"Тот, кто носит чужое лицо"

— Гори оно пламенем Мус-с-спелля…       На языке вертелись самые грязные ругательства которые только были известны, но с губ слетал лишь тихий хрип, не слышный на фоне свистящего ветра и шипящих волн. Новое тело отзывалось неохотно, встречая вспышками боли и начинающейся лихорадкой. Исцеляющая магия подлатала самые серьёзные раны, но на многое сил банально не хватило. Разбитый сосуд склеили, но трещины остались. Серьёзные и неприятные.       Тело использовать можно, конечно, но похоже эту жизнь светит прожить калекой.       Правая часть тела слушалась тяжелее всего. Рука повисла плетью, не отзываясь и даже не ощущаясь толком, словно её и нет вовсе. Разве что кончики пальцев дёргало болезненными судорогами. И словно этого недостаточно — исцелить полностью не удалось и лицо. Перекрытое сетью шрамов, в основном, опять же, с правой стороны. Изуродованное от лба до подбородка. Омытую кровью и грязью кожу несчадно жгло и щипало от солёной воды и стегавшего плетью ветра. Щёки одубели и не чувствовались. Рассечённый камнями правый глаз, категорически отказывался даже открываться, не говоря уже о том, чтобы хоть что-то видеть.       Сосредоточившись, собрав остатки магии, текущей в крови и осевшие в плоти, Нелот попытался хоть немного улучшить нынешнее положение. Резкая боль в глазнице оказалась столь острой и неожиданной, что он взвыл. Точнее захрипел, не в силах выдавить из себя ничего более, а после сорвался в приступе кашля. Горло несчадно драло и горело, будто кипятком поили. На языке отозвалось металлическим привкусом.       "Похоже, не видать мне нормального зрения... Прелестно, просто прелестно! Хоть на роль Одина Всеотца в спектакле берите! Только бороду позвольте отрастить, да травяную смесь с мелом или известью развести — волосы выбелить".       Наконец откашлявшись и сплюнув в сторону, Нелот без интереса уставился на перемешанную с кровью слюну. Крупные дождевые капли, нескончаемым потоком падающие с неба и несчадно бьющие по камням, быстро размыли алую метку.       Зрение прояснялось, картина перед глазами постепенно теряла размытость и приобретала чёткость. Следом возвращался слух, а за ним и осязание. Нелот никак не мог понять, от чего его колотило больше: от холода или от жара? Голова кружилась, к горлу подступила тошнота. Промокший до нитки, как от дождевой, так и от морской воды, продуваемый ледяным ветром, он едва сдерживал стук собственных зубов. Бледно-синие как у утопленника губы сложились изломанной линией. Внутри с каждым мигом нарастало раздражение. Нелот в очередной раз проклял хрупкость смертных тел, не способных с той же лёгкостью, что и асы переносить жар и стужу. В царстве матери и то было теплее чем тут.       Пора убираться, следовало поскорее найти сухое и тёплое место, отогреться и восстановить силы.       "Ну-ка, парень, где там твоя родная деревенька?»       И пусть истинный владелец тела уже давно отправился в Хельхейм, свои воспоминания он любезно оставил. Неполные, видимо что-то придёт со временем, когда душа окончательно обживётся в новой оболочке, но пока хватит и того что есть.       Затылок заныл тупой болью, перед глазами одна за другой промелькнули картинки. Серые, размытые и унылые. Отдающие неприятной тоской в сердце и досадой — чужие остаточные эмоции, не более. Жизнь у мальчишки была не сахар. Но погружаться в воспоминания было некогда, а потому маг лишь поверхностно оглядел имеемое. И то, что он увидел, радости не вызывало от слова совсем.       Эпоха этого мира приближенна к раннему средневековью.       Дальний, холодный и суровый Север.       И вишенкой на торте — племя викингов, будь они неладны.       Была в перерождениях одна вещь, которую Нелот не любил, даже более — терпеть не мог. Непредсказуемость. Ритуал мог закинуть его душу куда угодно, в любое время, место и реальность. Перерождение — это то, что не способен контролировать никто, в лучшем случае можно задать определённые ограничения, но и это не всегда помогает.       