Determination, Destination, Deliberation

Гарри Поттер существовал в этом мире. Не то чтобы до этого это было не так, но теперь он был... настоящим. Он был здесь. Было что-то в реальности его сердцебиения, что заставляло её Гермиону часто ловить себя на том, что она смотрит на Лили, либо прямо, либо краем глаза. То, что люди говорили о беременных женщинах, было правдой. Лили, казалось, почти светилась. В её смехе была жизнерадостность, в походке пружинистость. Конечно, помогло то, что Джеймс буквально упал на колени и рыдал, уткнувшись в живот Лили, когда ему сказали (что Гермионе было довольно неловко наблюдать). Это был первый выход Гермионы за пределы её дома за три месяца, и она была вне себя от радости, когда рыжеволосая попросила её прийти. Приближался день рождения Лили, и Гермиону пригласили в Коттедж Поттера под предлогом планирования вечеринки по случаю дня рождения. Джеймс, который теперь щеголял довольно неуместной клочковатой бородой, обнял её так крепко, что она подумала, что может лопнуть, и несколько раз крутанул её вокруг себя. "Она только что оправилась от того, что её сломали, Джеймс!" — Лили сурово отругала его. Он остановился как вкопанный и посмотрел на неё немного как олень в свете фар (каламбур). Медленно поставив Гермиону на ноги, и извиняясь, вразвалку подошёл к своей жене. "Я возмущена, когда меня называют сломанной!" — Гермиона вздохнула, скрестив руки на груди и приняв свою лекционную позу, которую она всегда использовала с Роном и Гарри, когда они плохо учились в школе — "Я всего лишь получила несколько сломанных рёбер и чуть не умерла" "Пожалуйста, прости меня. Я просто не видел Миону целую вечность, и я так ужасно по ней скучал" Джеймс слегка надулся и обратил свои карие щенячьи глаза на равнодушных ведьм. "Джеймс, ты видел меня вчера. И если ты ещё раз назовёшь меня Мионой, я позабочусь о том, чтобы ты меня никогда не видел" — выпалила Гермиона, пытаясь скрыть смех,а её хмурый взгляд дрогнул, когда мужчина продолжал дуться на неё. Джеймс был точь-в-точь как его сын. Она не смогла бы злиться на него, даже если бы попыталась. Лили, с другой стороны, начала ковырять кожу вокруг ногтей, и Гермиона могла сказать, что её нервы начали сдавать. Она схватила Лили за руку, сжав её один раз в знак поддержки. "Скажи ему" —одними губами произнесла Гермиона, и она могла видеть растерянное выражение, появившееся на лице Джеймса. "Сказать мне что?" — несмотря на то, что он был сбит с толку, его глупая улыбка всё ещё оставалась на месте. Чем дольше Лили молчала, тем больше улыбка Джеймса начинала исчезать — "Что-то не так?" — беспокойство сменилось замешательством, которое мог по-настоящему понять только тот, кого затронула потеря войны. "Нет, нет!" — заверила Лили, потирая ладонями лицо — "Это не… я имею в виду, что что-то не так, но это также и правильно... Тьфу, я всё испортила, не так ли?" — её зелёные глаза в панике уставились на Гермиону, и ей пришлось вмешаться. "Глубокий вдох. Ты можешь это сделать" — Гермиона ободряюще улыбнулась Джеймсу, который теперь был в полном шоке. Она могла сказать, что он был примерно в тридцати секундах от срыва. "Ты прав. Джеймс... эмм, Джейми... мы... то есть я беременна" Лили смотрела на него мгновение, а затем ещё мгновение, пока он стоял на месте, словно застыв в особый момент ошеломляющих эмоций. "Ты.... правда??" — Джеймс поднял её на руки и крепко поцеловал. Когда они оторвались и он поставил её на землю, у него была самая яркая улыбка, которую Гермиона когда-либо видела, и он упал на колени. Покрывая поцелуями её живот, Гермиона тихо извинилась, чувствуя себя незваной гостьей в такой интимной сцене. Джеймс и Лили были бы такими хорошими родителями для Гарри, и этот комок ярости, который, казалось, постоянно находился в её животе, раскалился добела, когда она подумала обо всём потерянном времени. Все дни рождения, которые они так и не смогли отпраздновать, все годовщины, первый полёт на метле, окончание Хогвартса, становление аврором. Самые гордые моменты его жизни, и они пропустили их все. Гнев, который, казалось, был её постоянным спутником, снова ударил её, и она проглотила его, как делала всегда. Рубцы на её руках стали постоянной чертой, когда она впилась ногтями в ладонь. Они заслужили так много, но они не заслужили того, что с ними случилось. Она выскользнула через заднюю дверь, пробираясь через сад Джеймса, направляясь к частоколу, который