Законный брак

      Я несколько раз пыталась начать читать дневник Хелен Грэй, но каждый раз останавливалась: я ещё особо не вчитывалась в текст, но меня смущало, что записи начинаются только с января 1982 года, в то время как девушка пропала осенью 1981-го. Она что, до этого времени вообще была лишена всяких простых предметов быта и самых примитивных жизненных благ? Или бывшая слизеринка решила начать записывать свои мысли и переживания только спустя почти полгода заточения? А может, она и вовсе изначально не была пленницей? Как всегда, вопросов больше, чем ответов…       Казалось бы, Грейнджер, вот возьми да и прочитай, тогда сразу всё узнаешь и поймёшь… Но почему-то я никак не решаюсь глянуть дальше аккуратно выведенных дат вверху страниц, смотреть на текст было страшно. Знаете ли, не по себе как-то проживать чужую жизнь, ощущать какие-то страдания, пусть и в записях… Все равно это ужасно. Особенно жутко начинать бегать глазами по строчкам, когда изначально знаешь, что там точно не всё или вообще всё негладко.       Но я всё-таки решилась. Мое любопытство чаще всего всегда берет верх над страхом. Так случилось и сейчас.       2 января 1982г.       Так уж получилось, что с наступлением Нового года я начинаю вести новые записи. В декабре Ричард нашёл старый дневник, который я тщательно прятала, и забрал его. Все мои слёзы, заплаканные страницы и самые сокровенные мысли остались там. Я нахожусь в плену в подвале особняка Ричарда Фишера уже почти четыре месяца. Не знаю, смирилась ли я со своей судьбой, просто теперь мне больше не хочется бунтовать, выть, реветь и вообще… А этот новый дневник… какое-то сомнительное удовольствие, если честно. Фишер, после того, как отнял у меня предыдущую записную книжку, долго не появлялся в подвале. Рождество, Новогоднюю Ночь я провела в компании старого эльфа и глухонемой служанки Мими, которая периодически водит меня в душ и туалет, а также приносит поесть. Сегодня утром он-таки соизволил спуститься и спросить, на самом ли деле я так сильно его ненавижу, как пишу о том в дневнике. По-моему, ответ очевиден. Он отнял у меня свободу, лишая меня даже самых простых земных удовольствий…       Ричард сказал, что уничтожил мою писанину, но в качестве извинений принёс новую чёрненькую записную книжечку, в которую я сейчас и пишу. И одновременно задаюсь вопросом: а что писать? Ведь мой похититель теперь знает, что я вела записи, кроме того, он сам принёс мне этот дневник… Он в любой момент может прийти в подвал и найти его. Тогда зачем это всё?       Но я всё-таки решила писать. Потому что делать здесь больше нечего. Иногда мне приносят газеты, чтоб я знала, что творится в мире. Лучше бы не приносили…       Этот дневник, новый дневник — моя так называемая исповедь, прежде всего перед самой собой. Я больше не буду описывать здесь издевательства Фишера, свои переживания и боль, как в той, предыдущей записной книжке, нет… Я просто буду писать то, о чем думаю, вспоминать свою жизнь на свободе. Наверное, это и вправду будет больше похоже на рассказ-исповедь, хоть и в форме дневниковых записей. Их либо уничтожит Фишер, либо позже кто-то найдёт и ужаснётся. Может, я когда-то издам книгу о своём заточении? Кто знает… А сейчас мне… Мне уже всё равно, что со мной будет и выйду ли я отсюда живой. Я устала сидеть в четырёх стенах, где в сыром помещении есть только решётки на высоком окне, старая кровать и древнее пустое трюмо. Сначала была только кровать без матраца, и я спала на металлической сетке. Потом Ричард потихоньку обставил «комнату» мебелью.       Я его никогда не прощу. Никогда. Этот человек просто не привык проигрывать. Летом я отказала ему в замужестве, хотя моя мать и давала своё благословение. И тогда он выкрал меня — сначала он обходился со мной по-доброму и держал просто в доме, но потом я заартачилась, и ему окончательно сорвало крышу: Фишер за волосы стащил меня вниз, в подвал и там… на этой самой сетке… издевался надо мной.       