Желал прожить жизнь в тёплых землях Древнего Египта, где тебя, будучи фараоном, будут боготворить и целовать в ноги, преподнося один дар за другим? О, как бы не так! Поздравляю! Теперь ты обычный солдат на поле боя Второй Мировой. Флаг тебе в руки и постарайся не сдохнуть в первые же пятнадцать минут.              Мечтал попасть в эпоху космоса и повоевать с жуками-переростками во славу человечества, став очередным великим героем? Бац — и ты уже гоняешься за мамонтом с копьём на перевес во времена каменного века, силясь не сдохнуть от голода и не быть сожранным.       Хотел попасть в античную Грецию и стать философом, наблюдать за изменением мира и вести летописи? Ох, бедняга, тебе не повезло, ты попал в реальность, где Великобритания стремится покорить весь мир, а ты очередное пушечное мясо, сражающееся во славу Императора на землях оккупированной Японии. Олл халь, Британия, друг мой!        В самом деле, хочешь рассмешить норн — расскажи им о своих планах.       Нелот поморщился и грязно выругался.       "Ладно, будем честны, могло быть и хуже".       Сцепив зубы и захрипев от подступившей боли, уперевшись в скользкие камни единственной рабочей рукой, Нелот медленно поднялся. Одеревеневшие конечности слушались плохо и указания выполняли неохотно. Первый, осторожный и неуверенный шаг едва не вернул обратно на камни. Из-за повисшей мёртвым грузом руки, равновесие держать оказалось сложнее. Второй шаг, всё такой же медленный, но чуть более уверенный и нога едва не поехала в сторону на склизких водорослях. На мгновение Нелот задумался о том, чтобы убраться со скал ползком, но тут же отбросил непрошенную мысль с пренебрежением. Опускаться до того, чтобы ползти на четвереньках было ниже его достоинства.       Медленно, но верно ас перебрался со скал сначала на крупную гальку, противно заскрипевшую под ногами, а затем добрался и до песка. Оглянувшись на место своего пробуждения в последний раз, прищурился, осмотрелся и неприязненно поджал губы. Льющий как из ведра ливень смыл со скал и грязь, и кровь, всего на пару мгновений окрасив тёмные воды в бордовый цвет. Кусочки отсечённого мяса забрали себе волны, так же, как и половину водорослей. Даже если на скалах было что-то, что могло пролить свет на произошедшее с погибшим — оно уже давно было смыто.       Тем не менее, после того как погода утихнет, а Нелот более-менее придёт в себя, он вновь вернётся сюда. Чтобы снова осмотреться, чтобы понять, откуда именно и почему сорвался мальчишка. Казалось, на зубах всё ещё скрепят комья земли.       "С этим необходимо разобраться".       Прихрамывая и пошатываясь, он поплёлся вперёд, прочь от морского берега, прочь от скал. Подошвы потрёпанных временем сапог, то и дело вязли в мокром песке, замедляя, от чего маг постоянно запинался. Завывающий ветер безжалостно трепал короткие слипшиеся волосы, лоскуты изодранной рубахи и того, что некогда было плащом. Не долго думая, нашарив трясущимися пальцами простенькую фибулу, Нелот отстегнул тяжёлую, насквозь вымокшую ткань. Плащ не грел, не защищал от дождя, лишь висел на плечах бесполезным рваным грузом. А значит и смысла тащить его на себе не было.       Ткань с глухим, противным хлюпом упала на песок.       Тяжесть больше не давила на плечи, двигаться стало легче.       Очередной порыв ветра пробрал до костей и маг устало поплёлся вперёд. Вымокший и продрогший, единственное чего он сейчас хотел — оказаться под чьей-нибудь крышей, усесться впритык к огню в очаге и позволить родной стихии себя согреть. Но увы, до чьей-то крыши ещё нужно было как-то добраться. Измотанный переходом и восстановлением тела, Нелот вскинул гудящую голову и щуря единственный зрячий глаз, подставил окровавленное лицо тяжёлым каплям. Ледяная вода грязными струйками потекла по лбу и щекам, прямо за шиворот и вниз по позвоночнику, от чего пробрало новой волной дрожи.       