***
Когда Тэхену сказали, что это «просто презентация», он и подумать не мог, что на ней будет такая адовая толпа народу. Всего полчаса он торчит здесь, иногда перекидываясь фразами с гостями и не отпуская от себя Чонгука ни на шаг, а застрелиться уже хочется до какой-то невероятной степени. Младший, пытаясь не смеяться, как может шатена успокаивает. Все же, ему еще нужно пережить личное представление перед гостями. Пока никто из репортеров, бизнесменов и прочего честного народа в конференц-зале не знает, что именно этот молодой человек в светлом костюме и есть дизайнер флаконов. Поэтому Тэхену удается относительно спокойно лавировать между группками людей и оставаться лишь приятным дополнением к общему шуму и гаму. Но у его начальницы на это мероприятие другие планы, и отказываться от них она не собирается. Женщина проходит мимо парней, мельком кивнув старшему, и тут же направляется в сторону совсем небольшой сцены, чтобы сделать важное заявление. — Дамы и господа, я попрошу минуту вашего внимания! — сотни пар глаз оборачиваются на женщину. — Я надеюсь, вам всем уже удалось оценить наши ароматы. Мы проделали большую работу, чтобы создать линейку, максимально подходящую под разные вкусы и предпочтения, а также мероприятия и поводы. Чонгук некрепко сжимает плечо шатена, начинающего напрягаться. Они стоят почти в самом конце зала, позади всех, и тот факт, что это положение вот-вот придется сменить на первые ряды, Тэхена вообще не радует. — Однако огромную роль в парфюмах играет их дизайн, и мы, конечно, уделили внимание и ему, — начальница делает небольшую паузу, высматривая в толпе своего сотрудника. — И сегодня я хочу воспользоваться прекрасной возможностью и представить вам нашего дизайнера, принявшего далеко не последнюю, а даже ведущую роль в создании флаконов. Гости стараются незаметно осмотреться в надежде заранее угадать того, про кого говорит женщина. Их неловкие повороты и кручения кажутся Чонгуку ужасно смешными. — Господин Ким, прошу Вас, — начальница открытой ладонью указывает на Тэхена, нервно сжимающего рукав пиджака, — Наши гости очень хотят Вас увидеть. И вот все эти глаза, так пристально изучавшие своих соседей и не думавшие оглядываться назад, поворачиваются к нему, следуя по траектории ладони женщины. Зал гремит приветственными аплодисментами, Чонгук подталкивает парня вперед, и тот, кинув на младшего испуганный взгляд, продвигается к сцене по освобождаемой ему гостями дороге. Начальница встречает его на сцене крепкими объятиями и, пользуясь случаем, шепчет на самое ухо: — Держи микрофон и поприветствуй наших гостей, — шатен едва заметно кивает. — Ты справишься. — Добрый день! — Тэхен подходит ближе к центру сцены, стараясь подольше задерживать глаза в зале. Несколько десятков молодых девушек заинтересованно смотрят на него. — Я очень рад приветствовать вас здесь, а также… Также я безумно благодарен госпоже Чон за возможность принять участие в такой замечательной работе. Женщина, поймав взгляд шатена, мерно кивает ему. — Я постарался сделать дизайн флаконов простым, но, тем не менее, интересным, — где-то в конце зала на него с довольной улыбкой глядит Чонгук. — На первый взгляд все кажется элементарным и лишенным особой смысловой нагрузки, но если вы сопоставите сам аромат с узорами на флаконе, то картинка сложится в один пазл… Парень еще пару минут делает какие-то комментарии и, кажется, входит во вкус. Ему нравится, что его слушают. Несколько девушек задают вопросы по дизайну, за которыми скрывается явное желание познакомиться, которое Тэхен читает не просто между строк, а сразу по глазам, но на сами вопросы, конечно же, отвечает. Чонгук продолжает смотреть на него, и однажды старший это все же замечает. Он хочет бросить лишь