Мне абсолютно наплевать, что он ещё раз это может прочесть. Пусть читает. У этого человека никогда не проснётся совесть. Он привык, что, если у него что-то не получается, это нужно брать силой. Хоть он и взял меня силой, я все равно буду принадлежать только себе. Душа моя никогда не склонится перед этим извергом…       Я нарочно буду писать сюда все свои планы, да и неудивительно, в принципе, что каждый пленник хочет бежать из заточения. Я всё равно выберусь отсюда, чего бы мне это ни стоило…       Запись на этой страничке заканчивалась, и следующая начиналась уже с другой даты — с 5 января. Я сидела и не могла пошевелиться: от прочитанного мне стало, откровенно говоря, плохо. Страшно представить, что было написано в самом первом дневнике, который отнял и уничтожил Фишер…       — Герм, я думал, ты спишь…— из своего кабинета в спальню вернулся Фред, — Гермиона, с тобой всё в порядке? — он заметил, что я явно мыслями сейчас не здесь и что меня что-то тревожит.       — А? Да, всё хорошо, спасибо…— я снова уткнулась в дневник, не в силах сконцентрироваться на тексте. Я не сразу поняла, что мой муж вытащил записную книжку из моих рук, успел ее пролистать и что-то вычитать. Я вернулась в реальность только тогда, когда увидела его округлившиеся от ужаса глаза.       — Только не говори мне, что ты собралась ЭТО читать…— он обеспокоенно меня оглядел, — Не надо, Герм…       А я что? Я находилась под настолько сильным впечатлением, пусть даже от самой первой, вводной записи, что просто уткнулась носом в его плечо и прижалась так сильно, в надежде найти покой и защиту, а не как было у Хелен Грэй — демонстрацию силы и издевательства…       Как бы то ни было, я действительно почувствовала себя не очень хорошо после прочтения первой записи: что-то неприятное и вязкое скребло душу в районе груди. Но я решила списать всё это на мою впечатлительность и положение в целом.       Завтра, когда Фред уйдёт на работу, я продолжу чтение…

***

      Проснулась я рано, и снова от недомогания. Мне даже не хотелось вставать с постели: было как-то душно, жарко, некомфортно… Своего мужа беспокоить я не хотела и поэтому лежала и прикидывалась спящей, пока он собирался на работу в магазин.       Ещё я поняла, что больше не хочу держать интригу в отношении Хелен. Я просто ей всё принесу и покажу. Мне почему-то кажется, что она никакая не шпионка или ещё кто-то, а что она всё-таки просто сбежала оттуда. А палочку оставила, чтоб ее не смогли через неё найти. Иначе, если б Фишер ее просто выпустил, я думаю, ее знакомые и друзья знали бы об этом. Но она как в лету канула. И никто о ней ничего не знал и до сих пор не знает…       И всё-таки, встать мне пришлось. Я очень захотела пить и отправилась на кухню. Мой Уизли пил там чай.       — Ты бледная вся…— он тут же вскочил с места и подошёл ко мне, — Как ты себя чувствуешь?       — Не переживай, Фред, ладно? Я просто попить пришла. А бледность… может, упало давление. Это нормально в моем состоянии, — я взяла его руку и положила себе на живот, — Уже совсем скоро это самое состояние будет более заметно.       — Точно всё хорошо? — он глянул на меня с прищуром, но я все равно кивнула, — Может, мне лучше остаться?       — Нет-нет, всё действительно хорошо, не переживай.       — Я всё равно вернусь с работы пораньше. Я волнуюсь за тебя, Герм, — он погладил меня по волосам, — Пожалуйста, не вздумай забивать себе голову лишней страшной ерундой, ладно? Отдай этот дневник Гарри, пусть сам разбирается… Обещаешь?       — Обещаю, — но я не я, если не раскрою это дело, Фредди, прости.       Я поняла, что у меня не так много времени. Мой муж вернётся весьма быстро, это точно. Нужно будет ускориться в чтении. Да и соблазн был велик увидеть то, от чего у Фреда глаза стали как галлеоны.       Мерлин, как же я ошибалась насчёт соблазна… Читая всё дальше и дальше, я понимала, что психически нормальной Хелен из того подвала не выбралась бы никогда. Эти издевательства, Мерлин…       Потом я дошла до того момента в записях, где в ноябре 1982 года пленница осознаёт, что беременна от своего мучителя.       