Аутист/ Девять месяцев тишины

Билл машинально повесил трубку и словно во сне всунул руку в рукав тёплой зимней куртки.Он совершенно не помнил, как добрался до госпиталя. Его мозг вдруг заволокло хорошо знакомой пеленой, и Билл почти не ощущал окружающего. Однако он совершенно верно сориентировался на месте и влетел в приёмное отделение самым неприличным образом.Голова у мальчишки соображала плохо. От страха и жалости он почти перестал думать и даже не понял, что почти всю дорогу пробежал пешком. Только краешком мутного, какого-то пьяного сознания он понимал, что надо держаться. Надо быть адекватным и толковым ради Тома, потому что кроме него старшему брату помочь не кому. Билл очень боялся, что его предательская голова среагирует на стресс уже знакомым образом и просто отключит сознание. Он крепко вцепился в дверь и налетел на герра Нойманна. — Ты куда? — врач ловко перехватил Билла за руку, — Там реанимация, тебе туда нельзя. — Что с Томом? Что с моим братом? — Билл совершенно не слышал своего голоса. — Сведения только взрослым, — сердито отрезал герр Нойманн, — уходи отсюда, немедленно. Несколько секунд Билл стоял молча, тупо глядя в пол. — Хорошо, — неожиданно согласился он, — только я… это… закачу вам истерику. — И, что? — герр Нойманн удивлённо вскинул брови, — надеешься на меня повлиять? Не выйдет. Ты был в клинике несколько раз и многие знают про особенности твоего поведения. — А я это сделаю в холле, — злорадно заявил Билл, — при посетителях, а ещё скажу, что вы грубо ругались, надрали мне уши и дали шлепок по попе. От отчаяния мальчишка пошёл ва-банк, и герр Нойманн внезапно отступил: — Не ожидал, что ты шантажист, — врач неожиданно улыбнулся, — ладно, пойдём. Только условие — никаких истерик и, как только я скажу — ты сразу уходишь! — Хорошо, — Билл поспешно кивнул и начал снимать куртку. — Сестра, дайте этому шантажисту халат и бахилы. Я разрешил. Пойдём. — Что с Томом? Если бы не Герр Нойманн, Билл ни за что не определил бы, на какой из кроватей реанимационного отделения лежит его родной брат. На высокой больничной койке лежало нечто, напоминающее мумию с удивительно расплывшимся синим лицом. На молодом человеке не было и живого места. Красивое лицо с озорными раскосыми глазами и шаловливыми пухлыми губами превратилось в одну сплошную маску из запекшейся крови. Багровое от синяков и ссадин, оно больше напоминало физиономию из фильма ужасов, чем лицо нормального человека. К тому же, несмотря на жару, царившую в хорошо протапливаемом помещении, Том был плотно накрыт тремя шерстяными одеялами. Поверх всей этой горы лежала большая электрогрелка. Рядом было несколько штативов с капельницами, две из которых интенсивно капали какую-то мутноватую бесцветную жидкость. — Что с ним? — мальчик обернулся и впился взглядом в строгое лицо врача. — Его привезли на «скорой», — сухо ответил герр Нойманн, — к сожалению не могу сказать, что именно произошло. В службу спасения позвонили прохожие. Сообщили, что недалеко от университета в снегу лежит человек. Когда его привезли к нам, он уже был в коматозном состоянии. Многочисленные побои, перелом рёбер, ссадины, ушибы и значительное переохлаждение. Твой брат у нас уже третий час, а его температура до сих пор не поднимается. Герр Нойманн немного помолчал и уточнил: — Тебе всё понятно? Билл машинально кивнул головой. — В таком случае, срочно отправляйся домой и сообщи о случившемся взрослым. Билл снова кивнул и, еле переставляя ноги, зашаркал в сторону выхода. Уже перешагнув порог реанимационного отделения, мальчик встряхнулся от оцепенения и негромко спросил: — Скажите, это очень серьёзно? Том выживет? — последние слова дались Биллу с огромным трудом. Он судорожно