Одежда уже не впитывала воду, настолько она вымокла.              Яркая вспышка молнии рассекла тёмное небо, резанув по зрению и отозвавшись болезненным уколом в висках. Неприязненно поморщившись, Нелот провёл ладонью по лицу, вытирая от излишек воды. Бессмысленное действие при таком-то ливне.       Цепкий взгляд зелёного глаза ухватился за яркий хвост молнии ещё до того, как по ушам ударил раскат грома. Резкий, оглушающий, до боли напоминавший издевательский гогот, он разнёсся над головой, перебив свист ветра и шипение разъяренных волн, остервенело бьющих о скалы. Вздрогнув от неприятного чувства чужого взгляда, Нелот с подозрением вгляделся в небо. Очередной росчерк молнии насмешливо вспыхнул где-то далеко в море. Сомнений не было, за ним наблюдали и явно веселились.       Ас скрипнул зубами в раздражении.       "И что же тебе от меня надо, молотоголовый полудурок?"       Внимание Тора оказалось неприятным сюрпризом. Бога грома Нелот не любил от слова совсем. И неприязнь, казалось, была взаимной. Почему же "казалось"? А потому, что одним норнам известно, что у сына Одина на уме. Всегда приветливый и болтливый ас никогда не упускал шанса поспорить и высказать всё что думает о том, как семейство Локи решало проблемы. А что высказать было всегда: то слишком трусливо, то слишком гнусно и подло, то слишком заумно.       Хозяин Мьёльнира признавал один единственный способ решения конфликта — молотом по башке. Эх, если бы всё в жизни решалось так просто, все носили бы на поясе молоты. Из-за своей самоуверенности громовержец снова и снова вляпывался в неприятности. А после прибегал к деду, в очередной раз прося Локи о помощи, взывая к давно утерянной совести.       "От тебя всегда одни проблемы" — устало подумал Нелот, с нечитаемым выражением лица глядя в небо. Чужое внимание от себя хотелось отвадить и чем скорее, тем лучше.       А что способно переключить внимание Тора лучше, чем упоминание Локи? — Слушай, — не собираясь даже напрягать саднящее горло, тихо обратился маг к небу, облизывая холодные губы. Он прекрасно знал, что наблюдавший за ним Тор, хорошо слышит каждое слово. — а ты деда в последний раз давно видел? — Гром, до сего мгновения оглушавший, задумчиво умолк. Одинокая молния блеснула на горизонте. Взгляд наполненный всего мгновение назад любопытством и насмешкой, сменился подозрением и лёгким беспокойством. Нелот, не моргнув и глазом, продолжил врать на ходу, как ни в чем не бывало. — Что-то мы с матерью давненько его не видели. Весточки не посылает, в чертог в гости не захаживает, ни слуху, ни духу. С тех пор как отправился в Альфхейм, его днём с огнём не сыщешь. Ты если его увидишь, передай, что Хель в гости ждёт. — максимально невинно закончил монолог молодой ас и замер в ожидании ответа.       Ответ последовал незамедлительно.       Небеса разразились новой тирадой. Только вот, это был уже не смех, а заковыристая ругань того, кто предчувствовал приближения скорых проблем на свою голову. Норны, как же просто порой было переключить внимание Тора. Одно упоминание имени Локи — и хозяин Мьёльнира спешно кинет все свои дела, лишь бы узнать что задумал старый плут и куда тот внезапно пропал.       "Поищи, побегай, и тебе полезно, и деду развлечение. Думаю они с Нотт изрядно посмеются, наблюдая за твоей беготнёй из её чертога".       Опустив голову, с интересом разглядывая серую пену на тёмном песке, Нелот мысленно растянул губы в ехидной усмешке. А когда давящее ощущение слежки испарилось, маг не сдержал пакостного смешка. В который раз вытер лицо от воды. Прислушался к телу, к ноющей боли в ногах и устало вздохнув, продолжил путь в сторону возвышенности. Холодный и влажный воздух хоть и бодрил, но от запаха водорослей и рыбы его уже откровенно подташнивало.       