Мы встречались позже

После второго шота уже не так важно сколько и чего там намешано. Да и сама жизнь кажется чуточку проще. Не требует определений. Сабрина проверяет телефон, и заметив этот жест, Лука бросает спокойным тоном: — Ещё минут двадцать её точно можно не ждать. Он смиренно пожимает плечами и даже тянет уголки губ в улыбке. Сабрина думает, что это просто жуть как мило и романтично. Она томно вздыхает и подпирает голову. — Ты втрескался в неё по уши, да? Лука тянет с ответом, изучая неразборчивым взглядом людей по ту сторону бара. — Разве это не очевидно? — Для меня нет. Сабрина решает не говорить о том, что все предыдущие ухажёры Хлои оказывались заинтересованы лишь в выгоде, что сопутствовала их выбору. Лука приглядывается к ней, обводит глазами и хмыкает невнятно. — Как ты это понял? — М? Приходится понизить голос, потому что рядом со последующими словами шагает насмешливый стыд. Она глядит на полосатую морскую раковину, лежащую на стойке — для чего она здесь непонятно. Но задать вопрос, смотря на неё легче, чем видя перед собой лицо другого человека. — Как ты понял, что влюблён? О, кажется, Ренкомпри делает невозможное: она озадачивает Луку. Потому что на его лице мелькает растерянность, а в светлых глазах задерживается задумчивость. Лука походит на человека, что действительно старается всякую мысль донести с совершенной точностью. — Ну… Это как смена песни на проигрывателе, — он давит смешок и бросает на Сабрину чуточку сконфуженный взгляд. — Прости за банальщину. Сначала крутится одна пластинка, а потом треск, возня. Затем недолгая тишина, — он делает паузу, задерживая улыбку на губах. — и звучит совершенно другая мелодия. — Это всё, конечно, очень поэтично, но ничего не объясняет, — с досадой резюмирует Сабрина. — Про бабочек было бы лучше? — осведомляется Лука, изогнув бровь. — Точно нет. — Вот и я о том же. Сабрина передвигает стакан по столешнице. Мысли совершают тот же самый пассаж. — А как понять, что это… — она вдруг запинается, но алкоголь помогает продолжить. — что это взаимно? Смешное, эгоцентричное чувство: кажется, что весь мир застыл, как и она, в ожидании ответа. — Вы созвучны вместе. Как правильные ноты в аккорде. Очередная музыкальная метафора. Луке точно не достаёт гитары в данный момент. Так, для пущего эффекта. Разговор вызывает запоздалое дежавю. Немыслимую тень сожаления. Сабрине бы вовсе не хотелось это обсуждать с парнем своей подруги. — В любом случае, сомневаться в своих чувствах нормально, — с неожиданной теплотой заявляет Лука. — Нормально, но мне лично ни в чём сомневаться нет нужды, — гордо проговаривает Сабрина. — У меня ни к кому нет никаких чувств. К огромному счастью, на это музыкант решает не давать очередного глубокомысленного ответа. Хотя и чудится, что взгляд его недолго задерживается на ней: до тошноты понимающий, полный учтивого снисхождения. Сабрина думает о том, что она совсем как эта чёртова морская раковина. Дурацкую тишину, которую уже кажется нечем спасать, обрубает приход Хлои. — У меня был ужасный день! — объявляет она, вклиниваясь между ними. — Боже, только не говорите, что так и сидели молча всё это время. — Вовсе нет, — улыбается Лука. — У нас сложилась очень занимательная беседа о музыке. Сабрина мысленно благодарит его и ссылаясь на необходимость взбодриться, оставляет парочку наедине. В туалете, неожиданно пустом и чистом, она забивается в кабинку и проверяет на месте ли часы. Какая-то въедливая необходимость: всюду таскать их с собой. Она обводит кончиками пальцев греческие письмена, и шепчет себе под нос уже давно найденный перевод: — Круг должен замкнуться… В голове нет ни малейшего понятия, что это вообще должно значить. И должно ли? Может, это просто немного изменённая цитата из «Завтра в поисках вчера». А может… Наружная дверь хлопает, давя нить размышлений. Сабрина прячет часы и покидает кабинку. Она подходит к зеркалу, не обращая внимания на поправляющую макияж девушку. Отражение кажется Сабрине каким-то чужим, совсем не принадлежащим ей. И выражение глаз почти безумное, дурное. — У старика Роджи будет инфаркт, если он узнает, с кем проводит время его дорогая дочурка. Ехидный голос звучит очень знакомо. Взгляд отпрыгивает от собственного лица к чужому, и только затем Ренкомпри оборачивается, встречаясь с колючим взглядом уже вживую. — Дюпен-Чен? — она хмурится, понимая, что