Аутист/ Девять месяцев тишины

Спал Том плохо. Крутился с боку на бок, несколько раз вставал покурить и каждый раз прислушивался, что происходит в комнате мелкого. Впрочем, оттуда не доносилось ни звука, и Том даже приоткрывал дверь, чтобы услышать мерное сонное дыхание. Он совершенно не знал, что делать. После истории с наркотиками и больницей прошло более месяца. Они жили дома, учились, хлопотали по дому, Билл посещал психолога, Том проводил много времени на репетициях группы. Иногда они ссорились, но чаще жили в полном согласии. Но Том всякий раз вздрагивал от любого телефонного звонка. По улице стал ходить оглядываясь, а в университете всячески избегал Генриха. А ещё они постоянно пересчитывали деньги, которых катастрофически не хватало. Том постоянно подрабатывал, но этого заработка всё-равно не хватало. И социальное пособие и скудный заработок исчезали в считанные дни. Заниматься наркотиками Том бросил и в их бюджете тут же выросла огромная незаполнимая дыра. Пока Том жил один, он обходился самым элементарным. Он был здоров, неприхотлив и не нуждался в особых расходах. Теперь перед ним выросла дилемма, что Биллу нужны дорогостоящие лекарства, что парень растёт и одежда на нём просто горит. Что за психолога, за бассейн, за занятия со специалистами по аутизму, даже за краски, кисти, бумагу и фломастеры за всё надо платить. При чём, быстрее всего деньги уходили на всякие мелочи, типа художественных принадлежностей. Ещё несколько месяцев назад Том даже не представлял, что эти вещи могут стоить так дорого. И хотя Билла приняли в школу при художественной академии совершенно бесплатно, расходники приходилось приобретать самостоятельно. Вроде бы, обычные школьные альбомы и наборы красок, все недорогое, простое, купленное в обычном канцелярском магазине, но они подрывали их бюджет самым основательным образом. Том горько вздохнул.Чтобы хоть как-то отвлечься, он встал и прошёл в кухню, выкурил сигарету, потом тщательно перемыл всю посуду, подмёл пол. Он всё делал добросовестно и медленно, чтобы хоть как-то заглушить голос беспокойства и уныния.И, как ни странно, это помогло. Уже заканчивая уборку, Том понял, что надо искать выход из положения. Законный. Серьёзный. Надежную работу или прочий доход, который мог бы обеспечить им надёжный тыл. Ведь Билла он полюбил совсем не такой любовью, которая была применима, например, к Карле. Билл был «невыгодным», странным и больным ребёнком. Том привязался к нему «безвозмездно». Даже не из жалости, как он однажды наговорил в пылу раздражения, а скорее от страха за его судьбу, от сострадания к тяжкому детству. Он полюбил его просто так. Как, по сути, никто из его юного окружения так не любил. И Том понимал, что благополучие этого нескладного лосёнка, застенчивого и трогательного мальчишки целиком и полностью зависит от его собственного благополучия. Это было сродни родительским чувствам. Ощущение огромной ответственности и страха, которые не могла вызвать та же Карла. Но больше всего, Том не мог понять, почему родной отец Билла не проявляет к нему интереса? Порой ему казалось, что мужчина просто наблюдает за собственным сыном со стороны. Тому казалось, что мужчина избрал выжидательную позицию и малодушно наблюдает, как повернётся судьба нездорового сына. Том понял, что отец Билла презирает всю их семью и даже к собственному сыну относиться с изрядной долей брезгливости.Отец Билла, как-будто бы мстил мальчишке за собственную глупость, за неразборчивость чувств, за то, что на старости лет так глупо женился на шлюхе и алкоголичке. Мстит за собственный стыд и уязвлённое самолюбие. Ему было горько и обидно, что младший брат стал жертвой взрослых игр. Том пошаркал веником по длинному извилистому коридору и неожиданно остановился, осенённый почти гениальной мыслью. Он должен найти нерадивого папашу и хотя бы взглянуть на него со стороны. Не доказывать ему свою правоту, не призывать к раскаянию, не демонстрировать успехи Билла, а для начала просто поговорить. Том развесил толстовки и куртки Билла на вешалку, сунул в ботинки сушилку и устало прошлёпал в свою комнату. Ему наконец-то, захотелось спать, и Том без раздумий повалился на кровать. Постель давно остыла, и он, судорожно поёжившись, залез под тонкое одеяло и зябко свернулся клубочком. По большому счёту, Тому совсем не хотелось видеться с отцом Билла. Он и сам не знал до конца, что за причина толкает его на этот поступок. Молодой человек мог бы объяснить своё желание крайне обострённым