Аутист/ Девять месяцев тишины

— Какой он хорошенький, ну просто куколка! — Такое личико, а глазки какие. — Том, почему ты скрывал от нас, что у тебя такой братик? — Том, ты настоящий герой. Не всякий человек согласится взять на воспитание незнакомого подростка, да ещё с проблемами коммуникации. — Том, чтобы в час дня были в учительской без всяких отговорок. Братику надо правильно питаться. Да и ты похудел за последнее время. Пока вы здесь, я буду кормить вас сама. — Том, если что-то нужно, материальная или психологическая помощь, не молчи. Мы обязательно поможем. Даже декан сказал, что не оставит вас без поддержки, а ты знаешь, какой он человек. Солидные учительствующие матроны обступили Тома и Билла плотным кольцом.Том не знал, каким образом весть о его опекунстве дошла до преподавателей, но сейчас строгие классные дамы обступили братьев и щебетали так, как будто всю жизнь только и ждали, когда же Билл осчастливит их своим посещением. Том старался хранить солидное лицо, но внутри весь ликовал от призведённого впечатления. Он и не подозревал, что появление младшего братика сулит столько выгоды. Во-первых, Том сразу же приобрёл статус благородного и доброго человека, а во-вторых, любые «хвосты» или прогулы теперь можно было прикрыть походом к врачу или детскому психологу. Даже принципиальная, резкая и бескомпромиссная фрау Штольбанц сама взялась кормить братьев во время их работы, хотя до сих пор считала Тома отъявленным бездельником и прощелыгой. Теперь этот учебный год не казался молодому человеку таким долгим и мрачным. Наличие Билла сулило халявные зачёты, всевозможные поблажки и бонусы. Надо сказать, что виновник сего переполоха с самым благообразным видом стоял за спиной Тома и скромно выковыривал пальцем варенье из подаренного пирожка. Его нежное кукольное личико было непроницаемым, но на самом деле мальчик ликовал не меньше, чем Том. Ещё несколько недель назад он и мечтать не мог о свалившейся радости. Трудный, болезненный подросток с туманным будущим, он мог расчитывать на скромное место какого-нибудь подмастерья, казённую комнату в общежитии и долгие безрадостные годы тупого скучного существования. И, хотя Билла порой перетряхивало от новых впечатлений, от обилия народа, от переменчивого настроения Тома, происходящее нравилось ему всё больше и больше. Окружающие восхищались его талантом, его внешностью, его милым спокойным характером. Его баловали, угощали всякой вкуснятиной, звали в гости. Даже его странное увлечение шить одежду для куклы было объявлено задатками гениального кутюрье. Поэтому сейчас Билл скромно стоял за Томом, предоставив старшему брату отдуваться за всю ситуацию, боясь вспугнуть такое долгожданное счастье. — Том, не забудь, в час, — напомнила фрау Штольбанц, — я вас жду в преподавательской. Никаких кафе и никакого фаст-фуда. Учительницы разошлись, Билл вернулся к своему рисованию, а Том к приятелям, что бесцельно шатались по тёмному и пустому зрительному залу. — Да ты у нас герой дня, — хихикнул Генрих, — прямо мать-героиня. — Он отец-героин, — тупо сострил Карл, и все недружно захихикали. Том оглянулся на Билла, тот увлечённо малевал декорацию и, кажется, совершенно отключился от происходящего. Минута славы ушла, и мелкий начал раздражать. Может быть, поручить кому-нибудь из девчонок проследить за истеричным братишкой, а самому ненадолго уединиться с Карлой? Надо сказать, что появление Билла свела многообразную и такую увлекательную интимную жизнь Тома к нулю. Он любил секс, ему нравилось соблазнять, нравилась вся та разрядка, которую он получал, нравилось экспериментировать и руководить. Теперь же он не мог расслабиться ни на минуту, когда за стеной ворочался и тихо хныкал мелкий, или, того хуже, вставал ни свет ни заря и до самого рассвета сидел на тёмной кухне возле плиты, не включая свет и не зажигая газ. Том нормально не занимался сексом уже недели три и от этого накатывало безумное раздражение и периодически портилось настроение. Порой ему хотелось послать всё к