будущий бывший

Октябрь прохладный, но уютный. Он согревает теплым какао, которое Чимин так полюбил именно в том виде, в котором делает его Юнги. Сам брюнет полюбил младшего еще сильнее. Ему казалось, что такого уже не может произойти, а жизнь снова показала парню, что ничего в ней нет невозможного. С каждым днем глаза Чимина кажутся только красивее. Голос — только нежнее. Волосы — только мягче. Весь он — волшебнее, прекраснее, изумительнее. Юнги думал, что пройдет время и сердце его успокоится. Оно перестанет так часто биться, когда блондин будет рядом. Оно перестанет клинить и останавливаться, оно перестанет заходиться приятной болью, которую хочется продлить. В этом старший был уверен, но так сильно ошибся. Чимин для него не превращается ни в обыденность, ни в привычность. Блондин так старательно работает, что иногда у него совсем не остается сил на Юнги. А тому будто бы ничего и не нужно. Лишь бы дождаться парня дома, накормить и уложить спать, притягивая к себе в теплых объятиях. Чимину стыдно, и он каждый вечер пытается это высказать старшему, оставаясь вечно прерванным горячим поцелуем. Такой ответ его устраивает, он его расслабляет. Для Юнги в октябре есть только один самый важный день. Он обещал сюрприз, он очень долго готовился. Он так надеялся, что Чимин ничего не узнает, и пока у брюнета складывается впечатление, что получилось хорошо. Хотя, конечно же, младший всегда был сообразительным, но в данной ситуации Юнги спасло только то, что парень был слишком занят своим выступлением и ничего не заметил, пусть сюрприз, готовящийся ему, именно с ним и был связан. Юнги бегал к хореографу, пытался прорваться в агенство, связаться с любыми людьми, которые посчитали бы его задумку настолько сумасбродной, что скорее сдали бы его в палату в смирительной рубашке, а не позволяли делать все это. После долгих разговоров, уверений агенства в том, что это лишь на один раз и все в таком духе, парню удалось услышать долгожданное «хорошо» и приступить к реализации своего хитрого плана. Ему ужасно повезло, что Чимин решил выступать именно под версию мелодии для фортепиано. Выбери блондин оркестровый вариант — и риски были бы слишком велики, чтобы решиться. А так каждая их репетиция на домашней студии, в которую превратилась довольно скромная квартира старшего, становилась важной не только для блондина, но и для Юнги. — Хен, давай еще раз? — просит Чимин, усаживаясь на пол недовольно. — Как-то криво я сейчас… — Давай, мне тоже надо бы лучше запомнить ноты, — вздыхает брюнет, разминая пальцы. — Да ладно, чего ты так переживаешь, — младший проводит руками по волосам, — Это ведь просто репетиция… Просто репетиция. Юнги прекрасно знает, что это далеко не «просто репетиция». Когда он решился выйти на сцену с младшим, так еще и оставить для него это сюрпризом до последнего, его такие чувства обуяли, что справиться с ними парню не удается до сих пор. Они снова будут вместе на сцене, Юнги