чувством справедливости, но глубоко в душе сидело нечто такое, чего Том признавать никак не хотел. На самом деле, все его мечущиеся чувства были попыткой реабилитировать самого себя. За такой усиленной заботой Том откровенно пытался спрятать их не всегда ровные отношения, обиды нанесённые младшему брату и главное, неприятную историю с наркотиками. Парень опасался последствий и сейчас усиленно искал тот якорь, который помог бы застопорить наваливающуюся финансовую проблему. Том уже знал, что родной отец Билла богатый и известный бизнесмен. Что зовут его герр Хайнек и он руководит сетью заводов, связанных с тяжёлым машиностроением. Том даже не фантазировал, что бы заставить этого человека взять часть расходов на себя, но его искренне удивило то, что мужчина даже не пытается обеспечить своему собственному родному ребёнку хотя бы мало-мальски приличное существование. По всей видимости, герр Хайнек жил принципом — с глаз долой из сердца вон. В шкале его ценностей, Билл существовал лишь обузой, обременительным и унизительным свидетельством собственной глупости и Том заранее проникся глубоким брезгливым презрением. Как он и рассчитывал, офис герра Хайнека оказался неприступен, как Бастилия, и ему стоило немалых усилий, чтобы обмануть охранников и пробраться внутрь. Хайнек действительно был владельцем сети заводов и его предприятие выглядело весьма преуспевающим.Том миновал несколько этажей с бесконечными офисами и наконец добрался до последнего этажа с напыщенным и богатым офисом. Секретарша попыталась встать на защиту кабинета своей плоской, какой-то слипшейся грудью, но Тома буквально несло. Он успел накрутить себя до невозможности, свято поверил в целесообразность этой затеи и ворвался в кабинет самым неприличным образом. К счастью, герр Хайнек был один, и Тому не пришлось объяснять своё вторжение перед толпой каких-нибудь важных директоров и начальников. — В чём дело, молодой человек? — герр Хайнек оторвал взгляд от компьютера и внимательно уставился на Тома. В свою очередь Том с неменьшим интересом уставился на человека, о котором только слышал, но ни разу не видел. Герр Хайнек действительно был не молод и по возрасту больше годился в дедушки, чем в отцы. Он был некрасив, приземист и начинал лысеть. Без малейшего сомнения, всю свою изящную красоту Билл унаследовал только от матери. Но в герре Хайнеке была та спокойная, чуть надменная величавость, которая делала его неприметную фигуру спокойной и важной. Он снял очки и ещё раз внимательно посмотрел Тому в лицо. Помолчал и совершенно спокойно сказал: — Я, кажется, догадываюсь, кто вторгся в мой офис с таким шумом. Ингрид, всё нормально, — обратился он к, вбежавшей вслед за Томом, секретарше, — Закройте, пожалуйста, дверь и сообщите, что я буду на совещании через пятнадцать минут. Вот значит как. Ему выделяют только пятнадцать минут. Том возмущённо передёрнул плечом и тут же позорно притих. Любопытно, что отец Билла догадался о его личности так легко. Неужели ждал? В таком случае его визит имеет шанс. Пусть очень небольшой, почти призрачный, но шанс. Или, может быть, сработала служба безопасности. Уже успели доложить, что в здание концерна проник какой-то неадекватный тип, желающий пообщаться с герром Хайнеком исключительно лично. В таком случае, начальнику службы безопасности не сносить головы. Том негромко вздохнул. Он добрался до столь вожделенного герра Хайнека, но что делать и говорить дальше совершенно не продумал. Том был так нафарширован эмоциями, что просто не решил, каких бы гадостей наговорить равнодушному и чёрствому отцу. Он даже пожалел о своём скоропалительном поступке, неуклюже переминаясь с ноги на ногу посреди кабинета. В конце-концов, они прекрасно жили с Биллом без всяких родственников, и этот дурацкий ненужный выпад выглядел чистым мальчишеством. — Во-первых, здравствуйте! Я так полагаю, что Вы — Том Каулитц? — спокойно осведомился герр Хайнек даже не вставая из-за стола, — не могу сказать, что рад Вас видеть, но, тем не менее, внимательно слушаю. Значит, всё-таки ждал. Он снова чуть заметно вздохнул. Осведомлённость этого холодного расчётливого дельца ужасно коробила. Стоя под равнодушным холодным взглядом Том мог поклясться, что герр Хайнек распрекрасно знает всё, что происходит с его сыном с самого момента установления опеки. Что его собственная наивность не имеет предела, а этот визит просто верх безумия. — Да, меня зовут Том Каулитц, — он старался держаться спокойно, но внутри всё буквально кипело, — и