***
Блондин не может найти себе места с того момента, как открывает глаза. Ему снова снился кошмар, только вот, он опять почти ничего не помнит. Знает только — ему было больно даже во сне, будто все это повторилось, что-то ужасное настигло его, чтобы он пережил это заново. Но главная его проблема заключается даже не в этом. Проснувшись, Чимин не может отделаться от мысли, что он никогда и ни за что не будет счастлив. Юнги меня бросит. Я не нужен ему. Он ведь не чувствует ко мне всего того, о чем говорит… Сознание пульсирует, отзываясь на рожденную идею, и отказывается выкидывать ее из головы. Она ему слишком привычна, она понятна. Она вызывает боль, но зато чувства страха перед чем-то новым не возникает. Чимин себя ненавидит. Сидит, поджав колени к груди, и сделать ничего не может. У него больше не осталось сил. С чего вообще он решил, что им с Юнги удастся быть вместе? А если вдруг и удастся, — разве, навсегда это? А вдруг мы расстанемся? Не существует же вечной любви, ее просто не бывает! Все расстаются, все разводятся… Тогда мне придется пройти через всю эту боль снова? В голове будто все звуки приглушаются. Страх закупоривает сосуды и вены. Кровь останавливается. Сердце замедляет свой ритм. Больше всего блондин боится повторения боли. Он боится очередных лет, потраченных на слезы и непонимание того, кто он и что ему следует делать в жизни. Боится, что вновь потеряет себя надолго, а может и навсегда, вручив свое сердце кому-то. Одному мне безопаснее. Так спокойнее и тише. Не нужны мне никакие отношения. И Юнги мне не нужен. Он ведь может предать меня… Я не позволю снова так с собой поступить! Чимин не замечает, как его паника перерастает в самую настоящую истерику. Он наворачивает круги по квартире уже несколько десятков минут, игнорируя все звонки и сообщения, приходящие на телефон. Ему никто не нужен — так он решил, такую истину запомнил и теперь отказывается даже подумать над ней с трезвой головой. Господи, что со мной происходит? Неужели, так теперь будет всегда, до конца моих дней? Я так и умру, трясясь и плача? Я так и буду жить судьбой того человека, в которого превратил меня Ынхек? Ни в кого Ынхек его не превратил. Он сломал часть его, сильно повредил, но Чимин остался таким же, как прежде, просто теперь ему чаще бывает больно и страшно. Он перестал быть настолько уж непосредственным, как в годы своей юности, но ведь это ничего? Он повзрослел, стал мудрее и разборчивее в людях, однако все равно полагает; что ошибся, когда доверил свое сердце брюнету. Давал ли Юнги повод? Нет. Чимин это прекрасно понимает. Он знает, что старший всегда сдерживал свои обещания, всегда безвозмездно помогал ему, что бы там ни случалось в его жизни. Однако страх не адвокат, чтобы приводить доказательства и аргументы. Ему достаточно простой слабости в сознании и душе, чтобы пустить свои корни и посеять зерно сомнения как в окружающих, так и в себе. Телефон звонит, и блондин думает, что это, должно быть, Чонгук волнуется, что он в студию не пришел, но трубку брать не собирается. Парень застывает в коридоре, где-то между своей спальней и гостиной в нерешительности. Что же ему теперь делать? Нужно бросить Юнги? Или ждать, пока тот бросит его сам? Мне все равно будет больно. Я уже загнал себя в ловушку. Зачем я только поддался на эти чувства, если они же сами меня и разрушат? Остановить поток панических мыслей никак не получается. Они обвивают сознание Чимина, будто крепкие лозы. Такие не содрать, разве что, разрубить получится. Он совершенно не знает, что ему делать и как поступить. Хочется закрыться от всего мира, спрятаться и не высовываться наружу, и он это сделает. Парень задергивает шторы в своей уютной спальне. Сегодня он выбирает путь страха. Он готов прятаться от своих опасений хоть круглые сутки, а вот взглянуть им в лицо — вряд ли.***
Хосок играет в молчанку с того самого их разговора с Сокджином. Впрочем, разговора толком не получилось. На скромном и не высказанном до конца обвинении парня все и закончилось. Он просто не выдержал. Думал, что будет в состоянии выпытать из брюнета всю правду, узнать, почему тот врал и скрывал личность отца, почему даже не встал на его — Хосока — защиту, ведь было бы так просто объяснить правду своей семье, извиниться, соврать. Но Сокджин выбрал другое — клевету в адрес того, кто спас его. Рыжеволосого прожигает обида, и он чувствует себя обманутым ребенком, потому и молчит. Слова сказать не может, потому что понимает, что способен сейчас только на оскорбления и упреки, но никак не на конструктивный диалог. Уже сутки в их, с недавнего времени, общем кабинете царит