Determination, Destination, Deliberation

Как только Гермиона убедилась, что её маховик времени работает, она начала медленный процесс прощания со своей жизнью. Она чувствовала себя пустой и мелкой, когда начала складывать все свои вещи в расшитую бисером сумку. По её расчётам, она должна была прибыть в 1979 год, то есть 25 лет назад. Боль пронзила её, когда она разделила всё, что у неё было, на необходимое и ненужное. Маленькая часть её знала, что ей не следует брать с собой сентиментальные вещи, но когда она пошла, чтобы положить свою коробку с фотографиями в кучу ненужных вещей, её сердце разбилось вдребезги. Это вылилось в вечер, проведенный за перебором воспоминаний и рыданиями. Каждая улыбка, которую она видела от Гарри, была подобна ножу, пронзающему её насквозь, и она знала, что не сможет оставить его позади. Фотография её отца и матери с ней возле Кингс-Кросс в её первый день в Хогвартсе поразила её, как пощечина. Прошло так много времени с тех пор, как она видела их в последний раз, и теперь ей предстояло вернуться в прошлое и убедить Грейнджеров переехать в Австралию с их маленьким ребёнком, который вырастет и вместо этого будет посещать "Камбалу". Гермиона Грейнджер не могла вырасти в Кенсингтоне, и она не могла поступить в Хогвартс. Её список необходимых изменений начал расти, и это стало задачей - суметь изменить наименьшее, чтобы добиться наибольшего эффекта. Внезапно произошло очевидное изменение, которое, казалось, стало началом… Регулус Блэк. Регулус Блэк умер где-то в 1979 году, и если бы она смогла поймать его до того, как он отправился в пещеру, чтобы уничтожить медальон, тогда она смогла бы использовать его, чтобы получить другие крестражи. Чашка и дневник вызвали у неё бесконечное разочарование, когда она пыталась выяснить подробности того, как она могла их получить. Не то чтобы она могла подойти к Люциусу Малфою и невинно попросить у него дневник. Как вообще могло бы пройти подобное взаимодействие? "О, здравствуйте, мистер Малфой. Вы не знаете меня, потому что я ещё не совсем родилась, но если бы вы могли просто отдать часть души Волдеморта, которую вы держите, это было бы просто здорово". По крайней мере, Люциус этого времени был готов поговорить с ней в Азкабане. Он был умным человеком, и он с самого начала разгадал её план, и он согласился предоставить ей информацию в обмен на обещание, что она будет защищать его в прошлом. Беллатрикс... Ну, она не могла представить ситуацию, в которой она просто не убила бы Беллатрикс на месте. Это, безусловно, был бы самый простой способ спасти Алису, Фрэнка и Сириуса, и Мерлин знает, скольких других ведьм, волшебников и магглов, к пыткам или убийствам которых она приложила руку. Нет, её лучшим стрелком был Регулус. По её расчётам (которые были невероятно сложной арифметикой из-за сдвига во времени), вероятность того, что она сможет убедить его быть шпионом для неё, составляла 84%, но она должна была быть уверена. Это была ситуация, которая заставила её вызвать Кричера впервые после смерти Гарри. "Кричер" — позвала Гермиона, её голос дрожал, когда неуверенность в приказе пробежала по ней. Гарри отдал Гермионе Гриммо-Плейс и всё, что было внутри, но Кричер был привязан к Дому Блэков больше, чем к самой Гриммо-Плейс. Однако Драко Малфой, казалось, не был заинтересован в обладании эльфом, поэтому она молилась, чтобы это сработало. Сидя в своей исследовательской лаборатории в Отделе тайн, она громко вздохнула через мгновение, прежде чем прочистить горло. Возможно, если бы она была более решительной... ”Кричер!” На этот раз её голос был чётким и властным, хотя весь процесс оставил горький привкус у неё во рту. Она задавала ему свои вопросы, а потом предоставляла его самому себе. К её огромному удивлению и облегчению, Кричер появился в её кабинете с громким хлопком. Теперь он был старше, чем когда она видела его в последний раз, и ему удалось только нахмуриться на неё вместо своей обычной гримасы. "Госпожа". Он