я пришёл узнать, почему Вы так упорно игнорируете своего сына, который столько лет мечтает Вас увидеть? — А я думал, у вас кончились деньги, — герр Хайнек удивлённо и, кажется, совершенно искренне вскинул брови вверх, — нет? — Деньги? — Том сдавленно кашлянул, — нет, я пришёл говорить не о деньгах. — Молодой человек, — герр Хайнек устало вздохнул, снова нацепил очки и строго продолжил, — не надо лирики. Ваша семья всегда хотела от меня только одного, так что, не надо стесняться, скажите прямо, сколько Вам надо и я дам нужную сумму. Томом неожиданно овладело не совсем уместное ехидство, и он ядовито поинтересовался: — Хорошо, а если я попрошу миллион? — В принципе, могу и миллион, — герр Хайнек заглянул в монитор ноутбука, — не сразу, конечно, и не лично в руки. Переведу на содержание Билла. Впрочем, я думал, что раз Ваша семья забрала его из приюта, с этим нет никаких проблем. — Послушайте, герр Хайнек, Вы, что издеваетесь? — Том еле сдержался от хамского выпада, — нам с Биллом деньги, конечно, очень пригодились бы, но я просто хотел попросить Вас совсем о другом. — Ну, и о чём же? — герр Хайнек выглядел очень усталым, и, казалось, что слова Тома не вызывают у него никакого эмоционального отклика. — Теперь, увидев Вас своими глазами, я сомневаюсь, что разговор принесёт пользу, — Том презрительно хмыкнул и хмуро потупился, — я, наверное, дурак, раз поддался эмоциям и пришёл просить Вас о том, что Вы никогда не сможете сделать. Господи, какой же он и в самом деле идиот. У этого человека только одни нолики в глазах. Понятия жалости или сострадания у него нет просто по умолчанию. Эмпатия? Нет, не слышали. Атрофирована по уважительным причинам. — Предполагаю, что Вы, юноша, сейчас скажете: «Нельзя научиться любить, если это не дано. Билл — ваша родная кровь, проявите сострадание» и так далее. Я прав? — Правы, — Том совсем приуныл и теперь никак не мог придумать причину, чтобы прервать этот пустой и ненужный трёп. — Рад за Вас, что Вы полюбили мальчишку и привязались к нему. Вполне возможно, Вам за это воздастся, — герр Хайнек тоже негромко вздохнул и сухо закончил свою фразу, — я своё уже получил. — Значит, за Ваши косяки и ошибки должен отдуваться ребёнок? — Ну, Билл уже не такой и ребёнок, — возразил герр Хайнек, — ему четырнадцатый год. Он юноша и скоро получит паспорт. Впрочем, его состояние вряд ли позволяет понимать этот факт. — Мне кажется Вы не слишком точно осведомлены о его здоровье, — возмутился Том, — и если бы Вы не держали его в приюте столько лет, это прозрение наступило бы гораздо раньше. Он нормальный. Он разговаривает, ходит в школу, прекрасно рисует и шьёт. Он, в конце концов, очень красивый и талантливый. — Том, не надо меня уговаривать. Это типичное состояние для всех аутичных детей. Да, у них прекрасная память, высокий интеллект и творческие наклонности, но ему всё-равно, никогда не стать полноценным членом общества, — герр Хайнек потёр своё помятое бледное лицо ладонями и с надеждой уставился на парня, — я понимаю, что в Вас говорит благородство юности. Вы хотите устроить встречу отца и сына, полагаю, что вам очень нужны деньги, но я больше не хочу связываться с Вашей семьёй. — Значит, Вы так запросто можете откреститься от собственного талантливого и красивого сына? — У Тома внутри вскипела жгучая обида, и даже не столько за Билла, сколько за себя, раз он не сумел убедить этого усталого и равнодушного человека. — К сожалению, я не первый и не последний, — герр Хайнек иронично развёл руками. — Но он Ваш сын!!! — Он Ваш брат, — в тон Тому напомнил Герр Хайнек, — и ещё… Вы утверждаете, что к Биллу вернулся разум и здоровье, так пусть он Вам расскажет, по чьей вине у него помутился рассудок. Предполагаю, что это произошло не без участия, кого-то из членов вашей семьи. — Он мне рассказал, — с вызовом бросил Том. — Вот, как? — на лице герра Хайнека появилось слабое подобие улыбки, — Интересно, прав ли я был в своих предположениях? — Извините, но я обещал Биллу не раскрывать его секрет. По крайней мере пока, — Том недовольно поморщился. Если бы только Билл позволил ему рассказать всю правду или сделал бы это сам, многие вещи встали бы на свои места. Но он пока не готов к таким откровениям. — Что ж, храните Ваши семейные тайны на здоровье. Признаться мне это глубоко безразлично. — Значит Вы отказываетесь встретиться с Биллом? — почти угрожающе произнёс Том. — Да, молодой человек, — герр Хайнек кивнул, — он и так много пережил. Не делайте ему ещё