тишина. — Передай, пожалуйста, бумаги о… — Сам возьми, — Хосок отрезает все пути к общению, даже к сугубо деловому. Больше он не уверен ни в чем, что произносит старший. — Я занят. — Ты третий час вертишь карандаш в руках и просто пялишься в листы, — подмечает Сокджин. — А тебе дело какое? — Хосок нервно откидывает карандаш на бумаги. — Учет моей деятельности ведешь? — Хосок, я… — Зачем ты вообще сюда пришел? — парню и высказаться хочется, и даже дышать с Сокджином рядом неприятно. Он в тупике. — Папочка подослал? — Мне правда очень жаль, — шумно выдыхает брюнет. — Я не хотел так поступать, но мой отец… — Заставил тебя, взрослого человека, это сделать, — усмехается младший. — Все это я уже слышал, Сокджин. Брюнет опускает голову на руки устало. Он и сам прекрасно знает цену своего поступка. Сам все эти годы корил себя. И выслушивать все эти обвинения в сотый раз, только теперь от Хосока, просто невыносимо. Не потому что они неуместны, нет. Потому что это все — чистая правда, и он на месте рыжеволосого поступил бы так же, а то и хуже. Сокджин встает с кресла, направляясь к двери уверенно. — Куда собрался? — бросает Хосок, поворачивая голову вслед за парнем. — Сейф обчистить хочешь? Брюнет разворачивается уже в самом дверном проеме, некрепко хватаясь рукой за ручку двери. — Я попрошу директора, — голос звучит совсем глухо, — Дать мне отдельное рабочее место… — Очень благородно с твоей стороны, — рыжеволосый снова утыкается взглядом в бумаги. — Надеюсь, у нас есть филиал где-нибудь в Антарктиде, потому что находиться с тобой даже в одном городе — мука адская. — Извини, — последнее, что говорит Сокджин перед уходом.***
Чонгук открывает глаза поздно. Сколько он спал? Часов двенадцать? Так или иначе, Тэхен мирно посапывает у него под боком, а рука младшего все так же обвивает его живот. От такой картины, увиденной, к тому же, еще сонными глазами, Чонгук пугается. Что он сделал? Что у них было? Но он все помнит. Не было ничего. Ничего, кроме боли в глазах и грустных улыбок. И от этого почему-то становится в разы хуже. Шатен открывает глаза, потому что чувствует, как парень выпускает его из своих объятий, и разворачивается. — Доброе утро, — у Тэхена глупая улыбка сама по лицу расползается. Так вот оно какое, утро с Чонгуком? — Привет, — младший прячет взгляд, стараясь выглядеть более сонным, чем он есть на самом деле. — Сколько мы спали? — Очень долго, — усмехается шатен. — Но я взял выходной… — Мне надо в студию, — Чонгук подлетает на кровати мгновенно, принимаясь искать свои штаны активно. От поисков его отвлекает только тихий голос Тэхена, полный какой-то странной нежности, пронизывающей сердце насквозь. — Неужели, ты правда не хочешь, чтобы было вот так? Чонгук замирает посреди комнаты с одной ногой, просунутой в штанину. Он не знает, чего хочет. Ему просто нужно, чтобы все было хорошо, а как — не важно. — Тэхен, я не знаю… — он решает впервые за долгое время ответить честно. — Все это очень сложно… — Все проще простого, Чонгуки, — улыбка освещает лицо старшего, и Чонгук не может понять ее причину. Ему вот совсем не хочется улыбаться. Парень надевает штаны, быстро их застегивая. Все это выглядит забавно по мнению шатена. Что бы у них ни случалось, утром все всегда меняется кардинально, будто только в сумерках вечера или темноте ночи они могут вести себя так, как им хочется. — Одно свидание, — голос старшего вновь заставляет все процессоры в голове Чонгука затормозить, провода заискриться, систему дать сбой — придется перезагружать. — Что? — парень разворачивается, смотря, как Тэхен продолжает сидеть на кровати в футболке и белье. — Я прошу у тебя одно свидание, — шатен поднимается, чуть приближаясь, и Чонгук пугается, делает шаг назад. — Если тебе не понравится, я больше не буду надоедать тебе своим присутствием, раз уж ты так хочешь… — Я не согласен, — выпаливает торопливо младший. — Никаких свиданий! — Ты пытаешься меня обмануть, — усмехается Тэхен и взгляд его заметно грустнеет, — Но себя-то не пытайся. Сам же знаешь, что тебе плохо. И мне тоже… — А вдруг будет хуже? — Чонгук косится куда-то на проигрыватель. Какая же красивая песня на нем вчера играла. Что это была за музыка? — Если мы будем… Вместе… — Тогда наше последующее расставание принесет нам только облегчение, — настаивает старший. — Сейчас же, все, что мы делаем, приносит нам обоим только боль… Доводы шатена звучат убедительно. Настолько, что Чонгуку еще страшнее становится. Он не знает, как заставить себя поверить в чувства парня, а еще не знает, как свои преодолеть. Совсем уж неожиданно они его захлестнули. Он от раза к разу возвращается