Ты и я в одной могиле

      Приторный вкус чего-то сладкого, вязкого на моих губах. Собираю капли языком и узнаю крововосполняющее зелье. Тело бьёт озноб, чувствую, как кричит от обезвоживания каждая клеточка моего организма, проклиная меня за то, что я посмел потерять бдительность.       На чёртову секунду, едва ли не приговорив себя к смерти.       Мягкая постель с ниспадающим балдахинном прячет меня от назойливого солнца, нагло просачивающегося сквозь ставни. Приподнимаюсь на локтях, несмотря на острую головную боль, и скидываю покрывало.       Блять.       Левое бедро туго перемотано плотными бинтами, сквозь которые медленно просачивается кровь, вырисовывая багровые круги на белых, стерильных лоскутах. Рана пульсирует и зудит. Пытаюсь пошевелиться, но режущая боль отрезвляет, напоминая, что неплохо бы для начала восстановить силы. Как, мать его, это вышло?       Вспоминаю, когда в голове возникают картинки, медленно мелькая, сменяя одну другой. Меня подстрелили, словно дичь на охоте. Было адски больно, тело горело в агонии, сокращалось от судорог. Казалось, лёгкие наполнились кровью, и я вот-вот захлебнусь. Грейнджер влила в мое горло какую-то дрянь, и я отключился. Был уверен, что мне конец. Перед глазами мелькнул образ мамы, нежно поглаживающей мою щеку своей бархатной ладонью. Хотелось податься лицом навстречу ее прикосновениям, снова очутиться в далеком прошлом, но, к сожалению, это была лишь иллюзия.       По неизвестным причинам я выжил.       — Очнулся, наконец, — Люциус резко одёргивает балдахин, и на несколько секунд меня ослепляет яркий, солнечный свет, заполняющий… мою комнату?       Я давно не живу в Мэноре. Когда мамы не стало, я переехал в штаб и расположился там, чтобы полностью погрязнуть в работе.       Не хочу видеть стены поместья, здесь всё напоминает о ней. Каждый камень, складывающийся в извилистую тропинку к пруду, каждый бутон розы, который мама бережно лелеяла и оберегала от осенних ветров. Даже сейчас, её портрет украшает стену напротив меня; юное лицо Нарциссы трогает легкая улыбка, она машет мне и в немоте шепчет что-то.       — Какого дьявола ты устроил? — Отец придвигает стул и садится слева от меня; его разъярённый взгляд требует разъяснений, которые я, если быть откровенным, пока не готов предоставить. — Как это случилось, Драко? Кто это сделал?       — Понятия не имею, — вперив взгляд перед собой я молча жду, когда он выйдет нахрен, но у министра Магии, кажется, другие планы, — я не видел её лица, ясно? — едва ли не рычу, но пресекаю это в себе, когда вижу смену эмоций на лице отца.       Блять.       — Повтори? — он прищуривается и наклоняется вперёд, скрипя стулом, — хочешь сказать, тебя чуть не прикончила женщина? — Губы Люциуса медленно растягиваются в издевательской насмешке; он хрустит пальцами, наклоняясь всё ближе ко мне.       Хочешь запугать меня? Это смешно. Сработало бы пару лет назад, но не сейчас, Люциус, потому что я одной рукой способен свернуть тебе шею.       — Она смазала наконечник стрелы какой-то дрянью, у меня не было шансов.       — Ты вообще не должен был позволить ей ранить себя! — он хмурит брови, его лицо выражает крайнее неудовольствие.       — Целители взяли образец твоей крови и выявили лошадиную порцию органического яда, — Люциус говорит медленно, протягивая слово за словом, пока я пытаюсь связать их между собой. Выходит хреново, вероятно, из-за интоксикации организма, — понятия не имею, как ты выжил, но молись, Драко, чтобы Тёмный Лорд не узнал об этом инциденте.       Инциденте, блять. Твой единственный сын едва не откинулся, это ты называешь «инцидентом»?       — Не думаю, что такие как мы имеем право на молитвы, Люциус, — язвлю я, и отец резко хватает меня за плечо, крепко сжимая пальцами, вынуждая взглянуть на него.       — Мы не имеем права на ошибку, — шипит он сквозь зубы, — или ты забыл, что Тёмный Лорд дал нашей семье?       — Лучше вспомни, что он отнял, — одёргиваю руку, стремительно выхожу из себя, — или тебе напомнить?       