больнее, раз он не сможет быть вместе с тем, кого любит. — Значит Вы, герр Хайнек, всё же согласны, что Билл способен на нормальные чувства и вас любит, — Том наклонил голову и пытливо уставился на герра Хайнека. — Не ловите меня на словах. Моего решения — это не изменит, — герр Хайнек встал со своего места и направился к двери, — Извините, у меня совещание. До свидания, Том. Любите его за двоих. Всю обратную дорогу Том буквально полыхал от бешенства. Он ожидал скандала, ругани, хотя бы вымещения эмоций, но герр Хайнек так и остался непробиваемым, и Том чувствовал себя таким же потерянным и несчастным, как и его младший брат. Чтобы хоть как-то заглушить бушующие эмоции, он накупил брату кучу сладостей, маленьких дурацких машинок и главное набор дорогущих профессиональных кистей, словно это могло компенсировать отсутствие в его жизни отца. Его раздирала такая досада, что он ворвался в дом и с размаху швырнул пакет с подарками на подзеркальник. — Том, ты чего такой суровый? — Билл выглянул из кухни, потом подошёл к брату, обвил его за талию тонкими ручонками и уткнулся носом в холодную колючую куртку, — ух, какой ты холодный. Пойдём скорее пить чай, я соскучился. Где ты был? Ещё несколько часов назад, Том планировал рассказать Биллу о визите к отцу самым честным образом, не зависимо от результатов переговоров. Но сейчас, обнимая, тоненькое мальчишеское тело, он понял, что не в состоянии этого сделать. Масла в огонь Томовых эмоций добавило короткое замечание брата: — Раздевайся. Чайник у меня горячий. Я сейчас, только скажу Артуру «пока» и приду, — Билл выцарапался из рук старшего брата и убежал к городскому телефону. Том прошёл на кухню и с самым хмурым видом присел за стол. Билл повесил трубку их старенького телефона, с грохотом бухнул на стол чайник и начал копаться в холодильнике вытаскивая к ужину варенье, масло и сливки. — Ты уроки сделал? — Том осторожно посмотрел в спину младшего брата, боясь встретиться с ним взглядом и разом выдать свои эмоции. — Не всё. У меня опять геометрия не получается. Не предмет, а одно наказание, — разворчался Билл, — вот, скажи, Томми, на фиг мне математика, физика или химия, если я стану художником? Фрау Эструп правда говорила, что в жизни внезапно могут пригодиться любые знания. Но я всё-таки сомневаюсь. Вряд ли я смогу стать инженером или конструктором. А чтобы правильно сосчитать стоимость покупок в супермаркете, я могу воспользоваться калькулятором. Тебе чай или кофе? — Кто это пьёт кофе на ночь? — заметил Том, — давай чай. — В чае тоже много кофеина, — со знанием дела возразил Билл, — а в зелёном особенно, если его хорошенько настоять. — Разговорился, — проворчал Том и внезапно понял, что ещё несколько месяцев назад рядом с ним обитал полудикий зверёныш, способный произносить только нечленораздельные звуки, плакать или мычать. — Да это общеизвестный факт, — Билл пожал плечами, продолжая хозяйничать, — ну, как? Поможешь мне геометрию сделать? — Ладно-ладно, сделаю, — проворчал Том, чувствуя, как Билл прижимается всем телом и потираясь о его плечо взлохмаченной головой, — а то влепят тебе очередную двойку. Расскажи ка какая она будет по счёту? — Шестая, — Бил скромно опустил ресницы, — ты ешь-ешь, — заторопился он, заметив выражение лица брата, — тебе запеканки отрезать? — Отрежь, — с набитым ртом кивнул Том, — сам-то ел? — Угу, — Билл умолчал, что весь день проболтал по телефону. Он жадно поглядывал на ужинающего Тома, потом не вытерпел, подлез брату под локоть и ловко оттяпал кусок запеканки острыми белоснежными зубами. — Волчонок, — засмеялся Том, — тащи свою геометрию. Только условие — сиди спокойно и слушай, как я буду объяснять. — Конечно, — Билл ловко дожевал кусок Тома, сладко облизнулся, зажмурившись от удовольствия и, подскакивая, словно козлёнок, понёсся в свою комнату за учебником. Внезапно из коридора раздался его дикий визг, и Том едва не рухнул с табуретки. — ААА!!! — вопил Билл из коридора, — Томми, это всё мне? Том, ты самый лучший!!! Мелкий влетел в кухню, размахивая кистями и коробкой с конфетами, — дай я тебя поцелую. Я так хотел именно эти кисти! Он с размаху закарабкался на Тома, словно на дерево и, едва не повалив на пол, заключил старшего брата в такие объятия, что едва не задушил. — Билл, ты сумасшедший, — Том, смеясь и прищуриваясь, попытался оторвать мелкую обезьяну от своей толстовки. — Том, — орал Билл, — я так тебя люблю! Он несколько раз смешно чмокнул старшего брата в щёки и нос и снова стиснул в объятиях.