сглотнул и опустил голову. — Не буду врать, — начал герр Нойманн, — его состояние внушает опасение. Обследование ещё не закончено, но значительное переохлаждение и возможная травма черепа — это серьёзно. От всех этих слов герра Ноймана внутри всё похолодело, и мальчишка почувствовал, как его едва развернувшаяся оперившаяся душа вновь сворачивается в болезненный липкий комок. Мальчик дошёл до банкетки и, не чувствуя под собой пола, устало опустился на сиденье. Господи, что же будет, если Том умрёт? Он, Билл, снова останется на всём белом свете совершено один. Брошенный, ненужный, забытый… Мальчишка тупо уставился на носки своих ботинок и неожиданно подумал о том, как он смеет жалеть себя? Паршивый нытик. Ведь это из-за него Том влез в дела с наркотиками. Из-за него набрал долгов. Из-за него вынужден бросить весёлую и беззаботную студенческую жизнь. У него нет человека роднее и ближе, чем Том. Нет никого, кто бы относился к мальчишке с такой любовью и преданностью. И, что бы ни случилось, Билл будет с братом до самого последнего вздоха. И неважно, чей это будет вздох, его собственный или Тома. — Герр Нойман, — Билл вскинул глаза и очень серьезно посмотрел на доктора, — я Вас очень прошу, пожалуйста, разрешите мне остаться в отделении. Я буду ухаживать за Томом. Сейчас в нём не было даже намёка на артистичность. Всегда отлично играющий на публику, сейчас мальчишка выглядел по-настоящему подавленным и убитым. Герр Нойманн недовольно нахмурился: — Билл, ты же знаешь, что в реанимационном отделении может находиться только персонал? — Да, знаю, но я Вас очень прошу, — очень твёрдо произнёс мальчик, — Вы же заведующий отделением скорой помощи. Без меня Том умрёт. — Мы делаем всё возможное, — доктор был удивлён такой недетской настойчивостью и попытался ободрить своего младшего пациента на философской ноте, — и никто не может знать точно, когда и где умрёт. — Я прошу, — упрямо повторил Билл, глядя врачу в глаза. То ли необыкновенная харизма Билла сделала своё дело, то ли герр Нойманн проникся всей ситуацией, но он коротко кивнул и сказал: — Хорошо, но одно условие: никаких истерик, никакого шантажа и слушаться медицинских сестёр бесприкословно. — Это уже три условия, — хмыкнул Билл. Такое положительное начало дел внезапно вселило в него уверенность в то, что с Томом всё будет в порядке, и мальчишка еле заметно улыбнулся. Герр Нойманн покачал головой: — Ты меня услышал. Кстати, дай мне телефон ваших родителей, а то мобильный твоего брата разрядился… — Нет у нас никого, — мрачно буркнул Билл и поинтересовался, — а, как вы меня нашли? — Ваш городской телефон есть в твоей истории болезни. Так кому я могу позвонить? Билл закусил губу и задумался. Фрау Аделина самый близкий и добрый человек, но она не родственница. Карла? Не самый лучший вариант. К тому же она тоже не родственница. Отец? Бабушка? — Я подумаю, — мрачно ответил Билл. — Хорошо. Только побыстрей. — Герр Нойманн, а можно мне посмотреть вещи Тома? — Их уже осмотрела полиция? — герр Нойман обратился к сестре. — Да. Ничего полезного не нашли. Я всё отнесла в кладовую. — Проводите мальчика. Вещи старшего брата, по всей видимости, были совсем заледеневшими, и торопливые медики, кое-какие предметы срезали ножницами. Билл медленно перебирал его синие джинсы, дюрагу, толстовку, которые Том с большим старанием и любовью выбирал в универмаге Дрездена. Как ни странно, мобильный телефон, хоть и разрядившийся, был на месте. Лежал в отдельном пакетике. Не пропала и тоненькая золотая цепочка, которую подарила фрау Аделина. Даже кошелёк был на месте. Правда, денег в нём не оказалось, но все банковские и скидочные карты спокойно лежали в своём отделении. Билл тщательно