Она сообщает это глухонемой Мими (выдирает листок из дневника и пишет записку), и та, как ни странно, ее понимает. Вечером девушка приносит ей зелье, которое поможет безболезненно облегчить жизнь и себе, и самому Фишеру. Ведь его, на тот момент уже появившуюся, новую невесту вряд ли бы устроил детский плач из подвала…       Откуда взялась и куда потом делась невеста Ричарда, Хелен не понимала. Но это однозначно означало, что выпускать ее он точно не собирается. Иначе как он объяснит наличие заложницы, с которой он удовлетворяет свои грязные потребности? Но вскоре мучитель стал спускаться к ней очень редко, чуть ли не раз в две недели, позволяя таким образом ей и ее сообщнице Мими за это время беспрепятственно обследовать территорию подвала.       Однажды служанка на листке бумаги написала, что она не глухонемая. Фишер лишил ее языка за излишнюю болтливость. И на самом деле зовут ее Мэй, а не Мими. Она все слышит и понимает и требует Хелен быть осторожнее. Потом девушка тут же уничтожила записку, разорвав ее на мелкие кусочки.       В дневнике Хелен сохранилась запись об этом моменте. И мне, если честно, от этого не легче…       Мэй… где-то я уже слышала это имя. Такое знакомое, не могу только вспомнить, где…       Дальше — больше. В 1983 году Фишер доверяет на постоянное пользование Мими ключи от подвала, где сидит Хелен: видимо, заложница ему порядком надоела, и ему даже лень было изредка к ней спускаться. Что уж говорить о том, что никакие дневники Ричард ни у кого не читал и не проверял. Ему было все равно.       Служанка делает дубликат ключей и отдаёт его Хелен. Но ключи заколдованы, и «работают» только настоящие. Узницы также поняли, что, как только они окажутся на свободе, Фишер как-то поймёт это по магическим ключам. Да и просто так выйти через дверь они всё равно не смогут: многочисленная охрана прикончит беглянок на месте. Выход на волю девушки хоть уже и нашли, нужно было только его откопать. Исследуя особняк, Мэй поняла, что именно за этой стеной есть выход на свободу. Они вместе копали по ночам на свой страх и риск, но лучше умереть, зная, что ты копал себе выход на свободу, чем сидеть здесь и ждать, когда придёт Фишер и воспользуется тобой, как вещью. Так они дожили до 1984 года.       Девушки поняли также, что, пока они роют себе выход на свободу, можно параллельно зашифровать записки с мольбами о помощи и раскидать их по углам замка. Некогда глухонемая служанка сообщила, что в особняк часто приходят две маленькие девочки и играют в гостевой комнате. Именно Мэй подала идею о том, чтобы текст послания смог понять только ребёнок, и даже если дети сообщат о записке Фишеру, а не кому-то более человечному и адекватному, на что они и надеялись, им бы никто не поверил, ссылаясь на какие-то каракули на бумаге. Но это определённо был шанс…       И действительно, однажды одна из девочек всё-таки спустилась в подвал. У неё в руках была зажата одна из записок. Та немного поколебалась, чуть-чуть постояла на ступеньках, но не решилась идти дальше в темноту и убежала наверх. Так надежда на спасение с помощью записки, как и в случае с ключами, рухнула…       Шло время. Ричард Фишер теперь уже спускался в подвал не чаще, чем раз в месяц. Хелен успела изучить его психологию: отпустить он ее не мог, тогда она бы обо всём рассказала, убить тоже, хоть она и надоела ему и теперь живет практически как хозяйка подвала: в ее комнате появились занавески, свет, кое-какая мебель. Кровать заменилась на более удобный диван: видимо, извергу надоело расправляться каждый раз с жертвой на скрипучей кровати… Чтобы убить, как ни странно, тоже нужен характер, а Фишер был трусом и этого сделать не мог…       Тем временем, наступила весна 1984 года. Стало таять, и в подвале, где производились раскопки, стало подозрительно сыро. Чтоб Фишер ничего не заподозрил, работы по спасению пришлось остановить до лета. Куда-то пропал и эльф, который поначалу появлялся в подвале чаще, чем Мэй. Что с ним стало, никому не известно…       Хозяин особняка стал появляться реже не то, что в подвале, но и дома. И служанка решила теперь исследовать не подвал, а сам дом. Делала она это в одиночку, потому что если бы кто-то из Пожирателей или охраны заметил Хелен, вся их титаническая работа по своему спасению потерпела бы крах.       