вёл обратно к её дому. Короткая обратная прогулка прошла быстро и без происшествий, Гермиона коротко помахала Батильде Бэгшот, которая поливала свои цветы. Ей потребовалось некоторое время, чтобы образ Нагини, выходящей из горла женщины, переместился из передней части её сознания в темные уголки задней части, но когда она это сделала, она обнаружила, что Батильда была прекрасной женщиной, хотя и немного странной. Гермиону периодически навещали в течение следующих нескольких дней, прежде чем восторженная пара разрешила ей выходить на улицу. Они действительно излучали сияние. Лили заставила её действительно помочь с планированием вечеринки по случаю дня рождения, настаивая на том, что, если бы Джеймс добился своего, всё было бы блестящим, красным и золотым. Ремус и Сириус были так рады этой новости. Даже Питер выглядел по-настоящему взволнованным, хотя Гермионе пришлось снова обойти свой дом, чтобы разбить несколько ваз, прежде чем она смогла притвориться, что не хочет убивать этого предательского ублюдка. Вечеринка по случаю дня рождения Лили прошла без сучка и задоринки, так как и Элис, и Лили тогда объявили, что беременны. Конечно, тяжело беременная Молли Уизли рыдала от счастья, в чём она винила свои гормоны беременности. Рон должен был родиться чуть меньше чем через два месяца. Грозный Глаз пришёл, очевидно, из-за ранее неизвестной привязанности к Лили. Гермиона была удивлена, когда появился аврор, так как он почти никогда не занимался подобными вещами, но Ремус быстро сообщил ей, что Лили была единственной ведьмой, которая могла держать Джеймса и Сириуса в узде, Грюм любил её за это (хотя он никогда бы этого не признал). Гермиона коротко поговорила с Элис, которая, казалось, светилась немного меньше, чем Лили, из-за того, что у неё уже была начальная стадия утренней тошноты (которая, как она очень живо сообщила Гермионе, вообще не была связана с утром). Фрэнк был не менее взволнован, но также признался ей, что его мать пришла в ужас, когда обнаружила это. Основываясь на историях, которые Невилл всегда рассказывал в детстве, Гермиона была уверена, что это абсолютно так. Все по очереди ходили по комнате, и между будущими матерями произошел эмоциональный момент, когда они с радостью обнаружили, что должны родить почти в одно и то же время. У Сириуса и Джеймса был такой же эмоциональный разговор о том, что ни один из них не мог поверить, что Джеймс станет отцом. Конечно, Джеймс драматично попросил Сириуса стать крёстным отцом, пока они оба сдерживали слёзы. Гермиона позаботилась о том, чтобы не упоминать в своей истории, что Сириус был крестным отцом Гарри ... были некоторые счастливые воспоминания, которые она хотела, чтобы они были полностью его собственными. "Ты знала, не так ли" Анимаг нашел её на кухне, когда вечеринка начала сворачиваться, она мыла посуду по-маггловски. Она настояла, чтобы Лили села и расслабилась, так что уборка стала её работой. "Конечно, я это знала. Кстати, поздравляю" — она улыбнулась ему, приподняв уголок губ, когда ей пришло в голову озорство. Гермиона протянула к нему свою покрытую пузырями руку и рассмеялась, когда он просто моргнул на неё. Воспользовавшись случаем, она провела рукой вверх, оставив небольшое количество пузырьков на его щеке. "Ты только что?" — начал Сириус, его неуверенность была прервана каскадным смехом Гермионы — "О, ты пожалеешь об этом ведьма" —пообещал он, опуская руку в пузырьки и, повторяя её действия. Она плеснула на него немного воды для мытья посуды, и довольно скоро они вступили в водный бой с помощью своих палочек. "Что здесь происходит?" — голос Ремуса был чётко опознан ещё до того, как кто-либо из них увидел его. Было немного сложно объяснить их нынешнюю ситуацию, учитывая, что они были насквозь мокрые и покрытые пузырями. "Уборка?" — предложил Сириус, чем заслужил только приподнятую бровь оборотня. Он одарил Гермиону одним из фирменных взглядов — "Я не злюсь, просто разочарован" — которые преследовали студентов, когда он служил преподавателем защиты от тёмных искусств. Поискав в массе пузырьков свою палочку, Гермиона наложила быстрое очищающее заклинание. Она предпочитала мыть посуду вручную, не доверяя заклинаниям, чтобы правильно попасть во все щели. Сириус, который встряхнул волосами, как сделал бы его анимагический облик, снова рассмешил её, а затем последовал за ней, когда она пошла посидеть в саду. "Они будут отличными родителями. Я