Determination, Destination, Deliberation

"Да, это я" — хриплый голос Сириуса приветствовал её, звуча как самый красивый звук, несмотря на продолжающийся приглушённый звон в её ушах. Это была самая сильная паническая атака, которая у неё была после смерти Гарри. Каждый раз, когда она переживала это, ей казалось, что она может умереть, но это был первый раз, когда она испытала искушение пожелать смерти, чтобы всё просто прекратилось. Они сидели так несколько мгновений, большие и грубые руки Сириуса нежно баюкали миниатюрную фигурку Гермионы, как будто она могла сломаться. Её преображение теперь было не таким сильным, оно исчезло с течением времени, пока она рыдала и дрожала. Пряди каштановых локонов пробивались сквозь светлый блеск, а её единственный глаз всё ещё был серо-голубым, каким она его очаровала. Её платье было разорвано сбоку, что, как она смутно помнила, она делала в какой-то момент, пытаясь набрать побольше воздуха. Когда дыхание Гермионы немного выровнялось, он поднял чайную чашку, которую сбросили со стола во время драки, и наполнил её водой. Он не отдал её ей, просто положил рядом со своим коленом, где она упиралась в ковёр. Позади него стояло кресло, в которое он устроился, чтобы отдохнуть... то же самое мягкое кожаное кресло тёплого коричневого цвета, в котором она так часто видела Сириуса. Это всё ещё было так странно... увидеть Сириуса молодым человеком. Мужчина, которого она знала, был таким надломленным, сломленным и усталым. Этот Сириус устал, но это было по-другому. Как будто он был умирающей звездой, и в какой-то момент он взорвётся и поглотит всё вокруг себя. Разочарование украсило его лицо так, как никогда не украшали шрамы от пребывания в Азкабане. Этот Сириус был зол. Костяшки его пальцев были обмотаны бинтами, которые, как знала Гермиона, были не из-за их взаимодействия в Косом переулке. Внезапное воспоминание о том, что она заставила его забыть, вызвало новый прилив жара к её щекам, которые стали невероятно бледными во время её приступа. "А вот и моя девочка" — Сириус пошутил, его идеально кривая ухмылка вызвала у неё боль в груди. Это было жестоко несправедливо, решила она, что в молодости он был ещё красивее. "Я не твоя девочка" Она задохнулась, её голос был тихим. К этому времени она подтянула колени к груди и отчаянно прижимала их к телу. Иногда это помогало казаться маленькой. "Я знаю" — ответил Сириус, его голос был таким же тихим, как она чувствовала. Между ними происходил невысказанный разговор, в невысказанных словах и блуждающих взглядах. Ты могла бы быть, умоляли его глаза, хватая чайную чашку, которая, должно быть, принадлежала Регулусу, и исчезая забытый чай внутри, вместо этого наполнялся янтарной жидкостью из фляжки. Он предложил ей это, не удивившись, когда она просто покачала головой. Алкоголь не был мудрым выбором после такого приступа, как этот. Осторожно потягивая напиток из своей руки, он позволил теплу и жжению огневиски течь через него. Кому нужна жидкая удача, когда ты можешь быть пьяницей? В тот момент это казалось не так, но Сириус на самом деле пил меньше с тех пор, как встретил эту загадочную ведьму. Каждый раз, когда он тянулся за своей фляжкой, он вспоминал её... её глаза цвета огневиски, смотревшие на него на ступеньках поместья Лонгботтомов. "Могу ли я... если бы кто-то сделал с тобой что-то... что-то ужасное, ты бы когда-нибудь смог простить его?" — её глаза всё ещё были большими, красными и опухшими от рыданий, и её преображение, наконец, исчезло, оставив после себя крушение поезда в красивом платье. "Я полагаю, это будет зависеть от того, была ли у него веская причина. Хотя, если ты беспокоишься о том, что чуть не убила мою мать, не стоит. Я только хотел бы сам увидеть, как ведьма получит то, что ей причитается" Он откинул голову на спинку стула, отказываясь смотреть на неё. "Сегодня Регулус впервые заговорил со мной за 6 лет. Ради тебя. Он пришёл, чтобы найти меня для тебя. Не надо..." — его голос сорвался, и он сделал большой глоток из своего огневиски. "Я знаю, что Дамблдор заставил тебя работать над каким-то грандиозным планом, но, пожалуйста, просто... он мой брат. Пожалуйста, просто скажи мне, что происходит." Когда его глаза наконец встретились с её, в них было откровенное опустошение, которого она никогда раньше не видела в нём. Его эмоции всегда были скрыты, скрыты под тщательно продуманной личиной безразличия, алкоголизма и остроумия. Вот кем на самом деле был Сириус