к Тэхену, не особо сторонится его компании, а все потому что попросту врет сам себе, доказывая мозгу, что это обстоятельства так сложились и не встретить шатена было бы невозможно. Чонгук совершенно забывает, что сам приходит в парфюмерный после закрытия, самостоятельно соглашается остаться у парня дома, и рука его Тэхена обнимает вполне самовольно — никто ведь не приставлял ему пистолет к виску, заставляя это делать. — Хорошо, я согласен. Тэхен не может поверить своим ушам. Неужели согласился? У него появился шанс, который ему вручили в руку, будто маленького птенчика, и шатен должен сейчас сделать все, чтобы он превратился в статную птицу и расправил свои крылья. — Сегодня вечером, — говорит старший, отходя от шока. — Когда закончишь в студии. — Где встретимся? — Чонгук больше не трет глаза, он уже давно проснулся, тем более, после таких заявлений со стороны Тэхена. — Я заеду за тобой. Шатен замечает, что по лицу младшего скользит мельком довольная улыбка. Хоть на секунду, но он кажется счастливым. Будто действительно хотел этого, ждал, пока Тэхен сделает этот шаг.***
Чимин так и не удосуживается проверить, кто ему звонил, не подозревая, что был это далеко не Чонгук, занятый утренними разговорами с Тэхеном. Блондину вообще все равно на всех. Он никого не хочет видеть, а потому стук в дверь кажется ему раздражающим и совершенно лишним в тишине его квартиры. Так или иначе, к двери он все-таки тащит свое онемевшее от усталости тело, выглядывая в дверной глазок. Ынхек как-то слишком нервно переминается с ноги на ногу, но этого Чимин не видит. Он только замечает, что парень здесь, он снова пришел к нему, и в сердце блондина снова просыпается едва утихший страх. Он все еще слишком хорошо помнит недавний инцидент на лестнице, а после сегодняшнего сна ему и в целом удалось воскресить в памяти многие события. — Нет… — шепчет Чимин, надеясь, что парень не увидел, как в окошке глазка мелькнул свет. — Что опять?.. — Открывай! — орут снаружи. — Я знаю, что ты дома! Я уже все проверил… У парня сердце падает куда-то под ноги. Все проверил? Он был в студии? Где он еще был? Он был… У Юнги? Он не мог быть там! Он даже номера квартиры не знает! Ужас хватает его сердце в цепкие лапы. Впервые за все время их взаимоотношений с Ынхеком — какими бы они ни были — Чимин боится не за себя. Он действительно напуган, потому что, если это чудовище было у Юнги… А у него сегодня выходной… …То ждать от этого визита чего-то хорошего вряд ли стоит. — Открывай, блять! — Ынхек колотит в дверь кулаками. — Я просто хочу поговорить! Что делать? Не открывать… Но вдруг он был у Юнги?.. Что если… Блондин отходит от двери, глупо пятясь назад, будто добыча от опытного охотника. Кровь в висках стучит, пока он несется в спальню, отыскивая телефон среди подушек и одеяла. На экране его ждет новый сюжетный поворот его личного триллера. Ему звонил не Чонгук — это был Юнги. Пять пропущенных осуждающе смотрят на Чимина, уверяя его: что бы ни случилось с Юнги, именно он будет в этом виноват. Он не знает, на что еще способен Ынхек. Он слишком его боится, чтобы быть уверенным в том, что этот парень не способен пойти на что-то пострашнее сексуальных принуждений и манипуляций. Сердце стучит глухо, но часто. Чимин чувствует его каждой своей клеточкой. Или это Ынхек колотит в дверь… Он уже не понимает, где реальность, а где его фантазия, но набирает номер быстро, трясущимися руками прикладывая телефон к уху. Гудки кажутся длиннее жизни. Они еще никогда не были для парня настолько пугающими. Он так хочет услышать голос Юнги, понять, что с ним все в порядке, но в ответ лишь тишина и гудки, гудки, гудки, гудки. — Чимин? Чего не отвечал? Блондин застывает. Кровь отливает от головы, возвращая прежнее состояние его жизненному циклу. Его знобит, бросает в жар, колотит. Чимин чувствует, что весь вспотел за эти короткие несколько минут. — С-с т-тобой все в пор-р-ядке? — голос нервный, дрожит и ломается. — Все хорошо? — Что случилось?! — Ынхек тем временем принимается терроризировать дверной звонок, добавляя немного красок своей какофонии. — Чимин, что с тобой?! — Ынхек… — Юнги слышит на заднем плане какие-то выкрики и шум. — Он снова пришел… — Не открывай дверь, — строго говорит брюнет, принимаясь шуршать какими-то вещами. — Я сейчас приду. — Юнги, не надо! — всхлип младшего заставляет парня окаменеть. — Он может сделать что-то с тобой… Не надо, не приходи! — Сиди в спальне, закрой дверь, — продолжает спокойным голосом давать указания старший. — Я вызову полицию, если потребуется. Если Чимину до этого казалось, что у него паника, то теперь он понимает, что