Determination, Destination, Deliberation

"Ну, первое, что должно произойти, это то, что ты должен успокоиться..." — Ремус едва успел вовремя повернуть голову, прежде чем керамический кувшин разбился о стену прямо за тем местом, где только что была его голова. "Если ты ещё раз скажешь мне успокоиться, я убью тебя" — голос Сириуса был злым и мрачным, когда он предупреждал, рычание вырывалось из его горла, когда воздух вокруг него потрескивал от потенциальной случайной магии. Регулус смотрел только на неподвижное пятно на стене, на маленький скол на обоях, где они начали выцветать и отслаиваться, явно пытаясь думать о чём угодно, кроме исчезновения Гермионы. Известие пришло через их зачарованные монеты почти полчаса назад, и всё, что произошло, это то, что кувшин был разбит, а в стенах квартиры Сириуса появились три новые дыры. Регулусу пришлось усмирять своего брата достаточно долго, чтобы затащить его за шиворот в камин и доставить в дом Ремуса. Когда они прибыли сквозь зарево пожара, это привело к полному разрушению в гостиной мужчины, о котором шла речь. Похоже, Сириус был не единственным, у кого была склонность ломать вещи, когда он был расстроен. Ремус мерил шагами гостиную, в которую они переехали, беспокоясь о том, что казалось неминуемой гибелью. Гермиона была ключом ко всем их планам. Без неё... он даже не представлял, что это возможно. "Хорошо, так что мы знаем?" — Регулус наконец заговорил, его голос был хриплым от смущения и гнева. Однако ни у кого не было ответа на это, и оно упало на комнату и прилипло к ним, как плёнка. Что они знали? Гермиона исчезла, по крайней мере, она в опасности. Они знали достаточно, чтобы понять, что Дол, скорее всего, был Долоховым. Регулус, казалось, вздрогнул от этого, Гермиона предупредила его, что Долохов представляет для него угрозу. Он не слушал. Он не послушал, и теперь жизнь Гермионы была в опасности. У Сириуса был похожий набор мыслей, когда он опустился в кресло напротив Регулуса. Ремус прекратил расхаживать перед Сириусом, с печальной покорностью глядя на мужчину. "Ты знаешь, кто нам нужен" — голос Ремуса был напряжённым, когда он говорил, и осознание медленно сформировалось на лице Сириуса, когда он превратился из яростного гнева в ярость. "Чушь собачья. Этот придурок тоже получил её сообщение, и где он, чёрт возьми? И где, чёрт возьми, Малфой?" — Сириус сел прямо, положив руки на лицо и протирая глаза. Он не выпил ни капли с тех пор, как Гермиона вернула ему Регулуса, но он чувствовал, как кровь течет в его венах. В глубине его глаз гудело, а колено начало дрожать, отчаянно желая выпить. "Они не знают, где я живу. И вдобавок ко всему, Малфою слишком опасно разговаривать с нами. Нравится этот человек или ненавидит его, но его жена беременна" — Сириус застонал, с ненавистью осознавая, что Ремус был прав. "Это..." — старший брат Блэк тяжело вздохнул, поднимаясь со стула и подходя к маленькому окну на противоположной стене — "Снейп всё ещё работает в аптеке на углу Диагона?" Регулус и Ремус оба уставились на Сириуса, поражённые и расстроенные тем фактом, что он назвал его своим настоящим именем. Мужчины на мгновение застыли, прежде чем младший Блэк медленно ответил. "Он знает. Насколько мне известно. Сириус... почему? Ты же не собираешься с ним разговаривать, не так ли?" Ремус кивнул головой вместе со словами Регулуса, безмолвно соглашаясь. "Конечно, я собираюсь, чёрт возьми, поговорить с ним. Как бы я ни ненавидел этого придурка, он единственный, кто может подобраться достаточно близко к Долохову, чтобы что-нибудь выяснить. Ты должен быть, блядь, мёртв..." — Сириус указал на Регулуса, который уставился на руку — "И ты всё ещё приходишь в себя после вчерашней луны" Ремус выглядел так, как будто хотел дать отпор, но знал, что