Песок сменялся каменными островками и землистым склоном, поросшим редкими кучками травы. Размокшая грязь противно чавкала под подошвой сапог. Правое колено ныло, то и дело простреливая болью при каждом новом шаге. Тропа, незримая в реальности, чётко и ясно прослеживалась в воспоминаниях. Ранее слегка утоптанная чужими сапогами, неровная и без того крутая. Сейчас же размытая сильным ливнем, она превратилась в настоящую полосу препятствий, подбрасывающую под ноги то ветки, то камни. Скользкая и топкая грязь приносила ещё больше неудобства.       Чужая память подсказывала — поход будет долгим. Сначала пересечь тропу идущую вдоль берега, затем пройти молодую рощу, а там уже выйти на главную дорогу, которая спустя чуть более часа упиралась в тяжёлые дубовые ворота. И только тогда покажутся первые дома.       "Как же всё это муторно".       Вновь разгоревшееся раздражение упрямо подтолкнуло вперёд, открывая второе дыхание. Шагая вперёд, Нелот чувствовал как медленно, но верно закипала злость. Злила ущербность и слабость нового тела. Злила погода, встретившая во всей своей неприятной и холодной красе. Злили соплеменники мальчонки, мелькавшие в воспоминаниях. Викинги. О, Иггдрасиль, ну почему именно викинги?       И дело было даже не в том, что заступником славного народца был громовержец. Ох если бы всё было так банально и просто. Главная проблема и будущий камень преткновения заключались в менталитете. Негласный закон по которому жили люди Севера: сильные правят, слабые подчиняются. Народ войнов и завоевателей в первую очередь уважал силу, презирая хитрость. Хитрость — проявление слабости, на которую полагаются трусы и слабаки. И никак иначе. А коли ты слаб, то твоё место на самом дне общества. Твоё мнение не учитывают, ты никто и звать тебя никак.       Во истину, последователи достойные самого Тора. Мускулы и ни грамма мозгов.       И подобно всё тому же Тору, викинги не питали уважения к деду, приписывая тому самые мерзкие качества и обвиняя его во всех бедах подлунного мира. Именно это и выводило Нелота из себя, бесило до скрежета зубов. Локи — могущественное божество огня, отец магии, хранитель семейного очага. Заступник путешественников, что не даёт сбиться с пути и помогает вернуться домой. Тот, кто всегда оберегал детей от болезней и хворей.       Великий хитрец, покровительствующий всем, кто тянется к знаниям.       Локи был велик и ему не было равных!       Но для викингов он был лишь плутом и лжецом. Богом распрей, да обманов. Его имя упоминают лишь в проклятьях и плюются. Для викингов он был не более чем трусом. Да что уж говорить о смертных, если большинство горделивых и пустоголовых асов считали также!       Остановившись у показавшихся впереди молодых деревцев, ас бросил взгляд на одну из ближайших луж. Молодое лицо, перекошенное гневом и неприязнью глядело в ответ, сверкая зеленью зрячего глаза. Нелота передёрнуло. Прикрыв веко, глубоко вздохнул, вытряхивая из головы ненужные мысли. Каждый раз, стоило только затронуть тему связанную с Локи, мага тут же накрывало. Слишком сильно он любил деда, слишком сильно уважал древнее и могущественное создание, бывшее его наставником и семьёй. Всё что знал молодой ас, всё что он умел — всему этому он научился у бога хитрости.       Накативший приступ злости сошёл на нет, сменяясь равнодушием. На лицо вернулось нечитаемое, лишённое лишних эмоций выражение.       Не время, не место.       Шаг, другой, скользкая грязь постепенно сменяется мокрой, тёмной травой. Идти по главной тропе долго, так зачем тратить время и силы за зря, если можно срезать путь через молодую рощицу? Звери попрятались по норам и берлогам из-за разбушевавшейся грозы. Деревья же кронами укроют от дождя. Корни и камни дорогу может и затруднят, но не многим сильнее топкой грязи на размытой тропе. А касаемо местных обитателей... едва ли кто-то из них выползет ему навстречу и проявит агрессию. Разве что совсем наглые твари, забывшие своё место и совсем потерявшие страх. Пусть только попробуют оскалиться — в сей же миг сгорят в зелёном пламени.       