Он клацает челюстью, резко встаёт, опрокинув стул, и вонзает острые ногти в мое пульсирующее бедро. Стискиваю зубы, когда он с силой давит на рану, но ни в коем случае не позволяю себе издать ни звука. Я не имею права на слабость.       — Найди того, кто сделал это, пока слухи о твоём позоре не просочились, куда не следует. ***       Я сижу на устеленной мягким мхом земле, подогнув ноги под себя. Меня окружают древние, полуразрушенные здания, возведённые, на первый взгляд, сотни, а то и тысячелетия назад.       Здесь нет солнца, но все же город освящает множество неизвестных пород, преимущественного голубого цвета.       Здесь не поют птицы, не стрекочут сверчки, но можно уловить звон металла или треск натянутой тетивы.       Здесь не насладиться благоуханием цветов, не вдохнуть аромат скошенной травы.       Здесь пахнет порохом, кровью и потом, который мы регулярно проливаем, упорно стремясь к цели.       Здесь не так, как наверху. Но сейчас — это наш дом.       Джерри, лучший картограф в городе, изучает заметки Грюма, которые он успел сделать в нашу последнюю вылазку.       — Значит, нужно двигаться на восток, — он расправляет руками одну из карт, пальцем выводя невидимые линии. Грюм терпеливо наблюдает из-за его спины.       — Как долго? — Джерри разворачивается к нам, и мы ожидаем его вердикта, затаив дыхание.       В нашей ситуации самое главное — не сомневаться. Как только толика сомнения прокрадётся в твоё сознание, то считай, что это — конец всему, над чем ты и твоя команда потели долгие месяцы. Следовательно, всё, что скажет Джерри, любое его решение я приму без возражений. Трое суток? Прекрасно, я готова. Неделю? Ещё лучше, будет время, чтобы прикончить несколько арахнидов, чей ценный яд заставит кровь в жилах псов кипеть и сворачиваться.       Я готова. Мы готовы.       — Думаю, около двух недель.       — Мне нужны точные цифры! — Грюм снова гнёт свою линию, что, кажется, выводит из себя не только меня, судя по синхронными вздохам слева и гневным выкрикам из толпы.       — Точные цифры? Аластор, мы под землёй,  — Джерри усмехается и возвращает взгляд к карте, — если честно, то я удивлён, что нам, в принципе, удалось найти их штаб.       — Выходим завтра. —  Буквально чувствую кожей одобрительные взгляды, обращённые в мою сторону. — Серьёзно, Грюм, сколько можно тянуть? У нас есть всё, — развожу руками, очерчивая жестом сотню людей и сложенные на каменных выступах орудия, — но мы зачем-то тянем время, несмотря на то, что люди наверху страдают от нового режима и умирают.       — Люди умирают каждый день, Грейнджер.       — Сколько ещё магглорождённых семей нужно вырезать, стереть с лица земли, чтобы ты наконец сказал нам своё «можно»? Сколько ещё сложат головы за две недели нашего пути к штабу? — не церемонюсь, резко подрываюсь и выхожу в центр центральной, подземной улицы, — Кто за то, чтобы наконец разнести псов?       Поднимаю руку вверх. Отдаю первый голос «за», оглядываюсь на остальных и ищу поддержку. Люди переглядываются и несмело мнутся, не решаясь сделать шаг.       Я понимаю их. У некоторых есть дети, кто-то ещё не окреп после последней схватки с солдатами, а кто-то из них даже оружия в руках не держал. Никто не хочет умирать. Никто не пойдет за такой, как я, рискуя своей жизнью. Прежняя я тоже вряд ли бы решилась, если быть откровенно честной, но всему есть предел. Мы больше не можем прятаться.       — Я голосую «за», — Джинни выходит из круга и берет меня за руку, отвечая задорной улыбкой на мое беззвучное «спасибо». — Гермиона права, идти слишком долго, нельзя медлить.       — Если по дороге попадутся арахниды, время пути увеличится минимум в полтора раза, — Гарри делает смелый шаг к нам, обращаясь к людям. И это превосходно, это означает, что чаша весов ощутимо перевешивает в мою сторону, — где гарантия, что за это время псы не укрепят оборону штаба?       — Согласен, — тёплая, большая ладонь мягко касается моего плеча, подбадривающе похлопывая, — у нас всех есть, за что сражаться, — Рон бережно отодвигает меня в сторону, поднимаясь на небольшой выступ, возвышаясь перед внимательно слушающими его людьми. Мнение Рона всегда в приоритете, поскольку в подземном городе не найдётся более блестящего стратега, — мы сильнее, даже несмотря на отсутствие магии. У многих из нас остались близкие наверху, так неужели мы позволим себе тратить ценное время, которого, возможно, не осталось у них?       Слышу шёпот вокруг. В такие моменты кажется, будто город «оживает». Люди переглядываются и одобрительно кивают, кто-то подбадривающе присвистывает, зажав пальцы меж зубов, и шёпот сменяет смех вперемешку с чьими-то «да» и «давайте сделаем это». Руки, одна за другой, стремительно поднимаются вверх.       Да. Давайте, наконец, сделаем это. ***       Магические, неизвестные никому из местных растения, подобно плющу покрывающие стены здешних домов и колонн, имеют интересную и весьма полезную часть — листья. По плотности они напоминают твёрдый и гладкий пластик, что в нынешних условиях отлично играет роль оперения для стрелы. Аккуратно извлекаю лист кинжалом, одолженным у Джинни, вырезаю нужный диаметр и креплю на древко, так же отточенное вручную.       — Потрясающе, — Симус с ювелирной осторожностью откупоривает добытые мной склянки со взрывоопасными зельями, проверяя в своей самодельной лаборатории. На самом деле, у него было достаточно времени, чтобы усовершенствовать свои навыки работы со взрывчаткой, и он, ко всеобщему удивлению, блестяще справился с поставленной задачей.       — Не преувеличивай, — ухмыляюсь, лезвием очерчивая будущий хвостовик стрелы, — всего пара флаконов — не такая уж ценность, особенно, если мы говорим о захвате штаба противника.       — Ты не поняла, Гермиона, — он оборачивается, в его глазах настоящее, неподдельное восхищение, — это концентрат. Я могу создать в разы больше, чем в школе, когда мне удавалось стащить из подсобки Снейпа.       — Ты таскал взрывчатку? — отвлекаюсь от полировки древка, оборачиваясь назад. — Ты настоящий псих, ты в курсе?       Он аккуратно взбалтывает круглый пузырёк перед собой, жидкость кислотно-зелёного оттенка вращается, омывая стеклянные стенки.       — Ещё какой, — он играет бровями, а я заливаюсь смехом.       — Осторожнее с этой штукой, — Гарри входит в комнату, наклонившись, чтобы не впереться головой об каменный выступ над аркой, — Гермиона, на пару слов.       Обычно «на пару слов» не сулит ничего хорошего. Никаких приятных бесед за ужином, никакой шахматной партии перед сном. Откладываю стрелу к остальным и под пристальный взгляд Симуса покидаю комнату. ***       — Анна вот-вот родит, — Гарри облокачивается, подпирая неровную стену заброшенного здания.       — Уже? — складываю руки на груди, взволновано прикидываю в своей голове трагичный исход событий, — значит, нужно вывести ее из города.       — Нет, но живот опустился, значит ребёнок скоро появится. Что будем делать?       Арахниды не суются в город с тех пор, как мы появились здесь, но раньше они были хозяевами этого места. Что сулит появление арахнида в городе? Несколько порций смертельного яда, который является нашим главным оружием. Немного яда на лезвие кинжала или наконечник стрелы и жертва обречена на мучительную смерть.       Что сулит появление сотни арахнидов в городе? Массовое пожирание людей. Кровавая, мать его, трапеза для этих тварей.       Дело в том, что новорожденные дети являются любимейшим лакомством подземных, паукообразных чудовищ. Они чуют запах младенцев за километры, сбегаются в одно место, лишь бы урвать свой кусок. Однажды это произошло. События той ночи плотно засели в памяти.       Ребёнок вместе с матерью погиб, потому что мы оказались не готовы к нападению. Сомневаюсь, что к такому вообще можно быть готовым.       — Главное, продержаться до утра, — успокаиваю нас обоих, дабы не сеять панику, и кажется, это работает.       — А дальше? Возьмём ребёнка с собой?       