«Эта история пополнит список моих неудач –
ещё одна надгробная плита на том самом кладбище,
которое, как однажды сказал французский хирург Лериш,
несёт в себе каждый хирург»
Это произошло в середине сентября, три года назад, сразу после дня рождения Мэнди. День, который Микки будет вспоминать всю свою жизнь и вздрагивать от ужаса. Тот день, когда из-за его ошибки умер человек. Все началось с дня рождения Мэнди. Она была такая красивая, счастливая и влюблённая. Кеньятта — её бывший парень — снял огромный дом, чтобы провести там отпадную вечеринку. Приглашено было практически пол города, в том числе и многие одногруппники Микки. Хоть Мэнди и была на два года младше, и соответственно когда она была на последнем курсе Мичиганского университета, то у Микки начался второй год интернатуры в Вейсе, но он отпросился и приехал к ней на день рождение, чтобы отпраздновать вместе. Микки детально запомнил тот день: было много алкоголя, громкая музыка, идиотские игры и… кокаин. Он не знал, кто именно его принёс, но это точно был кто-то из друзей Кеньятты. А потом всё, как в фильме ужасов. Он помнит, как искал Мэнди по всему дому после того, как она поссорилась с этим ублюдком, и тот её ударил; как пробирался через толпу людей, не видя ничего перед глазами. Микки даже застал парочку на улице, которая занималась сексом у бассейна, а люди вокруг снимали всё на телефоны. Он помнит комнату, полную людей, которые смотрят, смеются и аплодируют, а потом движения Мэнди, когда она занюхивает третью дорожку кокаина подряд. Микки кричит во всё горло, пытается вырваться, но его держат несколько парней, которые забавляются происходящим. Сестра вскакивает на стол, поднимает руки над головой, а потом падает навзничь. Он не помнит, как приехала скорая и полиция, не помнит, как всех выводили из дома. Перед его глазами застыло бледное лицо сестры в холодном поту, её бешено колотящееся сердце и то, как её тело свело судорогой. Ему пришлось вернуться в Чикаго на следующий день, потому что больше отгулов он взять не мог. Микки не спал трое суток подряд, ровно столько, сколько сестра пробыла в реанимации. И тогда случилось это — им привезли пациента, а Микки назвал неправильную дозировку лекарств, которые впоследствии вызвали отёк головного мозга. Он помнит, как рвал на себе волосы, бил кулаками в стену, пытаясь предпринять хоть что-то, что могло предотвратить это. Но не смог. 19 сентября Дэйл Моррис умер из-за врачебной ошибки доктора Микки Милковича. Микки отстранили от работы на пять дней, ни один из которых он не помнит. Только слова Элли, когда та нашла его на холодном полу ванной комнаты: «Микки, все совершают ошибки. Только в некоторых профессиях всё можно исправить, но в нашем случае — любой неверный шаг может отнять жизнь. Каждый врач хоть раз убивал». Мэнди откачали и отчислили из университета, а дело Микки замяли — у Дейла не было родственников, поэтому некому было выдвинуть обвинения. Но это поставило точку в их отношениях с Терри: не уследил за Мэнди и убил пациента. Этого было достаточно, чтобы Терри оборвал все связи с сыном. Этой ночью Микки так и не заснул. Ведь он даже не рассказал о случившемся Мэнди, потому что она бы точно пошла к Галлагеру и вывалила всю правду-матку, а это его не касается. Теперь Милкович смог сложить пазл в голове воедино — холодный взгляд и странное поведение. Йен не пошёл к нему за консультацией, потому что боялся ещё одной ошибки? Войдя в отделение, он махнул рукой Мэнди и скрылся за дверью лифта. Но вместо цифры 3, на панели управления, Микки нажимает 5 — родильное отделение.***