Те же, что в испуге и любопытстве наблюдают из теней, шуршащих крон и камней — пусть. Пусть наблюдают, пусть знают, главное, что под ноги не лезут. А любопытство не грешно, ведь такова их природа.       Нелот прислушивается к шороху листьев и треску еловых ветвей, приглядывается к дорожке ветра, змейкой скользнувшей по примятой траве и указывавшей путь. Не сдерживаясь, приподнимает уголки губ, пробираясь через расступившийся в стороны острый кустарник, не зацепивший мешковатую ткань ни единой иглой. В благодарность мягко проводит ладонью по коре молоденького деревца и идёт дальше, укрытый от дождя и ветра. Лес, чувствуя древнюю магию, осевшую в слабом смертном теле, встречает молодого аса приветливо и тепло. Одаривая бодрящим дыханием терпких трав и запахом ягод.       Треск высоких сосен и шелест острой кустарной травы смешивается с тихим, мягким смехом. В тенях то тут, то там мелькают полы платья. Белого, как чистейший горный снег. Озорные, блестящие золотом глаза не упускают Нелота из виду. Но в них нет угрозы, лишь любопытство, восторг и нотка страха. Пугливая дева не показывается, но проводит сквозь рощу, выводя к вытоптанной, вымощенной редким камнем дороге. Лесное дитя прощается, одаривая на последок сладким ароматом цветущего вереска.       "До чего приятные создания".       Нелот не скрывает мягкой улыбки и склонив голову в благодарности и прощании, вновь ступает в грязь. Здесь её меньше, но она всё также скользит под подошвой. Благо, идти осталось совсем немного, скоро тропа ведущая вверх упрётся в массивную бревенчатую стену, ограждающую деревню от лесного зверья. А там и массивные ворота грубо сколоченные из крепкого дуба.       Только вот идти всё тяжелее. Тело с каждый минутой двигается всё неохотнее, деревенея от холода. Всё дурнее становится от боли и ломаты в спине и ногах. Всё ярче разгорается внутри злость, подталкивающая вперёд. Смертная оболочка была такой слабой, что Нелот диву давался, как прежний владелец дожил до своей четырнадцатой зимы. Хилое, сухое тельце, одни кожа да кости. Тонкие, ломкие кости. Словно рыбьи. Щёлкни по ним — потрескаются.       Бледные губы презрительно скривились.       "Не в ту эпоху ты родился, паренёк".       Отголосок глухой тоски и согласия резанул по сердцу. Бывший владелец тела сам это понимал, жил с этой мыслю, с ней же и умер. Оставив после себя лишь сожаление, непонимание и разочарование. Порой быть хорошим человеком — недостаточно чтобы заслужить уважение окружающих и собственное счастье. А вот пренебрежение и насмешки — очень даже. Именно таким паренёк и был — добрым, светлым, слишком мягким для окружения в котором родился. И слишком слабым. Вот его и удушили как немощного волчонка.       Сплюнув в грязь, в очередной раз вытерев лицо от излишков воды, Нелот поплёлся по дороге. На миг устало прикрыл глаз, представляя тлеющий, дышащий жаром очаг и поёжился. В который раз попытался открыть второй глаз, прошёлся пальцами по мокрому разрезу на лице и скривился, отдёргивая руку. Слипшееся веко разбухло, сочилось струйками крови и совершенно не открывалось. Лишь подрагивало и болезненно жгло. Оставалось надеяться, что никакая дрянь не попала. Возиться ещё и с заражением, сил банально не было. Да и магия, ещё не привыкшая к новому сосуду слушалась плохо, могла не излечить, а того хуже — добить. Сдохнуть от лихорадки после всех затраченных усилий было бы смешно и нелепо. — Иккинг!       