ошибался. Одно дело, когда Юнги был в своей квартире, в целости и сохранности, другое — когда он идет сюда, прямо под нос к Ынхеку, которому и в целом сейчас поводов не надо кого-то ненавидеть, а уж присутствие брюнета он точно спокойно не перенесет. Выполнив все просьбы старшего — закрыв дверь в спальню и усевшись в крошечный угол между книжным шкафом и кроватью — блондин ждет, напряженно и нервно. А еще обвиняет себя, считает трусом, раз выйти не может и самостоятельно дать Ынхеку пару раз по лицу. Он этому так и не научился, так и не осмелился. Неужели я всю жизнь буду таким? Трусливым и бесполезным, ни на что не способным? Почему я никогда не могу постоять за себя? Почему всегда это должен быть кто-то другой? Какое право я вообще имею подвергать других людей опасности из-за собственных же проблем? За дверью все неожиданно стихает, но только для того, чтобы разразиться с новой силой. Никто больше звонит и не избивает кулаками дверь, зато отчетливо слышится разговор на повышенных тонах. Конкретные фразы, однако, разобрать Чимину не удается. Это продолжается еще несколько минут, каждая из которых тягучей смолой обволакивает все тело парня. Он не может больше ждать. Ему слишком страшно. Но и пошевелиться он тоже не в состоянии. Чимин чувствует себя мертвым, будто камнем, который даже дышать не умеет. Так продолжается еще какое-то время, пока дверь спальни не открывается, тихо и осторожно. Блондин сидит, обняв колени руками и уткнувшись лицом в них, чтобы не увидеть то, чего так опасается: Ынхека, пробравшегося в квартиру или Юнги с синяками и ссадинами, или чем еще похуже. Чимин отказывается поднимать голову даже когда слышит спокойный родной голос. — Все хорошо, Чимин, — Юнги садится рядом, хватая его за плечи. — Посмотри на меня, все в порядке. — Прости меня, — брюнет слышит тихие всхлипывания. — Я такой трус… Я не смог даже встать… Я такой… — Чимин, пожалуйста, посмотри на меня, — Юнги поднимает его голову, парень отказывается открывать глаза. — Посмотри, и ты увидишь, что все хорошо, пожалуйста. Блондин осторожничает. Приоткрывает глаза немного, затем больше, еще больше, и вот наконец видит перед собой красивое, улыбающееся через тревогу и страх, лицо Юнги. С ним все в порядке, ни царапины, ни единой ссадины. С ним все хорошо. — Ты не виноват в своих страхах, — старший тянет его ближе к себе, и Чимин почти падает как тряпичная кукла к нему на колени. — Не извиняйся, все в порядке. Я здесь, все хорошо… — Я так и не научился защищать себя, хен, — парня все еще немного потряхивает. Слезы продолжают тихо стекать по его щекам. — А если бы ты пострадал? Если бы что-то случилось? Если бы… — Ничего не могло случиться, Чимин, — старший недоумевает. — Я пришел, все хорошо. — А Ынхек? — блондин укладывает голову на коленях Юнги, обнимая его за талию. — Как ты заставил его уйти? — Но… Его не было, когда я пришел, — Юнги хмурится. — Видимо, он ушел до того, как я успел выйти из дома. — Что?.. Но я ведь слышал… Я же слышал шум, я слышал, как они ругаются… Я же все это слышал?! — Чимин, в чем дело? — брюнет поднимает младшего со своих колен, усаживая перед собой на мягкий ковер. Сам он остается сидеть на полу. — Ты же… Т-ты слышал шум через телефон, так? — Чимину кажется, что у него какое-то помутнение рассудка. Он уже ничего не осознает. — Да, и поэтому сразу спросил, что происходит, — Юнги хватает его за трясущиеся руки. — Ынхек тебе дверь немного поцарапал, но это не страшно… — Я слышал, как вы ругались. — Ты слышал что? — у брюнета даже голос подрагивает. — Ты сказал, что его не было, и ты просто зашел в квартиру, но ведь… У Юнги есть мои запасные ключи, то есть, он мог открыть дверь, но я же слышал… — Я ведь слышал, как вы ругались, — младший закрывает лицо руками, слезы с новой силой пускаются водопадами из глаз. — Я что, схожу с ума, хен? Все настолько плохо? — Нет-нет, Чимини, — Юнги обнимает парня, прижимая к себе крепко и принимаясь покачивать, как младенца. — Ты просто очень испугался, такое бывает… — такое и правда бывает, и брюнет даже предполагает, как это «бывает» называется, но ему тоже страшно. — Сейчас все хорошо, тише… — А вдруг я сойду с ума? — сквозь слезы пытается выговорить младший. — Я не хочу… Я хочу, чтобы все было хорошо… — Давай сходим к специалисту, Чимин? — Юнги предлагает серьезно. Он давно хотел сказать это блондину, но все никак не решался. — Он сможет понять, в чем проблема и как это исправить… — Я боюсь, — старший слышит, как парень скулит ему куда-то в плечо. — Вдруг, они отправят меня в… — Тебя никто никуда не отправит, я обещаю, — Юнги кажется, он никого еще так сильно