Жертвоприношение

Воспоминание о Кристине прошило болью и отчасти - досадой. Хотя и сглаженной искренним желанием ей счастья и пониманием, что с ним она это счастье вряд ли бы смогла получить. И дело было даже не в потенциальных и совершенно непредсказуемых угрозах, которые шли комплектом с нынешней «профессией» Стефана. У них ведь не зря не сложилось даже в его бытность мирным нейрохирургом. Еще до той аварии, его травмы и их ссоры: «Не друзья мы с тобой! Мы и любовниками-то толком не были!» Почему-то от этих слов до сих пор больно и горько, хотя они были чистой правдой. И она его за них так до конца и не простила именно потому, что они были правдой. И они оба об этом знали. Как и большинство женщин Кристина была человеком целеустремлённым и конкретным, не склонным искать авантюрных, обходных путей на ровном месте. Если она хотела спасать жизни – она шла работать в отделение травматологии, а не ударялась в научные абстракции, которые, в теории, «могут спасти бесчисленное число жизней когда-то в будущем, а не одного пьянчугу за ночь». Если ей нужна была самореализация как женщины, объект приложения для заботы и секс – она выходила замуж, а не пыталась сублимировать эти свои потребности в поиск некоего высшего умозрительного блага для всей вселенной. В отличие от самого Стефана, чья жизненная, в том числе эротическая, энергия, видимо, с концами уходила в эти заоблачные выси. Что, правда, отнюдь не мешало ему отлично осознавать, что он хорош собой, и бросать на себя взгляд в зеркало не без толики самолюбования. Впрочем, судя по словам одной девицы, еще более приземленной и прямой, чем Кристина, а потому раскусившей Стрэнджа еще быстрее – его привлекательная, пусть и несколько причудливая, внешность была лишь большим издевательством над окружающими. Глаз видит, а зуб неймет. Устав от бесплодного флирта, она бросила на прощание: «Ты прямо как старинная статуя. На вид совершенство, а внутри –камень». Тогда Стефан не придал этим словам никакого значения, приняв их просто за выплеск раздражения. Потом, после того как у него не сложилось с Кристиной – счел свое одиночество и сдержанность в подвигах на любовном фронте платой за ум и преданность делу. Нельзя же иметь всё и сразу. Даже гениям. И, по чести сказать, плата эта не казалась ему сильно обременительной – несмотря на склонность к блистанию на научных форумах или менее официозных сборищах, всё же по своей природе Стрэндж был одиночкой. Благо, Нью-Йорк, как и любой мегаполис, располагал к образу жизни, полному подобных взаимоисключающих элементов. Точнее, эта плата не казалась ему сильно обременительной до личного знакомства с тем, у кого энергии всех сортов (и всего прочего, о чем Стефан мог лишь мечтать) хватало на всё. Неудивительно, что именно Старк открыл источник чистой энергии – ее, энергию, вполне можно было считать его вторым именем. При первой же их встрече Стрэндж испытал смутное чувство узнавания и не узнавания одновременно. Словно взглянул на себя в живое зеркало, увидев такой же незаурядный ум, талант, сложный характер, тягу к азарту и интересным раритетам, но не отягощенные присущим самому Стефану чрезмерным чувством важности своей работы и достижений. Рядом с Тони он ощутил себя каким-то бесконечно взрослым (что вызывало отдельный диссонанс, так как тот был Стрэнджа лет на десять старше) и занудным. То ли скучным профессором, то ли вовсе жалким ботаном. И из какой-то иррациональной вредности вместо того, чтобы поддаться старковскому обаянию и его ненавязчивому намеку «будь проще, Док», принялся вести себя еще холоднее. До тех пор, пока не перебрал 14 миллионов вероятностей исходов на Титане. Все-таки жертвовать людьми - даже теми, с кем у тебя не задались первые часы знакомства – не самое приятное занятие. По понятным причинам тема щедрой одаренности Старка и в делах любовных в рамках их вселенной осталась нераскрыта. Конечно, Стефан был в курсе его реноме плейбоя, но на личном опыте знал, что