мимолетный взгляд в ответ, но этот блеск в глаза Чонгука, его мягкая гордая улыбка и руки, сложенные домиком у самого лица, говорят ему так много, что хочется эти безмолвные слова слушать и слушать, не прекращая. Однако, приходится оторваться на время. — Спасибо, господин Ким, — начальница принимает из его рук микрофон. — Пожалуйста, поприветствуйте еще раз нашего дизайнера. Толпа громко аплодирует, и, спустившись со сцены, парень оказывается уже в настоящем водовороте внимания. С ним то и дело стараются завести диалог, что-то спрашивая, чем-то интересуясь, делая комплименты его работе или внешнему виду. Чонгук не торопится подходить к парню. Он, напротив, направляется к своей матери с самым простым, но безумно важным для него вопросом. — Разве он не самый прекрасный? — младший стоит рядом с женщиной, и глаза обоих довольно наблюдают за тем, как изысканно Тэхен общается со всеми интересующимся им гостями. — Ты сделал верный выбор, сын, — начальница приобнимает его за плечо. — Я за тебя очень рада. — И я очень рад, мам, — Чонгук на мгновение прижимается к женщине крепче. — Спасибо.***
— Давай начнем работу над музыкой сегодня? — предлагает Чимин, натягивая футболку после душа. — Надо бы уже… — Конечно, — Юнги целует подошедшего парня в губы. Сегодня у них обоих выходной, поэтому утро началось очень лениво и поздно. Блондин какое-то время молча наблюдает за тем, как старший допивает свой кофе, уткнувшись в телефон и сидя за столом, а потом вдруг выдает совершенно неожиданное для Юнги преложение: — Хен, накрасишь меня? Брюнет быстро выныривает из виртуального мира. Пара кошачьих глаз устремляется на младшего. — Чего? — Сделаешь мне макияж? — с довольной и азартной улыбкой повторяет Чимин. — Но я же не умею, золото, — посмеивается старший. — Совсем не умею… — У тебя получится, — настаивает блондин обвивая парня руками за плечи. — Я хочу, чтобы ты попробовал. — Уговорил, — поднимает ладони Юнги. — Давай накрашу, только не говори потом, что получилось плохо. — Не буду, — крепкий поцелуй в макушку, — Потому что у тебя золотые руки, хен. — Да перестань, — смущенно отмахивается старший. Чимин приносит все необходимое и усаживается на диван лицом к балкону, чтобы Юнги было лучше видно. Все предложения старшего сесть на стул резко отвергаются. Блондину, якобы, хочется посидеть на чем-то мягком, ну Юнги и не собирается спорить. На мягком, так на мягком. — Что делать сначала? — Уход я весь уже нанес, — улыбается Чимин, разглядывая глаза напротив. — Бери ВВ-крем и наноси… — Как? — Можешь прямо пальцами. Когда рука с продуктом на ней оказывается уже в одном жалком сантиметре от лица младшего, Юнги почему-то замирает. — Ты чего? — ухмыляется Чимин. — Неужели, все еще боишься касаться меня? — Я не боюсь, просто это так… — брюнет прячет взгляд, — Интимно… — Интимнее, чем секс и поцелуи? — продолжает буравить глазами младший. — В каком-то смысле да. Когда Юнги касается его кожи, Чимин перестает дышать. Сердце гулко стучит, парень чувствует себя ужасно неловко, потому что ему кажется, что его стук слышно даже за несколько километров. Он будто старшеклассник на первом в своей жизни свидании — смущается, краснеет, прячет взгляд, но в то же время хочет смотреть на объект своей любви бесконечно долго и, желательно, не моргая. — Что дальше? — младший даже не сразу слышит вопрос брюнета. — Чимин? — Т-тени, — кое-как выдавливает из себя. — Можешь накрасить мне глаза тенями? — Это слишком сложно для меня, — Юнги уже готов сдаться. — Тебе ведь понравились те, персиковые? — вдруг оживляется младший. — Накрась ими, просто как тебе хочется… — Ладно, — парень выбирает кисточку (благо, у Чимина их не много, так что с этой задачей он справляется быстро) и отыскивает тот самый