не сжимал в своих руках. — Тебе так будет легче, золото, правда. — Хорошо, — выдыхает Чимин, утыкаясь носом в шею старшего. — Хорошо, хен. — Тебе нужно отдохнуть, — Юнги встает и тянет парня на кровать, бережно укладывая на подушки и накрывая мягким одеялом. — Не уходи, хен, — глаза у парня все красные, влажные. Щеки испещрены полосками от соленых слез. — Останься, пожалуйста. — Я никуда не уйду, — брюнет заползает под одеяло следом, позволяя Чимину прижаться к нему так крепко, как ему хочется. Руки старшего обхватывают спину блондина, левая ладонь аккуратно поглаживает светлую макушку, бережно прочесывая пушистые пряди. Чимин засыпает быстро, все так же продолжая шмыгать носом и вздрагивать, но теперь он успокаивается. Тепло накрывает его безопасным куполом, море перестает бушевать, а небо наконец проясняется. Парню кажется, что он слышит сквозь сон, как Юнги говорит ему что-то, какие-то важные слова, но он думает, что это просто иллюзия, что он уже давно не в этой реальности. — Я люблю тебя, Чимин.***
Хосок работает без остановки. Поход Сокджина к директору успехом не увенчался — Намджун категорически против затеи раздельной работы этих двоих, на чем продолжает настаивать. Рыжеволосый другого и не ожидал, поэтому в ответ на разочарованное лицо старшего только улыбнулся ехидно. Такую же улыбку адресовал и сам себе. Ничего не поделаешь, придется терпеть. Только вот на душе у парня теперь неспокойно. Он не понимает, не хочет понимать, почему Сокджин не решился защитить его. Ведь он же сам ему помог? Спас? А что в ответ? — Хосок, правда… — брюнет подает голос из-за своего стола. — Прости меня… — Ты собирался украсть деньги у собственного отца, — холодно прерывает младший, — План твой провалился — и провалился бы в любом случае, даже если бы я не вмешался — и тогда ты решил просто смотреть на то, как меня обвиняют в том, чего я не делал? Сокджин смотрит на него лишь иногда, не в силах вытерпеть взгляда Хосока. — Меня обвинял твой отец, — размеренно декламирует рыжеволосый. — Твой собственный отец уличил меня в домогательствах, а ты промолчал? — А что я должен был сказать? — вскидывает руки Сокджин безнадежно. — Правду! — Хосок становится более эмоциональным. Он думал, что просто выскажется, но как можно просто высказываться, когда тебе чуть жизнь всю не сломали? — Что, собственный папаша засадил бы тебя в тюрьму?! — Засадил бы, — угрюмо отвечает старший. — Ты не знаешь, что он за человек и на что способен… — Зато теперь знаю, — собирая свои вещи, Хосок поднимается с кресла. Ему нужно пройтись. — Какой человек ты.***
Тэхен смотрит на парня практически с открытым ртом и глазам своим поверить не может. Уже совсем поздно, они сидят в его машине: шатен за рулем, Чонгук — на пассажирском. А еще младший уплетает мороженое, купленное ему Тэхеном, пока они гуляли по набережной, спокойно о чем-то беседуя. Чонгук выглядит довольным, а еще очень красивым, даже со всеми этими ссадинами и едва проступающими синяками. Когда с полночным десертом оказывается покончено, младший поворачивается к шатену. — Спасибо, — с довольной улыбкой выдыхает, оставляя бумажный стаканчик из-под мороженого в подстаканнике между сидениями. — Да не за что, — усмехается шатен. — Могу еще купить… — Нет, за вечер, — Тэхен вскидывает брови. — Ты подарил мне время… Мое время… — Чонгук, что ты… — старший не знает, понял ли он парня правильно и понял ли вообще. Он сегодня как-то уж слишком причудливо изъясняется. — У тебя тут… Мороженое, — Тэхен указывает Чонгуку на губу нижнюю. Младший всячески пытается избавиться от него самостоятельно, но у него почему-то не выходит. Шатену быстро надоедает играть в парковщика и руководить: правее, ниже, левее… Чонгук выглядит до смешного потерянным, когда лицо Тэхена оказывается совсем близко, а сам он тянется к его губам. — Разве на первом свидании принято целоваться? — усмехается Чонгук, пытаясь старшего остановить, но и сам понимает, что делает это скорее для видимости. — А у нас, в этом плане, это уже не первый раз, — Тэхен добивается-таки своей цели, прихватывая нижнюю губу младшего и всячески ее облизывая, стараясь не задевать ссадину. Он чувствует сладкий вкус пломбира, съеденного парнем, и у него от этого в голове искрится какой-то контакт. Шатен отстраняется. Чонгук глупо таращится на него, как и всегда, практически, когда Тэхен позволяет себе что-то подобное. — Что? — с любопытством в глаза парню заглядывает. — Тебе не понравилось, Чонгуки? У младшего за весь вечер было столько мыслей разнообразных, что и не перечислить. То он хотел одного, в следующую секунду уже принимал другое решение. Хотелось