не… я действительно не понимал этого раньше. Я знал, что у тебя была вся эта миссия, и я рад, что ты спасла Реджи, но Лили и Джеймс… они заслуживают того, чтобы жить со своим ребёнком" Сириус выглядел сейчас более подавленным, чем она когда-либо видела его в прошлом. Внезапно она заметила тёмные круги у него под глазами, явное напряжение бессонных ночей на его лице. "Я собираюсь убедиться, что у них есть такой шанс" — Гермиона вздохнула, отгоняя холод. Она вздрогнула, когда холодный ветерок пронёсся мимо, и Сириус сбросил свою кожаную куртку, накинув слишком большую ткань ей на плечи — "Он выглядит так же, как Джеймс, которого ты знаешь. За исключением его глаз. Те, которые он получил от Лили. Было так тяжело смотреть на них обоих, когда я впервые попала сюда" Сириус придвинулся ближе, переместившись так, чтобы она могла положить голову ему на плечо. Гермиона шесть месяцев назад отчитала бы себя за то, что была так близко, за то, что позволила себе минуту тишины, но теперь Гермиона подошла слишком близко к... смерти, чтобы позволить хоть одному спокойному мгновению пройти без радости. "Я не могу дождаться, когда куплю ему его первую метлу" — голос Сириуса был мягким, и Гермиона заметила перемену в его глазах, когда она подняла на него взгляд. Его волосы были собраны сзади в свободный пучок у основания шеи, так что невозможно было ошибиться в том, какой страстный взгляд он пытался скрыть. "Ты когда-нибудь думал об этом?" — поинтересовалась Гермиона вслух, не нуждаясь в пояснениях. "Я никогда не привыкну" — ответил Сириус, прежде чем прочистить горло и встать — "Наверное, я никогда не представлял себе, что у меня будет семья. Моя вроде как испортила меня" Расхаживая по камням, которые образовывали дорожку через сад, Гермиона внимательно наблюдала за ним. "Это немного дико. Я часто наблюдал, как Джеймс писал любовные стихи Лили в общей комнате. Которые она, конечно же, отвергла с первого взгляда. Теперь они женаты, и у них на подходе маленький ребёнок. Странно представлять маленького ребёнка, состоящего из лучших частей их обоих" Он засунул руки в карманы, свет заиграл на чернилах от его татуировок, когда они проступили там, где он задрал джемпер до локтей. "Для меня всё совсем наоборот. То, что я росла рядом с Гарри, всегда давало мне представление о том, какими были его родители, но… они даже лучше, чем я могла себе представить. Я всегда предполагала, что Гарри унаследовал свой непокорный дух от Джеймса, но Лили сама настоящий огненный шар. Хотя его склонность к опасным для жизни ситуациям, безусловно, исходит от Джеймса" Гермиона рассмеялась про себя над этим, с нежностью вспоминая, как она, Гарри и Рон получили Философский камень. "Семья может быть тем, что ты выбираешь, Сириус. Как бы то ни было, я думаю, из тебя вышел бы отличный отец" — затем воцарилось молчание, и ни один из них не хотел его нарушать. Хрупкость момента, его грубость были чем-то, что она не хотела отпускать. Сириус так редко был так открыт. "Я должен вернуться к Реджи" Когда он начал уходить, Гермиона поняла, что всё ещё закутана в его куртку. Тоже встав, она подошла, чтобы снять его, но он покачал головой. "На тебе она смотрится лучше" Возвращение Гермионы к нормальной жизни оказалось более неприятным, чем она ожидала. Какой бы несчастной она ни была в своей изоляции, возвращаться к плану, которого она придерживалась, было почему-то ещё хуже. В течение нескольких недель она сидела дома, отчаянно пытаясь разгадать тайну того, как она должна была уничтожить эти крестражи. Чем больше она пыталась разобраться в этом, тем больше расстраивалась. И чем больше она расстраивалась, тем больше погружалась в свои исследования. Дамблдор, вероятно, был её лучшим шансом, но она не решалась сообщить этому человеку о крестражах. Если бы он был более откровенен и менее загадочен в своих планах, то, возможно, все её друзья пережили бы войну. Альбус Дамблдор был превосходным игроком в Волшебные шахматы, но Гермиона больше не желала быть его пешкой. На этот раз она была королевой, и ей предстояло передвигать фигуры. Её слон, её конь и её ладья встают на свои места, приближаясь к королю. Но короля всё ещё защищал рыцарь, который, как знала Гермиона, в конце концов обернётся против него. Её ладьей, её секретным оружием был Люциус Малфой. Богатый и привилегированный в волшебном мире, он взял на себя все обязанности чистокровного растения, которым