люди иногда лучше своей репутации, плюс опять же делал поправку на далеко уже не юный возраст и объявленную помолвку. Но по иронии судьбы в этой вселенной именно эта тема оказалась основной и раскрытой в редкостной полноте и частоте. Аппетиты, выносливость и изобретательность не-Старка в его-то без малого пятьдесят не могли не поражать. Особенно Стефана с его весьма непритязательным опытом. Казалось, мироздание решило слупить с него какую-то недоимку, втиснув в эти несколько месяцев все сексуальные эксперименты, от которых Стрэндж успешно уходил всю свою жизнь. Ну, или в такой изощренной форме пыталось ему помочь спастись, даруя возможность вернуть магические силы обходными путями. Правда, в этой сомнительной щедрости имелся уже упомянутый ранее небольшой изъян – учитывая полное равнодушие, граничащее с неприятием, Стефана к интимной стороне жизни, любовная магия и магия плодородия была, наверное, тем единственным разделом мистических искусств, постижением которого он пренебрёг. В свое время с ним столкнувшись, Стрэндж пробежался по самым верхам и быстро понял, что ему это: а) неинтересно; б) ритуальный секс – это какая-то особая форма извращения, сочетающая полуживотное времяпрепровождение с рабочей рутиной, присущей разве что работникам секс-индустрии или особо уставшим друг от друга супругам. Когда тебе абсолютно безразличен партнер и отношения с ним, а смысл имеет только коитус и извлекаемые с его помощью магические «плюшки». Хочешь ты, не хочешь, любишь, не любишь – будь добр лечь и отработать ритуал. Видимо, Стефан оказался не настолько циником, каким себя считал. И даже в кошмарном сне не мог представить ситуации, где эти и только эти сведенья могли ему пригодиться. В итоге в его памяти – такой безупречной, хранящей в себе бесчисленное множество текстов, чисел, схем по самым разным направлениям знаний человеческой и нечеловеческих цивилизаций – теперь хранились лишь названия, обложки и случайные, преимущественно первые, страницы нужных книг. Будь у него возможность он бы без труда нашел эти фолианты в библиотеке Санктума или Камар Таджа. Перебирая воспоминания, Стрэндж почти мог ощущать, как держит эти книги в руках, чувствует специфический запах старой бумаги и пергамента, … но возможности такой ему никто предоставлять не собирался. Поэтому даже базовые представления Стефана о том, как именно происходит искомый выброс энергии, насколько он мощен и как быстро может быть исчерпан, как его преобразовать в нужную форму для использования в привычных заклинаниях – были довольно-таки смутными. Но на деле, проблему представляла не нехватка знаний, а нехватка навыков. Мистическими искусствами не зря было невозможно овладеть в отрыве от магического сообщества, без помощи наставников, которые обучали своих учеников азам именно практики. Хотя бы на самых первых порах. Иначе, с учетом того, как широко в мире были распространены фрагменты магических знаний (понимая теперь на что смотреть, Стефан не мог не поражаться тому, что их можно было найти практически везде - от сакральной архитектуры до журналов для домохозяек и футболок с барахолки), то от магов и ведьм было бы не протолкнуться. Однако же большинство людей благополучно жило в мире, где шанс личной встречи с настоящим магом, а не мошенником, был не так уж и велик. Когда Стефан этот факт осознал, фраза Вонга про то, что «у нас никакие знания не запрещены, только отдельные практики» заиграла прямо-таки новыми красками. И эта склонность магов обучать друг друга не столько знаниям (которых вполне можно было набраться самому), сколько навыкам, была еще одним доводом для Стрэнджа в пользу того, чтобы не проявить интереса к магии плодородия. Всё это, наверное, выглядело бы даже немного смешно и стало бы отличным поводом поупражняться в остроумии на тему необходимости теперь экспериментов разной степени успешности и в этом плане тоже… если бы Стефан по-прежнему был начинающим магом, не осознающим возможных угроз. А