чёртовой матери и выставить мелкого на улицу, чтобы не мешал наслаждаться жизнью. — Эээ, Ирма, — Том своей фирменной неспешной походкой вразвалочку подошёл к подруге Карлы и игриво повёл бровями, — Ирма, мммм… можно тебя попросить об одной маленькой услуге? — Для тебя что угодно, — уловив кокетливую волну, девушка отозвалась в том же тоне. — Нам… это… с Карлой надо ненадолго отойти по делам. Тут совсем рядом, это быстро. Но я боюсь оставлять Билла одного. Ты же знаешь, какой он нервный. Разволнуется, испугается. — Так предупреди его, что скоро вернёшься, — Ирма пожала плечами, — он же не дурачок, всё поймёт. — Боюсь, что он увяжется за мной. Ты же видишь, какой он, не отпускает меня ни на минуту. — Хочешь, чтобы я с ним посидела? — Да… если тебя это, конечно, не затруднит. — Нет, конечно. Но по-моему, он так занят, что даже не заметит твоего отсутствия. — О, я хотел бы, чтобы это было именно так. — Иди, — Ирма легонько толкнула Тома ладошкой в грудь и засмеялась, — не волнуйся, я всё ему объясню и даже свожу пообедать. Уже радостно ликуя от предстоящего свидания, Том едва не вприпрыжку пробежал через весь зал, подхватил свой рюкзак и тут же налетел на входящего мужчину. Это был ректор университета. Личность недоступная и в высшей степени харизматичная.Герр Госслинг был в университете чем-то вроде Бога. Все знали, что он есть, но почти никто не видел. Даже преподаватели не многие удостаивались чести попасть на приём лично к нему самому. Очень высокий, совершенно седой, в безупречном костюме, он был немногословен, строг и холоден. Его гордая осанка, спокойная ненавязчивая речь, сдержаные манеры наводили на мысль, что герр Госслинг не живое существо, а отличный вышколенный робот, настолько он был выдержан и принципиален.При виде ректора лица студентов тревожно вытянулись. Все притихли, а Том даже забыл извиниться, что налетел на божество самым непочтительным образом. Герр Гослинг медленно оглядел присутствующих и коротко кивнул Тому: — Герр Каулитц, будьте любезны, зайдите ко мне в кабинет вместе с вашим младшим братом, — развернулся и вышел. Друзья Тома начали жалобно и взволнованно переглядываться: — Ты смотри, сам пришёл, даже секретаршу не посылал. — Ну что, ему жалко, если мальчик тихонько посидит с тобой на лекциях, почитает или порисует? — Том, а ты точно ничего не натворил? В состоянии самого дурного предчувствия Том крепко стиснул холодную ручонку Билла и, словно сомнамбула, вышел из зрительного зала. Пока они шли на третий этаж, Том мысленно прокрутил, в какое учебное заведение пойдёт теперь, чем будет жить и за что его выгоняют. В предбаннике ректорского кабинета было пусто. Том ватной рукой постучал в дверь и кисло покосился на Билла. Всё из-за него, сирота несчастная. Навязался же на его голову, гений недожаренный. Сейчас выгонят из университета и велят сидеть дома, воспитывая младшего придурка. — Проходите, — герр Госслинг медленно снял очки и посмотрел на вошедших, — ты присядь туда. Сейчас Мария принесёт кофе и конфеты, а ты присаживайся ко мне. Услышав про кофе и конфеты, Том слегка воспрянул духом. Разговор будет долгим. Если его, простого студента, встречают таким образом, может всё обойдётся? Он легонько подтолкнул брата к столику, но герр Госслинг перебил: — Вы, Том, присядьте и выпейте кофе, а вы, молодой человек, простите, пока не знаю, как вас зовут, садитесь ко мне.Том слегка опешил и, чувствуя себя полным дурачком, послушно уселся к столику, куда секретарша ректора, старая грымза в золочёных очках, поставила кофейник, чашки и вазочку с конфетами. — Присаживайтесь, — герр Госслинг кивнул на свободное кресло, — и представьтесь нам, пожалуйста. Только сейчас Том заметил, что в углу кабинета сидит полный одышливый господин в мятом льняном костюме и с растрёпанной козлиной бородкой. — Билл, — еле слышно пискнул младший брат. — Вильгельм, мой друг, Вильгельм, — строго поправил ректор, — в этих станах вы Вильгельм, и никак иначе. Присаживайтесь и послушайте меня внимательно. Мы, конечно, не