***
Так и продолжив лежать с закрытыми глазами не в силах заставить себя поспать хоть какое время, Киёми вдруг решает взглянуть на время. Взяв телефон со стола, он усаживается обратно на матрас и с удивлением глядит в телефон, застав на главном экране пропущенные звонки и непрочитанные сообщения и все лишь с одного единственного номера. —Худшее начало дня, пожалуй. — даже не взглянув на полученные сообщения, парень закидывает чат в архив, решив не рисковать блокированием номера и удаляет все уведомления пропущенных звонков. Время показывало ровно без двадцати минут шесть утра, взглянув в окно, видно, как просачивались яркие солнечные лучи с горизонта и Сакусе в голову ненароком пришла ассоциация данной картины перед глазами с одним человеком. Кажется, будто солнце проснулось. Поймав себя на такой мысли, вдруг слышится щелчок ручки скрипнувшей двери. К великому совпадению, внезапно из соседней комнаты выходит фигура невыспавшегося полублондина, что подтвердил длительный зевок, с абсолютным бардаком на голове. Солнце тоже проснулось. Не успев срегировать на звук, Киёми продолжал сидя наблюдать за тем, как стоящий в коридоре Атсуму потягивался и разминал наховдшиеся длительное время в одном положении конечности. Не сразу ощутив на себе чужой взгляд, Мия развернулся и, заметив сидящего в комнате напротив черноволосого, длительное время наблюдавшего за его действиями, будто значительно оживился и протёр глаза. —Утречка, Оми-кун! — вяло, но искренне улыбнулось солнце. Коротко кивнув в ответ, Киёми неловко отвёл голову в другую сторону, быстро пробормотав что-то на подобии «Утро.». —Ты чего так рано? — недоумевающе взглянув на Оми спрашивает тот. —Не спится. — продолжаются немногословные ответы. Кажется, Сакуса хотел задать встречный вопрос собеседнику, однако, видимо, решил воздержаться. Пожав плечами, Атсуму развернулся и направился в ванную. Как только дверь за ним закрылась, Сакуса бысто встал и, поставив телефон обратно на стол, потёр больные от недосыпа глаза и слегка размял спину, находившуюся длительное время в одном положении. В окне виднеется вид на незнакомый район, совершенно незнакомый. Вчера вечером было довольно темно, поэтому трудно было разглядеть что-то вокруг дома, в который они направлялись. Развернувшись, парень встал у порога комнаты. Киёми не мог заставить себя выйти из неё и, как минимум, осмотреть квартиру, поэтому единственное, что ему оставалось делать — ждать, пока Тсуму выйдет из ванной и зайти следующим. Между тем он достал некоторые ванные принадлежности из чемодана. —Я уже и забыл, что в квартире нахожусь не один, — умывшись, смотрит на себя в зеркало Мия. — Что ж, придётся подружиться со своим новым соседом, раз уж выходит такая ситуация. — вытерев лицо полотенцем и улыбнувшись собственному отражению в зеркало, тот поспешно вышел. Застав стоящего в дверях в выделенную ему же комнату Киёми, музыкант не смог сдержать лёгкий смешок. —Оми-кун, ты можешь спокойно ходить по квартире, не ограничиваясь только выделенной комнатой. — наблюдая воопросительный взгляд парня напротив говорит Мия. Киёми неловко кивнул и направился в ванную. Взглянув на себя в зеркало, тот хмыкнул и достал из кармана что-то на подобии маленькой резинки и аккуратно прибрал ею некоторую самую верхнюю часть волос. Умывшись, почистив зубы и встряхнув головой в целях убрать все остатки недосыпа, тот протёр лицо полотенцем и вышел из ванной, вдруг остановившись прямо перед тем, как пойти в комнату. Странная картина: Атсуму натягивает на ноги носки, сидя на полу в прихожей в спортивной одежде, явно собираясь куда-то идти. Только куда ему понадобилось уходить в шесть утра? Однако, это не самое удивительное на данный момент, он уходит не один. Маленькое существо на четырёх лапах, с блестящей золотистой шерстью стояло прямо посреди коридора и весело виляло хвостом, прыгая вокруг. —Я на пробежку. — почувствовав пристальный воопросительный взгляд Киёми на себе, выдаёт парень. Только вот удивление уже явно не на том, куда он собрался в такую рань, а с кем. Повисла неловкая пауза. —Золотистый ретривер? — негромко решается спросить Сакуса, перед этим несколько раз прокрутив в голове выбор между тем, стоит ли спрашивать об этом или нет. Вообще-то, ему изначально хотелось задать другой вопрос и, перебирая в мыслях множество вариантов того, как можно задать его, вышло лишь это. Мия застыл на пару секунд, растерявшись в поставленном вопросе и тут же осознал свою глупость. Только сейчас он вспомнил, что не упоминал о своём домашнем питомце ранее вовсе. —Кажется, я совсем забыл сказать. — нервный смешок раздался из его уст и тот слегка потрепал щенка. — Да, ты точно угадал породу, я удивлён. — поднимаясь на ноги, Атсуму бросает взгляд на стоящего напротив и уже собравшись что-то сказать, как вдруг словно теряет дар речи. Киёми, в мешковатой одежде и собранными в небольшой хвостик кудрявыми волосами, сунул руки в карманы широких штанов и глядел привычным взглядом с приспущенными веками и расслабленным лицом на Тсуму. Какое-то необъяснимое чувство накрыло музыканта, от чего тому даже пришлось встряхнуть головой, чтобы прийти в себя. «Какой-то бред» подумалось бы ему, если бы лицо не обдало секундным жаром, а сердце не пропустил удар. Атсуму поджал губы, чтобы, в добавок, не раскрыть рта от умиления. Непонятное ощущение в груди, знакомое. Такое же произошло вчера вечером, сидя за столом, когда Сакуса произнёс слова благодарности. Ничего не складывалось, Мия решил не придавать этому такого большого значения и спустил всё на то, что Сакуса просто имеет очень привлекательную внешность и сейчас выглядит просто чертовски мило. —Ого, — спустя пару секунд выдаёт Мия. — какая прелесть, тебе стоит делать такой хвостик почаще, Оми! Киёми, от неожиданности слов, лишь отвёл глаза, направив их в пол. Опять это ощущение. По телу пробежала дрожь и удары сердца эхом отдавались в ухе. Что это такое? —Пошли с нами. — говорит Атсуму, завязывая шнурки кроссовок и рядом стоящая собака, по всей видимости, полностью поддерживала идею своего хозяина, чему послужил радостный лай и подпрыгивания. — Хотя бы просто пройдёмся, если не любишь бегать. — приулыбнувшись, Мия выпрямился, принявшись ждать своего соседа. Сакуса в очередной раз быстро кивнул, даже не произнеся ничего в ответ и залетел в комнату, начав переодеваться на утреннюю пробежку. Надев на себя самое удобное и подходящее на данную ситуацию одежду, тот вытащил самую удобную из имеющейся обувь и поспешно вышел из дома вместе с остальными двумя жителями квартиры. Он даже не сразу заметил, что так и не снял резинку с волос, на что Атсуму слегка усмехнулся, его явно забавила данная мысль. —Прекрасная погода! — сделав глубокий вздох, вдыхая утреннюю свежесть, выдаёт Тсуму, потянувшись. — Не правда ли, Оми? Не дождавшись ответа, Тсуму тут же повернул голову к соседу и собрался уже было сказать что-то ещё, однако, прежняя мысль сразу же сбилась после того, как Киёми пытался по привычке достать из кармана одну из чёрных маской, без которых он не выходил на улицу уже достаточно давно. —Нет-нет, убери эту штуку, она тебе вовсе не нужна. — выхватив маску из рук черноволосого, Мия сжал её в ладони и сунул в свой карман. —Это было невежливо. — пробормотал Киёми и слегка нахмурился. —Поверить не могу, что родившись с таким лицом, ты смеешь прятать эту красоту под маской. — с явным недовольством в голосе выпалил Атсуму и тут же тепло улыбнулся. — Не понимаю, зачем ты её носишь. Вообще-то понимал, прекрасно понимал, пусть и не до конца. Однако, от этой привычки его соседу следует избавляться немедленно. Киёми даже не сразу понял, что это звучало, как полноценный комплимент и даже слегка удивился, моментально забыв о раннем недовольстве. Не в силах подобрать хоть каких-нибудь слов для ответа, тот лишь зашагал вперёд, абсолютно не понимая, куда идёт и Мия просто последовал рядом, часто поглядывая на маленького золотистого друга. —Эх, да будучи такой персоной, как ты, сердца девушек можно легко покорить. — в целях разбавить повисшую тишину между ними, Атсуму выдаёт первое, что пришло в голову, в надежде, что хоть что-нибудь вытянет Оми на диалог. — Да и не только девушек. —Тебя интересует популярность среди