был Регулус. Несмотря на свою сомнительную лояльность, Люциус, казалось, был готов на всё ради своего сына. Живот Нарциссы уже немного показался, выпуклость стала более округлой из-за её стройной фигуры. Пока Гермиона могла напоминать Люциусу о том, что его сын делает, чтобы защитить свою семью, она верила, что сможет удержать его на своей стороне. Её епископом и проводником был Ремус Люпин. Он был голосом разума, когда её разум был полон неуверенности. С тех пор, как она начала варить ему аконит, она видела невероятную перемену в его поведении вокруг луны. Он почти всегда впадал в депрессию в дни полнолуния, отягощенный собственной неуверенностью в том, что он монстр. Сохранение самообладания в течение этого времени показало ему, что он был больше, чем волк. В каждый момент сомнений, срыва, поражения Ремус был рядом, чтобы поддержать её, напомнить ей об огне, который она несла в своей душе. Её рыцарем и самым яростным защитником был Регулус Блэк. Когда он так и не вернулся на площадь Гриммо, Вальбурга устроила публичные похороны своего сына. Она хорошо сыграла роль скорбящей матери, рыдая в своих мрачных чёрных одеждах, пока чистокровная элита целовала её в щеки. Редж настоял на том, чтобы пойти, замаскированный Оборотным зельем, которое делало его похожим на мальчика-маггла, с которым Гермиона столкнулась некоторое время назад. Она присоединилась к нему точно так же, замаскированная и дополнительно скрытая своим плащом. Люциус прекрасно играл свою роль, насмехаясь и хмурясь, когда это было социально приемлемо. Люциус был пешкой в игре Волдеморта, но она дала ему шанс стать чем-то большим. Она предложила ему руку помощи в уничтожении человека, который однажды уничтожит его семью. Гермиона предложила всё, чего Волдеморт никогда бы не сделал. Лучшие шахматные мастера проводят свои партии на шесть, восемь, десять, двенадцать ходов вперед. Ублюдок был в опасности прямо сейчас, но скоро это будет шах и мат. Именно в этой тщательно продуманной игре в шахматы её разум оказался в ловушке, когда она возвращалась домой с рынка. Редкие облака украшали небо, когда свежий февральский воздух коснулся её щёк. Первое, что должно было насторожить Гермиону о том, что что-то не так, был тот факт, что лампа в её гостиной была включена. Он не был включен, когда она уходила... не так ли? Следующим было то, что её плащ висел на вешалке. Она могла бы поклясться, что оставила его накинутым на один из кухонных стульев, выбрав для этого дня более плотный зимний плащ. Последнее, что Гермиона должна была заметить, это то, что её обереги больше не обволакивали её, как защитное одеяло, которым они были с тех пор, как она их установила. Наконец, то, что окончательно предупредило ее о том, что она не одна - это запах двурогого рога. Вид, используемый в приготовлении зелий, имел очень специфический запах, и именно он, наконец, прорвался сквозь рассеянный и затуманенный разум Гермионы и заставил её нервничать. Бросив покупки на стол, она вытащила палочку и побрела обратно к передней части дома. Её гостиная была пуста, хотя тревожное чувство, что за ней наблюдают, начало пробирать ее до костей. Приняв оборонительную стойку, которой мог бы гордиться Ремус Люпин, она побрела по коридору, открывая каждую дверь так тихо, как только могла. Сердцебиение блокировало её слух, проносясь через её череп, как быстрая река. Всё, что Гермиона могла слышать, это биение своего сердца и тяжёлое дыхание. Кто мог пробиться сквозь её защиту? Альбус Дамблдор уже делал это однажды, но теперь ему это не понадобится… она скорректировала защиту вокруг дома, чтобы дать ему доступ, если он когда-нибудь захочет посетить её. Это не мог быть кто-то из её друзей. Все они были могущественными ведьмами и волшебниками, но ни у кого из них не было такого умения в защите, как у неё. Она приближалась к последней комнате в доме, своей спальне, и Гермиона почувствовала, что её шаги замедлились, когда она приблизилась. Это было похоже на щелчок выключателя, возвращение в режим войны. Это было такой большой частью её жизни больше года, и эта часть её сделает всё, что нужно, чтобы защитить себя и свою миссию. С глубоким вздохом и огнём в глазах Гермиона толкнула дверь. Первое, что она заметила, было то, что фигура, которая прорвалась через её защиту, которая ворвалась в её дом, смотрела в окно. Его лицо исказила хмурая гримаса, и в одно мгновение она точно поняла, что произошло.