Ко вторнику Йен начинает жалеть о сказанном больше, чем за все эти четыре дня. Он не мог не заметить изменения в поведении Микки — из него как будто забрали жизнь. Ярко-выраженные мешки плотно залегли под его глазами, лицо побледнело, а глаза стали отчаянно-грустными. Он больше не припирался, даже не пытался начать спор. В те редкие моменты, когда они контактировали, Микки избегал смотреть в глаза, отвечая односложными фразами, а потом просто уходил. Милкович практически не появлялся в неотложном отделении, проводя свои рабочие дни в хирургии. Йена беспокоило и то, что он не мог общаться с интернами, как раньше, потому что они тоже перебрались в хирургию за своим ординатором. В общем, все беспокоились — от интернов до заведующих, а бедная Мэнди не находила себе места от досады. Видимо, Микки не рассказал ей про их разговор, поэтому Йен решился сделать это сам. Мэнди сидит за своим столом, скрестив ноги и ругается с кем-то по телефону. Йен внезапно начинает нервничать и уже хочет слинять под шумок, как вдруг слышит за спиной тяжёлый вздох. — Боже, как мне надоело ругаться с заведующими, — раздражённо выдыхает Мэнди. — Опять нехватка палат? — усмехается Йен, подходя к высокой стойке, и кладёт на неё локти. — Представь себе, — она накрывает лицо ладонью, а потом трёт глаза большим и указательным пальцами, точно копируя брата. Вдруг, Йен вспоминает, зачем вообще подошёл. — Мэнди, — неуверенно начинает он, — я хотел поговорить по поводу Микки. Лицо девушки вытягивается, она вздыхает и закатывает глаза. Видимо, Йен не первый, кто заметил странности в поведении Милковича. — Давай, спроси меня, какая муха его укусила, и ты будешь пятым за сегодня и двадцатым за все четыре дня. Нет, я не знаю, что с ним происходит. — Я знаю, — резко выпаливает Йен, боясь передумать и уйти. Господи, ну и дел же он натворил. — Дело в том, что я сказал Микки, что знаю про тот случай с мёртвым пациентом. Галлагер стыдливо опускает взгляд, концентрируясь на белой деревянной столешнице. Он сейчас буквально готов провалиться сквозь землю. И даже не знает, почему ему так неловко об этом говорить. Это было — факт. Да, он не знает обстоятельств и подробностей, и по реакции обоих Милковичей можно догадаться, что в этой истории есть ещё предыстория, комментарии и слова автора, но всё же это произошло. — Вернее, нет. Я упрекнул его в том, что он убил пациента. — Ты сделал ЧТО? — Мэнди почти кричит, вскакивая со стула на колёсиках. Она стыдливо оборачивается по сторонам, понимая, что привлекла много ненужного внимания, потом пододвигает стул обратно и садится. В её глазах гнев и ужас, что уже порядком поднадоело Йену. Он постоянно чувствует себя идиотом, когда общается с этими двумя. — Я узнал это неделю назад и просто не знал, как себя вести, — начинает оправдываться Йен, но сам же понимает, как бредово звучат его слова. — Я ужасно злился на него, он такой весь из себя идеальный, а у самого за плечами такое. — Ты не подумал, что следует спросить? — Мэнди вскидывает брови, но сразу сбавляет пыл. — Хотя, я бы тебе ничего не рассказала, а Микки тем более. Ну, теперь Йену стало интересно, что это за секрет, который так упорно скрывают брат с сестрой. Было ли в этом что-то личное или постыдное? Только узнать об этом он не сможет, пока не подружится хотя бы с одним из Милковичей. — И что мне делать? — обречённо спрашивает Йен. — Если его нет в хирургии, то он, скорее всего, в родильном. А дальше сам придумай, что тебе делать, — отбрила его Мэнди. Как только Йен хотел спросить, на какой именно кобыле подъехать к Микки, — на гнедой или на сивой — телефон приёмной снова зазвонил. Мэнди закатила глаза и раздражённо гаркнула в телефон на заведующего одним из отделений. Итак, теперь Йену предстоит выбор: извиниться, проглотив свою гордость, или оставить всё как есть. И, кажется, решение ещё никогда не принималось так легко.***
