«Тьма, тишина и мороз… Я чувствую, что надежды больше нет. Впереди — великая пустота, и встретить её мне предстоит в одиночестве».
***
Шокировано глядя на Чонгука, Тэхён, то открывая, то закрывая рот, немного заторможено подумал о том, что прав был Оноре де Бальзак, когда писал, что правда — точно горькое питьё, неприятное на вкус, но зато восстанавливающее здоровье. Прокручивая в голове слова Гука, Тэ чувствовал себя одновременно и отравленным, и выздоровевшим после долгой болезни. Переведя взгляд с Гука на свои ноги, ему резко, практически до безумия, захотелось выплюнуть из себя всю горькую правду и щедро запить её сладкой ложью. Не знай он всей подноготной этого места и знакомых ему людей, жил бы себе сейчас спокойно, пребывая в собственном мире грёз, пусть и окрашенных в розовые тона. Незнание вдруг показалось ему великим подарком судьбы, которым он, по своей глупости, побрезговал. И ради чего, собственно, он так стремился узнать правду? Себя? Чонгука? Тучные мысли, будто сплетая толстую паутину из боли, плавно, словно подражая волнам на море, подвели Тэхёна к новому рубежу. Назад дороги не было. Впереди терпеливо поджидал густой туман неизвестности. Вроде и страшно сделать шаг, а ведь всё равно придётся, так как иного выбора ему никто не оставил. Сейчас как никогда ясно, Тэ наконец осознал, что за него уже давно всё решили. Неважно Чимин то был, или же Чонгук… им банально воспользовались. А он, как котёнок, ещё до конца не открывший глаза, пошёл туда, куда его пнули. Вот так просто и незамысловато. Разозлиться бы, вот только сил на это нет. Пребывая в неком диссонансе с самим собой, Тэхён с долей обречённости отметил то, что они с Чонгуком подобны слепцу и собаке-поводырю. Казалось бы, один не может сделать и шагу без другого. Но если приглядеться, то сразу становится ясно, что слепец стоит на месте, а вот собака то и дело убегает по своим делам. Совсем не трудно догадаться, на чьём месте он видел себя. Подобное открытие не на шутку ранило Тэхёна. Он хотел быть для Гука другом, а стал обычным инструментом. Подобный расклад совершенно не устраивал его. Исполнять роль покорной марионетки было для него крайне неприятно и даже унизительно, и именно поэтому Тэхён решился, наконец, начать столь непростой для них с Чонгуком разговор. От которого теперь зависело так много… — Почему ты убил отчима? — сделав глубокий вздох, осведомился Тэхён. «Когда-нибудь я расскажу тебе об этом», — сдержанно ответил Гук, предчувствуя неладное. — Нет, ты мне сейчас обо всём расскажешь, — твёрдо произнёс Тэ, хмуро посмотрев на бледного Чонгука. — Мне надоело возводить воздушные замки и строить предположения. Давай поговорим начистоту. Если ты откажешься, то я больше не стану поддерживать тебя. «Ты правда считаешь, что в праве диктовать мне условия?» — начиная раздражаться, поинтересовался Гук. — «Как занятно». — Я вправе знать правду. «Парадоксы — вот единственная правда», — философски заметил Гук. — «Доволен?» — Чонгук, я не шучу. «Я тоже». — Хорошо. Тогда я пойду. Удачи с новым медбратом. «И куда же ты пойдёшь?» — зачем-то уточнил Гук, всё ещё не до конца веря в то, что Тэ и вправду уйдёт. — К себе в комнату. Мне дико хочется не спеша, в тишине, тайком взбеситься. «Думаешь это поможет?» — Кто знает, — равнодушно пожал плечами Тэ и, привычно поправив одеяло, направился к двери, спрятав перед этим мобильный в карман. Во все глаза глядя на то, как Тэхён без доли сомнения выходит из палаты, Чонгук, растерявшись, несколько секунд тупо смотрел на закрывшуюся дверь, а затем, немного придя в себя, медленно перевёл взгляд на окно и с грустью посмотрел на небо. В такие моменты ему всегда остро хотелось оказаться в своём теле и, наконец, ощутить тёплые лучи солнца на своём лице. Подобная незамысловатая ласка казалась ему чем-то совершенно волшебным. На долю секунды в голове Чонгука промелькнула мысль, что Тэ и есть его персональное небо. Он ведь так искренне хотел, чтобы небо