вправе повлиять на ваше решение о будущей профессии. Но подумайте о том, какой талант вы зарываете в землю. Самородок. Талант!!! — Ну, и так далее. Вообщем, герр Госслинг распинался минут двадцать, — Том валялся на своей надувной кровати у стены и с удовольствием пересказывал Карле царственную аудиенцию в кабинете ректора. — Подожди. Так что, Биллу предложили посещать художественную академию? На правах вольного слушателя? — Ага, — Том самодовольно расплылся в широченной улыбке, — этот полный господин оказался руководителем какой-то там академии художеств и по совместительству другом нашего ректора. — И ты так спокойно говоришь — какой-то, — ахнула Карла, — Это же лучшая художественная академия в стране. Элитное учебное заведение. Туда абы кого не берут! Ну, вы, ребята, даёте! Что, вот так взял и предложил посещать? Но Билл же ещё маленький. — Всё нормально, — сияя, ответил Том, — при академии есть художественная школа и Билла берут без всяких вступительных экзаменов. — А как же быть с оплатой? — Хе-хе, — Том многозначительно хмыкнул, — над нашим мелким гением будет особый патронат с индивидуальной стипендией. — Ох, — только и смогла выдохнуть Карла, — ну прямо сказка о Золушке. А откуда этот дядька узнал про рисунки Билла? — Случайно увидел. Он ходит к нашему ректору по делам. Герр Госслинг мне потом по секрету сказал, что он аж затрясся, когда увидел альбом нашего маленького дикаря. — Прямо так и по секрету, — насмешливо фыркнула Карла, — представляю, как вы шептались у ректора в кабинете. — Вот представь себе, — Том обиженно выпятил нижнюю губу, уловив в голосе Карлы нотку недоверия, — знаешь, как нас принимали. Говорят, что многим преподам герр Госслинг даже присесть не предлагает. А нам чай, кофе, конфеты. Между прочим, Билл для тебя трюфелей полные карманы нап*здил, а ты не веришь. Он лениво сполз с кровати, сходил в коридор и принёс пригоршню красивых и дорогих шоколадок. — Ой, миленький, — умилилась Карла, — а ты его всё шпыняешь.То молчит, то хитрит, то слишком скрытный. — Ну да, — Том плюхнулся обратно на постель, отчего толстый надувной матрас жалобно пискнул, — просто… знаешь, я никак не могу к нему привыкнуть. Чужой он какой-то. Холодный. — А ты что думал? Что в сказку попал? Ты он нём самом хоть, что-нибудь знаешь? О его жизни до приюта? О том, как он оказался в детском доме. — Не-а, — Том помотал головой, — мне он вряд ли расскажет. Да, и прямо у него какая-то тайна в прошлом. — Ну, тайна не тайна, — Карла пожала плечом, — но он же не просто так перестал разговаривать.- — Ну, наверное, — Том потерял интерес к объекту разговора и лениво уставился в потолок, — эх, поскорее бы выбраться из всего этого дерьма. — В смысле? — Карла слезла со своего стула и перебралась поближе к Тому, — Что ты называешь дерьмом? Тебе, что сейчас плохо? — Не знаю, — Том внезапно смешался и заюлил, — я правда не знаю. Сначала потдался импульсу, натворил дел, а теперь не знаю, как из этого выпутаться. Понимаешь, он маленький, убогий, с ним все считаются, все опекают, все сюсюкают. Ах, как ему трудно, ах, как ему плохо. А обо мне почему-то никто не думает. Да, Том герой, да, Том благородной человек. Но он мне чужой, понимаешь, чужой, ненужный, непонятный. Почему мне никто не сочувствует. Не пытается понять, что я ощущаю. А я его не люблю… Молодой человек выпалил всю эту фразу на одном дыхании, едва сдерживаясь, что бы не разреветься самым не мужественным образом. Карла довольно долго молчала, глядя на Тома одновременно с сочувствием и удивлением. Потом выпрямилась, встала и, отойдя к столу, закурила: — Знаешь, Том. Ты вот сейчас сказал фразу — я его не люблю, — девушка немного помолчала и добавила, — но это звучит странно. Больше похоже на каприз истеричной малолетки. По-моему ты просто пытаешься заставить себя полюбить. Вроде, так будет правильней и благородней.