этот вопрос совсем уж жалок и скуп. — Мой отец прекрасно осведомлен, с кем я дружу, и… — Я не о дочери мэра, — покачивает головой Маринетт и захлопывает пудреницу. Синие глаза становятся острее, твёрже. Сабрина непонимающе смотрит на неё. — Не думаю, что есть ещё кто-то, с кем я провожу свободное время, — отрывисто говорит она. Агент Дюпен-Чен хмыкает и подступает ближе на один шаг. — А как же профессор Грэм-де-Ванили? Сабрина тут же разбивает взгляд о белые кафельные плиты. Ей совсем не весело, но видимо, нервы шалят: она вдруг смеётся. Негромко, даже слегка хрипло, как заядлая курильщица. Маринетт резко хватает за плечо, притягивая к себе. — Он тобой заинтересовался, не так ли? Казавшиеся лазурными радужки тонут в черноте. И где-то внутри образуется неприятный сырой комок. — Что? — Ты меня слышала. Сабрина лепит широкую, дурашливую улыбку. — Извините, но это чушь. Если он и заинтересован во мне, то не больше чем преподаватель в студенте. — Глупая, — через косую улыбку выдаёт Маринетт, наконец разжимая стальную хватку. — Думаешь, на факультете много тех, чьи отцы работают на спецотдел? Сердце колотится бешено. Шепелявыми прибоями заполняя ушные раковины. Сабрина продолжает играть роль наивной дурочки: — И за каким чёртом это нужно простому профессору? Приходит мысль: для Феликса в ней ничего кроме доступа к информации интересного нет. Она ничем для него не выделяется. Это осознание отдаёт чем-то зудящим и болезненным. Но Сабрина почти убеждает себя, что это не её проблемы. И волновать её тоже не должно. — За тем, что не так уж и прост твой профессор, — Маринетт тут же хмурится. — Больше ничего сказать не могу. Сабрина невольно подаётся вперёд. — И зачем тогда весь этот фарс? Их беседу прерывает ввалившаяся группа хихикающих девиц. Вместе с ними врываются кусочки музыки. Ренкомпри с трудом вспоминает об оставленных друзьях. — Идём, — руку обхватывают чужие пальцы. Через секунду их вновь окружает бегающая полутьма, и сыпучие басы, а затем всё стихает. Маринетт ведёт её по какому-то уставленному картонными коробками коридору. Она ничего не комментирует, а растерявшая свой пыл Ренкомпри никак не может решиться спросить, куда они направляются и зачем. За неприметной дверью оказывается лестница. И Сабрина выйдя из подобия транса, тормозит, цепляясь за перила. — Меня ждут друзья. — Подождут, — пожимает плечом Маринетт, а затем клонит голову в бок. — Мне ведь не показалось, да? Ты хочешь найти... Правду. Сабрина издаёт хмыканье. Почти дословное цитирование её слов подталкивает разум к изображению картин, где Дюпен-Чен всюду таскается за ней хвостом. Внутренности давит тошнота, вряд ли связанная с выпитым. Ренкомпри машет головой: — Вы всё равно ничего мне не скажете. — Ну, возможно, я задам правильный ход твоим мыслям, — бросает агент и отпускает её руку. — Мы просто подышим свежим воздухом и поговорим. Решение созревает, видимо, уже давно. Поэтому Сабрина лишь для приличия хранит молчание некоторое время. Отказаться от всученного в ладони шанса прикоснуться к будоражащей всё это время тайне? Она не дура. — Ладно. Выйдя наружу, они оказываются в мглистом переулке, насквозь продуваемом ветром. Два дома стоят так близко, что почти не видно лохмотьев ночного неба. — Он ничего тебе не оставлял на хранение? — Вы о часах? На лице Дюпен-Чен образуется изумление. Она подходит плотнее и снижает голос. — Откуда ты знаешь? — Я разговаривала с мэром Буржуа. — Ясно, — ещё больше мрачнеет Маринетт. Она проводит рукой по волосам и вновь смотрит на Ренкомпри. Нетерпеливо и даже как-то отчаянно. — Сможешь узнать, зачем Феликс отдал ему их? — Не знаю, — она теряется. Да и всё решительное настроение начинает на прохладном воздухе медленно съёживаться. — Постарайся, пожалуйста, — Маринетт кладёт руку ей на плечо, заглядывая в глаза, а потом отстраняется. — Только Роджеру ни слова. Сабрине кажется безумно странным возвращаться назад, к шуму и атмосфере беззаботности. — Что это с твоим лицом? Стоит усилий сфокусироваться на её словах, вынырнуть из омута тяжёлых размышлений. — Устала, — отвечает она Хлое как можно более убедительно. Реальность продолжает ускользать, и Сабрина касается маминого подарка… Которого, не оказывается на прежнем месте. Чтобы убедиться в этом, она долго и бесполезно смотрит на свои кисти. Затем выносит досадный вердикт: кольцо потеряно.