не сможет. Волк всё ещё был слишком близко, чтобы сейчас чувствовать себя комфортно. Не говоря уже о том, что если бы он увидел Долохова в этот момент, то, скорее всего, не смог бы сдержать свой гнев. Регулус не выглядел от этого счастливее, но в комнате воцарилось безропотное раздражение от того, что Сириус был прав. "Позови Снейпа. Приведи его сюда, если сможешь. Сириус, пожалуйста, просто... не давай ему повода. На карту поставлена жизнь Гермионы" Гнев Сириуса вспыхнул, а затем уменьшился, исчезнув на долю мгновения, чтобы показать печаль в его глазах. Он уже так много потерял, что не позволит Гермионе быть следующей. "Я буду вести себя наилучшим образом" — Сириус пообещал, возвращая свою мальчишескую ухмылку, как будто ничего не случилось. Через мгновение он исчез, от него не осталось ничего, кроме пыли от путешествия по камину и разбитой вазы. ……… Когда отяжелевшие глаза Гермионы, наконец, распахнулись, ей в глаза ударил узкий луч света, пробивающийся сквозь закрытые досками окна. Её голова пульсировала, а конечности казались отяжелевшими. Болезненность и боль двигались вверх и вниз по её рукам, когда она пыталась принять сидячее положение. Почему моё тело так сильно болит? Подумала Гермиона про себя, прежде чем вспышки зловещей ухмылки Долохова и света, исходящего от его палочки, вернулись к ней. Подавив крик, она медленно двинулась к стене, наполовину ползая, наполовину перекатываясь. После нескольких минут борьбы Гермионе удалось заставить себя сесть. У неё не было понятия о времени. Невозможно было узнать, как долго она спала или как долго её не было. Монета на её шее была снаружи джемпера, так что она знала, что, должно быть, смогла передать сообщение своим друзьям. Страх охватил её, и когда её лёгкие начали гореть от давления наполнения их воздухом, её плечи начали дрожать. Плакать казалось слабостью, но она не могла сдержаться. Обычно она могла проглотить слёзы или подавить свои чувства, пока не была готова встретиться с ними лицом к лицу, но в ней не осталось ничего, с чем можно было бы бороться. Пытки в поместье Малфой были худшим моментом в ее жизни. Это действительно было так, и шрам на её руке будет постоянным напоминанием, вездесущим спутником, напоминающим ей, что мир, ради спасения которого она чуть не умерла, никогда по-настоящему не примет её. Гермиону это никогда не волновало, она всегда пробивалась вперед. Ставя одну ногу вперёд, пока, в конце концов, её медленный и уверенный марш не приведёт её к лучшему будущему. Каждое имя, проклятие, посланные ей, сбивали её с ног и делали сильнее, пока она не создала непроницаемую коллекцию ментальной брони, которая защищала её. Конечно, всё это пошло прахом, когда Гарри Поттер умер. Даже не круциатус причинил ей наибольшую боль. Это была беспомощность. Гермиона рассчитала, исследовала и подготовилась так, чтобы никогда больше не быть беспомощной. И всё же она была здесь, запертая в ветхих развалинах какого-то чистокровного поместья, без палочки и слабая. Долохов был слишком рискованным, неожиданным вариантом, который она не просчитала. Долохов в своё время побывал в Азкабане. Откуда ей было знать, что проклятие, которое он наложил на неё, создало между ними какую-то извращённую связь. Гермиона сделала глубокий вдох (насколько это было возможно из-за давления в лёгких) и сосредоточилась на своей окклюменции. Это было не одно из её лучших умений, но это помогло бы справиться с болью. Листая свои воспоминания, она старательно начала блокировать свой разум. Долохов ни в коем случае не был опытным легиллименьом, но знания, которыми она обладала, были слишком важны, чтобы быть случайными. Кирпичик за кирпичиком она запирала все свои воспоминания. Запертые Лили, Джеймс, Сириус, Ремус, Северус и Люциус. Заперла