стиснул зубы. Эльф, возможно, отвернулся от своего негативного мнения о Гермионе, когда они обнаружили двуличие Регулуса, но его учили думать, что магглорождённые - это грязь, и теперь он служил одному из них. "Кричер... гм... спасибо, что пришёл. У меня есть несколько вопросов. О Регулусе". При упоминании имени своего старого хозяина длинные заострённые уши Кричера встрепенулись. Волосы, которые росли вокруг них, были серыми и длинными и свидетельствовали о том, как долго это крошечное существо жило. "Мастер Регулус. Кричер с радостью ответит, но Кричер задаётся вопросом, почему мисс хочет это знать". Гермиона предположила, что слабость их связи была тем, что позволило ему задавать ей вопросы, но она вряд ли могла жаловаться на то, что домовой эльф обрёл независимость. "В последнее время я обнаружила, что мне интересно узнать о Регулусе. Он... он так многим рисковал, чтобы навредить Волдеморту, и я просто хочу знать, что с ним случилось." Кричер посмотрел на неё с недоверчивой ухмылкой, но медленно кивнул головой. Она сомневалась, что когда-нибудь по-настоящему полюбит его, но могла бы довольствоваться меньшим уровнем ненависти. "Что мисс хочет знать?" — Гермиона пригласила его сесть, что, конечно же, оскорблённый эльф отказался сделать. Она никогда не поймёт некоторые аспекты волшебного мира, и отношение к домашним эльфам было большим. "Я знаю, что ты рассказывал нам эту историю раньше, но когда именно Регулус отправился в пещеру?" "Мастер Регулус собирался в это ужасное место в день рождения предателя крови. Госпожа обвинила предателя крови, говорила, что это была его вина, что он это сделал." Для неё было совершенно очевидно, что Кричер говорил о Сириусе. Он никогда не называл Сириуса по имени, даже когда тот был жив. Уставившись вдаль, Гермиона крепко зажмурилась и отогнала все мысли, которые проносились у неё в голове. Сириус... Она вернётся к тому времени, когда все были так молоды. Ремус не был бы изношен и изодран, как тряпичная кукла, оставленная под дождем. В своём кабинете на площади Гриммо Гермиона собрала все письма, фотографии и упоминания в книгах, которые позволили ей составить точную хронологию ключевых событий, которые привели к ночи убийств Поттеров. Центром её паутины связанных моментов была фотография, которую она нашла в комнате Сириуса после его смерти, на которой были изображены Мародёры и Лили на их выпускном в Хогвартсе. Все были так молоды, так не обременены тяжестью первой войны. Раздражённое ворчание вывело её из собственных мыслей, и Гермиона выпрямилась, вспомнив, что Кричер всё ещё был там. "О... гм... да. Извини. Итак, Регулус отправился в пещеру в день рождения Сириуса. Что... как он вёл себя до этого?" "Мастер был зол. Он заботится о Кричере." Затем эльф замолчал, и Гермиона заметила, что черты сварливого эльфа смягчились. Каким бы грубым и воинственно предвзятым ни был Кричер, он так явно заботился о Регулусе, и Гермионе было грустно видеть его расстроенным. "Я обещаю Кричеру, что буду защищать Регулуса. Я собираюсь… спасти много людей, и Регулус будет одним из них. Ты можешь... вернуться к тому, чем ты занимался." Недоверчивые глаза Кричера увеличились в размерах, когда они уставились на неё. Его взгляд был гнетущим, как будто она могла чувствовать тяжесть его горя. Регулус был единственным человеком, который когда-либо проявлял к нему хоть какую-то доброту в семье Блэков, и она обещала вернуть его. "Госпожа помогает хозяину. Почему?" — это был справедливый вопрос, но Гермиона на мгновение запнулась, не зная, что ответить. Кричер был привязан к ней, так что она могла заставить его хранить её секреты, но это казалось таким неправильным. Втянув нижнюю губу между зубами, она мгновение слегка пожевала, прежде чем сделать глубокий вдох. "Потому что он заслуживает лучшего. Они все этого заслуживают." Слова прозвучали более зловеще, чем она предполагала, но они были только такими для неё. Кричер, несмотря на весь свой хмурый вид, сумел хмыкнуть