Тысяча четырёхсотый год от Рождества Христова. Город Арджеш.
— Князь желает видеть вас, — сообщила одна из служанок, испуганно опустив голову. Женщина, мирно расположившаяся на удобной кровати, разбирала травы, то пробуя на вкус, то вдыхая их душистый аромат. Она ничего не замечала, слишком уж была увлечена делом и книжкой, в которой как-то лихорадочно делала записи. Перо скользило по страницам настолько быстро, что казалось, вот-вот продырявит толстые огромные страницы или те начнут дымиться от бешеной скорости. — Тьфу, зараза! — гаркнула та, с размаху бросив перо в чернильницу, а после окинула гневным взглядом вошедшую. — Чего надо, девка? Не видишь, я важными делами занимаюсь, а ты… над душою стоишь и мешаешь! Служанка нервно сглотнула. — Простите, госпожа, я… князь, он… Ведьма тут же нахмурилась, почуяв нечто неладное. — Князь что? Говори быстрее, не мямли как овечка! — Князь позвал вас к себе, говорит, что дело срочное, — на выдохе пролепетала девушка, дрожа перед боярыней совсем как осиновый лист. Ведьма тут же вскочила с кровати, напрочь забыв о деле, и ринулась к двери. — Что же ты молчала! — буркнула та, собирая распущенные волосы. — Я ведь говори… — девушка не успела оправдаться, ведь колдунья уже давно ринулась в покои князя, с грохотом закрыв за собой дверь. Она бежала настолько быстро, что, казалось, она летела на крыльях, была самой настоящей птицей. Благополучно добравшись до княжеского ложа, женщина, буквально с ноги открыв дверь, проскользнула внутрь. Но лишь переступив порог, ведунья увидела князя, державшего на руках нечто маленькое, укутанное в мягкую ткань. Женщина застыла в удивлении, пока мужчина укачивал неизвестное чудо. Свечи едва ли освещали опочивальню, тени игриво танцевали на стенах, а за узким окошком мерцали маленькие точки, именуемые звёздами. Лишь тихое сопение человеческого дитя нарушало покой матери-природы. — Проходи, Рада, — подал голос мужчина, и теперь, с позволения государя, она имела право приблизиться. Ведьма шла неспешно, с опаской. Сердце ушло в пятки. Рада чувствовала неизвестную даже для неё самой энергию, которая росла буквально с каждым её шагом. Вскоре женщина нависала пугающей тенью над краснокожим младенцем, закутанного в белоснежную, как снег, материю. Тёмные очи взглянули на Басараба, задавая тому немой вопрос. Она явно ждала в этом всём какого-то подвоха, и он был, чуйка не подвела. — Это моя кровь, — не отрывая глаз от ребёнка отчеканил князь. — Сын. Ворона вновь посмотрела на дитя. И впрямь, чуяла голубую кровь в нём. Горячая, благородная кровь Валашской династии. Лёгкая улыбка тронула тонкие уста ведуньи, но мигом сползла, когда та почувствовала иное — не княжеское начало. Тогда-то всё встало на свои места. — Бастард, — заключила та, не поднимая головы. Господарь тихо усмехнулся, шепнув⁚ — От тебя ничего не утаишь, ведьма. Комок меж тем зашевелился, тихо заплакал, размахивая маленькими ручками. По всей видимости ребёнка принесли, когда он сладко спал, ибо сколько бы мужчина не пытался его успокоить, сын хныкал всё громче. Боясь, что плач неизвестно откуда взявшегося ребёнка может поставить замок на уши, князь переложил его в руки ведуньи прежде, чем она успела опомниться. Ворона замерла в недоумении, хлопая глазами. — Сейчас ты должна забрать его в свои покои, — замолк, бросив взгляд на перепуганную женщину. — Никого туда не впускай, а завтра… завтра ты вернёшься домой. Домой… как непривычно было слышать это слово. Она не была там уже пять месяцев и, по правде говоря, не надеялась на то, что сможет когда-нибудь возвратиться в родное помесите, оставшееся от покойного мужа. Ведунье на мгновение показалось, что ей послышалось, однако та знала, что государь не стал бы разбрасываться словами, посему сомневаться в услышанном не было никакого смысла. — Вы прогоняете меня? — сдавленно спросила ворона, будто бы ей вонзили нож прямо в сердце. — Так будет правильно, — сухо бросил мужчина, даже не повёл бровью, не