Мы медленно идём вдоль каменистых стен, украшенных серебристыми вкраплениями неизвестных, магических пород. Провожу рукой по резным камням и стряхиваю светящиеся частички, пальцами перетирая их в порошок. Прохладный воздух циркулирует и вздымает волшебную пыль, образуя небывалой красоты сияющее облако, что медленно оседает на наших волосах. Удивительно, как человеческий разум способен замечать красоту даже в самые мрачные времена.       — Я не знаю, Гарри, — мы продолжаем совершать наш ежевечерний променад, проходим извилистую тропу, выложенную обсидианом, спускаемся по кривым каменным ступеням и оказываемся в самой большой части подземного города — каменной арене.       Здесь я и остальные бойцы учились боевым искусствам и стремительно овладевали оружием, когда с ужасом осознали, что наше волшебство исчезло. Ничего. Не единого всплеска магии. Я была в ужасе, думала, нам конец, но, как я уже говорила, человеческий разум — удивительная штука. Ты пытаешься выжить. Никогда, ни при каких обстоятельствах не допускаешь мысли о том, что готов опустить руки и шагнуть во мрак, из которого нет пути назад. Магия постепенно возвращается, если ты глупец храбрец, и решаешься выбраться из города на поверхность, но необходимо провести на земле какое-то время. Слишком долго, чтобы магия вернулась, но недостаточно, чтобы успеть скрыться от псов.       После того, как Волдеморт и часть его последователей сбежали с разгара битвы, Люциус Малфой занял пост министра магии, тем самым набросив удавку на всю магическую Британию. Улицы патрулировали, сопротивление искореняли. Скрываться было негде.       Мы по счастливой случайности обнаружили подземелья, вход которых не виден никому, кроме тех, кому здешняя магия позволяет остаться. Ни пожирателям смерти, ни псам, ни самому Волдеморту, все же вернувшемуся и завязавшему новые узлы на удавке — вход для них в подземный город закрыт. Ни один человеческий глаз не способен обнаружить нас. Можно ли считать это везением? Безусловно. Но, как выяснилось, подземный город все же потребует плату за укрытие, оказалось, это лишь дело времени.       Жизнь без магии, в кишащем чудовищами месте. Один неверный шаг— и тебя сожрут. Хочешь быть в безопасности? Прекрасно, но будь добр сложить волшебные палочки, ведь в этом месте ты — всего лишь гость.       Такова магия подземного города.       — Шестая боевая позиция, — каждый раз завороженно наблюдаю за тем, как Чжоу искусно обращается с катаной, — поза гнева «Цорнхут» — одна из самых удобных и эффективных позиций, универсальных как для защиты, так и для атаки, — она вскидывает меч к правому плечу и делает небольшой выпад вперёд. Группа подростков внимательно следят за каждым ее движением и повторяют выпад, поднимая деревянные мечи вверх, — плюсы «Цорнхут» очевидны: не сильно напрягает руки и позволяет совершать мощные диагональные удары — справа налево. Минусы?       Девочка слева тянет руку, и, не дождавшись разрешения, выдаёт ответ:       — Не защищает от уколов, особенно дальних, цель которых — ранить, а не убить.       — Отлично, Кристен, — Чжоу улыбается, явно испытывая гордость, — продолжайте, я скоро вернусь.       Мы встречаемся взглядами. Чанг складывает катану в кожаную «саю», выходит из круга своих учеников и быстро подходит к нам с Гарри. Вокруг слышны удары, звон мечей и кинжалов, треск натягиваемой тетивы. Тренировка никогда не прекращается. Ты никогда не силён настолько, насколько требует суровая реальность.       — Я слышала, ты чуть не прикончила Генерала, — чувствую невидимый толчок в солнечное сплетение, когда окровавленная улыбка Малфоя вновь мелькает перед глазами. Неосознанно замедляю шаг, — не в обиду, Гермиона, но, кажется, я тебя недооценивала.       — Ты уже знаешь, — выдавливаю из себя беззаботный смешок и отвожу взгляд, — не уверена, что тот пёс в самом деле был Генералом.       — Она скромничает, — Гарри легко толкает меня в плечо, — вернулась вся измазанная его кровью, ты бы видела это, Чжоу.       — Представляю. Видимо, не такой уж он опытный боец, как говорят наверху.       Не знаю, почему не сказала им. Возможно, они бы решили, что я слаба, раз посмела проявить жалость, и, вполне вероятно, оказались бы правы. Только вот сейчас наконечники моих стрел остры, как никогда раньше.       Я не имею привычки оступаться дважды.       Мы покидаем арену и протискиваемся в узкий тоннель, ведущий к просторной, усеянной невиданными растениями поляне, где Рон и Аластор обычно чертят стратегические ходы и схемы, которые мы все беспрекословно выполняем.       Рон стоит у высокого стола из обсидиана, на котором разложена маггловская шахматная доска. Вокруг него человек семь, внимательно слушают и следят за каждым его ходом. Грюм напротив него упирается ладонями в гладкую, чёрную поверхность.       — Наше преимущество в том, что мы готовы, а они нет, — взгляд Рона серьёзен и сосредоточен, — плюс ко всему, утром многие псы патрулируют близлежащие города и только малая часть остаётся в штабе, — он с глухим стуком переставляет белую пешку на клетку вперёд.       — Но у них есть магия и я уверен в том, что замок хорошо защищён, — Грюм делает ход конем, блокируя путь к королю, при этом забирая пешку Рона, — не слишком надейся на лёгкую победу, Уизли.       — Тут ты прав, спорить не буду, — уголки губ Рона медленно поднимаются вверх. Он протягивает руку в требовательном жесте и Джорд гордо вкладывает в его ладонь небольшой бутылёк с густой жидкостью, — зато у нас есть это, — он откупоривает крышку и медленно, будто наслаждаясь процессом, выливает тягучее содержимое на чёрные фигуры Грюма. Они плавятся и буквально «тают», превращаясь в растекающуюся по доске пластмассу.       Прикрываю лицо ладонью, когда в нос ударяет резкий запах гари, а глаза начинает неприятно пощипывать.       — Что это за хрень? — Скривившись, вместе с остальными Аластор резко отпрянул от стола, уперевшись спиной в стену, — новая убийственная дрянь Финнигана?       — Эту штуку Гермиона принесла, — Фред цокает языком, хлопая меня по плечу, — понятия не имею что это, но теперь наши шансы равны.       — Не радуйтесь раньше времени. Грейнджер стащила склянки у пса, следовательно, у них этого добра навалом, — Рон и Гарри обеспокоено переглядываются, в то время как Фред раздраженно цокает языком и ворчит под нос что-то неразборчивое, — отличная партия, Уизли, ты только что разворотил доску. Все по комнатам, нужно набираться сил, — он быстро хромает к выходу, бросая мне напоследок свой остервеневший взгляд.       — Завтра посмотрим, насколько ты «готова», Грейнджер. ***       Мне едва удалось прикрыть веки, чтобы набраться сил перед грядущей вылазкой, как ближайший тоннель заполнило чьё-то эхо. Вопль, полный ужаса. Истошный женский крик.       Кто-то звал на помощь. Молил о пощаде.       Я подрываюсь, ищу взглядам Чжоу, проживающую со мной в одной комнате. Её нет рядом. Быстро хватаю колчан со свежими стрелами и бегу на источник звука. Крик становится громче, смешивается с лязгом металла и мокрым звуком разрывающейся плоти. От внезапного, мощного взрыва на голову и плечи падают камни, вздымая пыль в воздух, застилая видимость.       Чёрт.       Я падаю, и упираюсь ладонями в землю. Кашель продолжает разрывать грудь и легкие, пыль оседает на языке, попадает в глаза, вызывая режущую боль и слёзы; они крупными каплями падают на серый булыжник, оставляя тёмные, расплывающиеся круги. Меня придавило несколько тяжёлых камней. Пытаюсь выбраться. С трудом поднимаюсь, сдвигая булыжники со спины и ног. Тело пронзает боль.       Чёрт, чёрт, чёрт!       Сквозь трещины, образовавшиеся в последствии неизвестных взрывов, просачиваются несколько тусклых, голубоватых лучей от волшебных пород; свет очерчивает четкую линию, выделяющую клубы вздымающегося дыма вперемешку с танцем пылинок. Я почти на месте. Я где-то рядом.       — Гермиона! — Кто-то подхватывает меня сзади и волочит к выходу из тоннеля, закидывает мою руку к себе на плечо, но я вырываюсь, бросив на него встревоженный взгляд, — бежим, скорее!       