____

…Не так уж и прост твой профессор Сабрина почти совсем не слышит его объяснений по теме. А все мелом написанные строчки превращаются в одну. Круг должен быть замкнут. Разгадка лежит близко, обжигает кончики пальцев, и смущает разум своим присутствием. Что-то мешает её схватить и разглядеть поближе. Сабрина твёрдо решает, что не покинет порог университета сегодня, пока не получит хоть какую-то зацепку. У неё рождается опасная, совершенно расходящаяся со всем её мировоззрением идея. — Спасибо, на этом занятие можно считать оконченным, — Феликс обводит аудиторию взглядом, будто специально избегает Ренкомпри. Она чувствует себя обделённой и успокоенной одновременно. Наверное, Маринетт права. Сабрина собирается так быстро, словно хочет побить какой-то рекорд. Неприятное чувство помогает избавиться от нерешительности в осуществлении задуманного. Она подходит к охраннику и старается максимально правдоподобно изобразить обеспокоенность. — Извините, я слышала шум в спортивном зале… У неё совсем мало времени. Сабрина хватает нужные ключи со стены и торопливо уходит с места преступления. В отделе кадров ожидаемо никого нет, но густая темнота кажется неприветливой. Исходя из соображений безопасности, Ренкомпри ограничивается фонариком на телефоне. Дело Грэм-де-Ванили она находит достаточно быстро. Пальцы из-за желания сделать всё как можно скорее, слушаются плохо. Она чуть было не роняет документы. Тишина дышит в затылок, заставляя читать залпом. И всё равно Сабрина замирает, вынимая сертификат о пройденных экстерном педагогических курсах. Да, читать лекции — это не в школе уроки вести детям, но всё равно факт того, что Феликс проходил подготовку в ускоренном режиме — смущает. Как и педантично идеальное резюме. Брови ползут наверх, когда Сабрина вчитывается в строку об образовании. Три высших, но курсы педагога проходил экстерном? Словно человек, который резко осознал необходимость попасть именно на эту должность. Темнота становится гуще: печально мигнув, телефон напоминает, что количество его зарядки близится к нулю. — Чёрт, — шепчет Сабрина. Она по памяти ставит папку на место. В спешке, близкой к панической, запинается об оставленный стул, о котором успела забыть. Колено обжигает болью, но она стойко игнорирует её. До тех пор пока не закрывает архив. Убедившись, что ключ оставлен в скважине, Сабрина потирает ногу. Даже тусклое освещение коридора кажется чересчур резким. — Мне кажется, или это тянет на отчисление? — ехидно протягивает знакомый голос. Сабрина моментально выпрямляется. На этот раз к её лицу не приливает краска. Напротив — она бледнеет. — Я… Вы собираетесь доложить об этом? Феликс обводит её взглядом. — Тебе стоит быть осторожнее. — Да, я… — Я про колено. Она нервно усмехается и удобнее перехватывает портфель. — Это того стоило? — интересуется профессор будничным тоном. — Интерес оказался удовлетворён? Сабрина пытается угадать: знает ли он, что именно она искала? Винтажная лампа на потолке не даёт ответа. — Я думала, что отбор преподавателей в Сорбонне куде более тщателен. Стоять на одном месте кажется совершенно плохой идеей, и Сабрина начинает шагать в сторону лестниц. Феликс бесшумно следует за ней. Он ничего не говорит, чем ввергает в лёгкое замешательство. Сабрина косится на него и выпаливает: — И откуда только у вас оказалось столько времени на учёбу? Феликс останавливается и резко разворачивается, тут же оперевшись на перила. Мерцание его травянистых глаз кажется неестественным. Потусторонним. Сабрина вперивает взгляд в оформление колонн. Почему-то заранее сожалеет, вряд ли она получит ответ и на этот вопрос. — Забавно, но у меня его гораздо больше, чем у среднестатистического