снова будет играть, наслаждаясь тем, как Чимин погружается в танец с головой. Все это разрывает его на кусочки изнутри, заставляет сердце клокотать в бешеном ритме, отзываться приятной болью в грудной клетке, о которую оно бьется с неимоверной силой. А Чимин все кидает на него эти влюбленные взгляды, которые со временем становятся только теплее. В них нет усталости от того, что видит парень одно и то же лицо рядом с собой, в них нет привычки, принятия Юнги как данности. В них — лишь любовь самая чистая, какую только можно встретить во всем этом неидеальном мире. В которую сложно поверить, но, найдя такую в своей жизни, хочется погрузиться с головой и благодарить судьбу за этот удивительный подарок. У Чимина к Юнги столько любви, что она не растрачивается, как бы сильно младший ее ни выражал. Настолько много чувств, что он ощущает себя переполненной чашей — но только в самом хорошем смысле. Он ощущает себя полноводной рекой с самыми красивыми берегами, с самой густой зеленью и прохладной тенью деревьев. Там вечно слышен чей-то звонкий смех — это его собственный голос, там светит солнце его улыбки, там тепло и уютно, там цветы распускаются даже под самым сильным снегопадом. Настолько сильно младший еще никого не любил. Он до безумия боялся, влюбившись в Юнги так скоро, что это станет его очередной ошибкой, но вскоре осознал, что ошибкой было лишь полагать подобное. Брюнет никогда не был ошибкой. Он бы никогда ей не стал. Это было бы невозможно ни в одной из существующих параллельных вселенных. Такая скорая влюбленность, порожденная уважением и восхищением, а также окутывающим чувством спокойствия, переросла в истинную любовь. Такую, какой в жизни, кажется, не бывает. Какую показывают только в фильмах, действуя всем одиноким сердцам на нервы. Но теперь Чимин знает: такое случается. И он готов рассказать об этом всему миру, лишь бы только люди не отчаивались отыскать на этой бренной земле свое счастье. Парень не знает, какой сюрприз для него готовит Юнги, да ему и не важно. Самым главным сюрпризом для Чимина стало то, что они вместе. Такой подарок ничто не переплюнет. Блондин старается не мучать дорогого своего человека репетициями, поздними возвращениями домой и просьбами о создании музыки, но он лишь слабо понимает то, что чувствует сам Юнги — ему не жалко. Отдать все время? — Не жалко. Отдать всю душу? — Не жалко. Всего себя отдать? — Не жалко. Ничего не жалко, пусть даже жизнь придется вручить Богу обратно в руки. Это все такая мелочь, сущий пустяк, когда понимаешь, ради кого хочешь все это совершить. Сделать самым счастливым, самым улыбчивым, самым довольным. И Чимин улыбается часто-часто, а Юнги хочет быть этому причиной, хотя и так знает, что ей и является. И эта светящаяся улыбка озаряет, кажется, весь космос. Брюнет никогда в своей жизни не видел ничего подобного и знает, что никогда больше не увидит. Такое случается лишь раз в жизни. Такое нужно хранить. И он будет.