А ты не пытайся. И не кори себя за то, что не испытываешь к Биллу добрых чувств. Для начала вам надо просто привыкнуть друг к другу. — Привыкнуть? — почти с вызовом, спросил Том, — я должен к нему привыкнуть? Сейчас я серьёзно задумываюсь, а надо ли мне всё это? — Конечно, привыкнешь, — усмехнулась Карла, — и ещё. Я думаю Билл тебе уже не безразличен.Иначе ты бы не затеял весь этот разговор. Просто ты перфекционист, хочешь, чтобы всё было правильно и красиво. Твоё раздражение против мальчишки, вроде как, отклонение от идеальной нормы. Ты себе приказываешь его полюбить. — Психолог ты фигов, — смущённо фыркнул Том, — ну да… так, наверное, и есть. — Спешка нужна только при ловле блох. Всё будет хорошо. И чем сложнее тебе обойдётся брат, тем сильнее ты к нему привяжешься. — Ага, — передразнил Том, — прямо, как с любовницей. Чем больше в бабу вкладываешь, тем жальче её терять. Карла недовольно нахмурилась и уже было открыла рот, чтобы ответить нечто сердитое, как дверь в их комнату тихонько приоткрылась, и на пороге появилось маленькое привидение в старой простыне. — Стучаться надо, — недовольно рыкнул Том, поспешно прикрываясь простынёй. Билл, казалось, не обратил внимания на сердитый окрик, он слепо прищурился на яркий свет и чуть слышно сообщил: — У меня очень болит голова. — Сожри таблетку, — не сбавляя тона, гаркнул старший брат, — как-будто не знаешь где аптечка. — Я принял, — казалось, Билл не говорит, а просто выдыхает слова, — всё равно очень болит. — Подожди-ка, — Карла встала со своего места и пощупала лоб мальчика рукой. — Том, да он весь горит. Ну-ка, неси градусник. Живей-живей, да не натягивай штаны, кто тут твою жопу не видел. Том поспешно натянул пижамные брюки и, весь кипя от негодования, поплёлся в коридор к аптечке. Когда он вернулся, Билл слабый и распластанный, словно бесформенная кукла, лежал на его кровати. Том уже хотел было заорать, мол нечего на чужой постели валяться, как Карла его опередила. — Немедленно звони в скорую помощь. Он сознание потерял. Следующие полчаса вылились для Тома в паническую и малопонятную суету. Карета прибыла так быстро, будто стояла за углом и ждала вызова именно из этой квартиры. Приятный старенький доктор, до боли похожий на Доктора Айболита из русской сказки про доброго ветеринара, долго и внимательно слушал Билла трубкой. Потом сестра сделала ему несколько уколов, сняла кардиограмму и положила холодный компресс на лоб. Самого же Билла закутали в тёплый Томов халат и все одеяла, что были в доме. — В больницу надо вашего братика, молодой человек, — старенький доктор вынес свой приговор, едва закончил осмотр, — мало того, что у мальчика ангина я подозреваю ещё и воспаление лёгких. — Как, в больницу? — Том, с детства боящийся всяких медицинских манипуляций, затрясся от ужаса, — почему в больницу? Неужели нельзя обойтись? — Нет-нет, — доктор решительно покачал головой, — и без промедления. Собирайтесь. Возьмите документы. И сами оденьтесь потеплее. Уже очень холодно. Пока Том метался по квартире в поисках паспорта, полиса и карточки, Билл немного пришёл в себя. Он лежал на его кровати, спелёнутый, словно младенец и жалобно моргал чёрными ресницами, на которых повисла слеза. Карла оказалась более адекватной. Она отобрала у ошалевшего Тома пакет с вещами и коротко велела нести Билла в машину. Уже по дороге в госпиталь Билл заснул, доверчиво ткнувшись носом в плечо старшего брата. Том осторожно выправил из-под него одеяло, поддерживая отяжелевшую голову, прикрыл полой своей куртки и крепко прижал несчастное создание к груди. — Сейчас приедем, скоро приедем, — смущенно пробормотал он, когда Билл приоткрыл мутные глаза, — ужас, какой же ты горячий! Том потрогал лоб Билла: — Терпи, брат, уже подъезжаем. — И что теперь будет? — спросил Том, когда лечащий врач высказался по поводу диагноза Билла. — Естественно, мы оставим его под наблюдением, — молодой высокий мужчина нервно передёрнул плечом, — но не думаю, что ситуация от этого сильно изменится. Моё мнение однозначно. Наблюдай-не наблюдай, а миндалины придётся удалять. — Да, но я слышала, что в острый период такую операцию не производят, — Карла