Вечером среды Микки понимает, что так продолжаться больше не может. Он должен избавиться от Галлагера, чего бы это ему не стоило. Никто и никогда не проявлял к нему такого неуважения, тыкая носом в дерьмо. Потребовался лишь час, чтобы отчаяние превратилось в ненависть. Микки знал, что тёмные пятна бывают даже на солнце. А у такого лучика, как Йен блядский Галлагер они обязаны быть. Он стоит в своей повседневной одежде в холле больницы и опирается локтем о стол Мэнди, пока ждёт её, чтобы отправиться вместе в бар, потому что их выходной, по странной случайности, выпал на один день. Микки оборачивается и видит, как к нему направляются два брата по несчастью, подпихивая друг друга локтями и перебраниваясь. — Говори, — запыхавшись говорит Харпер и толкает товарища плечом, как только они настигают своего ординатора. — Почему я? Давай ты, — Ли возмущённо на него смотрит, а потом поворачивается к Микки с улыбкой на лице. — Ладно, — раздражённо выдыхает Харпер. — Мы убирались в лаборатории, как Вы и сказали… Микки поднимает брови, выжидающе смотря на интернов, переводя взгляд с одного на второго. — Ну, то наказание, которое Вы нам дали, — зачем-то уточняет Ли. — И, мы подрались. — Да. И разбили пробирки с кровью, — наконец заканчивает Харпер, а потом почти подпрыгивает на месте, — но мы знаем, чья именно там была кровь, поэтому проведём повторный забор. Микки хочет треснуть по лбу одному и второму, но он слишком устал, чтобы даже разозлиться. — Ладно, завтра утром забор крови, а после этого учёт лекарств, — усмехается Микки, глядя на два страдальческих выражения лица. — Но мы делали это вчера! — возмущается Харпер. — Ага, но вам надо научиться работать в команде. Могу отправить в проктологию делать массаж простаты… — НЕТ! — одновременно вскрикивают они оба. — Лекарства, так лекарства, — Ли быстро кивает, чем напоминает Микки собаку на приборной панели автомобиля. Они разворачиваются и уходят, всё так же переругиваясь, а Микки не может сдержать улыбку. Иногда он думает, не перегибает ли палку, но потом понимает, что между кнутом и пряником, он всегда получал кнут. И, вроде, из него что-то вышло. Эй, он — нейрохирург на должности старшего ординатора в Вейс Мемориал Хоспитал! Так что нахуй пряники. Поняв, что Мэнди задерживается, Микки достал телефон и начал листать новостную ленту, когда боковым зрением заметил рыжие волосы. Рядом с Йеном всё та же девушка, с которой они обнимаются, перебрасываются парой фраз, а потом заходят в кладовую. — Сколько можно устраивать личную жизнь на работе? Других мест, что ли нет? — бубнит себе под нос Микки, закатывает глаза, а потом пугается, когда его щипает за бок сестра. — Кто тут личную жизнь устраивает? — она смотрит по сторонам, пытаясь заметить что-то, что завтра можно будет обсудить. — Галлагер, — безразлично произносит Микки. — Готова? Мэнди улыбается и хлопает в ладоши. — Гей-бар? Уверена? — переспрашивает он в десятый раз за сегодня. — Если это поможет тебе больше не хмуриться, то да. Поехали. Мэнди выбегает вперёд Микки на улицу и поднимает голову к солнцу, счастливо улыбаясь. Она расскажет ему, в чём дело, но может не сегодня.***
Записывая отчёт о проделанной работе, Микки злится. Он терпеть не может бумажную волокиту, поэтому всегда откладывает всё на последнюю минуту. Так вышло и в этот раз, когда Мэнди отчитала его, так как не может выписать пациента именно из-за бумаг. Хмуря брови и скривив губы, он старательно вырисовывает каждую буковку, чтобы было не к чему придраться. И откуда это у него? Точно от Йена подцепил. В ординаторской неотложного отделения, на удивление, пусто. Не снующих туда-сюда интернов, от которых у Микки уже дёргался глаз, не других врачей, и даже Галлагера. Хотя Мэнди сказала, что усадит их вместе за один стол и не отойдёт, пока