Лицо Джинни измазано копотью и кровью, на волосах толстым слоем осел пепел. Она снова хватает меня за руку и тащит к выходу. Ее ладонь измазана кровью, из-за чего мои пальцы выскальзывают. Я оглядываюсь, удостоверяясь в том, что мы не оставили в пещере кого-то из раненых.       — Что произошло? — каждый мой шаг сопровождается колющей болью, отдающейся в боку. Вероятно, я сломала ребро, когда оказалась под обвалом.       — Псы здесь, — выкрикивает она, чтобы перекричать чужие вопли, и я буквально застываю на месте, — Гермиона, чёрт возьми, нет времени!       Как же так. В какой момент все, над чем мы корпели, жертвуя людьми, временем и силами, пало в бездну? Как плод стараний оказался перечёркнутым от и до? Я всегда планировала свой шаг наперёд, никогда не оставляла следов. Все четко и в рамках плана. Никто не знал, где мы.       Разве что…       — Гермиона, где твой лук? — изумрудные, полные ужаса глаза требуют ответа. Она встряхивает меня за плечи, несколько раз повторяя один и тот же вопрос.       — Кажется, остался под завалом, — развалины вокруг нас давят, образуя узкую пещеру, а значит настало время следить за дыханием, контролировать каждый вдох и выдох, не совершать лишних движений.       — В узких пещерах хреново с циркуляцией воздуха, чем меньше пространства-тем больше шансов сдохнуть. Что это значит?       Не расходовать кислород и двигаться постепенно, Грюм. Я помню.       — Ложись! — Джинни толкает меня в сторону, когда за нашими спинами раздаётся очередной взрыв. Мы падаем на землю и закрываем руками головы, защищаясь от натиска падающих валунов. Все вокруг рушится. Кругом руины. Наш город, наше единственное убежище буквально разваливается.       Рот стремительно наполняет тёплая, вязкая кровь, провоцируя приступ тошноты. Дрожащей рукой растираю кровавую слюну по подбородку и поднимаюсь с ушибленных колен, хватаясь руками за каменные выступы. Джинни подрывается следом. Она не медлит, достаёт из кобуры кинжал и тянет его мне.       — Я лучник, — стараюсь дышать медленно, контролировать каждый вдох, но паника накрывает с головой, от чего грудь сокращается и боль снова пронизывает сломанное ребро, — Джинни, я ни разу не держала в руках холодное оружие!       — Значит, сегодня твой дебют, — влажные и липкие от крови волосы обрамляют её лицо. Она раздраженно вкладывает рукоять в мою ладонь, стискивает челюсть и яростно дышит сквозь зубы, — или ты или тебя, Гермиона. Выбирай.       Очередной взрыв и ослепляющая вспышка ярко-красного света где-то внизу, сопровождающаяся чьим-то безжалостным смехом, вперемешку с воплями. Звуки въедаются в мозг, наверняка оставят свои отпечатки. Лестничный пролёт разрушен, приходится прыгать; мы крепко держимся за руки, наши пальцы переплетены.       Разбег.       Прыжок.       Я кубарём качусь по ступеням, группируюсь, защищая голову руками.       — Целься в горло, — Джинни вытирает окровавленные ладони об кожаный жилет, — они не могут пользоваться магией, но подготовлены физически не хуже наших, — я с трудом поднимаюсь. Киваю. И провожаю Джинни взглядом, пока ее фигура стремительно отдаляется, вскоре окончательно скрывшись за поворотом высокой полуразрушенной стены.       Иду вперёд, хромая на одну ногу, хватаюсь рукой за рёбра, буквально слышу хруст сломанных костей. Вторую руку выставлю вперёд, крепко сжимая рукоять кинжала. Меня ведёт в сторону, но я пытаюсь держать равновесие. Нельзя умирать. Ни при каких обстоятельствах, я просто не имею права. У меня нет такой привилегии — сложить оружие и кануть в царство мёртвых. Есть долг, есть цель. Никакого страха.       Спустившись на арену, я невольно облокачиваюсь об выпирающий каменный выступ справа, наблюдая за ужасом, поглотившим подземелья: люди, облачённые в чёрные мантии, наносят удар за ударом, отрезают головы моим друзьям, бросают взрывоопасные зелья к их ногам. Их лица скрыты под масками. Каждый удар отточенный и безжалостный.       