***

— Я так волнуюсь… Чимин пытается стоять смирно, пока вокруг него суетятся несколько невысоких девушек, вплетаясь пальцами худенькими в его прическу или фиксируя костюм. — Господин Пак, Вы будете великолепны, — дежурно-притягательным тоном выдает хлопочущая вокруг укладки сотрудница. Чимину еще привыкать и привыкать к этой напускной поддержке. Да, может быть позже, когда они все узнают его получше, тогда она будет нести в себе важные зерна искренности, но не сейчас. Работа эти девушек — возиться с такими же артистами, как он. А зачастую они бывают настолько несносными, что хочется собственными руками им карьеру угробить. Бедным крошечным созданиям надо стоять весь день на ногах, обслуживая прихоти агенства и мирясь с недовольствами выступающих. — Спасибо, — простое, вежливое и сдержанное. Это лучшее, что парень может сказать сейчас. Блондин уже начинает засыпать, проваливаясь под мерной жужжание фена куда-то на самое дно океана, когда сбоку звучит резкий писклявый голосок. — Рояль выкатывают, ты пока туда не суйся… Менеджер, одетая всегда будто бы в один и тот же костюм, пробегает мимо, даже не кидая в сторону Чимина взгляда. Рояль? Какой еще рояль? — Госпожа Сун! — блондин дергается на кресле, но тонкие руки останавливают его за плечи. — Сидите, господин Пак, — просит девушка. — Осталось совсем немного, потерпите пожалуйста. — Госпожа Сун! — игнорируя терпеливые успокаивания сзади, Чимин снова дергается вперед. — Подождите! Стоит парню вырваться из кресла, как гул окружавших его девушек становится в разы громче. Будто голодные чайки на море, они готовы слететься в один момент, чтобы схватить его в свои цепкие лапы и усадить обратно в кресло. — Господи Сун, — почти в самую спину, чуть ли не на ухо. Чимин наконец догнал ее. — Прощу прощения… — А, господин Пак! — менеджер — единственная в этом помещении, от кого парень не чувствует всей этой приторной любезности. — Как себя чувствуете? — спрашивает девушка, разглядывая блондина с ног до головы. — Вполне неплохо, — торопливый выдох в ответ. — Вы сказали, что на сцену… Что там будет рояль? — А… Я… — менеджер будто теряется на мгновение, но Чимин ловко списывает все на то, что она слишком занята, чтобы отвечать на такие поверхностные вопросы. — Я же выступаю под… — Да-да, все в порядке! — вдруг приходит в себя девушка, смахивая мешающие у лица завитые прядки. Она красивая, приятная. Она радует глаз среди всей это суеты. — Не обращайте внимания, господин Пак… Чимин уже хочет что-то сказать, но его снова перебивают. — Рояль Вам не помешает, — менеджер простодушно похлопывает его по плечу. — Я обещаю. Пусть блондин как не понимал ничего, так и не понимает, разговор продолжить ему не дают. Предвосхищая вероятный объем вопросов в голове у парня, девушка бесследно исчезает, дабы уберечь саму себя от того, чтобы стать причиной испорченного сюрприза. Все-таки, ее очень хорошо об этом попросили. Она спешит к гримерке, на которой висит лживая табличка «Закрыто на ремонт». Никакого ремонта там нет, менеджер прекрасно это знает. Оборачиваясь настороженно — опасается слежки Чимина — девушка толкает дверь, заходя в темное помещение. — Господин Мин, — зовет в пустоту отражающегося от стен звука, — Вы тут? В дальнем углу слышится шевеление. Шорох одежды, скрип кожаного дивана. Темная фигура поднимается в тишине, делая пару несмелых шагов навстречу. — Я здесь. Девушка кивает, будто это можно заметить, и включает тусклый свет пары оставшихся в живых софитов на потолке. Юнги выглядит таким взволнованным. Волосы отрасли уже по шею, они мило загибаются на кончиках, пусть и уложены тоннами геля для того, чтобы этого не произошло. Черный костюм выглядит очень официальным с белой рубашкой. Брюнет заламывает руки, сцепленные замком, в ожидании новостей. — Все в порядке, не переживайте, — замечает волнение парня девушка. — Господин Пак скоро выходит на сцену, и Вы выйдете тогда, когда он будет готов начать выступление… — Я боюсь, что это собьет его… — впервые за все время придумывания своего сюрприза испугался самого очевидного. — Вдруг, он не сможет выступать? — Я думаю, Вы недооцениваете его, — улыбается менеджер. — Господин Пак профессионал, это видно сразу. Он сможет. — Ладно, — Юнги опускает руки вдоль тела бесцельно. — А цветы? — Вам подадут их сразу после выступления. Парень кивает, молча глядя в пол, потертый и грязный. Его новые туфли кажутся смешными на его фоне. — Спасибо Вам большое, — вымучивает из себя улыбку, ему не до нее. В голове так много мыслей, но ни одной конкретной не мелькает. Чимин будет счастлив? Он должен быть счастлив. Он так любит, когда Юнги стоит с ним на одной сцене. Но вдруг ему не понравится? Вдруг такие сюрпризы не для него? Что тогда останется делать? Извиняться за испорченный день рождения? Умолять простить? Корить себя еще долгое время? Юнги не хочется об этом думать. Ему бы только увидеть довольную улыбку своего дорогого человека. Больше ему ничего и не нужно.