они всё не напишут. Ну не должны хирурги заниматься этим! А вот анализы, МРТ, ЭКГ, опухоли, кисты и травмы — это другое дело, интересное. Когда в очередной раз дверь скрипнула, Микки нервно вскинул голову и посмотрел на потревоживших его интернов, взглядом призывая свалить к чёртовой матери. Но на разноцветных лицах была практически паника, так что он поумерил свой пыл. — Что такое? — спросил Микки, бросая ручку перед собой и откидываясь на спинку стула. Харпер поднял брови, выдохнул через нос, пока шёл к угловому дивану, а потом устало опустился на него. — Ну давай, говори, — указал он на Ли, накрывая лицо рукой. — Мы всё пересчитали. Три раза, но ничего не сходится, — Ли подошёл к столу и протянул Микки листочки. — Мы просили у Мэнди документацию о расходах, но даже если учитывать их, то всё равно не сходится. Посмотрите сами. Микки весь напрягся и белый халат на его спине неприятно натянулся. И правда три раза пересчитали. Недостача антибиотиков, анестетиков и нейролептиков достаточно большая, а всего остального не хватает по мелочи — катетеров, перчаток и бинтов. — Не хватает таблеток для пребывания беременности? У нас хоть кто-то беременный, или уже не беременный, в отделении есть? — Микки не понимал, как такое вообще возможно. — Да вроде нет, — Ли задумчиво почесал затылок. — Мы можем пересчитать ещё раз. — Хонг, — предупреждающие сказал ему Харпер. Микки задумался на секунду. Есть ли вероятность того, что лекарства были украдены? Но кому может понадобиться антибиотик, анестетик, нейролептик и таблетка для пребывания беременности? Больной на голову малолетке с пневмонией, у которой не получилось вызволить пузожителя самостоятельно, и она решила прибегнуть к экстренной контрацепции? — Нет, ничего не нужно пересчитывать, — принял решение Микки, из-за чего получил два облегчённых вздоха. — Никому об этом не говорите, пока я сам не разберусь. Микки положил вырванные из тетради листы перед собой, заставляя мозг работать в полную силу. Харпер поднялся с дивана, подошёл к крохотной кухне и налил себе недавно заваренный кофе в кружку с надписью «Стрелец — молодец». — Что нам теперь делать? — спросил Ли, недовольный тем, что их новый ординатор оказался гораздо более требовательным и суровым, чем прежний. — Работать, мальчики, — выдохнул Микки и махнул рукой на дверь, — работать. Он улыбнулся, когда представил, как закатываются сразу две пары глаз, но внутри заговорила совесть. — Ладно, перерыв на обед, — Микки засмеялся, когда они оба синхронно развернулись и благодарно на него посмотрели. — Но сначала сгоняйте в столовую за тем восхитительным шоколадным маффином для меня. Вздох одновременного облегчения и разочарования вырвался у обоих, а после они вышли за дверь. Ладно, пусть сегодня будет пряник.***
Стоя около прозрачного стекла и глядя через него на просторную светлую комнату, Микки не мог перестать думать. Неужели Йен ворует лекарства со своей подружкой? Это единственное объяснение, которое нашёл Микки после того, как понял, что количества не сходятся. В среду утром Харпер и Ли были отправлены делать инвентаризацию в наказание от своего строгого наставника, в тот же день вечером Микки видел Йена и его подружку, трущихся около складского помещения, в четверг два интерна снова отправились выполнять наказание, а в пятницу пришли каяться. Но зачем Галлагеру воровать лекарства? Если он болен, то может обратиться к врачу, даже далеко ходить не надо. Если лекарства нужны кому-то другому, то в чем проблема их купить? Украденное тянет максимум на тысячу баксов — с зарплатой хирурга-ординатора это не неподъёмная сумма. Микки принял решение просмотреть камеры видеонаблюдения, чтобы выяснить есть ли какая-то закономерность в приходах галлагерской подружки. На