в знак согласия, прежде чем аппарировать прочь. Сначала он был здесь, а потом резко исчез, и она снова осталась одна. Казалось, именно так она теперь проводила все свои дни - в одиночестве. Поскольку Рон помогал Джорджу оживить магазин шуток, а Джинни лидировала в мировой лиге по очкам, набранным охотником, Гермиона была предоставлена своей навязчивой натуре. Она не могла успокоиться, пока не выполнит свою задачу, и ей ничего не оставалось, как готовиться к отъезду. И иногда ночами, когда непреодолимое чувство вины за то, что она живёт, грызло её, как собака кость, она сворачивалась калачиком в постели Гарри и чувствовала его остатки. Обычно комнаты со временем теряли ощущение человека, который жил в них, но у неё было почти постоянное заклинание стазиса, наложенное на это место. Возможно, это был не самый здоровый способ справиться со смертью её лучшего друга, но для кратких и мимолетных моментов, когда она могла чувствовать его, это того стоило. …… Это была ирония судьбы или, возможно, судьба, что Гермиона была готова отправиться на свою миссию 2 мая. Это была шестая годовщина поражения лорда Волдеморта, но праздничного настроения, как в прошлые годы, не было. Волшебный мир уже начал забывать. Ему становилось комфортно в мире после Волдеморта. Кровь Гермионы закипала, когда она шла по улицам Косого переулка и видела, как ведьмы и волшебники проводят свои дни, как и все остальные. Это была дата, когда Гарри умер... ну, умер в первый раз. Её прогулка в свой кабинет была такой же обычной, как и каждый предыдущий день, и Гермиона чувствовала, как чувство вины растёт в её груди с каждой вымученной улыбкой и нерешительным приветствием. Так же быстро, как и пришла, она ушла, сжимая свою сумку, скрывающую нелегальный маховик времени, так крепко, что костяшки пальцев побелели. Она потихоньку раздавала вещи из своей кучи предметов первой необходимости тем, кто, по её мнению, больше всего от них выиграет. Старая тренировочная майка Гарри по квиддичу, которую она забрала у них на пятом курсе, которую она так и не вернула, была подарена Джинни, чьи карие глаза наполнились слезами, когда она крепко обняла Гермиону. Рыжая ведьма справлялась, но Гермиона видела, что она не была той... которой была раньше. Гермиона крепче прижала Джинни к себе и наслаждалась её прикосновениями всего на мгновение дольше, чем следовало, в последнем объятии. Это было прощание, и всё же Джинни ничего не поняла, уверенно заявив, что увидит Гермиону на вечеринке по случаю пятого дня рождения Виктории Уизли в эти выходные. К сожалению она не сможет там присутствовать. Рон был следующим в её списке неосознанных прощаний, и это было, пожалуй, самое тяжелое прощание, которое ей пришлось сказать. Они всегда были втроём... она, Гарри и Рон. Сколько она себя помнила, они были её путеводными огнями в волшебном мире. Когда она чувствовала себя нежеланной, нежеланной или недостаточно хорошей, они всегда были рядом, чтобы напомнить ей, что в мире магии для него всегда найдётся место. Их дружба была такой напряжённой после смерти Гарри, и сердце Гермионы болело из-за того. Гермионе было трудно выбрать прощальный подарок для Рона, главным образом потому, что всё, что она делала, казалось таким бессмысленным. Если бы её миссия увенчалась успехом, эта реальность прекратила бы своё существование в тот момент, когда её существование сформировалось в 1979 году. Никогда не было бы Золотого трио. Она никогда не сможет ходить в школу с Гарри и Роном, но знание того, что Волдеморт исчезнет из мира, делало всё стоящим. Она наконец остановила свой выбор на шахматной доске старого волшебника на площади Гриммо. Рон всегда блестяще играл в волшебные шахматы, и до тех пор, пока он будет справляться, прежде чем его жизнь изменится, она хотела, чтобы у него это было. Более наблюдательный, чем кто-либо мог себе представить, Рон, казалось, заметил, что с ней что-то не так, когда они встретились за чаем. "Миона, что с тобой происходит? Ты