***

Аплодисменты, софиты… Чимин уверенно шагает вперед, приветствуя зрителей широкой улыбкой. Сцена кажется такой большой, будто она и есть — целый мир. Парень поправляет бегло рукава своего костюма. Они широкие и полупрозрачные — все как он любит, как ему нравится. Он так спокоен, будто это не первое его выступление здесь. Словно этот зал ему родной, словно есть тут его родственная душа. Блондин бегает глазами по рядам, и сердце падает вниз, когда он понимает, что не видит Юнги. Его нет. Кресло, отведенное специально для него, пустует, оставляя такую же пустоту в душе. Что случилось? Нет… Где он? Юнги… Голос внутри зовет, рвется в пустоту мягкой обивки. Разве мог он вот так уйти? Разве мог бросить? Парень думает, что сейчас способен умереть на месте. Жизнь потеряла смысл? Может быть, не так драматично, но она потускнела сразу. В мгновение ока. — Поприветствуйте главного композитора… — звучащий на фоне голос Чимин различает едва ли, — Человека, создавшего эту мелодию… Что-то заставляет парня развернуться. Кто-то выходит. Под яркими огнями прожекторов невысокая фигура двигается торопливо и немного скованно. — Юнги? Брюнет улыбается неловко, кивает Чимину. Рояль ждет того, кто сможет дать ему голос, подарить речь, сравнения которой на свете никогда будет, — музыку. — Ты что же?.. Старший усаживается за инструмент. Глаза в глаза, будто никогда друг друга не видели раньше. Будто вот так и случается любовь с первого взгляда. — Я люблю тебя, — одними губами. — Я люблю тебя, — в ответ. Музыка звучит под руками Юнги. Музыка отражается от стен. Музыка звучит в сердце блондина. Чимин любит. Он любим. Разве есть на свете вещи важнее этого?

***

Цветы, овации, счастливая улыбка Чимина. У Юнги кружится голова, и он не понимает, как еще стоит на ногах, почему еще не упал, потеряв последние остатки рассудка. Младший улыбается ему в ответ, доверительно и счастливо глядя в глаза. Он знает: завтра репортерская волна разнесет по местным мелким газетенкам фотографии их обнимающихся на сцене, но сейчас для парня это имеет такое же значение, как имели бы погодные условия берегов Бразилии. Все кажется настолько неважным, что Юнги хочется поцеловать прямо сейчас, на глазах у всех. И только спокойный, хоть и до искорок счастливый взгляд старшего блондина от этого останавливает. Кулисы скрывают их от зрителей, но не от сотрудников. Девушки суетятся вокруг Чимина. Юнги приходится отступить в сторону. Он смотрит со стороны влюбленными глазами, чувствуя сердцем и телом, как в этом взгляде разливается тепло любви к самому чудесному для него на свете человеку. — Господи, Юнги… — вздыхает младший, когда им удается наконец пробраться в гримерку, где дверь скроет их от вечного внимания. — Господи, ты просто невероятен… — С днем рождения, золото! — брюнет распахивает объятия, в которые так рвется сердце Чимина. — С днем рождения! — Ты сошел с ума, хен! — младший хихикает глупо, утыкаясь в плечо Юнги носом. — Я ведь могу не пережить такие твои сюрпризы! — Но ты жив, — безуспешно пытается сдержать смех старший. Стоит Чимину только растянуть губы в улыбке, как его собственные стремятся туда же, обнажая крошечные зубки. — И счастлив, так ведь? — Я счастлив каждую секунду, что я с тобой! — смущается блондин. — Каждую секунду. Каждое мгновение. Юнги верит, он все знает. Он и сам счастлив так, как был в тот самый момент, когда они впервые поцеловались. Когда мягкие губы блондина впервые легли на его собственные. Он это слишком хорошо запомнил, и повторять хочется постоянно. — Иди ко мне, — обхватив теплыми ладонями лицо младшего, Юнги тянет его к себе. — Ты такой изумительный, — говорит, разглядывая вблизи родные глаза. Рука скользит по лицу парня, очерчивает четкие линии и ставшие более пухлыми щечки. Гладит мягкую кожу, ощущает ее мелкие неровности, которые так любит и ценит, каждую из них. Каждое несовершенство Чимина утопает в любви Юнги, превращаясь в самые прекрасные особенности, которые хочется разместить в музее, чтобы все видели. Чтобы смотрели, будто на современное искусство, и не понимали частного смысла, зато отлично видели лишь одно — кому-то это важно, кто-то это любит, кто-то старался передать свои чувства всем им, но видимо они слишком высоки, чтобы вот так распространяться в умах и сердцах простых, не обремененных любовью людей. — Я люблю тебя, ты знаешь это? Губы Юнги касаются тихо и невесомо. Задевая кожу на подбородке и над верхней губой. Блондин наклоняет голову, дыхание сбивается, прерываясь и дергаясь. — Слышишь, как стучит мое сердце? — Чимин отстраняется ненадолго, сквозь ресницы темные заглядывая Юнги в глаза. — Оно так всегда стучало рядом с тобой, оно так и будет стучать. Брюнет хочет притянуть парня обратно. Почувствовать его аромат, ощутить прикосновение к распаленной танцем коже. Ладонь младшего тянется вперед, сверкая кольцом, подаренным как символ любви, соединяющей их души. — Я люблю тебя, хен, — выдыхает шумно, удивляясь, да как же сердце его может все это выдержать. — И буду любить.