усомнился в собственных словах. — Я думал, ты будешь рада вернуться, увидеть дочь. — Не обессудьте, княже, я рада и безмерно! Но… — Но? Яснорада опустила жалостливый взгляд на княжича, что уже давно спал в ласковых руках. Женщина почувствовала, как волнение леденило тело, заковывая в цепи безысходности. Стало жалко дитя, вовсе не повинное в рождении от «неправильной» матери, в том, что был княжеским сыном. Сглотнув, она через силу смогла вымолвить слова, что могли разгневать мужчину, хотя старательно сглаживала углы, пытаясь не сболтнуть лишнего. — Но разве бастарда нельзя признать, государь? Пусть он при вас жить станет, а я его няней буду. За что же вы его так… — Этот ребёнок — помеха для Михаила, Рада, — прервал князь. — Да и если Мария узнает об этом, то придёт в бешенство. Его мать цыганка, а это будет грязным пятном на нашем роду. — Дитя невиновно! — взревела та, услышав ответ. — Оно невиновно в ваших прегрешениях, сударь. И если вы так стыдитесь своей плоти, то, может, не стоило давать даже шанс ему зародиться? Ничего больше не добавив, Рада зашагала прочь, даже не обернувшись. Злость смешалась с горькой обидой и сожалением, мучившими грешную душу. Сама не замечая, женщина со всей силой прижала комочек к груди, стараясь защитить совсем ещё юного княжича от его отца. Младенец превратился в ненужную вещь, которую можно было отдать кому угодно, лишь бы не мозолила глаза своим присутствием. У вороны сердце обливалась кровью, когда смотрела на чудесное дитя с голубыми глазами. Уже в своих покоях она смогла как следует накормить мальчишку и даже взяла на себя обязательство дать хоть и бастарду, но всё же княжичу, достойнейшее имя. — Влад, — с нежностью промолвила Рада, вдыхая запах младенца. — Отныне тебя будут величать Владом.***
Казалось, Дракулу вовсе стало плохо и он вот-вот готов был расплакаться, однако, к большому счастью, слеза никак не шла. Василиса молчала, не зная, что сказать и как утешить. Княгине думалось, что каждое сказанное ею слово может ранить сердце ещё больше, посему предпочла ждать, когда муж наберётся сил для того, чтобы продолжить, однако Влад, словно ужаленный, вскочил с места и ринулся к двери, ничего толком не объяснив. Мужчина, казалось, научился летать и быстрым шагом направился к огромной зале, а когда дошёл, то пролепетал одному из приближённых⁚ — Пусть явится боярин Василе. Немедленно. Тот, изогнувшись в уважительном поклоне, принялся осуществлять приказ, пока государь смиренно ждал одного из подчинённых, вместе с тем сгорая от нетерпения. Расположившись на величественном троне, мужчина мёртвой хваткой впился в обе рукояти, боясь упасть с него обратно во мглу, стать тем самым, никому не нужным бастардом, рождённым от цыганки. Перед глазами пронеслась вся жизнь, начинавшаяся с самых пелёнок, с первых неуверенных шажков и первого слова. Оно до сих пор отдавало горечью на кончике языка, заставляя князя морщиться. Слово, состоящее из четырёх жалких букв, но сколько же боли они приносили, как сильно ранили душу. «Мама», — веки тут же потяжелели, отчего их пришлось на мгновение прикрыть, вспоминая далёкое, но такое светлое детство. Боярин уважительно поклонился государю. То ли из-за стыда, то ли из-за почтения мужчина не поднимал головы, прожигая взглядом каменный пол. Он молчал, князь молчал в ответ, нарочно тянул время или просто не решался спрашивать то, что хотел. Влад бы мог просидеть в полном безмолвии хоть целую вечность, если бы не его чудовищное желание, можно было даже сказать — детское любопытство, что съедало его изнутри. — Василе, — тихо начал тот. — Знаешь, почему ты здесь? — Догадываюсь, княже. Влад почувствовал страх, что тучей, готовой окатить его холодными каплями воды, кружил над боярином. Безусловно, догадки у мужчины могли быть какие угодно, однако истинную причину мог знать только государь, у коего на уме была лишь одна мысль… — Как Яснорада? Жива ли, в здравии? Василе смутился. Как и, главное, откуда князь мог знать