они были. Например, он мог не совладать с впитанной магической энергией, не суметь ее преобразовать – тогда в лучшем случае его ждал длительный обморок (неизбежно вызвавший бы у его тюремщиков резонные вопросы), а в худшем – судьба всякого предохранителя, когда сила электрического тока подскакивает выше нормированного порога. Или он мог, наоборот, взять этой силы у ее источника слишком много и случайно убить не-Старка, себя или их обоих. В первом случае – это сложно отрицать – Стефан был бы даже рад такому повороту. Где-то минут 5, или даже целых 10. Вообще идея вытягивать для магических нужд жизненную энергию или ее производные (вроде энергии эроса) у обычных живых созданий была сомнительной сама по себе. Неудивительно, что со временем эти практики и ритуалы ушли на периферию и реальных мистических искусств, и человеческой культуры. И дело было не только в этических соображениях. Все, что завязано на «человеческий фактор» — это если говорить о магии плодородия - создает массу проблем и неудобств. А зачем их терпеть, когда есть иные, более эффективные методы воспользоваться магическими силами? Способ же пополнения сил через лишение кого-то жизни или здоровья тоже имел для магов больше минусов, чем плюсов. Смерть, да еще обставленная и усиленная использованием магии – это всегда разрыв между измерениями или даже мирами. И появиться из этого разрыва могло всё, что угодно. И именно это «всё, что угодно» и получало основную часть отторгнутой жизненной энергии, а не маг или жрец, проводившие обряд. Поэтому люди всегда и везде инстинктивно боятся мертвых, мест смерти (особенно массовой и особенно если та наступила не по естественным причинам) или погребения. Боятся этого… прикосновения чуждых и обычно враждебных миров. Незавидная судьба двойника Стефана – того, что сейчас мирно гнил в крыше одной из нью-йоркских высоток – была тому лишним подтверждением. Вытягивая силы из Америки, точнее буквально ее убивая, он неизбежно усилил в тот критический момент не столько себя, сколько удерживаемого им монстра. С предсказуемым результатом. Так что чье-то жертвоприношение могло пригодиться магу только при попытке договорится с кем-то из подобных потусторонних созданий, но не для того, чтобы «подзарядиться» от жертвы самому. А соваться к питающимся жизнью богам, демонам и тварям в его нынешнем беспомощном состоянии – было бы и вовсе особо изощренным самоубийством. Вывод по итогам всех этих размышлений? Придется импровизировать на свой страх и риск. Для начала используя самые простейшие основы взаимодействия с магической энергией.

***

С коротким резким выдохом Стефан закончил последнее повторение гиперэкстензии. Встав на пол, оперся о скамью «римского стула», пытаясь восстановить дыхание. Пот лился градом, одежда неприятно облепила тело, лицо и легкие полыхали, хотя раньше подобные упражнения давались ему легко. Видимо, несмотря на эти дозволенные ему тренировки, его телу явно не хватало привычной полноценной нагрузки. А может сказывались последствия операций и изменившегося гормонального фона. Как бы то ни было, но Стефан не мог не отметить, что все больше и больше теряет присущий ему уровень выносливости и силы. Пусть – бросил он взгляд в то из зеркал, которое висело напротив – на его внешности это и не отражалось. По крайней мере, пока. А значит, не стоило и мечтать, что не-Старк ослабит контроль и позволит выскользнуть из колеса «капсула-ванная-столовая-спортзал-постель», в котором содержал своего пленника. Хотя… Чуть нахмурившись, Стефан пристальнее вгляделся в свое отражение. Возможно, это просто игра воображения, но стоит запросить у ДЖАРВИСа сантиметровую ленту. Нет, это выглядело не так, чтобы он набрал несколько килограмм (хотя как раз это было бы неудивительно, учитывая сколько всего он съел за эти сутки). Скорее у него чуть изменилась структура тела, его качество. Оно стало выглядеть каким-то более… плавным, что ли. Стрэндж вспомнил, как уловил эту легкую «неправильность» для мужской фигуры в статуе своего двойника, стоящей возле местного Санктума, но в тот момент не придал этому факту особого значения. Кто знает, может такова манера у местных скульпторов – добавлять феминные или юношеские черты взрослым мужчинам? Да и не до этого ему тогда было. Позже он понял, что это не было художественной вольностью, а вполне реалистично отражало внешность его двойника. Внешность, которая теперь, по-видимому, в полной мере станет и его тоже. И с которой ему потом еще придется иметь дело. В смысле как-то возвращать ее «к исходным настройкам». Выйдя из-за «стула», Стефан подошел к зеркалу ближе и, стянув уже остывшую, а потому еще более неприятную на ощупь футболку, провел ладонями по груди, бокам, животу, убеждаясь, что не ошибся в своих предположениях. Покосился на тонкие, едва-едва заметные шрамы внизу живота, ненавязчиво напоминающие о причине этого очередного изменения его многострадального тела. Вообще магам – по крайней мере его мира – были известны заклинания по смене биологического пола. И с очень высокой степенью вероятности, нечто подобное имелось и в этом мире, с поправкой на местные особенности. Поэтому оставалось только гадать, почему здешний Стрэндж, обретя магические силы, не стал их использовать, чтобы избавить себя от явно досаждающих ему особенностей его организма. Хотелось верить, что причина снова была в его повышенной щепетильности – в нежелании растрачивать магию на подобные вещи, а не в том, что способа вернуть свое тело в нормальное состояние с ее помощью просто не существовало (в медицинские средства своего мира Стрэндж верил еще меньше, раз даже в этом мире такие операции были сложными и новаторскими). Потому что в таком случае судьба Стефана после возвращения в свой мир могла оказаться не самой завидной. Если все то, что говорили об омегах и их прямо-таки патологической потребности в вязке во время их биоциклов было правдой. А судя по тому, что Стрэндж-838, несмотря на единую для всех Стрэнджей гордость, все равно рано или поздно сам укладывался под альфу – это было правдой. Впрочем, проверить это на своем личном опыте Стефану светило уже с часу на час. И пусть пока особого дискомфорта или наиболее странных по описаниям ощущений он не испытывал – но сам факт того, что в его теле прямо сейчас бурно и бодро работал целый гормонально-химический завод, отрицать не мог. Для начала вялость и апатия, с которыми он проснулся, внезапно сменились сильным чувством голода. Нет, не так – ГОЛОДА. Для ДЖАРВИСа этот перепад не стал удивительным – едва только Стефан трясущимися еще сильнее прежнего руками начал вводить запрос, как уже раздался сигнал пищевого лифта. Внутри которого обнаружился целый поднос с чем-то жирным и сытным, и это что-то Стефан принялся есть прям там же, стоя, забыв о столовых приборах и прочих условностях. Когда, наконец, включился мозг, Стрэндж обнаружил, что тарелки на подносе в лифте пусты, а сам он щедро обляпан какими-то соусами. Брезгливо вытерев жирные пальцы об и без того сильно пострадавшую пижаму, Стефан отправился в душ, приводить себя в человеческий облик. Но и за те считанные минуты, что он там пробыл, он вновь умудрился проголодаться. Хотя только что искренне считал, что если съест еще хоть что-нибудь или просто посмотрит на еду, то все съеденное экстренно попросится обратно. Но не попросилось. Словно кто-то открыл у него в желудке портал в бесконечность. Досадливо вздохнув, Стефан вернулся к лифту, где на этот раз его ждали фрукты и мороженное. «Старколадный миндаль», конечно же. Мудак. Впрочем, похоже, что Халка в этом мире и не было. К счастью, следующие приступы голода были не столь сильными и частыми, а несколько часов назад и вовсе сошли на нет, но подобная резкая и фактически полная потеря контроля над собой и своим поведением, не могла не напрячь. Если жажда спаривания будет похожа вот на ЭТО, и от нее нельзя будет избавиться, то думать о побеге просто бессмысленно.