больше никогда не заходишь в Нору, и всякий раз, когда ты не на работе, ты работаешь дома. Что это за большой секретный проект?" Его добрые голубые глаза пристально смотрели на неё, когда он слабо улыбнулся. Это была её первая встреча с ним почти за три месяца, и непреодолимое чувство вины, которое она уже чувствовала, камнем лежало у неё в животе; тяжесть давила на неё. Выдавив из себя самую милую улыбку и фальшиво посмеиваясь над ним, Гермиона скормила ему ту же ложь, что и всем остальным. "Совершенно секретная информация, Рон. Я не могу тебе сказать, но, может быть... может быть, скоро." Слова были подобны кислоте, подступающей к её горлу, и ей потребовались все силы, чтобы не поморщиться. Это было больно, но ей нужно было это сделать. "Кстати, о секретах..." — начала Гермиона, надеясь, что смена темы разговора не будет слишком резкой. Взмахнув палочкой, чайные чашки, из которых они пили, начали плавать позади неё, когда она повела его в кабинет. Тёплое дерево двери и письменного стола в тот день отражало солнечный свет, придавая мрачному помещению ощущение яркости. Указав на элегантные кресла, стоявшие по бокам большого глобуса в центре, Гермиона поставила их чай на боковой столик. Нажав на глобус три раза, он открылся, чтобы показать замысловатый шахматный набор wizards, которому, она не сомневалась, было по меньшей мере двести лет. "Ты пригласила меня поиграть в шахматы? На самом деле ни для кого не секрет, насколько ты никчёмна в этом, Миона." Он слабо рассмеялся собственной шутке, как и она, хотя её смех сопровождался покачиванием головой. "Я... перебирала все вещи в этом доме, которые Гарри оставил мне, и я подумала, что нет никого лучше, чтобы отдать это тебе." Тишина, последовавшая за её заявлением, становилась всё более неловкой, когда Рон схватил одну из изящных шахматных фигур своей большой рукой. Он повертел Королеву в руке, внимательно изучая её, как будто он был куратором искусства, а это был шедевр. Что касается наборов волшебных шахмат, то это был довольно редкий и красивый набор, но в глазах Рона было что-то большее. Медленно слёзы начали наполнять их, и Гермиона поняла, что он был пойман не на шахматах, а на том, что они принадлежали Гарри и Сириусу. "Ты не должен принимать это…Я просто подумала, что он хотел бы, чтобы она была у тебя. Может быть, использовать его, чтобы научить Тедди играть. Ему бы... ему бы это понравилось" — её голос дрогнул в конце фразы, и она обнаружила, что имитирует слёзы Рона. Они никогда не говорили о Гарри... не напрямую. Это было слишком больно для них обоих. За три года, прошедшие с тех пор, как он умер, она могла пересчитать по пальцам одной руки, сколько раз они упоминали его имя. "Хорошо." В этот момент Рон выглядел старше, не то чтобы он не выглядел как мужчина все время; скорее, тяжесть войны и смерть Гарри состарили его. Она знала, что он винил себя в смерти Гарри. Если бы он не был ранен, он мог бы спасти его. Если бы он понял, что это ловушка. Если бы... было так много сценариев, которые создал Рон, где он мог бы предотвратить это, но ни один из них не был тем, что произошло. Случилось то, что Гарри пожертвовал собой, чтобы спасти всех остальных... снова. "Я скучаю по нему, Миона... каждый день." К этому времени блестящие слёзы вокруг его глаз начали стекать по его лицу, когда он начал плакать. Возможно, это было здорово, что он наконец-то заплакал из-за Гарри, но Гермиона сдерживала слёзы. Она выплакала достаточно на всю жизнь, во всяком случае, на эту жизнь. Обнимать его, учитывая разницу в их размерах, было почти комично, но когда она притянула его голову к своей груди и начала гладить по волосам, он выглядел намного меньше, чем был на самом деле. Это был мальчик, который спас её от тролля... Это был тот Рон, которого она знала. Потребность чувствовать себя ближе к нему заставила её остановиться, когда она успокаивающе ворковала волшебнику. Могла ли она действительно оставить все это позади? Могла ли она вернуться