взять Тэхена за руку, пока они гуляли вдоль плещущейся в темноте воды. Хотелось обнять. Хотелось сказать, что ему не нужны отношения. Хотелось домой. Хотелось никогда больше не расставаться. Что-то перестраивалось в его сознании, и что-то перестраивается сейчас, когда он смотрит, как старший облизывает свои губы после их пломбирного поцелуя. — Блять, — выдыхает Чонгук. — Похуй. Он так резко подается вперед, что шатен аж руки вскидывает повыше, будто опасаясь, что его задушат в собственной же машине. Но Чонгук бросился совсем не душить. Он, решая особо не тянуть, сразу предлагает Тэхену влажный и скользящий поцелуй, толкаясь языком в его рот. Старший захватывает воздух носом, стараясь попросту не задохнуться, потому что сердце скачет так, будто у него гормонов за одну секунду выделилось в тысячу раз больше нормы. Шатен укладывает руку Чонгуку на шею, но понимает, что сейчас ему стоит лишь наслаждаться. Парень наконец-то делает то, чего так хотел, но терпел. Он целует его без опасений, без сомнений, будто дал себе волю и полную свободу. Тэхен чувствует, как крепкая ладонь обхватывает его за поясницу, притягивая настолько близко к себе, насколько позволяет машина и все сопутствующие элементы, находящиеся в ней. Вторая рука Чонгука путешествует по его плечам, талии, животу. Она пытается побывать везде и сразу, не упустив ни одного места. Младший отстраняется, не давая шатену отодвинуться далеко. — Тэхен, давай… — все еще тяжело дыша, он вдруг отводит взгляд, смущается. — Ну… Ты понял. — Здесь?! — мгновенно осознавая злосчастную идею в голове Чонгука, изумляется старший. — Я на дизайнера учился, а не на акробата. Обоих прорывает на смех. Впервые оба парня чувствуют себя так непринужденно, будто не нужно больше ни от себя, ни друг от друга ждать чего-то конкретного. Можно ведь просто быть вместе, если уж это приносит столько положительных перемен. — Заводи машину, — хрипит Чонгук, пристегиваясь. — Я очень хочу послушать пластинки у тебя дома, — добавляет, ехидно усмехаясь, и старшему это нравится. Настолько, что он забывает половину пути до собственной квартиры.***
Тэхену приходится расставлять руки в стороны, пытаясь опереться на что-то, чтобы не упасть. Чонгук целует его в лифте, не отстает и в коридоре, и в прихожей… Все это время он пытается коснуться шатена столько раз, сколько возможно, будто ему пообещали громадный выигрыш за такие успехи. Тэхен изо всех сил сдерживает себя — должен же кто-то один оставаться более вразумительным, хотя, старшему кажется: он давно уже перестал таким быть, но попробовать стоит. — Пластинки значит… — парень выдыхает после очередного поцелуя прямо Чонгуку в лицо. — Интересные пластинки. — Включай, — шепчет младший. — Я правда хочу послушать. Ту, которая вчера играла, включай… Тэхен отрывается от него ненадолго, быстро устанавливая на диске проигрывателя отысканную реликвию. Стоит ему опустить иглу, как Чонгук притягивает его к себе за руку, не желая больше медлить. — Красивая песня, — говорит он, пока Тэхен стоит перед ним, сидящим на кровати, и держится за его плечи, как за последнюю надежду. — Но ты красивее… — Позволь показать тебе, — шатен наклоняется, обвивая шею Чонгука одной рукой, — В каком положении я еще красивее… Тэхен наконец успевает перехватить инициативу, пока младший пытается найтись с ответом. Пришла его очередь целовать так, что губы болеть будут, хватать, сжимать, поглаживать. Он аккуратно толкает Чонгука на кровать, и тот замирает, оперевшись на локти и поднимая взгляд мутный на шатена. Тэхен хватается за его джинсы, быстро расстегивая пряжку ремня и наслаждаясь ее многообещающим звоном. Стоит ему пробраться пальцами под кромку белья, как младший вдруг выдает тихо: — Только я еще… — шатен замирает, разглядывая лицо напротив. — Ну, я не… — Ни с кем? — удивляется старший. Что-то в поведении Чонгука заставляло его думать иначе. — Только не надо меня осуждать, — переходит вдруг в нападение младший, и это для Тэхена становится очередной неожиданностью. — Я тебя не осуждаю, — спокойно говорит шатен. — Наоборот… Спасибо, что доверяешь. Чонгук долго и пристально смотрит на старшего. Тэхен видит в его глазах свое отражение, сам парень будто наполнен им сейчас, когда так глядит на него. Младший приближается к шатену, притягивая его ближе к себе за ворот футболки и заставляя практически лечь сверху. — Вот так, значит, закончится у нас первое свидание? — усмехается Чонгук, пока Тэхен продолжает возиться с его джинсами, стягивая их вниз и снимая полностью. — Не нравится? — шатен хочет звучать шутливо, но уточняет на полном серьезе. Ему важно