Блэк, несмотря на всю эту грязь. У Гермионы не было выбора. Она должна была сказать ему. "Я…ты должен понять. Я не могу тебе сказать. Ещё нет. Ты должен…Мне нужна клятва. Не нерушимая. Если ты дашь клятву, что не будешь действовать в соответствии с информацией, которую я тебе дам, или делиться ею с кем-либо, я расскажу тебе всё." Это был риск. Ремус был более уравновешенным, яростно преданным, но уравновешенным. Если Сириус узнает о Питере или Поттерах и сделает что-нибудь, чтобы серьёзно изменить временную шкалу, это может изменить всё. Гермионе нужно было, чтобы Волдеморт думал, что Петтигрю не был скомпрометирован. Ей нужно было, чтобы он появился 31 октября через два года и попытался убить её друзей. Ей нужно было, чтобы всё шло относительно по плану, иначе отчаяние поглотило бы её. Сириус был ошеломлён её словами, какими бы яростными и настойчивыми они ни были. Доверял ли он этой ведьме настолько, чтобы дать ей слово под страхом смерти? Может ли он пообещать, что не будет действовать на основании этой информации? Теперь она внимательно наблюдала за ним, на её лице ясно читалась усталость. Этот секрет был слишком тяжёлым бременем, и, может быть, только может быть, если она расскажет Сириусу, стеснение в груди, которое возникало каждый раз, когда она думала о нем, пройдёт. Его губы были плотно сжаты, как будто он оценивал ценность её слов. Мысли Гермионы безжалостно метались, пока он обдумывал её предложение. Сейчас была середина октября, и у неё оставалось меньше месяца до того, как Регулуса попросят предложить услуги Кричера. День рождения Сириуса…напомнила она себе. "Хорошо" Печальные глаза Сириуса снова стали каменными, он пристально смотрел на неё с такой интенсивностью, что казалось, будто это может обжечь её, если она продолжит смотреть. "Мне нужна моя палочка. Я... я отдала Регулусу свою палочку.” Когда она говорила, в её голосе и на лице был стыд, и на мгновение она задумалась, не начнутся ли снова слёзы, которые только что едва прекратились. Сириус просто кивнул головой, встал и направился к порогу, ведущему в коридор. Его шаги издавали скрип ступеней, когда он шёл. Гермиона считала секунды с момента, когда его шаги прекратились, до тех пор, пока они снова не зазвучали на лестнице. Всего 26 секунд. Когда он вернулся, в его руке была её палочка, светлое дерево её палочки выглядело слишком маленьким в его больших руках. "Почему у Регулуса была твоя палочка?" — Сириус спросил. Он мог бы спросить Регулуса, Гермиона знала это, но вместо этого он стоял перед ней, держа её собственную палочку. "Он не хотел..." — сдавленный, сдавленный смех вырвался из её горла, и она сделала глубокий вдох, чтобы оборвать себя — "Он не хотел, чтобы я проклинала Вальбургу. Но всё равно это не помогло. Как... как она?" На самом деле это был простой вопрос, но Сириусу было сложно ответить на него. Гермиона знала, что он хотел её смерти; за всё, что она сделала ему и Регулусу. Но мог ли он действительно желать, чтобы она умерла вместо этого? Была ли в нём хоть какая-то частичка, которая всё ещё любила его мать? На этот вопрос и на тот, который она озвучила, он ответил следующими словами "Она будет жить. Жаль. Итак, как работает эта клятва? Ты сказала, что это нерушимая?" "Нет. Эту клятву придумала я. Она связывает и в случае не соблюдения условий остановит твою магию, но она не убьёт тебя" Казалось, это было всё, что нужно Сириусу, когда он сел перед ней, скрестив ноги. Протянув ему предплечье со своей палочкой, зажатой в его вытянутой руке, она схватила свою палочку и положила свою руку рядом с его локтем, сцепив их руки вместе. То же самое слабое жёлтое свечение трижды обернулось вокруг их кожи, мерцая на татуировках, которые покрывали его кожу. "Я, Гермиона Грейнджер, клянусь, что я не раскрою свои секреты Сириусу Блэку, при условии, что он не сможет использовать эту информацию, чтобы попытаться повлиять на изменения или поделиться этой информацией с кем-либо, кто ещё не знает об этом" — голос Гермионы был твёрд, когда она говорила. Ответ Сириуса ей не требовал объяснений, поэтому она наблюдала, как анимаг говорил сосредоточенно и прямо. "Я, Сириус Блэк, клянусь получить секреты, раскрытые Гермионой Грейнджер, и принимаю условие, что я не смогу использовать эту информацию, чтобы повлиять на изменения или поделиться этой информацией с кем-либо, кто ещё этого не знает" Когда он закончил говорить, свет загорелся так ярко, что ей пришлось отвернись и разорви зрительный