собрал вещи в пакет, чтобы отнести домой в стирку, потом вытащил из кошелька банковскую карту. Том дал ему пин-код ещё в день выдачи карты и, весь преисполненный важностью поступка, впервые в жизни отправился снимать наличные самостоятельно. Надо было, как-то вести хозяйство, купить продукты, оплатить счета, кормить Скотти и главное приобрести в аптеке те препараты, которые регулярно принимал сам. До сих пор, хозяйственными вопросами занимался Том и в данный момент перед Биллом стояла сложная, незнакомая задача, по своей величине равная черной дыре во Вселенной. А ещё Биллу очень хотелось накупить Тому всяких вкусностей, но он прекрасно понимал, что сейчас брата кормят через капельницу питательными и согревающими растворами. В отделение он вернулся уже утром (пришлось ждать открытия банка), вручил герру Нойманну листок с телефоном бабушки и отца, и ринулся в палату. Сегодня Билл уже испытал неприятный липкий страх, когда подавал в отделение банка свою пластиковую карточку — ведь он несовершеннолетний, чего доброго сочтут за воришку и вызовут полицию? Пока он подтвердит своё имя, пока проверят, что Том попал в больницу, потом притянут опекунский совет. Разбирательство дело не быстрое, а ему скорее надо к Тому. Билл набрал свой пин-код дрожащими пальцами и снова мысленно возликовал, когда строгая банковская тётка неторопливо отсчитала нужную сумму. Однако в палате его пыл поуменьшился. Том по-прежнему лежал на кровати без всякого движения, и только тихо попискивающий прибор сообщал, что старший брат жив. В палате как раз была знакомая Биллу добрая медсестра. Когда она переворачивала брата, Билл невольно содрогнулся, когда увидел его тело: на Томе не было живого места, и мальчик догадался, что скорее всего его нещадно избили ногами. — У вас ведь мамы нет? — спросила медсестра, когда закончила процедуры и накрыла Тома одеялом. — Нет, — Билл покачал головой и чуть насмешливо добавил: — Зато два отца, но пока никто не спешит — Посидишь с ним? — спросила женщина, — Тому очень важно твоё присутствие. Он не видит тебя, но, возможно, слышит. Ты разговаривай с ним, держи за руку. Ещё можешь попоить из ложечки. Это хороший признак, что он может глотать. Разведи сок водой и давай маленькими порциями. Когда медсестра ушла, Билл приготовил в больничной чашке питьё и робко подошёл к кровати. Обычно немного ворчливый и въедливый, Том сейчас выглядел странно-безжизненным, словно труп. Он был настолько чужим и пугающим, что у мальчишки невольно подкосились ноги. Он даже чашку отставил, не в состоянии пересилить свой страх и отчаянье. Потом всё-таки взял кружку в руки и поднёс первую ложку к губам Тома. У него так дрожали пальцы, что часть жидкости расплескалась и оставила на щеке брата тонкий мокрый след. Билл вытер капли тыльной стороной ладони и впервые за эти часы заплакал. Всхлипывая и подвывая, Билл судорожным движением спихнул с себя тапочки, с трудом вскарабкался на высокую больничную койку и, нырнув под одеяло, положил голову к Тому на грудь. — Томик, миленький, — тихонько причитал Билл, глотая обильные слёзы, — ты, пожалуйста, не умирай. Я не смогу без тебя. Я тебя очень люблю. Том, ты самый лучший, самый добрый. Не оставляй меня. Билл принялся гладить брата по изувеченному лицу, прижимал его к себе, целовал, гладил, не переставая бормотать бессвязные ласковые слова. — Том ты только живи, пожалуйста. Иначе я тоже умру… Сначала Билл категорически не хотел сообщать о произошедшем родственникам. Это было ИХ ЛИЧНОЕ дело, и мальчику не хотелось вмешивать посторонних. Он расчитывал как-нибудь открутиться от дотошного герра Нойманна, соврать, что-то правдоподобное и оставить всё, как есть. Однако, на него сразу свалилось