самом деле, это ему ничего не даст, потому что даже если Галлагер ака Воришка и тырил какие-то препараты, то перед этим никто их не пересчитывал. А если учитывать, что Мэнди ведёт учет каждые две недели и то, что многие лекарства часто списываются, то Микки доказать ничего не сможет. И тогда Микки вдруг осенило — поэтому и количество украденных препаратов было небольшим. Он не хотел вызывать подозрений. Но тогда Йен ещё не знал, что появится Микки, методы обучения которого уже немного устарели. Уговаривать охранника даже не пришлось — авторитет делает своё дело, как и то, что когда-то дочери Кермита понадобилась операция и Микки впихнул её без очереди. Оставшись в комнате охраны наедине с центром управления всеми камерами больницы, пока Кермит ушёл «покурить», Микки сразу же выбрал камеру главного холла неотложки, которая захватывала и небольшую комнату недалеко от стойки регистрации. Микки прогуливал информатику в школе и никогда в жизни не жалел об этом так сильно, как сейчас. Управление записями с камер оказалось таким непонятным и сложным, что Микки чуть не взвыл, пока не увидел надпись «дата», а прямо рядом с ней и другую — «время». После недолгих копаний в недрах своей памяти, он понял, что видел сладкую парочку всего два раза, и оба раза в среду. К сожалению, девушка появлялась в кадре вечером среды всего три раза за два месяца, а искать её и в другие дни недели займёт слишком много времени, которого у Микки попросту нет — он и так сидит здесь целый час. Так что Милкович просто вставил флешку, позаимствованную у Мэнди в разъем и скинул три записи, не потрудившись обрезать, потому что не знал как. Теперь на флешке 72 часа записи, с которыми Микки не знает, что делать. Галлагер ахуел — факт. Хочет ли Микки добиться его увольнения? На прошлой неделе ответ был бы положительным, да даже пару дней назад, он бы ответил — «да», ясно и чётко. Просто существует огромная разница между тем, чтобы Галлагер ушёл по собственному желанию, и чтобы его выгнали с позором и отметкой в личном деле, из-за которой тот не может устроиться ни в одну достойную больницу США. И ему ещё повезёт, если Миранда не решит подать на него в суд. Так что вопрос нужно перефразировать: хочет ли Микки разрушить Йену жизнь? Ответ уверенный и простой — «нет». Но теперь Галлагер должен Микки объяснения, без них он всё так просто не оставит. И, если Йену не наплевать на свою карьеру, он выложит всё как миленький. Микки устало потёр глаза и встал из-за стола Кермита, который должен был вернуться с минуты на минуту. И, как только его пальцы коснулись металлической ручки, она сама открылась и пожилой мужчина испугался, увидев Милковича так близко. — Нашли, что хотели? — спросил он, явно озадаченный. — Нет, но спасибо. Микки обошёл мужчину и отправился в ординаторскую, чтобы втихую стырить один из протеиновых батончиков Галлагера, которые тот хранил в шкафу на случай, если захочет перекусить. Гадость редкостная, но Микки их ел не из-за вкуса, а из-за своей вредности. Поняв, что обеденный перерыв он потратил не на то, чтобы забить свой пустой желудок белками и жирами, Микки решил насладиться хотя бы никотином. Он заложил сигарету за ухо и подошёл к Мэнди. — Перекур, сестрёнка? — Не, уже была там. Тебя, кстати Йен искал, — сказала она, не отрывая глаз от компьютера. — А где он? — Взял у меня амбулаторную карту миссис Робинсон, так что думаю в пятой палате. — Спасибо. Микки хлопнул рукой по столу, развернулся и направился на второй этаж, в хирургическое отделение. Он свернул направо, в восточную часть здания, и первое, на что обратил внимание — двери были закрыты, а на стёклах опущены шторы. Нельзя сказать, что это редкость, но почему-то Микки напрягся. Он привалился к стене и сунул руки в