влезла в разговор, за что получила весьма неодобрительный взгляд не только от врача, но даже от его молодого помощника. — В особых случаях производят, — доктор неодобрительно хмыкнул, едва сдерживаясь от комментария, кто тут главный по диагнозам, — а ваш случай как раз из этого разряда. И вообще, ваш мальчик удивительно слабый, болезненный. Просто не понимаю, как можно доверить воспитание безответственному подростку, который едва ли старше. Том сначала и не понял, кто этот загадочный безответственный подросток, но тут же набычился и хотел было ответить со всем ядом, на который был способен. Его вовремя одёрнула Карла. А врач тем временем продолжал: — Дефицит массы тела, хронический тонзиллит, анемия, запущенный гастрит. Вы вообще в курсе, что ребёнка надо не только лечить, но и кормить иногда? — ехидно поинтересовался он. Том едва не взорвался, весь клокоча от обиды и несправедливост. Он снова попытался кинуться в атаку, но врач не дал ему произнести ни слова. — После госпитализации я непременно подниму вопрос о пересмотре вашего опекунства, герр Каулитц, — сердито заметил доктор, — Это возмутительно, как вы запустили ребёнка. Нет слов. — Между прочим, Том проживает вместе со своим братом всего три недели, — теперь уже не выдержала Карла, — а до этого мальчик находился в приюте святого Бонифация, и я думаю, все вопросы о состоянии его здоровья следует задать там, — еле сдерживаясь, чтобы не разораться, произнесла она, — а теперь извольте озвучить нам точный диагноз и дальнейшие совместные действия. Том благодарно взглянул на подругу, которая сдерживалась огромным усилием воли, и благодарно улыбнулся.- — Ладно, — доктор слегка умерил воспитательный пыл и с интересом пересмотрел на Карлу, — извините меня пожалуйста, я не знал всей ситуации. Мальчик очень слаб и ему потребуется много времени на восстановление. А диагноз? Извольте: — фолликулярная ангина, острый ларингит, острый бронхит, анемия. У этого ребёнка много проблем. И вообще, мне не нравится его дыхание. В лёгких непонятные хрипы. Будем лечить и наблюдать. — Спасибо, — сухо отозвалась Карла, — ждём результатов анализов и вашего решения по поводу миндалин. — Сейчас мальчику поставят капельницу, — уже на ходу пояснил врач, — и было бы неплохо, если с ним побудет кто-то из близких. Его проблемы коммуникации… ну, вы знаете сами. — Знаем, — пробурчал Том, — знаем, не хуже вашего. У него пылали щёки и он не знал, куда деваться от любопытных взглядов других посетителей, что ожидали своей очереди перед ординаторской. Ещё ничего не произошло, а ему было нестерпимо стыдно и горько за колкие слова доктора. — Пойдём, — Карла потянула Тома за рукав, — Билл там в палате один. Когда они почти подошли к палате, Карла негромко сказала: — Знаешь у меня ощущение, что ты не за Билла боишься, а за свою репутацию. — Не надо меня воспитывать, — Том всё ещё был под впечатлением от предъявленных претензий — только и слышу от тебя нотации. Раз такая умная, сама и воспитывай это отродье. Карла даже и не удивилась резкой отповеди Тома. Пожала плечом и совершенно спокойно ответила: — Он не отродье, а твой единоутробный брат. Тогда получается, что и ты отродье. У вас одна мать. Иди к нему. А я поеду домой за деньгами и вещами. Что привезти тебе? — Может… это… лучше… я съезжу, — Том попытался смалодушничать. — Нет, — у Карлы едва заметно сузились глаза, — меня он почему-то недолюбливает. Боиться, что ли. И вообще, это твой брат, так что… — девушка чуть-чуть замялась, — сиди-ка ты с ним сам! Она хохотнула, чтобы разрядить обстановку и быстро зашагала прочь по длинному больничному коридору. Том горько вздохнул и нехотя вошёл в палату. Так-как Билл был тяжёлый, ему выделили отдельное помещение. Сейчас около мальчика возилась полная медсестра и, приговаривая самым добродушным тоном, ставила капельницу. — Ваш братик настоящий ангел, — похвалила пожилая женщина, — такой милый, терпеливый, даже не пикнул. Настоящий мужчина. Приступ братолюбия у Тома прошёл ещё в приёмном отделении, и