Меня не изменить

- А тебе совсем не важно, что я…? - Нет, и не волнуйся по этому поводу. Костя с Алёной проводили Пелагею с Леной до самого поезда, Паша ушёл домой раньше с какой-то девушкой, они долго гуляли и обменялись номерами телефонов, но даже не поцеловались – всё прилично. У Алёны сейчас было только одно желание – отоспаться. Хоть она и спала около шести часов, а ей всегда этого было достаточно, алкоголь своё дело сделал, и девушка чувствовала себя, словно выжатый лимон. Но в школу надо было пойти, и, собравшись с силами, парочка забрала из дома учебники и направилась на учёбу. В классе их ждал сюрприз – Гриша вернулся. Когда Роднова и Афанасьев вошли, все, стоявшие кружком около Селентьева и Орлова, обернулись и похлопали в ладоши в честь парочки, улюлюкая и напевая дурацкие песенки. Раньше никто не хотел верить в то, что парень и девушка вместе, но выбора не оставалось, так что не поиздеваться хоть немного над такой необычной, казалось бы, парой – грешок, который в аду зачтётся. Девушки были обижены на Афанасьева за его выбор, а парням было, по сути, плевать, остро реагировали только Гриша с Димой, но они не показывали этого в открытую и просто насмехались над голубками вместе со всеми – не озлобленно и не особо громко, сливаясь с массой. Больше им не было нужды выделяться – появились другие цели. У Гриши сегодня первый самостоятельный выезд, он теперь крепко повязан с Орловым и его внешкольной шайкой, которые обеспечивают ему достаточно веселья, чтобы не тратить себя на мысли о Родновой. Дима сел с Ниной – они помирились после немой ссоры, у Дементьева появилась девушка, к которой он реально относился как к другу, и ему это было в новинку – и ему нравилось это ощущение. К тому же, он стал быстро остывать по поводу Шуры, с которой всю ночь болтал по скайпу. Сначала эта девчонка задалбливала его конкретно своим молчанием и смущением, скучно и неинтересно, но после захватывающих видов с крыши она будто взбодрилась и стала уже не такой серой немой посредственностью. - Да подойди поближе. Хочешь, я тебя за руку буду держать? – вчера Дима порядком задрался толкать бедную Шуру к краю – в прямом смысле. Зачем было самой вызываться, если страшно? Парень уже готов был уйти, потому что его всё достало, но девушка внезано осмелела, будто почувствовав это его намерение, и протянула руку. - Хорошо. Только если будешь держать. Шура так крепко сжала ладонь парня, что он поморщился. Девушка думала лишь о том, что увидит. Она так и не посмотрела вниз в тот раз. Она не столько боялась высоты и воспоминаний о представляемом столько раз полёте, сколько исполнения желания – увидеть бездну. Ничто не пугало девушку настолько, как реальность. Исключительное чувство – когда воображаемое совпадает с действительным. Так случилось, и у Шуры захватило дух. Казалось бы, невозможно с её девичьей силой сжать ладонь Димы ещё сильнее, но она это сделала, прям-таки до хруста. Город. Слишком большой и всё-таки слишком маленький, чтобы спрятаться, укрыться можно было только на виду, но этого Шура ещё не умела. Она просто хотела потеряться. Где-то, не обязательно с кем-то, но на какое-то время. И сейчас она ощущала себя прекрасно – потому что её сейчас не существовало. Она ощущала тепло чужой руки, ветер, взрывающий пряди её волос. Глаза блестели от удовольствия, которое она чувствовала непонятно почему. Дима заметил и удивился тому, как преобразилось лицо девушки. Словно его не было рядом, хотя то, как она всё ещё крепко сжимала его руку, доказывало обратное. Внезапно Шура засмеялась, так светло и легко, почти что весело, хотя Дементьеву показалось, что смех лишь выражение бурлящих эмоций, а не одобрения или воодушевления. Шура повернулась к нему и сказала лишь одно слово: - Смотри… И он посмотрел. Закат накатывался на город волной, неумолимо и сияюще. Только край солнца было видно за вереницей перьевых облачков из дыма от производств. На фоне труб и