цвет. — А ты разве куда-то собираешься сегодня? — Нет, хен, мы же хотели работать… — выдает Чимин как самую обыденную вещь. — А зачем тогда… Младший вдруг руку его перехватывает, останавливая движение мягкой кисточки по своему веку. Юнги смотрит на него в непонимании, разглядывает улыбку и блестящие глаза. — Я просто хотел… — Чимин не отводит взгляда, говоря все тише и тише, — Чтобы ты касался меня… Моего лица… Брюнету кажется, будто их обоих сейчас всеми нервными окончаниями наружу вывернуло. Будто каждое слово и каждый взгляд, брошенный из-под темных ресниц проникают куда-то глубоко под кожу. Будто в этих банальных прикосновениях есть столько смысла, сколько нет больше ни в чем в этой жизни. — Можно я добавлю блестки? — как дурак шепчет Юнги, теряясь в глазах напротив. — Конечно. Старшему все это нравится, до безумия нравится. Вот так проводить пальцами по векам Чимина, смотреть на его подрагивающие ресницы, видеть мягкую улыбку и зачем-то заставлять себя не целовать. Заставлять сдерживаться до последнего, познавать почти только визуально лицо парня, такое нежное и красивое. — А что теперь? — Накрасишь мне губы, хен? — Чимин смущенно улыбается, щуря глаза. — Я хочу, чтобы ты это сделал. Юнги протягивает руку, касаясь указательным пальцем верхней губы младшего так, будто впервые ее видит. В голове мелькают картинки: их поход в бар, пьяные разговоры, поцелуй у подъезда в темноте весеннего вечера. Сколько раз он уже целовал Чимина? Сотни? Тысячи? А каждый раз ощущается, будто первый. Блондин поднимает подбородок чуть вверх, хлопая глазами, и Юнги решает, что хватит ему уже терпеть. Осторожно наклонившись, поддерживая младшего за челюсть, парень бережно прикасается своими губами к нему, мягко и не настойчиво. Между ними даже спокойно проходит полосочка воздуха — настолько эти прикосновения невесомые, будто самое пушистое облако на летнем небе. У блондина дрожит дыхание, оно сбивается и нарушается, в нем отчего-то так много волнения и чувств, что отвечать на поцелуй становится вдруг страшно. Чимин только осторожно размыкает губы, стараясь хотя бы полностью статичным не оставаться, хотя хочется ему замереть и позволить Юнги насладиться им, дарованным ему во всех аспектах жизни.***
— Чонгук, ты спятил! — Да они там все слушают пламенные речи моей мамы, никто не заметит. Тэхен волочится за младшим по коридору в сторону так плотно засевших у Чонгука в голове кабинок туалета. — Ты прямо как школьник! — возмущается шатен, когда парень запихивает его в светлое помещение, натыкаясь взглядом на замок на двери. — Смотри, тут даже закрыться можно, и не только в кабинке, — восхищенным и хриплым голосом гогочет Чонгук. — Как предусмотрительно! — Для тебя специально делали… — Я очень-очень хочу тебя поцеловать, — шепот тихим эхом расходится по туалету. — Можно? — Если я откажу, остановишься? — усмехается старший, поправляя сбившийся бант на шее. — Конечно нет, — хитрая ухмылка. — Думаешь, никого не смутит, что туалет внезапно оказался закрытым? — Тэхен опасливо смотрит, как Чонгук подбирается к нему ближе, на ходу расслабляя галстук. — Ну… — младший останавливается, пристальным взглядом осматривается по сторонам, быстро натыкаясь на то, что вполне себе, по его мнению, может сокрыть их маленькое преступление от чужих глаз и ушей. — Вот, — он берет заламинированную потертую бумажку, вешая ее на дверь туалета снаружи, — Технический перерыв полчаса. Довольная улыбка расплывается на лице Чонгука, когда он слышит щелчок замка. Шалость удалась. — Ты правда с ума сошел, — вытаращив глаза, вполголоса произносит Тэхен. — Абсолютно точно, ты… — А ты не хочешь? — Чонгук наконец подбирается к своей цели, тут же обхватывая шатена за талию. — Чего не хочу? — Меня. У Тэхена голос