Тяжело, чертовски тяжело дышать. Пахнет порохом и горящим мясом.       Толпище обезображенных трупов, словно мусор, разбросаны вдоль стен и разрушенных зданий. Делаю шаг, иду вперёд. Каждое мое движение сопровождается мокрым звуком, когда подошва ботинок касается покрытого свежей кровью камня. Лунный свет тонкими лучами пробивается сквозь скалистые щели в потолке, а значит, сейчас ночь. Ублюдки напали, когда орден не ожидал. Они первыми сделали ход конем.       Очередной крик хлёстко бьет по щекам, приводит в чувства. Поднимаю глаза перед собой, взгляд падает на пса, чьё лицо скрыто под маской.       Трусы.       Он всем телом вдавливает хрупкую девушку в полуразрушенную колонну, мерзкими клешнями сминает задранную на талии юбку, пока та судорожно всхлипывает, не оставляя попыток вырваться. Она крепко сжимает бедра, не позволяя ублюдку воспользоваться моментом, но пес резко толкает её в сторону. Девушка падает и ее тело обмякает от удара затылком.       Животное.       Вскидываю кинжал, вонзаю лезвие в спину, и мразь с грохотом падет на землю. Он пытается ползти вперед, цепляется за жизнь своими мерзкими лапами, но ещё один удар в шею и последнее дыхание с характерным хрипом срывается из его лёгких.       — Беги, — даю чёткое указание, на что получаю кивок головой, и она срывается с места.       — Гермиона! — оборачиваюсь на оклик. Гарри вставляет несколько патронов в магазин и взводит ружьё, фиксируя приклад у плеча. Два предельно чётких выстрела в мою сторону, и за спиной раздаётся грохот; солдат армии замертво падает на землю, на его рубашке медленно растекаются алые круги.       — Мы вывели в безопасное место всех, кого успели, — Гарри обхватывает мое запястье и упорно тащит назад, — ты знаешь, как они нашли нас?       — Понятия не имею, — вру своему лучшему другу, о чем, вероятно, пожалею еще не раз, — чёрт, Поттер, куда ты тащишь меня?       — К остальным, — его тон беспрекословен и твёрд, — псы превосходят числом, мы не готовы к сражению.       — Я не оставлю город! — вырываюсь, но Гарри только сильнее вжимает пыльцы в мою кожу, — там могут быть живые люди, Гарри!       Он молчит и продолжает силой утаскивать меня с побоища; обхватывает мои плечи со спины и стискивает, блокируя мои движения, пока я хватаюсь взглядом за каждого погибшего, невинного человека.       За почти полтора года мы стали чем то большим, чем просто группой сопротивления. Мы стали семьей.       — Гермиона, сейчас не время. Им уже не помочь!       В двадцати метрах отсюда находится пещера, ведущая в другую часть подземелий, ту, которую нам все ещё не удалось изучить. Тоннель длинный и широкий, его стены усыпаны круглыми, светящимися зелёным свечением камнями. В подземельях и без этого опасно. Кто знает, возможно, именно там обитает кто-то страшнее арахнидов. Мы никогда не совались туда, но сейчас отступать некуда.       Продолжаю сопротивляться и пытаюсь вызволить себя, пока Гарри тащит меня к выходу, но вдруг пред глазами мелькает чья-то фигура. Поднимаю взгляд и вижу пса, этот солдат отличается от других бойцов армии. Его плечи прямые и расслабленные, он выше, крепче остальных, а на его груди переливается серебряный значок с выгравированной в центре молнией. Солдат держит за волосы одного из наших. Пёс умело прокручивает кинжал в руке, пока пленник стоит пред ним на коленях: солдат резко вонзает лезвие в горло несчастного.       Мое сердце пропускает удар, когда я узнаю этого пса.       Он замечает меня. Его тело натягивается, словно струна. Он с влажным звуком вытаскивает оружие и рывком бросается к нам, ловко швырнув стеклянный пузырёк в область над нами.       Это взрывоопасное зелье, без сомнений. Склянка разбивается об каменную арку, и перед тем, как мощной волной прогремит взрыв, я толкаю Гарри локтем прямо в пещеру, сразу после чего проход заваливают крупные валуны и булыжники.       Гарри нельзя умирать, Гарри избранный.       Гарри должен найти и убить Волдеморта.       