Окрик был громким, резким и столь неожиданным, что Нелот, запутавшись в ногах, едва не шлепнулся лицом в грязь. Прикусив губу до крови, ас сдержал вспышку накатившей злости, и втянув в лёгкие ледяной воздух, медленно выдохнул, успокаиваясь. Воззвал к чужим воспоминаниям и с искренним недоумением уставился на собственное отражение в тёмной луже, придя к неутешительному выводу. "Иккинг" оказалось именем. Его, Сурт пожги, именем! Вернее того, чьё лицо ас примерил.       "Ненавижу викингов". — устало подумал он, не зная посмеяться или выразить усопшему сочувствие. — "Каким бараном нужно быть, чтобы дать такое имя собственному сыну?"       И вновь по сердцу резануло тусклое, но крепко засевшее чувство обиды.       "М-да, паренёк, сочувствую".       Остаток магических сил ушёл на возведение простенькой иллюзии. Раны, уже не такие глубокие и страшные, вновь открылись, покраснели и кровоточили. Не сильно, совсем слабо. Не стоило пугать смертных и давать им лишний повод для косых взглядов. А то увидят затянувшиеся разрывы вместо открытых, чего дурное в голове щёлкнет, примут ещё за нечисть какую. Знал Нелот чем такое заканчивается, уже хлебнул разок из этого кубка. В одной из прожитых жизней, в Англии, в веке этак в двенадцатом, его уже один раз затащили на костёр, объявив колдуном нечистым, чьё тело занял демон. А тогда он всего-то навсего избавил новый сосуд от хромоты, излечив застарелую рану.       А уж сколько вою то-было, когда огонь божественный, призванный очистить его душу грешную, почуяв в нём кровь своего властителя, ластился, совсем не обжигая. Дедовскую кровь почуял. Кровь Локи — божества огненного.       И смех, и грех.              И хотя шаманов викинги боялись, но уважали, рисковать совершенно не хотелось. Слишком рано, вот когда окрепнет, обживётся в новом теле и приведёт его в порядок, вот тогда уже можно не задумываться и действовать в открытую. Тогда уже на недалёких смертных и их реакцию плевать будет.       Меж тем, по размытой дороге, хлюпая по лужам и поскальзываясь на размокшей земле, к нему спешила низкая, но крупная фигура. Спешила, подволакивая, что в какой-то степени иронично, правую ногу. Точнее деревяшку, заменявшую потерянную конечность. Силуэт махал рукой, выкрикивая что-то неразборчивое и громко чертыхаясь всякий раз, как ноги разъезжались и человека вело в сторону. Очертившая небо молния, бликом отразилась в металлическом, рогатом шлеме.       Нелот без особого интереса наблюдал за неловкими попытками кузнеца не шлёпнуться в лужу. Разглядывал потёртый старый крюк, заменявший одну из рук, вымокшую волчью шкуру на плечах. И наконец грубое лицо с орлиным носом и прямоугольным вытянутым подбородком. Покрытым щетиной, со светлыми усами, собранными в длинные косички. Перевязанные кожаными обрезками, с продетой парой деревянных бусин.       Беспокойство и страх, глубоко засевшие в голубых глазах, смягчили неприветливый настрой молодого аса. Старый кузнец встречал его искренним беспокойством и всепоглощающим облегчением. В памяти же мельком всплывали картинки с участием потрёпанного викинга и все они были пропитаны теплом и доверием. В начале Нелот и вовсе принял мужчину за отца Иккинга. Что, впрочем, было недалеко от истины, учитывая какую большую роль в жизни покойного играл Плевака. — Иккинг, хвала Богам! Наконец-то я тебя нашёл, поганец! Где тебя носит по такой погоде, а, паршивец? Как в полдень ушёл за травами для Готти, так ни слуху, ни духу! — Пыхтя и глотая воздух, примчавшийся Плевака замер, силясь отдышаться. Упёршись одной рукой в колено, втянув побольше воздуха, он резво встрепенулся и осёкся, во все глаза уставившись на полуживого мальчишку. Промокшего до нитки, с ног до головы в грязи и крови, бледного и синющего как утопленник. — Что за…- его слова, не то ругань, не то неразборчивую канонаду звуков, заглушил раскат грома. — Во имя Тора! Что с тобой приключилось, парень?! — Соскользнул с Чёрного Утёса. — не став