Девушка находит волшебную палочку Хелен в красивой шкатулке, но не решается ее брать: вдруг на ней какое-то заклинание и Ричард тут же прибежит и разоблачит их? Все действия девушек были построены на страхе и неверии в то, что за ними не следят и они наконец-то смогут выбраться.       Летом раскопки возобновляются и теперь уже остаётся только бежать. Но одно событие, которого ну никак не ожидали девушки, заставило их ждать возможности, когда они смогут выбраться на свободу, почти целый год…       14 августа 1984г.       Всё почти что готово к побегу. Мэй пишет в записках, что нужно бежать, пока не стало холодно. Я полностью согласна с ней, но… Я не могу даже ей помочь в подготовке, потому что чувствую себя плохо из-за очередной беременности от Фишера. По моим подсчётам, около пяти недель. Вечером она обещала достать зелье, ведь бежать в таком состоянии, а уж потом родить и воспитывать ребёнка от насильника я не смогу. Нужно будет переждать ещё примерно неделю…       Это моя уже четвёртая беременность от этого изверга. Но все они были прерваны благодаря находчивости Мэй, и огромное ей за это спасибо. Возможно, это жестоко, но, думаю, что меня можно понять…       Как только я избавлюсь от этой проблемы, мы сбежим при первой же возможности…       Я всё больше и больше ужасаюсь этой истории. Дальше Хелен рассказывает, что Мэй приносит ей зелье, и она его выпивает. Проходит неделя, нужно выбираться на волю. Но неожиданно служанка сваливается от болезни почти на три недели (у неё сильная температура, озноб, кашель и прочие «радости» жизни) и, соответственно, будучи очень слабой, не может бежать. Кроме того, пока она болела, Фишер сам через день «навещал» свою узницу. То, что он с ней вытворял, словами не передать…       6 сентября 1984г.       Кажется, зелье, которое принесла Мэй, не сработало… А употреблять какое-то новое слишком поздно. Поэтому бежать надо как можно скорее, пока Фишер не заметил живота. Я очень худая, к тому же, уже на этом сроке стремительно набираю вес, не понимаю, почему…       Кроме того, скоро станет холодно, а мы не знаем, куда нам идти и, возможно, какое-то время придётся скитаться. А куда теперь мне скитаться?!       Мерлин, я не знаю, что мы будем делать. Нужно дождаться, когда придёт Ричард, и бежать сломя голову уже на следующий день. Но он не приходит, потому что Мэй более менее оправилась. Может, надо как-то его сюда заманить?..       Мерлин, как же это страшно. Такие мучения даже врагу не пожелаешь… Ричард Фишер, как его ни пытались заманить или пригласить в подвал девушки, там не появлялся. Первую неделю, потому что его не было дома, а вторую… может, он что-то заподозрил?       21 сентября 1984г.       Фишер пришёл лишь вчера, а потому, когда раздевал меня, заметил так быстро выросший живот… Странно, ведь плоду всего 9,5 — 10 недель, не больше…       Как бы то ни было, он обрадовался и теперь приставил ко мне новую прислугу — эльфийку Элли. Это значительно затруднило наше общение с Мэй. Пока что сложно действовать, не узнав, кто она такая. Вдруг это существо работает на Фишера? Что, если не примет носок?       Мы с Мэй уже приготовили носки для «освобождения» Элли. Но пока что мы к ней лишь присматриваемся, нельзя действовать так сразу.       4 октября 1984г.       