контакт, который у них был. Её кожа тупо болела в том месте, где заклинание сжало её, но она убрала руку. "Хорошо, ведьма. Ты получила свою клятву, теперь рассказывай мне всё" ……… На то, чтобы объяснить Сириусу её историю, ушло в два раза больше времени, чем на то, чтобы рассказать Люциусу. Гермиона поймала себя на том, что рассказывает ему то, чего не говорила Регулусу или Ремусу. Как она плакала перед сном каждую ночь в течение нескольких месяцев после того, как попала в прошлое. Как она прятала в сумке фотографию своих родителей, на которую ей было невыносимо смотреть. Как она навестила Гермиону Грейнджер в больнице, в родильном отделении. Она была такой крошечной, и Ричард и Хелен Грейнджер были вне себя от радости, что она у них есть. Каждую маленькую трещинку, которую прошлое пробило в её броне, каждую щель в её прочной обороне. Сириус всё это время молчал, даже не задавал вопросов, как Люциус. Как будто ей снова было 16. Они оба просыпались посреди ночи, тайком ели мороженое на кухне и говорили о вещах, которые их действительно беспокоили. Он часто рассказывал ей свои страшные истории об Азкабане, о том, как Бродяга сохранил ему рассудок. Она расскажет ему о кошмарах, которые ей снились в тот момент, когда она поняла, что Седрик мёртв... как легко было бы, если бы вместо него там лежало тело Гарри. Гермиона снова почувствовала себя глупо, точно так же, как тогда, когда её школьная влюбленность в красивого крестного отца Гарри только началась. Когда она закончила свой рассказ, увлечённая самой последней деятельностью, успешно убедив Люциуса помочь её делу, она ждала его ответа. Сириус был стойким, когда переваривал всё, что она ему сказала. Единственная вещь, которую она не сказала, вероятно, была самой важной вещью, которой нужно было поделиться. "Ещё... я... чёрт" — Гермиона прошипела сквозь сжатые губы. Ей нужно было рассказать ему всё, какими бы ужасными ни были её решения. В ней не было сожаления. У неё не было ни сил, ни времени сожалеть о том, что она сделала — "Я изменила воспоминание... о нас. Ты был... Мерлин, ты подобрался слишком близко, и я не могла провалить свою задачу, Сириус. Я не могла подвести его" Слёзы угрожали пролиться, когда она прикусила губу, чтобы избежать этого. Рукав её джемпера натянулся у неё под глазами, как это было много раз на протяжении всей этой истории, стирая слабость. "Ты изменила мою память?" — предательство было первым, что она услышала в его голосе, и это резануло её, как острый нож — "Что..." — он откашлялся, отводя от неё взгляд и, казалось, уставившись на потёртый кусок нити на персидском ковре, на котором они сидели — "Знаешь что, это не имеет значения. Мне всё равно" "Сириус, ты должен понять..." — голос Гермионы был умоляющим, но её прервал внезапно разъярённый волшебник. "Нет. Я не обязан понимать. Проходить сквозь время достаточно опасно, я понимаю. Я понимаю, почему тебе нужно было держать это в секрете от меня, но забрать мою память? Это пересекает так много границ, что я даже не знаю, с чего, чёрт возьми, начать" Его ноздри раздулись, когда он вскочил на ноги, расхаживая по комнате с такой скоростью, что Гермиона на мгновение задумалась, не может ли это загореться только от трения его ног. Она не ответила ему, главным образом потому, что он был прав. Просмотр чужих мыслей был таким интимным актом, и делать это без разрешения или согласия - это нападение. Гермиона опустила голову на руки, ожидая, что он закричит. "Я могу простить тебя за твою ложь и твои секреты. Но я не могу…я не могу простить тебя за это. Я думал, что мог бы даже... И ты предала меня вот так?" — она видела Сириуса в гневе, видела, как он противостоял Пожирателям Смерти, убийцам, своей сумасшедшей семье... И она никогда не видела у него таких глаз. Больше всего её ранило его горькое разочарование — "Береги Реджи. Что бы это ни было, что бы ни случилось" Схватив свою кожаную куртку с того места, где он оставил её на ручке кресла, в котором сидела его мать, он начал уходить. "Сириус, подожди..." — её голос вырвался из горла ещё до того, как она по-настоящему осознала это. Волшебник повернулся к ней всего на мгновение, на его лице была явная боль. Гермиона побежала обратно в кабинет, схватив свою расшитую бисером сумку с того места, где она её оставила. Пошарив и поискав, мгновение спустя она вытащила стеклянный флакон, наполненный светящейся светло-голубой жидкостью. Когда она вернулась в гостиную, то была несколько