странно крякает, когда он пытается выдать в ответ что-то вразумительное. Чонгук нетерпеливо захватывает пальцами верхнюю кромку его брюк, оттягивая ее на себя. — Подожди до дома, малыш, — пытается увернуться старший, впрочем, без всякого успеха. — Я хочу сделать тебе приятно, хен, — абсолютно невинный и просящий взгляд круглых глаз выбивает из шатена все остатки здравого смысла. — Разрешаешь? Тэхен не помнит, как соглашается. Наверное, пролезшая под ткань брюк ладонь младшего этому виной. Смутно видит, сквозь пелену предвкушения и азарта, как Чонгук затаскивает его все же в эту проклятую кабинку, параллельно распинаясь о том, как же умен тот человек, который сделал их такими просторными. Парень помнит только беглые и торопливые поцелуи младшего, его блестящие глаза, его вечные фразы о том, что Тэхен точно не пожалеет и еще один щелчок замка. — Хен, — Чонгук медленно проводит руками по бедрам шатена, — Я все хорошо сделаю, вот увидишь. Последняя нить, связывавшая до нынешнего момента Тэхена с реальным миром, натягивается до предела и рвется. — Ты однажды точно загубишь мою карьеру, — резко вздыхает старший, опираясь руками на стенку кабинки.***
— Надо бы снять студию какую-то, — задумчиво говорит Юнги, проводя вишневого цвета бальзамом по губам Чимина. Блондин его еле слушает. — Трудновато в одной квартире совмещать и музыку и личную жизнь… — Это ведь дорого, — самое адекватное, что приходит в голову младшего. — Разве мы сможем это все потянуть? — Не знаю, — честно соглашается Юнги. — Но надо бы что-то придумать… Ну, готово, — брюнет критическим взглядом оценивает получившийся результат. — Давай об этом позже, — Чимин поднимается с дивана, направляясь к зеркалу. Юнги устало опускается на его место, наслаждаясь заслуженным отдыхом. Эти спонтанные курсы для повышения квалификации визажистов высосали из него куда больше сил, чем он рассчитывал. — Хен, я же говорил, что у тебя золотые руки! — восторженно хлопая в ладоши, младший возвращается в гостиную, вмиг оказываясь рядом с диваном. — Нравится? — брюнет промаргивается. Чимин быстро кивает. — Иди сюда. Расставленные для объятий руки старшего ждут, пока блондин радостно запрыгнет в них, но тот, вместо этого, перекидывает ногу через бедра Юнги, занимая место сверху и удерживаясь за плечи. — А тебе понравилось? — младший слегка ерзает на бедрах брюнета, усаживаясь поудобнее, пока тот старательно вспоминает хотя бы одну молитву. — Будешь моим визажистом? — Сколько ты мне обязанностей придумал, — усмехается Юнги, обхватывая Чимина за спину. — Я просто буду твоим, во всех смыслах. — Тогда поцелуй меня, — блондин наклоняется ближе, но продолжает намеренно бездействовать, глядя на старшего. — Поцелуешь? Губы Чимина маслянистые и немного липкие. Юнги кажется, что он чувствует легкий вкус вишни. Руки брюнета свободно опускаются парню на бедра, идеально демонстрирующие все свои достоинства в таком положении. Их хочется трогать, сжимать, гладить, целовать — и все это бесконечно долго. Блондин целуется шумно и влажно, отпуская губы парня и тут же приникая к ним снова. — Я в последнее время много ем, — вдруг выдает Чимин, чувствуя, как старший сминает его бедра. — Наверное, немного набрал… — Ты хорошо кушаешь, меня это радует, — крупные ладони движутся от коленей выше и выше. — Мои ноги… Они стали… — Я их главный фанат, — перебивает брюнет, даже слушать не желая то, что Чимин порывается сказать. — Они такие… — Какие? Младший смотрит на парня сверху вниз, слегка наклоняя голову. Юнги глядит и не верит, неужели Чимин сам не понимает этого? — А ты не видишь? — в ответ на задумчивое лицо блондина, старший хватает его ладошку, прижимая к бедру и накрывая своей. — Ты только почувствуй их, золото. Руководя ладонью