кривить душой, ответил Нелот, с трудом выдирая из памяти нужные воспоминания. Рваные и неточные, словно дыра в полотне, они так и не пролили свет на произошедшее, лишь добавили вопросов. Не мог Иккинг сорваться сам. Слишком вёртким и сообразительным был мальчик, слишком хорошо знал по каким местам ходить можно, а по каким нет. Да и рисковать жизнью по чём зря, лазая по скалам — точно не стал бы. Сам сброситься не мог. Самоубийцы не будут цепляться из последних сил, лишь бы не упасть. Содранные в кровь ногти и забившаяся под них грязь с каменной крошкой говорили сами за себя.       "Кто же тебе помог?"       Когда будет время, в тишине и безопасности, под сухой и тёплой крышей, Нелот вывернет всю память смертного наизнанку. Переберёт каждую крупицу оставшуюся в голове, соберёт воедино и тогда... — К Готти, ЖИВО! — Старый викинг вмиг растеряв все возмущенные нотки, хмуро сдвинув брови, подхватил под руку непутёвого подмастерье и спешно засеменил в направлении деревни. Смотреть на мальца было страшно: вымокший и грязный, весь в крови и порезах, будто звери ободрали. Изорванная одежда висит лоскутами. В спутанных волосах виднелось что-то зелёное, не то листья, не то... водоросли? Боги, он что, с утёса прямо в море сорвался?!       Плевака не спрашивал. Ни о чём не спрашивал, хотя вопросов было много. Глядя на бледного будто призрак, хромающего мальчонку, дрожащего на ветру, сердце сжималось. Синие губы покусанные до крови, тяжёлое хриплое дыхание, мутный, едва сознательный взгляд, почему-то лишь одного глаза. В горле вставал ком, мысли в голове беспорядочно метались. К лекарю! Сейчас главное оттащить непутёвого к Готти и молиться, что тот выкарабкается, а не сляжет с лихорадкой.       Боги, да как его только угораздило?       Иккинг едва держась на ногах, крепко ухватившись за подставленное плечо, шёл вперёд. Странно как-то шёл, показалось Плеваке. А затем кузнец обратил внимание на правую руку, повисшую мёртвой плетью. Внутри закопошились нехорошие мысли. Видел он уже такое, ни единожды видел и знал, чем в итоге оборачивалось. — С рукой что? — Откашлявшись и сплюнув в сторону, спрашивает викинг, пытаясь уловить на бледном лице хоть что-то помимо вымотанной усталости и безразличия. Но получил лишь пустой, мутный взгляд и болезненно сведенные брови. — Не чувствую. Совсем. — Голос сухой и тихий, скрипучий, как гвоздь по железу. Плевака едва разбирает слова, заглушаемые воем ветра.       Плохо. Очень плохо.       Качая головой, кузнец глядит с жалостью. Помня, как шпыняли мальчишку в деревне, представить дурно, что станет с ним теперь. Если раньше он мог найти себе место в кузне, то... что станется с Иккингом, если рука не восстановится? Если продолжит висеть мёртвым грузом? Куда приставить хилого калеку, чтоб не сгинул? Да его собственные сверстники удушат только дай шанс! А Стоик? Боги, про это лучше вообще не думать. Как бы не уважал кузнец старого друга, но был уверен, тот окончательно отмахнётся от мальчика. Калеке будущим вождём не быть, скорее небо окрасится в зелёный, а луна рухнет им на голову. И кто тогда займёт пост наследника? Сморкала, в котелке у которого ни грамма мозгов, но гонору похлеще чем у родного папаши?       Плохо. Очень плохо.       Шлем, казалось, начал давить на голову.       Может обойдётся? Готти и не таких вытягивала.       А если нет? А если не обойдётся? Иккинг никогда не выделялся ни здоровьем, ни выносливостью. Даже если на ноги поставят, даже если с лихорадкой не сляжет и жив останется, то что потом? Куда его? В кузню дорога будет закрыта. В охотники или в рыбаки? Глупость несусветная. Посыльным? Так Олух не такой большой, куда посылать-то? Только в травники, корешки собирать!       