и отказаться от всего, что когда-либо знала? Один взгляд туда, где висела пустая картина Ремуса, и она знала ответ. Она могла. Она бы так и сделала. Она должна была. Там, где было её сердце, не было ничего, кроме боли и огня; огонь горел внутри неё, чтобы исправить все ужасные ошибки этого мира. Гарри не должен был умирать. Ремус не должен был умирать. Сириус. Лили. Джеймс. Так много невинных жизней потеряно ни за что. Чтобы сделать мир лучше, сказали бы они. Гермиона чуть не разразилась жестоким смехом при этой мысли. Мир не стал лучше, он, конечно, изменился, но ничего серьезного не изменилось. Сторонники чистоты крови всё ещё контролировали Визенгамот, а министерство всё ещё было коррумпированным. Пожиратели смерти, обладающие властью и деньгами, снова избежали Азкабана. Ничего не изменилось, и поэтому она изменит всё.</i> "Ты уверена в этом? Ещё есть время повернуть назад, маленькая ведьма." Портрет Ремуса Люпина, возможно, оказался мудрее, чем она ожидала. Было что-то в его спокойной манере говорить, что привлекло её к нему. Она очень хорошо ладила с настоящим Ремусом, когда он был жив, но эта картина казалась ей более современной. Это дало ей надежду, что Ремус Люпин 1979 года может стать для неё силой. "Я должна это сделать, Ремус. Я должна." Её умоляющий тон был так же обращен к ней самой, как и к нему, и Гермиона напрягла спину, собирая последние фрагменты своих исследований из кабинета. Это уже было голое и холодное пространство, но Гермиона добавляла в него частички себя за эти годы. Когда полки опустели в её расшитую бисером сумку, на её лице промелькнула грустная улыбка. Всё её время и усилия, бессонные ночи и раннее утро наконец-то окупились. "Когда ты вернёшься...в прошлое. Тебе понадобится помощь. Найди меня. Я помогу тебе." — обещание вырвало дыхание из груди Гермионы, когда огромное облегчение наполнило её тело. Она могла бы завершить свою миссию самостоятельно, но это были бы невероятно одинокие два года. Взглянув на дневник, который лежал открытым на её столе, она почувствовала, как её грудь наполнилась радостью. Это было бы одинокое существование, но только представьте, что она могла бы сделать. Она собиралась изменить мир. "Кроме тебя он будет относиться ко мне скептически, и это правильно. Что я могу ему сказать, чтобы он мне доверял?" — это был достаточно простой вопрос, мало чем отличающийся от тестов, которые они проводили во время войны. Что-то, что она могла бы сказать оборотню, чтобы он знал, что она говорит правду. "Скажи ему, что Джеймс был прав. Скажи ему, что темнота всегда хуже всего перед рассветом. Это то, что мы обычно говорили друг другу, когда дела шли плохо. Это было последнее, что я когда-либо говорил Джеймсу. Гермиона…пожалуйста, спаси их. Мне не нужно говорить тебе, чего это будет стоить, если ты потерпишь неудачу." Лица вспыхнули в её голове, и Гермиона проглотила твёрдый комок, который образовался у неё в горле. Её расшитая бисером сумка закрылась с резким щелчком, когда последняя из её книг была упакована, и Гермиона вздрогнула от того, насколько громким был звук в тягостной тишине, последовавшей за словами Ремуса. "Я не подведу... это убьёт меня." Решимость была её единственным мотиватором с того ужасного дня в Годриковой лощине; того дня, когда она наблюдала, как они опускали Гарри Поттера в землю. Мальчик, который выжил, мёртв. Последняя экскурсия, которую она совершила по площади Гриммо, причиняла боль, как колотая рана. Повсюду она видела призраков своего прошлого и предостережения на будущее. Если бы она правильно выполняла свою работу, никому из людей, которых она любила, не пришлось бы умирать. Гарри будет расти со своими родителями, счастливый и любимый. Сириус и Ремус всё ещё были бы живы. Всё было бы лучше. Войдя в комнату Сириуса, она встала на колени, ища под кроватью коробку из-под обуви, полную воспоминаний, которые, как она знала, были там. На красно-чёрном картоне запечатлены все важные моменты юной жизни