карманы черных штанов, не планируя мешать осмотру или чему-то там ещё, что может происходить за дверью. Но когда Галлагер не вышел спустя пять, а потом и десять минут, Микки решил заглянуть и выяснить, не приставила ли миссис Робинсон нож к его горлу. Микки попытался открыть дверь как можно медленнее, но застыл на месте от увиденного зрелища — Галлагер стоял посреди комнаты, а к его губам прилипла пациентка. Они отпрыгнули друг от друга как ошпаренные, а самого поцелуя можно было и не заметить, если бы Микки моргнул сразу, как только вошёл, но он видел. Казалось, что Галлагер был в таком же шоке, как и сам Микки, но всё же, какого, блять, хуя? — Извините, — очень тихо произнёс Микки, округлив глаза от увиденного, и сделал шаг назад, чтобы убраться из палаты к чёртовой матери. А Галлагер, оказывается, ловелас. Разве не он три дня назад обжимался со своей подружкой-пособницей? В любом случае, Микки это не касается. Да и не похоже на Галлагера вовсе. За те без малого две недели, которые они работают вместе, Микки, понял, что Йен — идеалист. Подворовывающий таблетки, целующий пациенток идеалист. Курить перехотелось. Микки сам не заметил, как оказался в лифте, поднимающимся на пятый этаж. И снова он стоит и смотрит через большое прозрачное стекло, чувствуя, что все мышцы в его теле расслабляются, а сердце замедляет свой ритм. Кончики пальцев на его правой руке холодеют, когда он касается стекла. Микки заворожён видом, открывающимся перед ним, и уголки его губ медленно ползут вверх. Он находится почти что в трансе, поэтому не замечает, как к нему подходит бывший парень. — Пришёл, чтобы принять моё предложение? — снова заводит тему секса Чед [1]. — Ты сам знаешь, зачем я пришёл, — тихо отвечает Микки, не подавая вида, что присутствие этого человека в его уединённом месте ему не нравится. — Никогда не понимал, что ты в этом нашёл, — говорит доктор Шелтон, кивая в сторону стекла. — А ты когда-нибудь меня понимал вообще? — беззлобно спрашивает Микки, улыбаясь, но не смотря на парня. Чед молчит. Микки не связывался с ним после той истории с Терри, да и сам бывший не отправил ни единого слова, даже банального «прости». Нельзя сказать, что Микки нуждался в этом, потому что ему было в какой-то степени насрать. Чед не был парнем его мечты и отношения у них были посредственные, так что странно, что они продержались вместе два года. — Не думаю, — наконец соглашается Чед. — Но мне правда жаль, что так вышло. Микки поворачивается к нему, приподнимая брови, потому что это то, что он ожидал услышать меньше всего. В глазах бывшего парня он видит раскаяние. — Ну, скажи мне, во сколько мой отец оценил мою задницу? — Двадцать штук, — сознается Шелтон. — Маловато. Между ними снова повисает тишина. Но Чед, который не привык сдаваться перед преградами, заводит шарманку снова. — Я был серьёзен когда говорил, что мы можем попробовать снова. Микки не знает, чего хочет больше: разбить голову придурка об это стекло или засмеяться истерическим смехом. Но выбирает просто тяжело вздохнуть. — Чед, заканчивай с этим дерьмом. Отношения с тобой были ошибкой и во второй раз я её не допущу. Это мой окончательный ответ, — Микки проглатывает злость, предпочитая разжевать информацию и положить её в рот Чеду, как маленькому ребёнку. — У тебя кто-то есть? Микки взвывает. — Нет. — Ты уверен? Милкович переводит глаза на бывшего парня, как вдруг видит рыжие волосы вдалеке и задерживается на них взглядом. Чед поворачивается и видит того, кто вдруг завладел всем вниманием Микки. — Ясно, — выдыхает он до того, как Йен успевает подойти. Галлагер весь взбудораженный, тяжело дышит и бегает глазами от одного мужчины к другому. Вдруг, на его лице отражается растерянность, когда он понимает, что возможно