крестражи, яд василиска и свой дневник. Казалось, прошли часы, пока она мучилась в этом процессе, не обращая внимания на горькое жжение в костях, последствия проклятия. К тому времени, когда знакомый грохот шагов по скрипучему деревянному полу начал приближаться, все её мысли и воспоминания были в безопасности за стеной её творения. "А-а-а, ласточка. Ты проснулась." Долохов ел яблоко, хрустящий хруст его зубов, впивающихся в сочный красный фрукт, заставил желудок Гермионы перевернуться. Она даже не знала, сколько времени прошло с тех пор, как она ела в последний раз. Отказываясь отвечать, Гермиона просто тупо смотрела перед собой. Долохова, казалось, это позабавило, он вытер со рта яблочный сок грязным рукавом своей мантии. Немного щетины тёрлось о его рукав, и Гермиона заметила, что он выглядел гораздо более измождённым, чем в последний раз, когда она видела его на балу в честь дня рождения Люциуса Малфоя. Темнота вчера... или, может быть, ранее в тот день, она действительно понятия не имела, как долго это было, помешала ей по-настоящему увидеть его лицо. Теперь, в крохотных лучах солнечного света, с которыми она могла справиться, напрашивался только один разумный вывод. Наконец-то он был в бегах. Голод усилился, когда волшебник откусил ещё один кусочек яблока, и, вопреки её желанию, желудок Гермионы громко заурчал. "О, так ты голодна, милая. Я не могу этого допустить, не так ли? Каким бы я был хозяином, если бы не предложил своей... почётной гостье чего-нибудь перекусить?" Как будто для того, чтобы добавить еще больше унижения к её существованию в этом кошмаре, Долохов бросил яблоко на пол перед ней, молча наблюдая, как оно катится, пока не остановилось у её ноги. Однако решение не принимать его было простым. Она скорее умрет. Он выжидающе ждал её реакции, но когда она не пошевелилась, его терпение начало истощаться. Подойдя к тому месту, где она сидела, прислонившись к стене, Долохов присел на корточки достаточно далеко, чтобы оказаться вне досягаемости рук. Может, он и ублюдок, но не настолько глуп, чтобы подобраться поближе. "У меня есть к тебе несколько вопросов, ласточка. Первый: почему ты была на вечеринке по случаю дня рождения Люциуса Малфоя, переодетой какой-то чистокровной французской шлюхой? Чего ты хочешь?" Гермионе удалось проглотить подступившую к горлу желчь. Отвращение к Долохову свинцовой тяжестью легло у неё в животе. Выше, чем она была, и почти в два раза шире, она знала, что физически у неё нет ни единого шанса. Единственным выходом была бы сила духа. Было неизбежно, что он снова будет пытать её, но если она сможет просто продержаться, пока они не придут за ней, то этого будет достаточно для победы. Вместо того, чтобы ответить на вопрос, Гермиона пососала зубы, заставляя слюну образовываться в её обезвоженном и сухом рту. Запрокинув голову так, чтобы смотреть в его чёрные глаза, она плюнула ему в лицо. "Я никогда тебе ничего не скажу" — эти слова были обещанием, подкреплённым желанием жить не для себя, а для всех тех, кого она поклялась защищать. Долохов остановился, застыв, когда слюна потекла по его щеке. Достав из кармана халата грязный серый носовой платок, он вытер его, вставая. "Я действительно предложил тебе менее болезненный способ дать мне то, что я хочу. Не забывай об этом" Когда палочка в его руке поднялась к ней, она приготовилась к круциатусу… за боль, которую она уже перенесла, чтобы вернуться снова. Однако Долохов был больным ублюдком, так что её ожидания сильно отличались от того, что он планировал. Незнакомый зеленоватый свет заполнил комнату, когда из кончика палочки Долохова медленно повалил дым. "Что? Что это такое?" — Гермиона задалась вопросом вслух, её лёгкие горели, когда она начала вдыхать пар. Затаив дыхание, она в безумном