домов розовое небо принимало в себя засыпающие силы дня. Стирало, точно губкой, происходящее, время застывало, постепенно, но быстро. Только сейчас Дима заметил, что у Самойловой золотистые волосы – они отражали солнце, искрясь. Девушка даже закрыла глаза, а когда открыла их, солнце уже скрылось за горизонтом. Тогда она повернулась к парню и спросила: - Есть сигаретка? Последняя. И они раскурили одну на двоих, сидя плечом к плечу. В глазах Шуры всё ещё плясал то ли восторг, то ли успокоение. Смирение с реальностью, которая может быть прекрасной, если позволяешь себе исчезнуть на время и наблюдать со стороны. Просто смотреть. Существуя и отсутствуя одновременно. Селентьев на всех уроках переписывался с «клиентами», договариваясь о встрече. Всё должно было пройти в подъезде Дуба, чей стаффчик славился своими чернотой и, тем самым, качеством. Крепко сбитые куски, грамотный развес без обмана, ровные края, словно маленький кирпичик, без сбитин и складок. Орлов наблюдал за одноклассником со снисходительной улыбкой отца-мафиози, отправляющего сына на первое дело клана. Он не собирался идти с ним – посмотреть надо, как сам справится. Дуб давно знает Славу и наслышан о бодром начинающем, с появлением которого количество клиентов увеличилось в разы, а это не могло не вызвать интерес и желание использовать способности юного таланта. Слава почти не разговаривал с Гришей весь день. Услышав от него только в конце дня: «Ну я пошёл», кивнул. Селентьев наскоро закинул учебники в рюкзак, помяв тетради – это выдавало его волнение, закинул рюкзак на плечо и вышел из класса, чуть не сбив Роднову. Алёна находилась в недоумении. Она-то исподтишка глядела, как Гриша целый день копается в телефоне, чем-то очень озабоченный. Она не собиралась требовать объяснений, не имела права, но любопытство съедало. Селентьев внезапно исчезал и появлялся. Не привлекал внимания, практически ни с кем не разговаривал, вёл себя вполне нормально, не лез, не дразнил, не бросал вызов её нервам, не огрызался даже. Парень изменился. И глаза вечно словно навыкате, уставшие, заспанные, словно Гриша постоянно находился в состоянии сна, одновременно с этим проводя в мозгу огромную работу. Роднова практически слышала, как вертятся шестерёнки в его голове. - Идём? К ней подошёл Костя и чмокнул в губы. Девушка решила выкинуть мысли о Селентьеве из головы. Не трогает её – и ладно, так ведь замечательно, наконец, всё тихо и спокойно. Сейчас Алёна контактировала, в целом, из класса только с Костей и Пашей, который сорвался со стула по первому последнему звонку и помчался к своей новой то ли девушке, то ли просто партнёрше по сексу. Хотя, вроде, он упоминал, что пока ничего не было. Так может, он так мчался, потому что именно сегодня это случится? В чём Роднова тоже сомневалась, так как уже достаточно узнала Пашу, чтобы понять, что эта девушка и правда зацепила парня. А тех, кто ему реально нравится, он не трогает минимум три дня – глупое, но существующее правило. Кружится голова. Ничего больше не происходит, только стены немного двигаются совсем не в том направлении, в котором должны. А они вообще должны двигаться? Никак не придёт в себя, а надо бы, ведь уже пять утра, а скоро в школу, как бы глупо это ни звучало. Незачем, в принципе. Но… Только одно всегда заставляло его приходить снова и снова, возвращаясь в место, которое он ни любил, ни ненавидел, просто занимал время своей жизни. Сейчас появились занятия и поинтереснее, но привязанность уже образовалась, и отринуть её так быстро оказалось сложно. Гриша понимал, что поступает элементарно нелепо. И всё же не мог не воспользоваться возможностью увидеть её. Уже отвык любить, но видеть надо было обязательно. Привычка, которая сильнее причинности. Разве имеет смысл, что он ей не нужен и у неё есть, вообще-то, вполне себе официальный парень? И то, что было на окончание девятого класса, стёрлось и забылось. Она ушла тогда, ушла и сейчас, эта