прервал важный разговор. — Я помешал? — спрашивает он с извинением в голосе. — Нет. Доктор Шелтон как раз собирался уходить, — отвечает Микки и поворачивает голову в сторону бывшего парня, взглядом приказывая тому свалить. Как только акушер-гинеколог уходит, плотину Галлагера прорывает: — Микки, это было не то, что ты подумал! Я делал осмотр, она приблизилась ко мне, начала говорить как одинока, а потом поцеловала! Это не моя… — Йен очень эмоционально объясняется, жестикулируя руками и практически крича. — Тише, — шикает на него Микки. — Здесь нельзя кричать, — произносит он практически шёпотом. — Почему? — Йен вдруг переходит на шёпот, инстинктивно наклоняясь ближе, что вызывает улыбку у Милковича. — Ты их разбудишь, — шёпотом продолжая диалог. — Кого «их»? Микки кивает в сторону стекла и смотрит на реакцию Галлагера. Рот Йена сначала открывается, потом перерастает в счастливую улыбку, а глаза горят ярко-ярко, когда он практически прилипает к стеклу, кладя на него руки. Таким радостным Микки его не видел никогда. — Малыши, — блаженно произносит Йен. Около десяти маленьких карапузов лежат в этой комнате под постоянным присмотром медсестры. Такие краснощёкие, с пухлыми ручками и ножками, совсем крошечные человечки в своих специальных тёплых боксах причмокивают полными губками. Один малыш потянулся, зажмурился, а потом открыл глазки, посмотрел прямо на Йена и улыбнулся. — Кажется, я ему понравился, — шепчет Галлагер, из-за чего стекло перед его лицом запотевает. Микки лыбится, как идиот. И в этот момент он понимает, что всё это время стоял и смотрел на своего коллегу с тупой улыбкой на лице и чувствовал себя так же хорошо, как и когда смотрел на малышей. Вдруг, ему становится неловко и он откашливается: — Мэнди сказала, что ты меня искал, — голос Микки серьёзен. Йен нехотя отвернулся от стекла, но потом снова посмотрел через него, и все же убрал руки, разворачиваясь всем телом к Микки. — Я хотел извиниться, — говорит он. — Так что прости. Мне не следовало это говорить. Микки молчал, но не из-за своей гордости, а потому что был в ахуе. Сам Йен Галлагер разыскивал его по больнице, чтобы извиниться? Чёрт возьми. Если Микки увидит сейчас за окном динозавров, то ни капли не удивится. Кажется, Йен воспринял его молчание неправильно, потому что нахмурился и достал свой пейджер, набирая на нем цифры. Через секунду пейджер Микки издал звук у него в кармане. «50447». И если Микки ещё сомневался секунду назад в том, простил ли он Галлагера, то после такого идиотского поступка осознал, что злиться на этого придурка просто невозможно. — Люди получают то, что получают. Это никак не связано с тем, что они заслуживают, — вдруг произнёс Йен. Микки не понял, к чему тот это сказал, но фраза казалась удивительно знакомой, поэтому он нахмурил брови, глядя на рыжего. — Что? — Не будь жмотом — дай человеку второй шанс. Не будь идиотом — не давай третий. Вдруг Микки осенило. — Ты цитируешь Доктора Хауса? — спросил он, не веря своим собственным ушам. — Серьёзно, Галлагер? — Не хочешь портить с человеком отношения — не мешай ему врать. — Просто заткнись, — громко говорит Микки и закатывает глаза. — Тише, — шикает Галлагер, подражая ему, — ты мешаешь мне смотреть на малышей. Они улыбаются друг другу, а потом Йен снова всем телом прирастает к стеклу. И, кажется, намного ближе, чем в прошлый раз. Микки не знает, что происходит. Не знает, через что им ещё предстоит пройти с этим человеком, но если они сохранят приятельски-враждебную атмосферу, то его всё полностью устраивает. А сейчас он стоит и пялится на такого счастливого и радостного Йена Галлагера и ничего не может с собой поделать. Время, чтобы отругать себя за это всегда будет, но, пожалуйста, можно оно наступит чуть-чуть позже?