блондина, Юнги ведет ниже, к коленке, задевая пальцами выемки сустава. Затем их сцепленные руки отправляются выше, плавно проходясь по упругой коже бедра. Чимин будто зачарованный смотрит на собственную руку, полностью укрытую ладонью брюнета. Юнги гладит нежно, с любовью и очарованием. Сам младший никогда так не относился к себе, но благодаря такому трепетному помощнику, как Юнги, он чувствует совсем другие эмоции. Будто не своих же бедер касается, от которых столько лет мечтал избавиться, а наслаждается телом любимого человека, упиваясь каждой секундой контакта. — Теперь видишь? — старший второй рукой поддерживает Чимина за подбородок. — Чувствуешь? — Хен… — блондин переворачивает свою ладонь, переплетая их пальцы. Теплое дыхание ощущается совсем близко. Младшему хочется попросить, чтобы Юнги прикоснулся еще раз, чтобы снова гладил, сжимал и сминал, но слова застревают в горле комом ожидания и мечтательного желания. — Хен, пожалуйста… Дверной звонок кажется таким громким в окружившем их шепоте искренних признаний и прикосновений, что Юнги дергается. Чимин, будто испуганный, хватается за его плечи. — Это еще кто? — слегка раздраженно оборачивается на звук старший. — Очень интересно… Блондин недовольно сползает с его бедер, оставаясь сидеть на диване как обиженный ребенок. Однажды кто-то из них точно не вынесет больше этих неожиданных визитов и замурует дверь к чертовой матери. Старший плетется в коридор, быстро проворачивая замки. Хоть из прихожей не доносится ни звука, Чимин может буквально слышать замешательство, повисшее в тишине. — Ты чего не на работе? — наконец раздается голос Юнги, и тут же блондин слышит топот крошечных лапок. — Микки! — вопит, увидев светлую макушку с рыжими ушами. — Хосок? — Да, Хосок, — бросает в ответ брюнет, жестом приглашая друга войти. Выглядит рыжеволосый, мягко говоря, не очень. Юнги уже всерьез начинает переживать, а еще — злиться. Чимин бросается играться с Микки, перекатываясь вокруг него по полу. Юнги переводит взгляд на эту умилительную картину. Он чувствует себя так, будто они с Хосоком — парочка мамаш, которые решили встретиться и вот собираются поболтать и перемыть всем косточки за бокальчиком вина, пока детишки их — в этом случае, Чимин и Микки — играются неподалеку. — Хосок, господи, что случилось? — брюнет спрашивает, когда его друг усаживается за стол, указывая старшему на место напротив. Юнги его занимает. — Прости, я все еще ищу адвокатов, но черт бы их всех побрал! Одни стали такими заносчивыми, что делают вид, будто не помнят меня… Хотя, все же, мы учились на разных факультетах, но… — Хен, уже не надо, — с нервной улыбкой отмахивается рыжеволосый. — Можно сказать, обошлось. — Это каким образом оно обошлось? — Юнги хмурит лоб. — Отец его умер, а сам Сокджин уезжает навсегда. Кажется, даже Чимин с Микки замолкают, поворачивая головы в сторону разговаривающих парней. У Юнги в ушах вакуум образуется, не пропускающий ни единой здравой мысли. — Как это… Умер? Уезжает?! — брюнет прикладывает ладони к вискам. — Что за херня такая?! — Вот так, — Хосок лишь устало разводит руками. Он и сам хотел бы знать, что именно это за херня, но пока, сколько бы ни думал, ни к какому ответу не пришел. — Забавно, правда? — Обоссаться можно, — фыркает старший. — А ведь мы только начали… Сближаться? — рыжеволосый поглядывает на так и не вернувшихся к игре Чимина и Микки. — Могли бы стать друзьями… — Можно я… — блондин встревает в диалог, подхватывая светлый комочек на руки. Юнги вдруг на мгновение кажется, что они ужасно с ним похожи, — Погуляю с Микки? — Конечно, — добродушно улыбается Хосок, совершенно будто бы забывая, о чем шла речь еще буквально пару секунд назад. — Идите, конечно. Брюнет, когда младший будет проходить мимо, совсем незаметно коснется его руки, передавая благодарность через едва ощутимое пожатие. Чимин всегда лучше всех понимал, когда друзей надо оставить поговорить наедине.***