Живот уже совсем виден, я не влезаю в некоторые вещи. Элли сказала, что скорее всего малышей двое или даже трое. Как я сразу не догадалась? Мерлин, это лишь усложняет задачу: мы поняли, что не сможем бежать до самых родов. А как потом? Что делать с малышами? Они должны родиться где-то в конце марта. Не побежим же мы с ними вместе…       Можно бежать сейчас, но уже холодно, а я себя плохо чувствую. Мы постоянно в какой-то западне. Иногда мне кажется, что Фишер знает о наших планах и с издёвкой наблюдает за тем, как они рушатся. Рушится и надежда на спасение…       Хелен Грэй родила двоих малышей — мальчика и девочку 22 марта 1985 года. Ее мучитель забрал детей в их же день рождения: дальнейшая их судьба, сколько бы Хелен ни пыталась узнать у Фишера про них, неизвестна. Через какое-то время после родов он принёс ей заколку, ту самую, которую я надевала на встречу с ней… Знала бы я, какая страшная история стоит за этими красивыми камнями, никогда бы к ним не притронулась. Девушка бросила подарок ему в лицо, после чего была избита и оставлена на несколько дней.       И снова шло время. Хелен каждый раз пыталась узнать судьбу своих детей, но безуспешно. Она пыталась устраивать истерики Фишеру, но он очень быстро их подавлял: завязывал ей рот, привязывал руками к батарее и… издевался. Его приходы в подвал снова участились: мучитель приходил теперь стабильно раз в неделю. Эльфийка Элли больше не появлялась, снова появилась возможность бежать. Нужно было только дождаться лета. Снова.       Побег запланировали на июль. Новая и почему-то ожидаемая беременность Хелен не стала препятствием. Хоть она и выпила зелье, но понимала, что всё может случиться как в прошлый раз. Она даже не удивилась, когда в конце июня её снова затошнило. Фишер в своих фантазиях расходился на славу, поэтому это было неудивительно…       Тем не менее, дата побега была известна — 17 июля.       Этой датой ознаменована и последняя запись в дневнике Хелен…       17 июля 1985г.       Сегодня в полночь мы бежим. Фишера в особняке нет — он ушёл вчера и пока что не возвращался. Мэй взяла мою палочку на всякий случай. Но я точно не заберу ее с собой. Она там и не нужна: после подкопа кроме стены самого замка нет больше других препятствий. Это единственное место, где нет никаких заборов и ограждений. И мы им воспользуемся. Я заколдую этот дневник, чтоб Фишер не смог прочитать записи: он будет видеть лишь пустые страницы. Да и здесь я все равно не напишу, куда направлюсь после побега. Я сама об этом не знаю…       Всё. Записи кончились. То есть, ей всё-таки это удалось? Но… что стало с Мэй? Где она? И самое главное, где я слышала это имя?       Как я поняла, Фишер собирал в ту красивую шкатулку все вещи, связанные с Хелен: ее дневник, записки, найденные в доме… Но почему он оставил её палочку в трюмо? И ключ… что он делал в старых газетах?       Я быстро убрала дневник Хелен Грэй в свою прикроватную тумбочку, потому что услышала шаги на первом этаже дома. Я обещала Фреду, что не буду читать это, но… Я должна была это прочесть.       От одного только чтения этого становится плохо. Страшно представить, что чувствовала сама Хелен, пока там находилась. Как ее мучили, били…       Я постаралась сесть ровно на кровати и выровнять дыхание. Теперь давление, кажется, повысилось, а не понизилось… К щекам прильнул жар, в висках застучало. Захотелось умыться ледяной водой. Я пошла в ванную и столкнулась с Фредом в коридоре.       — Ты пришёл…— я обняла его.       — Пришёл, не мог тебя оставить надолго одну, — мой муж поцеловал меня в макушку и отпустил, — Ты в ванную?       — Хочу умыться. Как-то… жарковато, — я улыбнулась. Кажется, он ничего не понял.       Но ни вечером, ни ночью легче мне не становилось. Я просто переутомилась, такое бывает…       Ночью я пошла на кухню попить воды, так как заранее не приготовила и не оставила стакан на тумбочке. Но, скорее всего, до пункта назначения я так и не дошла: когда я в очередной раз открыла глаза, вокруг всё было белое-белое, а прямо на меня смотрело лицо человека, которого я не видела с самой Битвы за Хогвартс. Наверное, я в аду, ну или на том свете уж точно. Иначе как объяснить пронзительно смотрящие и изучающие меня глаза Драко Малфоя?