Сириуса Блэка. Одна фотография привлекла её внимание, и она вытащила глянцевую бумагу снизу. На нём несчастный мужчина стоял рядом с женщиной, в которой Гермиона узнала Вальбургу Блэк (которая на этой фотографии выглядела так же неприятно, как и на портрете). Рядом с ней стоял лохматый мальчик, в глазах которого не было жизни. Его рука защитно обернулась вокруг ещё более маленького мальчика слева от него. Было легко разглядеть черты Сириуса в старшем мальчике; ему, вероятно, было около 15 лет на этой фотографии – летом, перед тем как он сбежал из дома. Красивый, как всегда, с намёком на бунтарство в его улыбке. Когда фотография переместилась, она увидела, как его галстук изменился с тёмно-серого на ярко-красный. Она обнаружила, что улыбается тому, как лицо Сириуса сменилось самодовольной ухмылкой. Регулус, на которого Гермиона никогда раньше по-настоящему не смотрела, был, конечно, таким же красивым, как и его брат, но без бушующего в нём гнева. Это была хорошая его фотография, но Гермиона не хотела носить с собой мать Сириуса, чистую кровь, поэтому она поискала другую фотографию младшего Блэка. Среди фотографий юного Сириуса и его друзей была спрятана единственная фотография, на которой он был запечатлён со своим братом. Судя по яркой улыбке и тому, как она коснулась его глаз, Гермиона поняла, что это, должно быть, было сделано до того, как Сириус поступил в Хогвартс, ещё до того, как он стал позором семьи Блэков. Он всегда говорил ей, что это его самый гордый титул. "Я это исправлю" — пообещала она себе и аккуратно сложила фотографии обратно в коробку, прежде чем положить ее обратно под кровать. Это было её последнее прощание с местом, которое она называла своим домом последние пять лет. Наконец, пришло время уходить. Часы на стене пробили полдень, когда Гермиона плотно закрыла дверь на площадь Гриммо. Настройка оберегов была, возможно, ненужной мерой предосторожности, но, тем не менее, она её приняла. Теперь только Рон или Джинни смогут пересечь их. Защита всегда была её сильной стороной, и она знала, что её дом будет в безопасности. Онемение начало проникать в её кости, когда она шла в переулок позади Гриммо, чтобы аппарировать. Даже дискомфорт от того, что её тело исчезало и появлялось снова, не мешало ей целеустремлённо двигаться вперёд. Ворота кладбища в Годриковой лощине слегка скрипнули, когда она толкнула их, и её шаги хлюпали, когда она шла по мокрой траве. Могила Гарри была точно такой же, какой она была, когда она видела её в последний раз. В первые месяцы после его смерти цветы каждый день украшали его могилу, когда люди приезжали со всего мира, чтобы оплакать мальчика, который выжил. Время шло, мимо проходило всё меньше и меньше людей, и теперь на аккуратно подстриженной траве, покрывавшей то место, где он был похоронен, сидела одинокая белая лилия. Подняв её, она крепко прижала её к груди. Джинни. Она была единственным человеком, которая могла оставить лилии. Гермиона почувствовала, как что-то подступило к её горлу, но она проглотила это обратно так же быстро, как и появилось. Стыд, вина, тоска, одиночество... В тот момент она чувствовала так много чего, что она перестала различать свои эмоции. Когда она подошла, чтобы положить лилию обратно, она выпустила её, как будто она обожгла её. Она никогда больше не посетит могилу Гарри, потому что будет уверена, что он переживёт её. "Пять оборотов." Напомнила она себе, вытаскивая изящную золотую сферу на цепочке из сумки. Ей потребовалось полтора года, чтобы выгравировать и зачаровать руны, и она подсчитала, что на один оборот у неё уйдёт пять лет. 25 лет. Прыжок продлится всего пять минут, так что ей придётся уничтожить маховик, когда она прибудет. "Один" — Гермиона сосчитала, не думая ни о чём, кроме Гарри. "Два" — продолжила она, представляя Джеймса. "Три" — Лили. "Четыре" — Сириус. "Пять" — Ремус. Крепко зажмурившись, она отпустила механизм и почувствовала, как её охватывает давление. Затем мир перед ней исчез.