Ынхек этого делать не хотел. Он не для того вернулся в Сеул, чтобы сдаваться, чтобы бросать все, что было его целью долгие годы, но теперь он уже не уверен в том, что в его этой жизненной константе есть хоть какой-то смысл. Последняя встреча с Чимином поселила в его душе какое-то грязное, противное сомнение, разносящее по венам и капиллярам мысль о том, что он и правда не нужен. Что его забыли, что разлюбили, что все это «прошлое» — прошло на самом деле, и вернуть его невозможно как минимум потому, что Чимин этого не хочет. Его Чимин. Его всегда нуждающийся в нем Чимин. Его больше не существует. Теперь это кто-то другой, кто-то сильнее, самостоятельнее, взрослее и мудрее, кто-то, оставшийся таким же прекрасным и удивительным, но превратившийся в совершенно другого человека. Однако где-то в глубине зрачков, когда блондин моргает, хлопая пушистыми ресницами, Ынхек все еще видит смущенного студента, прячущего взгляд в своих тетрадках и учебниках. Парень все еще помнит Чимина таким: совсем юным и крошечным, которого он собственными руками раздавил, превратив в кровавое месиво, запутавшееся во всех вещах, которые ранее считал истиной. Ынхек знает, что если он скажет, что ему жаль, то Чимин никогда не поверит. Блондин ни за что не сможет вернуться, не решится, наверное, даже простить, хотя бы частично. Парень чувствует впервые, что потерял что-то для себя неимоверно важное. Будто лишился частички своей души, в чем сам и оказался виноват. И ему не ясно, какое из двух прозренных открытий кажется ему страшнее. Чимин выглядит счастливым, когда Ынхек не рядом с ним. Он улыбается, звонко смеется, щурит глазки. Парень давно за блондином наблюдает. Он видел его в компании какого-то танцора из студии, видел с Тэхеном, видел с Юнги. С кем только Ынхек не видел Чимина, тот всегда был счастлив, но только не с ним самим. Стоило Ынхеку приблизиться хотя бы на небольшое расстояние, как блондин тут же менялся в лице. Что-то меркло в его глазах, погружая взгляд в сумрачную пустоту. Что было у Ынхека в голове, когда он решил соврать Чимину, что уезжает? Желание остаться? Чтобы парень его остановил? Чтобы сыграть на его чувствах в очередной раз, вызвать это ощущение гнетущей ностальгии, позволяющее мозгу делать самые глупые выводы и принимать необдуманные решения? Ынхек просто хотел, чтобы кто-то любил его, но сам любить в ответ оказался не готов. А когда пришел час его сердцу раскрыться, было уже слишком поздно. Открыв глаза впервые в своей жизни, он обнаружил ужасающую истину — все вокруг давно покрылось толстым слоем пыли, потрескалось, прогнило. Пока он жил в своем мире, погруженный в раздумья и иллюзии, рядом с ним от его же поступков страдал тот человек, чьей любви Ынхеку так хотелось добиться. Разве не получал он любовь Чимина? Получал, даже больше, чем того условно заслуживал. Блондин не переставал любить его до последнего, прощал, старался понимать, но смириться, в конце концов, так и не смог — слишком уж было больно. И вот теперь, сидя в пустой квартире, снятой на время, Ынхек подумывает о том, что первая мысль, пришедшая ему в голову, — уехать — была правильной. Здесь его не ждут. Здесь он не нужен. Здесь он — пережиток прошлого, от которого нужно избавиться. Повинуясь чувству вины и раскаяния, оскорбляя себя самого мысленно и словесно, закрывая себя самостоятельно в клетке для самых опасных преступников, — тех, кто уничтожил безжалостно сердца своих любимых, — Ынхек уедет. Так, по крайней мере, ему кажется. Так он хотел бы, чтобы это все закончилось.Впервые хочется, чтобы все закончилось.