бешенстве огляделась вокруг. Она не могла перестать дышать вечно и понятия не имела, что только что сделал Долохов. "Ты закрыла свой разум от меня, ласточка, так что взамен я запер тебя в нём. Наслаждайся тюрьмой своего разума. Надеюсь, когда я вернусь, ты будешь немного более... сговорчивой" И снова все его зубы обнажились в улыбке, как у большого злого волка прямо перед тем, как он проглотит Красную Шапочку. Отчаянно нуждаясь в воздухе, Гермионе пришлось сделать вдох, позволив дыму заполнить её лёгкие. Он приблизился к ней, когда её тело медленно падало от боли заклинания, заставляя её рот открыться и вливая какое-то зелье. Гермиона хотела остановить его, хотела закричать и замахать руками, выцарапать ему глаза, но она ничего не могла сделать. ……… И снова, как проигрывающаяся поцарапанная пластинка, последнее, что она услышала, прежде чем почувствовала, как темнота окутывает её, как одеяло, были шаги Долохова, снова оставляющие её одну, без палочки и без выхода. "Я полагаю, ты здесь из-за ингредиентов для зелий, Блэк" Низкий протяжный голос Снейпа прорвался сквозь бессмысленную болтовню двух посетителей магазина. Почувствовав приближение атмосферы антагонизма, когда двое мужчин посмотрели друг другу в глаза, женщины, которые ходили по магазинам, тихо вышли, их широко раскрытые глаза оглядывались через плечо, чтобы в последний раз взглянуть на надвигающуюся драму. "Снейп, мог бы я..." — Сириус проглотил свою гордость и язвительность и выпрямил спину. Даже если бы он вёл переговоры со змеей, он не потерял бы своего достоинства — "Могу я поговорить с тобой наедине минутку? Речь идёт о... нашем общем друге" Чёрные глаза Снейпа были бесстрастны, когда он наблюдал за Сириусом, скрестившим руки на груди и оглядывающим теперь пустой магазин. Заметив блеск жира на волосах мужчины, Сириус прикусил щеку, чтобы удержаться от язвительного комментария. Я имею в виду, неужели этот ублюдок должен был сделать всё так просто??? Подумал Сириус про себя, сжимая руку в кулак, пока холодные глаза другого волшебника оценивали его. "Очень хорошо" — Снейп вытащил палочку и произнёс заклинание, которого Сириус никогда раньше не видел. "Что ты сделал?" — ноги Сириуса подсознательно встали в боевую стойку, и он приготовился к бою. Если и было что-то, что Грозный Глаз сумел вбить себе в голову во время обучения авроров, так это то, что он никогда не должен позволять врагу застать его врасплох. Снейп поморщился от изменения позы Сириуса, усмехаясь, когда он издевался. "Заглушающее заклинание. Если бы кто-то стоял снаружи или использовал подслушивающее заклинание, он не смог бы услышать, что мы говорили" "Умно" — Сириус похвалил, возможно, не так искренне, как следовало бы. Он знал, что у Снейпа была репутация в школе за то, что он возился с созданием заклинаний. Даже они с Джеймсом использовали заклинание, которое, по слухам, было создано самим Снейпом. После этого Лили не разговаривала с Джеймсом целый месяц. В животе Сириуса образовался комок стыда. Гермионе бы это тоже не понравилось. "У них Гермиона" У него пересохло во рту, когда он произнёс её имя, впервые произнеся его вслух с тех пор, как появились новости. Почему-то ему показалось, что к его горлу приставили ножи. Ухмылка Снейпа сползла с его лица, его идеальная маска на мгновение сломалась при этой новости. Так что у него, должно быть, ещё не было возможности взглянуть на свою монету. Сириус сомневался, что он проверил бы это во время своей смены. "У кого Герм.... Грейнджер?" Его незаинтересованная и смутная эмоциональная оболочка медленно покрывала его черты, как холодный ток, пробегающий по его телу. Сириус поразился тому, насколько похожим на рептилию он казался в тот момент. "Долохов" В тот момент, когда это слово слетело с губ Сириуса, Снейп был в смятении, быстро двигаясь, чтобы запереть дверь и закрыть жалюзи. Исчезла его бесстрастная маска, сменившись единственной эмоцией, которую Сириус не ожидал... страхом. "Мы должны действовать быстро" — настаивал Снейп, быстро направляясь к коридору, ведущему в заднюю часть магазина. Вдоль стен висели различные иллюстрации ингредиентов для зелий, а также несколько картин прошлых владельцев, датируемых серединой 17 века. Кроме пары приподнятых бровей ведьм и волшебников, украшавших зал, ничто не двигалось в болезненной затхлости комнаты. Когда они подошли к третьей двери слева, Снейп толкнул её и жестом пригласил Сириуса быстро следовать за ним внутрь. Похоже, это была небольшая лаборатория зелий, где варилось что-то дурно пахнущее. Гнилостно пахнущая красная жидкость была наименьшей из забот Сириуса, когда Снейп начал говорить. "Долохов выглядел особенно гордым собой, когда он вальсировал здесь ранее за ингредиентами. Тогда я ничего об этом не подумал, но теперь, когда я знаю, что у него есть Грейнджер..." — Снейп замолчал, его мантия зашуршала за его спиной, пока он обыскивал полки вдоль стен в поисках нужной книги — "Это старое зелье, французское по происхождению" Глаза пробежали по томам из красной, золотой, зеленой, синей и жёлтой кожи, прежде чем, наконец, остановились на потертом чёрном томе со слабыми серебряными буквами. "Основываясь на моей... короткой встрече с Долоховым и его репутации, я предположил, что он человек круциатуса" Гнев вспыхнул в глазах Сириуса, и он сжал руки в кулаки, впиваясь ногтями в кожу ладони. Если бы у Долохова даже мелькнула мимолетная мысль причинить вред Гермионе, от него ничего не осталось бы, чтобы отправиться в Азкабан. "Это зелье... оно тёмное. Темнее даже, чем хотелось бы на мой вкус. Дизайн зелья был разработан тёмным волшебником, который был недоволен силой своих методов пыток. Насколько я понимаю, это запирает кого-то в собственном сознании. Если он дал ей это..." —Снейп сделал паузу над словами на странице, прежде чем быстро захлопнуть книгу — "Я приготовлю противоядие, но что бы она ни испытывала. Она пожалеет, что это был не круциатус" Сириус почувствовал, как воздух вырвался из его легких, как будто слова Снейпа нанесли ему удар. "Когда мы найдём её, я убью его" — слова слетели с его губ, как обещание, и за ними не последовало ни огня, ни гнева. Это был не вопрос и не надежда, это была уверенность. Там, где должна была быть ярость, не было ничего. Онемение разлилось по его телу, словно заменяя ему кровь. Ничто не имело значения. Ничего, кроме неё. "Для приготовления противоядия требуется 12 часов. Выясни, где она у Долохова. Когда вы это сделаете, мы сможем организовать доставку противоядия. Ты и так пробыл здесь слишком долго. Иди сейчас" Снейп вытолкал их из комнаты, заперев её за ними. "Не пойми превратно, Снейп, я всё ещё чертовски ненавижу тебя." Сириус свирепо посмотрел на него, шаркая перед мужчиной к передней части магазина. "Тоже Блэк. Но она... менее невыносима" — Снейп не имел этого в виду, они оба это знали. Даже замерзшее и почерневшее сердце Снейпа не могло удержаться от растущей привязанности к Гермионе, хотя он, вероятно, никогда бы в этом не признался — "Я у неё в долгу. Этого будет более чем достаточно для оплаты" Взмахом палочки Снейпа жалюзи снова открылись, и заглушающее заклинание снялось. "Наслаждайся своим чёрным кофе. Я очень надеюсь, что тебе больше никогда не придётся сюда приходить" Между мужчинами возникла невысказанная неловкость, впервые в жизни они разговаривали хотя бы несколько вежливо. Ещё одной невысказанной мыслью между ними было глубокое беспокойство, которое они все испытывали. Гермиона не позвала бы на помощь, если бы она в этом не нуждалась. "Я тоже, Снейп… я тоже"