — согласно мычит. — Презервативы и смазка всегда с краю, а глубже ты не лезешь. Это было несложно. Марк почти задумчиво прокручивает пробку за верхушку и слегка тянет на себя. Та слегка поддаётся, а затем снова встаёт на место. Это выглядит идеально, на его вкус. — Насчёт залезания глубже, — он рукой хватает Женю за шею и притягивает к себе, прижимая спиной к груди. Большим и указательным за подбородок поворачивает лицо к себе. — Могу устроить, — и накрывает губы своими, другой рукой медленно, но настойчиво доставая игрушку из Жени. Его стон теряется где-то между их губ. — Пожалуйста, — выдыхает Женя, отрываясь. Пальцы добела сжимают край кухонной тумбы. — Марк, пожалуйста. Марк вводит сразу два пальца, они легко скользят, смазки достаточно. Он двигает ими, слегка сгибает, проводит по стеночкам, разводит, чтобы убедиться, что Женя хорошо растянут, что он так открыт и податлив только для него. — Ты меня с ума сведёшь, — говорит Марк, когда проводит по простате и Женя вздрагивает, сжимаясь вокруг пальцев. Возбуждение становится почти болезненным, когда его Женя перед ним такой. Он всё реже и реже вспоминает времена своей прошлой работы, в основном, во время сеансов, но он уверен абсолютно точно — такой связи у него никогда и не с кем не было. Их общая физика уже давно переросла в эмоции, в чувства, в нечто более большое, чем животное удовольствие. Об этом странно было думать первое время, даже мысли казались нелепыми, странными, слишком слащавыми. Словно подсмотренными из кино про любовь. Но когда тебе так доверяют, других мыслей и быть не может. Марк помнит, что в каком-то из кухонных ящиков есть презервативы и смазка на экстренный случай. Сейчас такой. Ему приходится оставить Женю на пару минут, пока он дрожащими руками почти наощупь шарится по тумбам и находит необходимое. Он быстро стягивает кофту и спускает шорты, чтобы быть так, как они оба любят — кожа к коже. Женя резко тянет воздух через зубы, когда Марк аккуратно входит. Растяжки достаточно, но чувство наполненности такое невероятное, неизбитое. Правильное. Наконец-то в их жизни всё правильно. Марк успокаивающе гладит по плечам, спине, бёдрам и толкается ещё раз. Медленно, тягуче, плавно. Любит, а не трахает. — Же… ня, — задыхается, когда тот сам подаётся бёдрами, насаживаясь глубже, принимая его всего. Марку жаль, что он не видит его лица, потому что такие слова обычно говорят глаза в глаза и губы в губы, но он не может сдержаться, когда всё ощущается так ярко и хрустально, что у него кажется шумит кровь в ушах. Он видит, как напряжены мышцы рук, которыми Женя цепляется — одной за него, другой за тумбу, — и как красиво играют в неясном кухонном свете мышцы спины, и не выдерживает: — Я так люблю тебя, Женя. Я так сильно люблю тебя-а, — почти хнычет он на последнем слове. Женя низко стонет и вздрагивает, то ли от его слов, то ли от ощущений. Марку хочется думать, что и от того, и от другого. — Я тоже, Марк, — голос у Жени глухой, хриплый. — Я тоже тебя люблю. И на сегодня им этого достаточно. А раз достаточно на сегодня, значит, каждый новый день можно будет этим довольствоваться. Потому что они справятся также, как справлялись до этого. Как-нибудь, криво-косо, с оговорками, но вместе.***
К своему тридцати одному году Евгений Станиславович, казалось, должен быть совершенно счастлив. Единственный его недостаток, как считают всё те же комментаторы из «этих ваших Интернетов» - отсутствие семьи. На мероприятиях его всегда сопровождает невысокий кудрявый молодой человек в костюме — его партнёр. Таблоиды пишут, что он на самом деле любовник главного холостяка страны. Официальные издания подписывают их общие фотографии лаконичным «Евгений Семененко, директор ООО «…» и Марк Кондратюк, его бизнес-партнёр». Дома Марк с этого смеётся, потому что в женин бизнес он ни копейки не вложил, а Женя как-то серьёзно говорит, что он вложил гораздо больше. Все эти вырезки он собирает и куда-то складывает. Говорит — его маленькая победа, что они рядом на них стоят. Что же, выходит, к своему тридцати одному году Евгений Станиславович на самом деле счастлив. Потому что дома он снимает галстук и из директора превращается в Женечку в растянутой футболке с TXT (ещё один подарок Андрея, которому в этот раз помогли с выбором) и растрёпанными волосами, а на диване его ждёт прикорнувший за время ожидания его Марк, который весь день хлопотал с организацией очередной выставки своих картин. Сублимация оказалась очень дельным советом. Таким мыслям Женечка иногда улыбается, устраиваясь под бок к Марку. Тот ворочается и обнимает его во сне. И у них всё хорошо. Наконец-то.