Роднова вечно ускользает от него. А ведь в восьмом классе у них почти был шанс сблизиться. Тогда Селентьев сам неправильно раскинул карты. Он не знал ещё, как использовать ситуацию, был в замешательстве и отпустил ту, которую нельзя было отпускать. Парень надеялся, что шанс будет, что Чернушка вернётся к нему. Он ведь даже дал ей имя, это чёрное и нелепое сказочное имя, истинное значение которого знали только они вдвоём. И Гриша по-детски наивно надеялся в глубине души, что это свяжет их. Он спас её от изнасилования, а она насилует его до сих пор – не касаясь его – ни телом, ни словом, ни взглядом. Это почти больно. Было бы хуже, если бы стены не двигались. Или было бы лучше? А стены вообще должны двигаться? - Ты его любишь? - Что, прости? Гриша стоял на пороге Алёниной квартиры – отец, как всегда, отсутствовал. Девушка услышала внезапный звонок в дверь в час ночи и первой мыслью было, что пришёл Костя, а второй – что заявилась мать, как-то прознавшая новый адрес проживания дочери. Роднова уже давно ничего не слышала от матери и слышать не желала. Ей хорошо жилось с изредка бывающим дома отцом, что был к ней исключительно любезен и заботлив. Ездил по командировкам по работе, хотя и с весёлой экскурсионной программой, так что никогда не отказывался от них, чтобы побольше времени провести с дочерью. Он не умел быть рядом. И предпочитал налаживать отношения с уже взрослой дочкой на расстоянии, посылая ей красивые открытки и подарки, а также оплачивая все её нужды и желания, которых было мало. Ни одна из версий не оправдалась. Селентьев, вгашенный с двенадцати точек – Алёна подумала, что немного пьяный, - заявился к Родновой, чтобы лично узнать ответ на в принципе не интересующий его уже вопрос. Но тот так настойчиво вертелся в голове, что, набравшись гарсона для смелости, он пришёл к ней. - Ты с ума сошёл?! Час ночи! Ты головой вообще хоть иногда думаешь?! - Ты, блять, не ответила. - Сука, да зайди уже, а то соседи услышат… Гриша ввалился в светлую прихожую и тут же прислонился к стенке. И засмеялся. Когда Алёна закрыла дверь, он поймал её лицо в свои ладони, приговаривая: - Чернушка, милая Чернушка, какого же ебучего хрена ты творишь? Он не сказал «творишь со мной», потому что это было лишь ветвью всего, что ему необходимо было узнать. Селентьева интересовало, как же так вышло. - Как так случилось, что мы были с тобой в одной постели, а я тебя не трахнул? Хах, вот же я дебил, да? - Да отпусти! Алёна отняла резким движением руки Селентьева от своего лица, нахмурилась и стала к стенке напротив. Она была в серой футболке и белых трусах, так неожиданно прозвенел звонок, что девушка и не успела сообразить одеться спросонья. - Неплохо выглядишь, - заметил Гриша и усмехнулся. Он стал часто так делать: ухмыляется, сдвигая губы чуть вправо, так что видно немного крепко сжатые зубы, немного хмыкая и усмехаясь. Новая черта, и для Алёны было странно видеть это. Она хотела узнать, что случилось, почему парень так себя ведёт – и не только сейчас, вообще в последнее время. - Почему ты перестал задирать меня, издеваться, стебать? – спросила блондинка, не глядя на Гришу и натягивая футболку вниз. - Тебе не нравится, что я от тебя отстал? - Нет! Молчание продолжилось. И Гриша не собирался его нарушать – ему было интересно, что дальше скажет Роднова, но и она не говорила ни слова больше. В конце концов, ей стало неуютно – хотя на протяжении этого времени ей постоянно было неуютно. - Может, уже пойдёшь? - Ты не ответила на мой вопрос. - Какой же? – язвительно спросила девушка. - Ты его любишь? Селентьев смотрел прямо на Алёну, ей в глаза, так как она уже вскинула голову, принимая вызов, прозвучавший в вопросе. - А тебе какое дело? - Пока не ответишь, не уйду. Ты его любишь? - Я не обязана тебе отвечать. Пошёл вон из моей квартиры! – Алёна попыталась пихнуть парня в сторону двери, но он схватил её за запястья и резко потянул на себя. - Я жду. - Ты