знать. — Нравится, — младший тянется к нему за поцелуем. — Очень. Тэхен позволяет Чонгуку снять с него футболку, самостоятельно избавляется от брюк, наплевав на то, что они у него — одни из любимых, и откинув их куда подальше. Вскоре и сам младший остается в одном белье, смотрит и глазами хлопает, пока шатен к нему медленно приближается. — Не бойся, — рука старшего оглаживает его тело, проходясь по внутренней стороне бедер, и все это Чонгуку почему-то напоминает ту нелепую ситуацию в туалете парфюмерного. Картинки прошлого так и мелькают перед глазами. — Я обещаю, что больше никогда не обижу тебя, Чонгуки. Тэхена хочется попросить заткнуться. У младшего уже голова не соображает, а он тут принялся опять уходить в свою лирику, но отчего-то так приятно и хорошо… Пусть себе болтает, если правда говорит то, что чувствует. А Чонгуку очень хочется, чтобы все это было правдой. Он подается вперед, вновь приподнимаясь на локтях и обхватывает Тэхена за спину, цепляя пальцами край его белья, так и норовя стянуть его. — Не стесняйся, — шепчет хрипло старший, выцеловывая плечи Чонгука. Парень, как и всегда, пользуется первым же зеленым сигналом, ударяя по педали газа, хоть и кажется ему, что разгоняться больше некуда. Машина его адекватности уже давно превысила свой лимит по скорости. Чонгук стягивает белье почти до колен шатена — насколько может, и тот помогает, откидывая его совсем. У младшего тараканы из головы все выселяются стремительно, оставляя в ней только одно имя. Тэхен прижимается ближе, позволяя Чонгуку обхватить его ягодицы и крепко сжать их. Скажи ему хоть кто-то еще вчера, что оба они окажутся в таком положении, и парень никогда бы не поверил, а теперь вот, целует, гладит, шепчет… Хочет, чтобы было еще теплее и ближе. — Мне же будет больно? — выдыхает Чонгук в губы Тэхену, и тот замирает от интонации младшего. Он, будто бы, смирился с такой мыслью? — Не будет, — в голове шатена рождается идея, которая кажется самой, пожалуй, подходящей. — Я обещаю. Отстранившись от Чонгука, Тэхен кивает ему, знаком показав отползти на кровать подальше, а сам устраивается напротив него, ложась на спину и раздвигая ноги. Кровать у шатена и правда не самая просторная, отчего младшему приходится усесться чуть ли не на самые подушки, освобождая место. Откинув голову назад и выдохнув пару раз, Тэхен медленно вводит в себя первый палец, пока у Чонгука глаза лезут на лоб от зрелища, которое ему тут предоставили для изучения. Совсем быстро шатен добавляет и второй, из его рта наконец вырывается тихий стон, вперемешку со сбитым дыханием. Чонгук чувствует, как в животе стягивает все, что можно. Ему хочется приблизиться, что-то сделать, но сознание заставляет его остаться на месте ради своего же рассудка. Когда Тэхен добавляет третий, рассудок быстро становится неважным. Самым бесполезным элементом всего Чонгуковского существа. Ему видно, как шатен выгибается, как закрывает глаза, мелко подергивая ресницами, как второй рукой оглаживает свою грудь. От всего этого хочется удавиться, утопиться и свариться в адском котле, потому что воспринимать эти кадры спокойно Чонгук не может. Он чувствует, как желание захватывает его все больше и больше. Тэхен, открыв глаза, видит, как темнеет взгляд младшего. — Твоя очередь, — усмехается шатен, вмиг оказываясь рядом с парнем на подушках и прижимая к кровати своим телом. — Теперь я хочу почувствовать тебя. Старший снимает белье с Чонгука быстро и как-то для второго совсем незаметно, заполняя ненужную паузу поцелуями. Тэхен хватает парня, зажимая в крепких объятиях и заставляя перевернуться — теперь уже он сам лежит на спине, плавясь под прикосновениями Чонгука. У младшего в очередной раз срывает крышу, когда они случайно соприкасаются обнаженными частями тел. Ему кажется, что нет ничего глупее и ничего прекраснее, чем реагировать вот так, остро и чувственно. Он оглядывает тело шатена. Оно красивое, стройное, мягкое. Младший спускается вдруг к животу парня, принимаясь оставлять на нем то маленькие, то влажные поцелуи, и Тэхену кажется, что Чонгук знает о чем-то, чего не понимает он сам. Никто и никогда раньше так не делал, да и самому шатену не взбрело бы в голову нежно и аккуратно выцеловывать кому-то живот, будто он хрустальный или фарфоровый какой-то, но от действий Чонгука он весь начинает расщепляться на атомы, наполняясь эмоциями в каждой клеточке своего тела. — Тэхен, — Чонгук поднимается обратно, и старший понимает, что он готов, — Если что-то будет не так, скажи… Ладно? Шатен в ответ только кивает. Он знает, что Чонгук все сделает правильно, ведь ничего же сложного нет. К тому же, слишком уж