столько всего, что не выдержал бы и взрослый человек, а ещё было так тяжело на душе, что Билл не выдержал и позвонил отцу. Ему просто хотелось поговорить. Не ныть, не просить денег, не спрашивать советов, а просто рассказать о своей первой серьёзной проблеме. Билл отлично понимал, какие у них непростые, натянутые отношения. К тому же он так неосмотрительно отринул притязания отца на восстановление отношений. Во время выставки в Дрездене он наговорил отцу тяжёлые и злые вещи и теперь вряд ли мог расчитывать на снисхождение. Его отец, человек с жестоким и крайне практичным складом ума, вполне мог стать противником своему тринадцатилетнему сыну. И, всё-таки он приехал. Билл, как раз помогал медсестре обтирать тело старшего брата влажным полотенцем, когда в палату, решительным шагом, вошёл отец. — Странный у вас лечащий врач, — герр Хайнек сердито фыркнул, — на мой вопрос, что произошло с молодым человеком, он переадресовал к тебе и сказал, что ты всё знаешь. — Да, знаю, — Билл спокойно кивнул и, как можно лучше, укрыл Тома тёплым одеялом, — сейчас расскажу. К счастью температура Тома поднялась, но вслед за этим началась ответная реакция организма на сильное переохлаждение. Теперь молодой человек горел от двустороннего воспаления лёгких и не приходил в сознание даже на минуту. Несколько дней Билл дежурил около его кровати, всё время держа брата за руку, а когда рядом не было посторонних, залезал к нему в постель и нежно гладил по отёкшей небритой щеке. Кончилось это тем, что от недосыпания и волнения, Билл заснул у Тома на груди и был извлечён из постели, прямо во время профессорского обхода. Тем не менее, герр Нойманн сдержал своё слово, и Билла оставили в отделении на правах сиделки. — Том пошёл отдавать долг. У него была приличная сумма в кошельке, — пояснил Билл, деловито снуя около кровати, — на него напали и избили. Он упал в снег и пролежал несколько часов. Был уже вечер и его обнаружили не сразу. — Вот, как? Избили? — герр Хайнек подозрительно прищурился, — вот так просто взяли и поколотили? Хм… просто так не избивают. Вильгельм, ты мне что- то недоговариваешь. Билл кисло скривился. Он терпеть не мог, когда его называли полным именем и зыркнул на отца недовольным взглядом: — Чего здесь удивительного? — спросил он, — возвращался поздним вечером. Ограбили. Вытащили все деньги. Что дальше? — Билл, — герр Хайнек подошёл к Тому ближе, внимательно оглядел его лицо и сказал со всей строгостью, — ты, либо ещё очень маленький и не понимаешь происходящего, либо научился от своего единоутробного брата врать самым наглым образом. — Я был в полиции и у них совершенно иная версия произошедшего. А вот это была уже интересная новость и Биллу стоило немалых усилий, что бы сдержаться и не выдать своего удивления. Впрочем, он был так оскорблён поклёпом на Тома, что отодвинул вопрос с визитом отца в полицию на потом. — От брата? Научился? — не смотря на гнетущую напряжённую ситуацию, Билл весь подобрался и вспыхнул от ярости. — Боюсь, папа, что у кого-то другого я научиться просто не мог, — прошипел мальчишка.Он хотел сказать «Научиться у тебя», но сдержался и снова уныло притих. Этот визит доставлял ему больше боли, чем успокоения и утешения. — Вильгельм! — Отец, ради Бога, не зови меня полным именем. Я чувствую себя легендарным стрелком из оперы Россини, — мальчик весь передёрнулся и хмуро уставился на отца, — я позвал тебя не нотации читать! — Неужели опять надо денег? — герр Хайнек ехидно прищурился. — Отец, умоляю тебя. Не надо. По-моему, ты до сих пор ничего не понял. — Билл, — герр Хайнек посмотрел на сына с лёгким удивлением. Он не ожидал, что вместо аутичного странного ребёнка его встретит вполне