он приблизился к кровати с большой неохотой. Вежливо кивнул на комплимент медсестры и посмотрел на Билла. Мальчишку обкололи антибиотиками со стимуляторами, и он выглядел несколько бодрее. — Как себя чувствуешь, — весь сжимаясь от неловкости, невнятно вякнул Том, — лучше уже? Билл приопустил чёрные ресницы, и старший брат так и не понял, что хотел сообщить мелкий. — Ангел, мой, я приду через полчаса, — проворковала медсестра, поправляя на Билле одеяло, — лежи мой хороший, и тебе станет лучше. — Вы, присаживайтесь, — она подвинула стул для Тома к самой кровати, — вот здесь звонок моего вызова. Здесь вода. Салфетки. На стеллаже чай, кофе и сахар. Сменное бельё в шкафу. А если мальчик захочет в туалет, дайте ему горшок сами, он такой стеснительный. Том едва не поперхнулся. Он не испытывал ни малейшего желания осуществлять столь интимный уход и недовольно скривился. — Отдыхай, — и медсестра шариком выкатилась в коридор. Они остались вдвоём. — Ну как ты? — Том присел рядом на стул. Билл выпростал из-под одеяла влажные слабые пальцы и осторожно нащупал руку Тома. Он действительно был очень слаб, и каждое движение давалось с огромным усилием. А ещё Том понял, что Билл очень боиться медицинских манипуляций, как и он сам. Непонятная, пока ещё совершенно неопределённая волна жалости охватила Тома, точно так же, как тогда в приюте. Слабенький, подавленый и совершенно одинокий человечек не мог не вызывать жалости. Том сжал его свободную от капельницы руку и смущённо спросил: — Может быть, тебе почитать? Билл тихонько покачал головой. Его тёмные глаза слипались. Он всё ещё горел от температуры и хотел спать. — Я тогда уйду, чтобы тебе не мешать? — Том встрепенулся. Биллл испуганно дёрнулся, сжал его руку сильней и чуть слышно прошелестел: — Побудь со мной. Эти слова почему-то успокоили раздёрганного Тома. Он сразу почувствовал себя важным и нужным. Со знанием дела поправил на брате одеяло, попоил его соком и даже неловко погладил по голове. Немного помолчали. Билл, кажется, задремал, Том сначала пялился в окно, а потом принялся разглядывать бледную мордочку с капельками испарины на лбу. Всё-таки удивительно, как они похожи. Тот же разрез глаз, форма губ, носа. Одинаковые подбородки и уши. Если б не разница в возрасте, их можно было бы назвать близнецами. «Навязался же ты на мою голову», — беззлобно выдохнул Том. Мальчик встрепенулся во сне, приоткрыл мутные больные глаза и что-то жалобно шепнул. — Что ты хочешь? — Том встрепенулся, — попить? Или этот… как его? Горшок! — Том, — спёкшимися губами позвал Билл, — Том. Чтобы расслышать, старший брат наклонился ниже и его за шею тут же обвила слабая, как веточка, рука: — Том, — в полузабытьи снова позвал Билл, — Том, я не подведу. Я всё нарисую. Я правда нарисую. — Тебе не велено болтать. Лежи отдыхай. Том догадался, за что так переживает Билл. Мальчишка почти панически боялся снова оказаться чужим, ненужным, ни на, что не пригодным. Громоздкой обузой, как чемодан без ручки, который тащить неудобно, а бросить жалко. Наверное, по его паническим предположениям так удачно начавшаяся сказка о собственном доме и любящих родственниках могла рассыпаться в одночасье словно карточный домик. — Не переживай. Всё будет хорошо. Ты поправишься и обязательно всё нарисуешь. Том снова неловко погладил младшего брата по чуть завивающимся волосам. Билл удивлённо вздохнул и широко распахнул глаза. — Том, я боюсь, — он внезапно выпростался из-под одеяла и словно маленькая обезьянка, повис на старшем брате. — Чего ты боишься? — Том, всё ещё опасаясь за капельницу, неловко приобнял Билла рукой. — У меня никого нет, — Билл вцепился в Тома намертво, словно приклеился, не в силах разжать судорожные объятия, — никого нет, кроме тебя. Понимаешь? И Билл уставился на Тома мутными от жара глазами, словно пытаясь понять действительно ли старший брат понимает о чём ему говорят. Том ошарашенно принял мелкого в объятия и поглаживая по влажной спине, пробормотал: — Так по идее и у меня никого нет.