он долго этого ждал… И вот, дорвался. Тэхен не опасается — он в предвкушении. Быстро справившись с презервативом и смазкой, которые протягивает ему старший, Чонгук еще раз вглядывается в глаза парня. Они прикрыты, бегают по его лицу, и Чонгук не хочет заставлять Тэхена ждать. Аккуратно приблизившись к парню, он медленно толкается вперед, вызывая у шатена шумный вдох и приглушенный стон. Старший обхватывает его спину руками, притягивая Чонгука еще ближе, пока тот двигается медленно, осторожничает. — Мы уже не в туалете, — усмехается младший, видя, как Тэхен пытается сдерживать себя, — Нет необходимости быть такими тихими. Старший поднимает взгляд на брюнета, дышит шумно. Он не может поверить, что этот Чонгук и тот, что пищит, стоит только поднести йод к ране, — один человек. — Тогда и ты не осторожничай, — серьезно говорит Тэхен, выгибая бровь. — Я хочу почувствовать все. Это срывает последние сдерживавшие Чонгука преграды. Он подхватывает парня под бедра, входя быстро и резко, заставляя Тэхена стонать громче и выше. Младший наклоняется к шатену, целуя шею, проводя по ней языком, обширными мазками раскрашивая собственную картину, красивее которой ничего нет ни в одной вселенной. Тэхен царапается, стонет, практически скулит, просит быстрее, и Чонгук слушается. Делает все, что от него просят, чувствуя, как его сердце заходится в тахикардическом ритме. Они вместе. Вместе настолько, насколько вообще это понятие может это значить, и хочется, чтобы так было всегда. Чтобы чувствовать друг друга, касаться, видеть такими, и в любых иных проявлениях тоже видеть, и восхищаться, любоваться… — Господи, Чонгук… — шатен впивается кончиками пальцев ему в плечи, когда младший ведет рукой по его груди ниже, слегка задевая возбужденный член. У Тэхена родинка на плече, рядом с ключицей. Еще есть на бедре и на груди, и Чонгук все эти места зацеловать пытается, а шатена кроет от этой смеси неописуемой нежности и грубости настолько, что только и хватает сил разглядывать светлый потолок над своей головой. Старшего будто волной накрывает, он уже давно перестал разбирать, где стоны его, а где Чонгука. Они слились в одну мелодию, — которой явно не будут рады соседи, — возносящую их куда-то к вечной темноте космоса, телепортирующей из скромной спальни с тусклым светом зажженного торшера в мир, которого не существует для всех остальных людей. Чонгук сжимает бедра старшего крепче, еще крепче, Тэхен прогибается, будто ему мало, словно хочется еще ближе и глубже, хватаясь руками за тело парня, такое объемное и рельефное. Младший притягивает шатена к себе, держа под спину, целуя жадно и грубо, и почему-то вспоминает их поцелуй на балконе, со вкусом шоколадных сигарет. Картинки мелькают в голове одна за другой, мозг активно старается думать, подбрасывая воспоминания фраз, мест, событий, но в мгновение отключается, когда парень чувствует, что он уже совсем близко. Чонгук кончает, сжимая Тэхена так крепко, как может, и медленно выпускает его из своих рук после, потому что прекрасно знает, что они еще не закончили. Ладонь младшего быстро оказывается на члене шатена, двигаясь по нему резко, быстро, выдавливая последние оставшиеся силы и стоны и мешая их с поцелуями. Тэхен переходит практически на писк, когда Чонгук задевает головку пальцем, и изливается ему в руку с громким протяжным стоном. Парни молчат какое-то время: шатен — откинувшись на подушки, Чонгук — замерев перед ним в попытках осознать только что произошедшее. Бедная пластинка давно остановилась, игла съехала с дорожек, глупо зависнув в воздухе. Никто из двоих даже не заметил, когда это произошло. Наконец Тэхен приближается к младшему, ласково беря его лицо в свои ладони и оставляя на губах мягкий поцелуй. — Как насчет второго свидания? — тут же выпаливает Чонгук, слегка краснея. — В ближайшее время. — Я согласен сходить с тобой на тысячи свиданий, — улыбается шатен, — И все равно мне будет мало. — Я правда так тебе нравлюсь? — Тэхен удивляется вопросу. Чонгук и правда будто не понимает, даже сейчас. — Правда. Будешь моим парнем? Младший молчит. Круглые глаза смотрят в Тэхеновские с опасением и изумлением. А тот все ждет решения, пусть даже дадут его ему не сегодня. — Сначала я хочу сходить с тобой еще на несколько свиданий, — кажется, Чонгуку удается найти ответ, который бы устроил обоих. По крайней мере, Тэхен не выглядит огорченным. — Хорошо? — Хорошо, — старший оставляет поцелуй на лбу у парня, вызывая у того то самое воспоминание, самое болезненное. Чонгук больше никогда не хочет проснуться один в пустой квартире с поцелуем на лбу, оставленным на прощание. — Покурим?