про старую ворону, если только сейчас вступил на земли Тырговиште и только недавно испробовал вкус настоящей власти? Смятение, однако, длилось совсем недолго, ведь устоять перед требовательным взглядом голубых очей было непосильной задачей. Немного помявшись, откашлявшись, мужчина ответил. — Жива, сударь, вот только здравие… оно сейчас худо. Днями не выходит из покоев, не желает разговаривать ни с кем. Слова стрелой вонзились в сердце. Слушать подобное оказалось тяжелее, чем предполагалось. Что-то вдруг сдавило гортань и почему-то стало дурно от собственного сна, всплывшего в сознании так невовремя. Влад томно выдохнул, откинувшись на спинку трона. Князьям не пристало показывать самое сокровенное, но Басараб не смог сдержаться, просто не смел. Потёр виски, приподнялся вновь, выпрямив спину как и подобало правителю. Отчеканил, нет, попросил тихо⁚ — Я ведь не зря тебя позвал, боярин. — замолчал, словно воды в рот набрал, нижняя губа чуть дёрнулась. — Передай ей это, — сжал в своих ладонях свёрток с красной, как кровь, печатью. — Открывать, однако, не смей, иначе голова твоя полетит с плеч раньше, чем ты сумеешь зачитать прощальную молитву. Василе напрягся всем телом. Плечи его приподнялись, глаза бешено забегали, а в горле пересохло. Напряжение росло настолько стремительно, что боярин невольно попятился назад. Нескольких ничтожных сантиметров оказалось достаточно для того, чтобы Басараб наградил подданного изучающим взглядом, будто не доверял ему. И правда: стоило отдать письмо в более надёжные руки. Однако Влад счёл данное решения разумным, поскольку мужчина являлся вороне родным зятем, а поручение было проверкой на верность своему господину, которую тот докажет, если сумеет доставить послание в целости и сохранности. Влад неспешно поднялся с места, сжимая в руках свёрток, в котором излагалось немыслимое для него — поток мысли. Полный беспредел в голове, перенесённый пером на бумагу. Обида, горечь, гнев, радость — все эти чувства здесь, на этом жалком клочке бумаги, которую тот писал каждый раз, когда далёкое прошлое давало о себе знать. Пока внутри у государя творился настоящий мятеж, лик же его ни разу не изменился, сохраняя перед боярином ледяное безразличие. Протянул руку, требуя взять, и Василе не смел ослушаться. Не было другого выхода или же он его не искал, лишь покорно делал то, что от него требовали, ведь именно это должен делать каждый боярин. Мужчина поспешил спрятать бумажку во внутренний карман шубы, вышитый золотыми нитками, под стать титулу и, лукаво улыбнувшись, намеревался как можно раньше отлучиться, но меж ними всё ещё оставался нерешённый вопрос. — Княже, — произнёс вполголоса подданный. — Я знаю, что моя дочь была в замке, — напрягся, сжал губы. — Почему вы не сообщили об этом? — Признаю, виноват, — согласился тот. — Но на это были свои причины, более того, с ней был брат, значит, ничего боярыне не угрожало. — Брат, говорите… — Василе нахмурил брови, будто бы задумался о чём-то, однако затем улыбнулся как ни в чём не бывало. — Что ж, думаю вы правы, сударь. Мой сын действительно в состоянии защитить сестру. Влад кратко кивнул, а после направился к своему законному месту, на этот раз подниматься к трону было легче, чем спускаться с него. Неизвестно отчего наступила невообразимая лёгкость. Могло ли это быть от того, что Дракул нашёл ту, которую искал больше десяти лет или же потому, что смог раскрыть душу, и это дало силу сделать первый шаг навстречу, а может, это всё простой обман? Может. Может, всё это зря, но где-то в глубине души теплилась надежда. Дракул верил, что она вернётся, жаждал встречи с ней, как ребёнок, ждущий свой первую битву. Ворона говорила, что нужно отпускать прошлое, иначе не будет будущего, глаголила: «Было да сплыло». Но прошлое решает будущее, не так ли? — Помни о письме, Василе, — навязчиво напомнил Дракул боярину. — От него зависит не только твоя жизнь, но и судьба всей семьи. Понял меня? — Понял, государь, понял!