удивлена, увидев, что мужчина все еще там. "Вот. В любом случае он твой" — Гермиона вложила флакон в его грубые руки, мечтая о том времени, когда его прикосновения заставляли её чувствовать тепло. Теперь всё, что она чувствовала, был холод. Как будто не находя слов, Сириус просто хмыкнул, обхватил пальцами флакон и сунул его в карман "До свидания" Он не оглянулся. ……… Когда Регулус, наконец, спустился по лестнице на площади Гриммо, каждая ступенька скрипела, когда он наступал на неё, Гермиона сидела в кресле, которое было любимым Сириусом. Её большие карие глаза, казалось, смотрели в одну точку, где со стены возле камина отклеивались потёртые обои. В её взгляде была пустота, которая напомнила ему о том, как Сириус отрешённо бродил по коридорам дома, как будто он был призраком. Полное опустошение не было очевидным. Это было заметно по мелочам; например, по тому, как её брови опустились в сторону печального спада её улыбки. "Что случилось? Где Сириус?" Для Регулуса это уже было очевидно. Его брат всегда получал всё, что когда-либо хотел, Гермиона была просто другим случаем. Но вид разбитой скорлупы страстной и талантливой ведьмы, которую он узнал за месяцы, прошедшие с тех пор, как она упала с неба, привело его в ярость. "Ушёл. Я... я рассказала ему всё" — голос Гермионы был тихим, когда она говорила, едва преодолевая пустоту между ними. Регулус замедлил своё приближение, ошеломлённый шоком от этой новости. Она всегда утверждала, что Сириус был помехой... слишком неустойчивой, чтобы доверять эту информацию. Что изменилось? Волшебник поправил воротник, внезапно обнаружив, что злится на её страдания. Затем его гнев сменился чувством вины, когда Регулус понял, что именно он привёл Сириуса к ней в первую очередь. "Мне жаль. Я думал, он мог бы помочь тебе... больше, чем я" Горечь пронизала его голос так сильно, что Гермиона чуть не рассмеялась над иронией. Братья Блэк действительно никогда не переставали удивлять её. "Это было умно с твоей стороны" Затем Гермиона встала, похлопывая по юбке своего платья, чтобы разгладить её "Вальбурга?" — это был не столько вопрос, сколько приказ рассказать ей, что произошло. "Отдыхает. Я наложил заклинание памяти. Не самая гладкая магия, но неплохо для первого раза. Пока она никогда больше не увидит тебя как Джолин, я думаю, что она не узнает тебя и не вспомнит, что произошло" Она натянуто кивнула ему, потирая руки, как часто делала, когда думала. Это была нервная привычка, за которую Рон и Гарри неустанно дразнили её. "Всё равно через три недели это не будет иметь значения" — напомнила ему Гермиона. Теперь это было так близко, что она знала, что больше нельзя терять времени. Люциус скоро доставит ей дневник, а диадема у неё уже была, кольцо было надёжно спрятано в лачуге Гонта, а кубок, предположительно, находился в хранилище Лестрейнджей. Медальон был единственным недостающим кусочком головоломки. "Ты готов?" — то, как дрожал её голос, когда она смотрела на него, снова застало его врасплох. Она никогда не была такой уязвимой, даже в самые панические моменты. Изношенность этой жизни явно действовала ей на нервы. "Чтобы умереть?" — Регулус мрачно рассмеялся про себя, изогнув уголки губ в садистской ухмылке — "Я был готов умереть каждую минуту бодрствования с тех пор, как получил эту метку на своей руке... и некоторые из спящих тоже. Кроме того. Я не собираюсь на самом деле умирать..." — он на мгновение замолчал, смех застрял у него в горле, как будто он задыхался — "Верно?" Тогда Гермионе вспомнилось, каким он был молодым. Он даже не жил, а был так готов умереть; это было слишком похоже на Гарри в последние дни войны. "Ты не умрёшь. Я тебе не позволю. Но потом тебе придётся спрятаться... пока он, наконец, не умрёт" Они никогда не обсуждали "после", главным образом потому, что разговоры о его смерти в будущем, казалось, никогда его не интересовали. "Я... я не хочу умирать. Просто пообещай мне, что со мной всё будет в порядке." — его голос надломился под тяжестью того, вокруг чего они танцевали с тех пор, как она приехала. Регулус боялся умереть. В смерти было постоянство, которое висело в воздухе вокруг неё. Независимо от того, насколько кто-то думает, что он готов к смерти, столкнуться лицом к лицу со смертностью всё равно очень трудно. Гермиона пересекла короткое расстояние между ними и осторожно обняла высокого мужчину. Она пыталась вселить в него уверенность и силу, но они оба знали, что она не может дать этого обещания.