человека. Сабрина фыркает, чем заслуживает укоризненный прищур наполнившихся вызовом глаз. — Вы изобрели эликсир вечной жизни? — тянет она полушутливо и тут же сама качает головой. — Вы… Неважно. Она вновь вспоминает о словах Дюпен-Чен. Настроение пачкается. Сабрина опускает взгляд и бросает скомканное: — Простите... до свидания. Она устремляется к ступеням, но оказывается бесцеремонно перехвачена за руку. — Я хочу услышать продолжение. Сабрина чувствует, как её тянут ближе, и силы на отступление вдруг резко оказываются на дне. В самый неподходящий для этого момент. Совсем как аккумулятор её мобильника. — Это не смешно, профессор. — И всё-таки поделитесь. Она хмурится, не понимая, что на него нашло. — Вы странный человек. Очень странный… — Сабрина выдыхает и уже сама подступает ближе. Мысль о том, что на этаже, да и почти во всём университете они одни — не отрезвляет, а лишь теснее кутает в опасное тепло. Феликс отпускает её запястье медленно, скользнув пальцев по выступу сустава. — Люди называют странным то, что не могут объяснить. — Очевидное утверждение, — Сабрина собирается сделать шаг назад. Но теряясь в пересчёте бликов на зелени радужек, медлит. Феликс складывает руки за спиной. — Что ты сделаешь, когда всё выяснишь? — Я не знаю, — она опускает взгляд, словно озаботившись чистотой туфель. — А вы? Молчание кружится как листья заварки на поверхности кипятка. Сабрина поднимает глаза на профессора. Она пугается, находя в ответном взгляде нечто неподдающееся всякому анализу. Так, наверное, должны смотреть оракулы внутрь своих видений. Осознавая бесповоротность грядущего. — Это зависит от твоего решения, — улыбка, поддевшая его губы, выходит совсем безрадостной. Он обходит её и принимается спускаться. Сабрина замечает, когда шаги резко обрываются. Она решает зачем-то проверить так ли это: вдруг Феликс просто растворился в воздухе? Он стоит вполоборота, оставив бледную ладонь на ограждении. — Сабрина? — он тут же поворачивает к ней лицо. — помнится, вы спрашивали меня… О брате-близнеце. Она неуверенно кивает. По телу бежит озноб. — Ты с ним пересекалась? — он произносит слова непривычно срезано, будто сам не понимает течение собственных мыслей. — я имею ввиду, с человеком, который… Похож. Сабрина лишь едва тянет с ответом. — Нет. Ложь даётся на удивление легко. Наверняка лишь потому, что Ренкомпри сама не понимает толком, к чему обман. Просто так проще. Она встречалась со странной копией Феликса, но знать ему об этом вовсе не обязательно. Тот в свою очередь вглядывается в Ренкомпри пристальнее, а затем кивает. И бросает уже ступеням, а не ей: — Это хорошо. — Да что с вами? — неожиданно злится Сабрина. — Вы так говорите, как будто и впрямь... — Да, — обрывает её Феликс, подтверждая незавершённую мысль. На миг в его глазах промелькивает холодная, жестокая тень. Взмах ножа на фоне кукольных интерьеров. Любопытство жжёное, сухое и терпкое. Вино, царапающее глотку. Сабрина не может оставить это так. Она чувствует, видит, как Феликс хочет её о чём-то предупредить. И хмурится, словно всё никак не может подобрать верных слов. — И на вашем месте я был бы осмотрительнее, — ему они наконец даются. Феликс бросает их слишком небрежно. Так, будто он не заинтересован в том, чтобы Сабрина к нему прислушалась. — До свидания, — говорит он и даже не тянется взглядом в её сторону. Просто торопливо сбегает по кружевной лестничной спирали. Можно решить, что опасается, как бы приставучая чудачка не увязалась за ним... Сабрина аккуратно свешивается через перила, наблюдая, как профессор растворяется вместе с эхо где-то в темноте. Исчезает в морской раковине. По губам Ренкомпри расползается неуместная улыбка.