даже на свои вопросы себе не в состоянии ответить. - У меня к себе нет вопросов, на которые я не смогу дать внятный и обоснованный ответ. - Да ну? – Алёна разозлилась. – А почему ты меня не трахнул тогда – на вечеринке? Почему? Мы ведь лежали в одной постели, я была такая беззащитная, несчастная, пьяная, - последнее слово девушка растянула и выдохнула парню прямо в губы с издёвкой. – Почему же ты не воспользовался моментом, а? - Ключевое слово – не воспользовался. - И что? - Я не хочу тобой пользоваться. - Благородный рыцарь, ха-ха. - Ты сучка ещё та. Я бы и не подумал. Ты никогда раньше со мной так не разговаривала. - А что, не нравится? Привыкай. Теперь: пристанешь – я отвечу. - Сколько агрессии, однако. - Однако! – передразнила Алёна. Гриша развернулся и прижал девушку к стенке, и впился губами в её губы. Роднова ударила его ногой по коленке, и он отступил. - Уходи! - Нет, блять, я уже достаточно от тебя натерпелся! Селентьев снова прижал Роднову к стене, но на этот раз только прошептал ей на ухо: - Помнишь же? В шею… - и он провёл носом по её шее, а потом чмокнул в ключицу. – А это? – и парень отпустил запястья девушки и провёл по её бедрам. Алёна застыла, так и оставив руки у груди, даже не в силах оттолкнуть парня. – Воспоминания яркие, не находишь? Но, - Гриша внезапно отошёл, - у тебя есть парень, я всё понимаю. И уж тем более я не насильник, как мой братец. Так что пойду-ка я, ты права. Меня ещё дела ждут. Селентьев уже открыл дверь и переступил порог одной ногой, Алёна стояла у стенки, глядя в пространство. И вдруг произнесла. - Да. - Что? - Ответ. - Так ты его любишь? - Если он скажет мне: «Прыгай», я спрошу: «Как высоко». - Ясно. Гриша вышел за дверь и почти захлопнул её, но Роднова придержала в последний момент, широко её раскрыв. - Потому что я знаю, что он никогда не пожелает и не сделает мне ничего плохого! Никогда не причинит мне боль! – проорала Алёна вслед Грише и захлопнула её, так что даже стены дрогнули. Селентьев остановился на второй ступеньке, достал сигарету и закурил. - Ага. И усмехнулся. Потому что всему приходит конец. А об отношениях этого пидорковатого новичка с Чернушкой и думать нечего – развалятся и очень скоро, как пить дать. Потому что он никто в её жизни, появился из ниоткуда и исчезнет в никуда. Ему здесь не место. Ему не место рядом с ней. Нина долго смотрела на экран телефона с пятью пропущенными от Димы. Ей не хотелось с ним разговаривать, хотя потом девушка подумала, что нет резона строить из себя обиженную. Лучше поговорить и предъявить Дементьеву свои возмущения лично. Буркина нажала на «вызов». Дима ответил практически мгновенно. Девушка невольно улыбалась на протяжении всего разговора. Правда, новость о новой девчонке, появившейся в его жизни, её не обрадовала. Почему вокруг этого парня крутится так много баб? Ну, впрочем, Нина одна из них и вполне могла ответить – почему. После разговора Нина долго сжимала в руке телефон, зажмурив глаза. После даже проверила вызовы, чтобы убедиться, что разговор и правда состоялся. Девушка задумалась, каким образом Дима пересёкся с Самойловой, о чём они сейчас говорят, почему вообще решили совершить совместную прогулку, но потом решила выкинуть эти мысли из головы. У Нины с Шурой была взаимная неприязнь, родившаяся с самого начала их знакомства. Маленькой невзрачной девчушке не понравилась самоуверенная чикуля, которая нравилась брату до кончиков ушей. Тут и зависть, и немного ревности. Так что путь в дружбу этим двоим был заказан с самого начала. И вот неведомыми тропами судьбы эта мелочь добралась до нового мужчины Буркиной. Только то, что Дима сказал ей о том, что ему в тягость общаться с этой малолеткой, успокаивало Нину. И она взяла в руки карандаш и стала рисовать – пыталась составить портфолио, но все её рисунки казались девушке незаконченными, недоработанными, несовершенными. Так что работы много. Нужно стараться. Нужно идти к своей мечте.