нормальный, упрямый и ершистый подросток со свойственным в этом возрасте максимализмом. — И, что же я должен понять? Чего ты от меня хочешь? — Уже ничего, — Билл горестно махнул рукой, — пойдём, я тебя провожу. — Выгоняешь? — герр Хайнек неожиданно улыбнулся. — Выгоняю, — Билл даже не подумал стесняться и кивнул утвердительно. — Виль… Билл, сынок, я ведь всего лишь беспокоюсь о тебе, — герр Хайнек и сам не ожидал, что заговорит подобным тоном и подобными словами, — хочу предупредить и обезопасить. — Что произошло, то произошло, — холодно ответил Билл, — пойдём. — Билл, — кажется, они поменялись ролями. Лицо герра Хайнека стало жалким, а глаза виновато уставились в сторону, не в силах выносить холодный и безжалостный взгляд сына, — Билл, пожалуйста, пойми. Том ввязался в, какие-то нехорошие грязные дела. Если бы на него напали только ради грабежа, то просто бы дали по голове, отобрали кошелёк и мобильный. А твоего брата долго и со вкусом пинали ногами. Я ведь тоже был молодым и дрался, и бандиты на меня нападали. Всё было. Ты думаешь, я ничего не понимаю? — Ты понимаешь даже больше, чем надо, — Билл неожиданно улыбнулся и едко добавил, — пап, если Том и ввязался в плохие дела, то он сделал это ради меня. — Какой ты ещё наивный, — герр Хайнек тоже неожиданно улыбнулся и невольно притянул сына к себе, — и в тоже время, уже такой взрослый. Просто удивительно, как ты повзрослел и поумнел, — он попытался неумело чмокнуть Билла в висок, но тот вывернулся и сказал: — Я тебе об этом уже говорил. Учитель оказался хороший. И не принимай это на сторону Тома. Спасибо за урок. И всё! Пожалуйста, уходи. Я позвал тебя зря. Жалею. Герр Хайнек смутился, хотя раньше не замечал за собой такую позорную склонность к сантиментам и, чтобы скрыть замешательство, поучительно сказал: — Такие средства, что выбрал Том, не оправдывают цели. — У нас выбора не было. Я бутылки собирал. Том грузовики тайком от меня разгружал. Он, кстати, думает, что я об этом не знаю. Вообщем, знаешь, отец… Вали-ка ты отсюда! Герр Хайнек встал со своего стула и неспеша направился к двери. — Вот, что… денег я вам больше не дам. — Вот и хорошо, — огрызнулся Билл, едва не плюясь ядом, — твои деньги принесли нам одну беду. Не стоило и начинать. — Наличными, — неожиданно усмехнулся герр Хайнек, — полагаю, что вы и так разбазарили порядочно на всякую ерунду. — Правильно полагаешь, — хмыкнул Билл, — осталось очень мало. Том сумму взял. Потом я, на его лечение. А ещё за квартиру сто лет было не плачено. Ну, и вообще… — Да я был в вашей квартре. Вся кухня усыпана фантиками. Игрушечный вертолёт. Новая удочка. Гора мандариновых корок. Кстати, чья была идея заказать плод дуриана? — заметил герр Хайнек и добавил, — ещё я предполагаю, что та сумма, которую Том взял на отдачу долга, бесследно пропала, похищенная этими самыми таинственными грабителями? — Полагаю, что так оно и есть, — честно признался Билл, — я не знаю, а Том пока ничего сказать не может. Он подошёл к постели брата и нежно погладил его по щеке.Герр Хайнек проводил движение сына с неожиданно вспыхнувшим ревнивым огоньком и негромко сказал: — Проводи-ка меня к этому вашему герру Нойманну, — герр Хайнек свернул одноразовый халат и направился к выходу, — пойду, уточню состояние твоего разлюбезного брата. — Отец! — Что? — Только не говори герру Нойманну, что я ел мандарины, а то у меня на них аллергия, — глядя в пол, попросил Билл и герр Хайнек едва не расхохотался в голос. — И ещё, запомни, Вильгельм, если Том впутался в какой-то криминал или занимается прочими грязными делами… — Я понял. Поживём, увидим, уважаемый герр Хайнек, — ядовито парировал Билл, — кстати, зря про дуриан говорят, что он вкусный. Такое г-вно!