его однажды заметило. В одном из своих многочисленных кошмаров Гук видел, как небо спускалось и украдкой заглядывало в его окно, вот только в палате его уже не было. Он, подобно перелётной птице, скрылся за горизонтом и навсегда остался один на один со своими грехами. Слёзы — холодное стекло, и лишь они касались и будут касаться его лица… Отчаянье, словно тяжёлое снежное покрывало, обрушилось на Чонгука, не давая сделать даже вздох. Нет. Он не может допустить того, чтобы Тэхён так просто взял и ушёл. Опять оставаться один на один с пустотой слишком страшно. Гук так быстро привык к присутствию милашки медбрата в своей жизни, что, потеряв того, оказался морально не готов к одиночеству. Собрав всю свою волю в кулак, он отправил Тэ короткое СМС: «Вернись. Я всё расскажу». Чонгук ни на секунду не сомневался в том, что Тэхён вернётся. Тот, так же как и он, осознанно привязал себя стальными тросами к коматозному телу и сейчас, разрывая кожу на лоскуты, напрасно пытался освободиться. Ни к чему страдать, когда итог и так уже ясен. Услышав, как тихо скрипнула дверь и Тэ осторожно вошёл внутрь, Чонгук, не желая оттягивать неизбежное, написал тому: «Я всегда восхищался отчимом. Он был сильным, умным и надёжным человеком. Матери повезло отхватить себе такого мужчину. Временами я даже завидовал ей. Как оказалось чуть позже, им болел не один я». — Ты сейчас говоришь о сестре? — осторожно поинтересовался Тэ, присаживаясь напротив Чонгука и внимательно вчитываясь в каждое слово. «Да. Она никогда открыто не проявляла к нему своей симпатии», — спустя минуту продолжил Гук. — «Так что я, когда застал их в одной постели, слепо поверил всему, что она сказала». — Я не совсем понимаю… «В тот вечер у меня должна была быть ночная смена. В библиотеку завезли кучу новых книг, и работникам было велено отсортировать их по отделам. Около часа ночи во всём районе отключили свет, и мы, радуясь этому, отправились по домам. Когда я вошёл в квартиру, то сразу услышал весьма характерные звуки, доносившиеся из спальни. Сестра каким-то шестым чувством поняла, что они больше не одни, и, накинув халат, выбежала в коридор. Заметив меня, она, заплакав, сказала, что отчим её заставил. Я был взбешён». — Я понимаю твои чувства, — осторожно проговорил Тэхён, когда Чонгук притих. — Но убийство не выход. Наказать его можно было и законными методами. «Ревность — порок ещё более низменный, чем любовь к спиртному. Хотя я должен был это предвидеть. Раз он изменял матери, когда та ещё была жива, то изменит и мне». — Тебе? — впал в ступор Тэ. — Что ты имеешь в виду? «Именно то, о чём ты подумал. Мы были любовниками. Довольно долго». — Ты спал со своим отчимом? — пискнул Тэ, глядя на Чонгука, как баран на новые ворота. — То есть, когда твоя мать умерла, у вас начались отношения? Вы что, утешение друг в друге искали? «Наши отношения начались задолго до её смерти», — не стал юлить Гук. — «Он клялся, что любит меня, а я слепо верил». — Я немного в шоке, — честно признался Тэ, растерянно почесав затылок. — Прости, таких отношений мне не понять. «Ты о гомосексуализме?» — Нет. О твоей связи с отчимом. «Поначалу меня мучила из-за этого совесть. Потом я смирился». — Но всё-таки… он был мужем твоей матери. «И что? Матери я не особо был нужен. Она боялась меня. В последние месяцы её жизни мы даже толком не общались. А вот он… понимал мою боль. Мне не нужно было притворяться белым и пушистым. Телекинез не был для него проблемой. Это меня и подкупило, а потом сгубило». — А твоя сестра? Она знала о твоих возможностях? «Знала, я считал её другом. Потом лишь понял, что она банально старалась меня не провоцировать». — Тебе нелегко пришлось, — прикусив губу, выдохнул Тэ. — Хоть я и не одобряю твои методы наказания, но всё же осуждать не стану. Кто знает, как поступил бы я, окажись на твоём месте. «Я уже говорил, что ты слишком добрый?» — горестно «усмехнулся» Гук. — Говорил. Это мой бич. «Знаешь, моя соседка, она была