***

Юнги недовольно хмурится. Такое утро ему не нравится. На улице сырость и серость поглотили небо, воюя цветовыми гаммами с разноцветными домиками. Брюнет хотел было открыть шторы, пока — стоило ему сделать это — на него не осыпался гвалт вспышек и щелчков. — Какого черта?! Чимин ворочается, глаза подрагивают. Он просыпается, слыша, как кто-то шумит тканями штор, стараясь задернуть их как можно плотнее. — Хен? Что-то случилось? — младший трет глаза, а у Юнги даже нет времени умилиться этой картине. — Репортеры. Одно слово — и в душе у Чимина тоже злость закипать начинает. Он этого не хочет. Ему это не нужно. Точнее, самому Чимину до ужаса все равно, будут его преследовать люди-камеры или нет, а вот за своего домашнего кота он очень переживает. Юнги подобное совсем уж не выносит, и его можно понять. — Не переживай, — блондин поднимается с кровати, подходя к старшему и мельком целуя его в щеку, — Я сейчас все решу. Чимину требуется три минуты, чтобы отыскать в сбившемся одеяле свой телефон. Хлопая бездумно сонными глазами, парень отыскивает нужный контакт, который ему дали с просьбой звонить по любому вопросу и при первой же необходимости. Так вот сейчас он выполнит все эти пункты разом. — Добрый день! — в ответ на приветствие Юнги слышит сквозь трубку писклявый голосок. — Да, есть проблема… Брюнет прислушивается, стараясь не отвлекаться от штор, которые — он будто бы боится — могут открыться самостоятельно, дай только им волю. — Да, я прошу, чтобы моя личная жизнь и спокойное проживание были оставлены для меня, — Юнги чувствует проходящую по телу дрожь. — Спасибо. Да. Всего доброго. Когда младший вешает трубку, брюнет разворачивается к нему, в мгновение ока забывая про несчастные шторы, колышущиеся от ветра, пробивающегося через приоткрытые окна. — Что ты… — Через полчаса их тут не будет, — бросает Чимин сухо. Его злость берет от того, что Юнги страдать приходится из-за его выбора. — Извини. — Что ты, золото, — старший бросается вперед, протягивая в неуверенном жесте руки, — Ты… Ты не должен извиняться за это, я ведь тебя не виню… — Но это все-таки последствия моих… — Даже не думай ни о чем жалеть! — голос Юнги на мгновение срывается, эмоции переливаются через край, затапливая пол под босыми ногами. — Я горжусь тобой. Я горжусь тобой так сильно, что ты и представить не можешь себе… Чимин не заметит, как стихнет шум вспышек. Как моторы машин заведутся, унося десятки людей восвояси. Как их милый райончик станет таким же тихим, где из всех звуков слышны только поцелуи и шепот признаний в любви.