В гудящей голове неожиданно проясняется и мужчина впивается в последнюю мысль, боясь потерять. Травник. В травники! К Готти в ученики! Ей как раз пора взять кого-нибудь в наследование, а Иккинг как раз сообразительный малый. Головой пользоваться умеет, не всегда по назначению, правда, но умеет! И память у мальчонки хорошая!       Старый кузнец на миг прикрывает глаза и выдыхает.       Есть ещё шанс!       А уж убедить старую клячу в случае чего он сможет. Сколько лет её знает, столько раз помогал, не откажет. Точно не откажет!       Шаг старого викинга становится крепче, увереннее, а взгляд суровее.       Нелот же, искоса приглядываясь к посветлевшему небритому лицу, лишь мысленно тянет губы в снисходительной улыбке и едва заметно качает головой. Не нужно уметь читать мысли, если по глазам всё и так видно. А голубые, большие глаза кузнеца не скрывали ничего. Ни переживаний, ни упрямой решительности.       "Значит, ты на моей стороне? Уже неплохо".       Дом старой шаманки находился на окраине деревни, у самой кромки тёмного леса. Он стоял на холме, взирая на селение сверху вниз, скрипя и содрогаясь на ветру. Казалось, ещё немного и развалится. Не помогут тяжелые мешки с песком, наваленные под столбы крыльца. Сложится хижина, как шалаш из тонких веточек. Ступая на дощатое крыльцо, прогнувшееся и заскрипевшее под сапогом, Плевака порадовался, что все жители сидят по домам, не рискуя высовывать нос на улицу. Не хватало только любопытных зевак.       Кулак с тяжёлым стуком ударился о старую, почерневшую дверь. Раз, другой. Дерево под костяшками плаксиво затрещало. Помня, что старуха плохо слышит, кузнец не жалел сил, не боясь снести дверь с петель. Ёрмунгарду её в пасть, давно пора новую ставить! Сейчас не до церемоний.       Прячась от дождя под навесом, Плевака сквозь шум воды услышал сначала удушающий хрип, а после надрывной приступ кашля. Застыв с рукой, занесённой для очередного удара, викинг оглянулся на своего подмастерье. Тот согнувшись пополам, хватая воздух и высунувшись из-под крыши, сплюнул кровавый ком, вставший поперёк горла. Тяжело привалился к балке, устало прикрыв зрячий глаз и глубоко вздохнул. — Готти! — вновь гаркнул старый викинг и что есть силы влупил кулаком по двери.       Та резко распахнулась, едва не заехав ему по носу.       В проёме застыла низкая, сгорбленная фигура старухи. Длинные жидкие волосы, обычно собранные в седые косы, сосульками свисали по бокам лица. Серая ночная сорочка обрамляла острые, выпирающие плечи. Щуря узкие темные глаза, она зло зыркнула на нарушителя спокойствия. Крепче сжала древко посоха, готовая как следует огреть незваного гостя по голове. — Нужна твоя помощь, сама знаешь, не стал бы ломиться, не будь причины.       Старуха, не спуская с него глаз, мрачно хмурясь, отошла в сторону. Не теряя времени, кузнец затолкал мальчишку в дом, а сам развернулся захлопнуть тяжёлую дубовую дверь. А потому и не заметил странной картины. Он не видел, как Иккинг, а вернее некто, занявший его место, поднял на знахарку хитрый взгляд. Как бледные губы мягко растянулись в лукавой улыбке, оголяя зубы волчьим оскалом.       Не видел, как старая женщина немигающе уставилась в молодое лицо, вздрогнув всем телом. Как испуганно сжалась, сдерживая дыхание и видя то, чего не мог ни кузнец, ни кто либо на острове. Поймав на себе задумчивый взгляд, она поняла. Поняла по ярко светящейся изумрудной радужке. По благосклонной улыбке. И что есть мочи, до побелевших костяшек сжала в иссохших старческих пальцах древко верного посоха.       Перед ней был не сын вождя.       Перед ней был даже не человек.       Существо, нацепившее на себя чужое лицо и кожу.       Существо могущественное, древнее, хитрое.       Существо, которому никто из простых смертных неровня.       И это существо, по своему не знанию, привели в её дом.       Перед ней стоял ас, чей яркий, зоркий глаз выделялся в полумраке хижины. Словно маленький зелёный огонёк в темноте.       У людей глаза не светятся.