Гарри должен спасти магический мир.       Гарри в безопасности.       Кинжал. Где мой кинжал, чёрт возьми!?       Рыскаю по карманам, оценивая местность вокруг себя — бежать некуда. Малфой приближается, бесстрастно переступая через обезображенные его псами тела. Он тянет руку к лицу и отодвигает маску наверх. Его взгляд холоден, словно заточенное лезвие ножа. Губы сжаты в тонкую линию, а брови сведены к переносице.       Вжимаюсь в сырую грязную стену спиной, трясущейся рукой достаю стрелу из колчана и ломаю ее об колено.       — Стой где стоишь! — Мой голос срывается и пропадает. Я бесцельно размахиваю перед собой острым наконечником, не позволяя ему подойти ближе. Малфой ловко перехватывает мои запястья и фиксирует над головой, вдавливая в шершавую, каменную поверхность.       Он толкается вперёд, больно вдавливая меня в стену всем весом. Перехватывает мои запястья одной рукой, ни на секунду не отводит взгляд, будто ждёт чего-то. Будто он боится, что я вот-вот растворюсь, лишив его шанса сладко насладиться местью.       Я понимаю, что мне конец. Осознаю, что с минуты на минуту он безжалостно и без колебаний убьёт меня.       Драко Малфой, генерал армии Волдеморта — последний, кого я увижу.       — В чем дело, мышка, — мое сломанное ребро смещается под его тяжестью, от чего тело в очередной раз пронизывает агония; практически невозможно дышать, но я все же хватаю ртом воздух, будто выброшенная на сушу рыба, — боишься умирать?       — Я не боюсь ни смерти, ни, тем более, тебя, — чувствую тёплую струйку, скользящую вниз по подбородку. Капля крови срывается и громко разбивается об ключицу.       Генерал по-настоящему безумен, теперь я в этом убеждаюсь; он медленно, со скрипящим звуком стягивает зубами кожаную перчатку, мягкой подушечкой собирает кровавую дорожку на моем лице и облизывает палец.       — Боишься, грязнокровка, — его рот растягивается в кровожадной улыбке, — ты трусливая на вкус, но я не пойму лишь одного, — он разводит мои ноги коленом, фиксируя бёдрами, не позволяя двигаться, — почему ты не убила меня, когда была возможность?       Он ждёт ответа, а я понятия не имею, что сказать. Признать слабость? Ни за что.       — Я не бью лежачих, Малфой, — бесстрашно выплевываю ему это в лицо, и его взгляд наполняется кипящей яростью, полупрозрачная радужка глаз темнеет, — жаль, что стервятники не разорвали тебя на куски. Уверена, ещё несколько часов палящего солнца, и твоё тело сгнило бы точно так же, как душа.       Он удивлён и, кажется, ни на шутку заинтересован, настоящий, мать его, псих. Вряд ли кто-то осмеливается дерзить предводителю псов. Я почти слышу, как ублюдок заставляет шестерёнки в своей больной голове вращаться.       — Хочешь поиграть, мышка? — Малфой хватает меня за горло, давит ладонью на выступ гортани, блокируя кислород, — Будь по твоему, давай поиграем.       — Генерал, ждём приказ на отступление! — кто-то окрикивает его, прерывая безумное развлечение. Пальцы Малфоя сильнее сдавливают мою шею.       — Я не люблю оставаться в долгу, так что вот тебе моё офицерское слово, Грейнджер, — он дышит тяжело и яростно, всего в паре дюймах от моего лица, обжигая кожу ядовитым дыханием, — увижу тебя ещё раз, неважно где, неважно когда, — его верхняя губа дёргается, глаза безжалостные, обезумевшие, — я вскрою тебя, как консервную банку. Бровью не поведу. Клянусь.       Его пальцы разжимаются и я обессилено падаю на землю, чувствуя, как спёртый воздух постепенно заполняет легкие.       Малфой достаёт из кармана небольшой, обмотанный куском ткани предмет. Уверена, это портключ.       — Игра началась, Грязнокровка, — он смахивает выбившуюся из идеальной прически прядь одним точным движением головы и резко наступает на мой пульсирующий бок, от чего кости хрустят, и я выгибаясь от нещадной, нарастающей боли, — кто сдаётся—тот умирает.       Генерал касается портключа и исчезает, растворяется в воздухе.       И я не верю, что он оставил меня в живых.