похожа на тебя. Её смерть единственное, о чём я жалею», — зачем-то признался Чонгук. — «Я толкнул её под машину после того, как она сказала, что расскажет матери о наших с отчимом отношениях. Тогда я считал её предательницей, сейчас понимаю, что она волновалась обо мне». — Ты сделал много плохого. Но у тебя ещё есть шанс реабилитироваться. Всё зло, конечно, не перекрыть, но его можно попытаться уровнять добром. «Когда вернусь в своё тело, — подумаю на эту тему». — Подумай. А я пока пойду, нужно закончить обход. «Будь осторожен. Чимин догадывается о нашей маленькой тайне». — Я очень постараюсь, — устало улыбнулся Тэхён, поднимаясь на ноги. — Я зайду вечером. «Буду ждать». Выходя из палаты, Тэхён чувствовал себя так, будто ему на голову свалилась бетонная плита. Его мозг практически не функционировал, а вся полученная информация отображалась в сознании в виде разобранного пазла. Хоть Тэ и старался собрать всё воедино, но картинка отчего-то выходила донельзя нечёткой. Головой он понимал, что должен осуждать Чонгука за все совершённые им проступки, но сердцем почему-то упрямо оправдывал его. Откуда ему знать, как невыносимо сложно пришлось самому Гуку? Иметь такой сомнительный дар априори тяжело. Быть может, будь рядом с ним тот, кто понял бы и смог поддержать, судьба его «особого пациента» сложилась бы совсем иначе. А так… случилось, что случилось. Исправить что-то уже не представляется возможным.***
Сонно поглядывая в окно, Чимин лениво пробежался взглядом по огромной фуре, стоявшей во дворе, и, задержавшись взглядом на рефрижераторе, задумчиво прикусил нижнюю губу. В его голове тут же созрел детальный план с использованием этого самого рефрижератора. А что будет, если заманить туда Тэхёна, и, опустив температуру до максимума, закрыть на все замки? Сколько он там протянет? Пару часов? Минут? Как отреагирует на это Чонгук? Побежит ли малыш «Альберт» спасать свою «белую мышку»? Криво усмехнувшись, Чимин поправил свой привычно белоснежный халат и, выйдя из кабинета, отправился на поиски Намджуна. Тот нашёлся в одной из дальних палат меняющим капельницу пожилому шизофренику. Подойдя к медбрату впритык, Чимин, чуть наклонившись, прошептал ему на ухо томным голосом: — Намджун, мне очень нужна твоя помощь. Чудом не сбив капельницу, Намджун нервно сглотнул вязкую слюну и, словно загипнотизированный, вышел в коридор следом за Чимином. Расположившись у широкого окна, Чимин, убедившись, что кроме них на этаже никого нет, тихо проговорил: — Мне надоело ждать. Завтра вечером Юнги уезжает в город. Воспользуемся его отсутствием и спровоцируем кролика. — Ты придумал, как это сделать? — тут же оживился Намджун, нежно приобнимая главврача за талию. — На улице стоит фура с рефрижератором. Замани туда Тэхёна и запри дверь. — Где ты раздобыл фуру? — приподняв бровь, восхищенно осведомился Намджун, не переставая гладить Чимина по спине. — У нашего поставщика мяса мотор сгорел. Он попросил оставить машину у нас до вторника. Я разрешил. — Как удачно всё случилось. — Да, нам везёт, — обворожительно улыбнулся Чимин, скрепя сердцем, позволяя Намджуну стиснуть себя в сильных объятиях. Ради дела он готов был пойти на многое. Да и изображать симпатию к Джуну совсем несложно. Главное делать это как можно осторожнее. Ибо скандал с Юнги ему ни к чему.***
Просматривая записи с камер видеонаблюдения и отмечая на листке, кто из медбратьев и санитаров слишком часто устраивает себе перекуры, Юнги только было хотел перейти к следующему дню, как монитор неожиданно моргнул и отобразил угол второго этажа западного крыла. Узнав в обнимающейся парочке Чимина и Намджуна, Юнги, скрипя зубами, резко поднялся и бросился к двери. Ухватившись за ручку, он на секунду замер, услышав, как пикнул его телефон. Уже догадываясь, что именно он там увидит, Юнги открыл сообщения и хмуро прочёл: «Как тебе шоу? Я могу показать тебе кучу таких моментов. Ты или Намджун? Как думаешь, кого Чимин выберет в итоге?»