девушек? — наконец полноценно отвечает Сакуса, не дослушав последнее предложение. Атсуму воопросительно взглянул на Киёми, в душе радуясь тому, что смог добиться полноценных ответов, а затем задумался над вопросом. Впрочем, долго думать не пришлось. —Совсем нет, — улыбается Мия. — меня интересуют лишь музыка и сцена. —Понятно. Вдруг парни остановились перед пешеходным переходом, ожидая зелёного сигнала светофора для тех, кто переходит дорогу. Пока они ждали, Киёми ненароком одну пропустил мысль, после которой взглянул на идущую между парнями собаку которой, на вид, было около полугода. —Ей не нужен поводок? — пронеслось в голове прямо перед тем, как загорелся зелёный и всё втроём дружно пошли вперёд. Заметив пристальный взгляд на своего питомца, Атсуму, не поворачиваясь к собеседнику, хотел уже спросить, волнует ли того что-нибудь, однако, в последний момент решил, что Сакуса, скорее всего, промолчит и воздержится от вопроса. —Это, к стати, девочка. — Тсуму внезапно заулыбался хитрый улыбкой. —А спорим, что не угадаешь имя? Никто ещё не угадывал с первой попытки. Киёми хотел было уже сдаться, даже не попробовав, так как знал, что, с большей вероятностью, и близко не угадает. Однако, видимо, решил испытать удачу и пристально взглянул на весело прыгающую вокруг собачку. Осмотрев её очень внимательно и оценив поведение, Сакуса посмотрел вновь на Атсуму и в голову невольно пришло сравнение хозяина и его питомца, обнаружив, что они уж слишком похожи между собой. Оба такие солнечные, буквально светились и излучали теплом с двух сторон вокруг Оми. Даже показалось, что стало как-то слишком ярко. —Есть имя, которое ей подошло бы, — после пары минут размышлений наконец даёт свои предположения Сакуса. — Никко*.Никко (с японского) — солнечная.
Черноволосый был уверен, что, с вероятностью в девяносто девять целых и девять десятых процентов, промахнулся и не сумел угадать. Был уверен, пока не заметил явное удивление в лице идущего рядом. Атсуму не мог поверить, что кто-то смог угадать, так ещё и с первого раза и так быстро. —Как ты узнал? — усмехнувшись, удивлённо спрашивает парень. —Ей просто подходит. Она такая же солнечная.. —Как и значение имени? И вправду, именно поэтому я её так назвал, удивительно, как ты сумел угадать. — Атсуму погладил собаку и слегка похлопал её по спине, на что Никко радостно оббежала парней вокруг. Киёми не успел закончить своё предложение. «Как и ты» ему хотелось добавить, но, видимо, он решил воздержаться. По прибытию обратно в квартиру, Киёми вдруг остановился прямо у двери. Мрачная атмосфера чёрным облаком повисла над ним, от чего он даже не смог прикоснутся к ручке двери и открыть её. Дыхание сбилось, дышать стало тяжелее. Возвращаться «домой» всегда было худшим из ощущений. Казалось, что, открой он дверь, как там появится он. Худший кошмар воплоти. Киёми думал, что сможет навсегда избавиться от этого человека в своей жизни, однако, уйти из дома оказалось мало. Воспоминания о том, что в нём происходило преследовали его везде и постоянно. —Оми-кун, — слышится рядом, на что Сакуса моментально срегировал, чутка вздрогнув от того, как близко раздался голос, кажется, практически над ухом. — что такое? Боишься, что ручка двери слишком грязная? — усмехнувшись «брезгливости» парня, Атсуму потянул ручку вниз и открыл дверь, заходя внутрь вместе со своим питомцем. — Видишь? Здесь нет ничего страшного. — он показал Киёми ладонь руки, которой дёрнул за ручку. —А..да. — лишь выдал тот и вошёл внутрь следом. «Здесь нет ничего страшного.» крутилось в голове Сакусы, пока он тщательно мыл руки. Здесь действительно не было ничего страшного. В этом доме он не чувствовал себя напуганным, даже наличие мужчины старше него не делало это место пугающим, как раз наоборот. Он впервые чувствует непонятное облегчение внутри после возвращения домой. Выдохнув, он выходит из ванной и чувствует приятный запах готовки, который доносится из кухни. Кажется, кто-то готовил омлет. Набравшись решимости, Киёми заглядывает на кухню из любопытства, взглянуть на еду, которая там готовится. Видимо, слишком уж приятным оказался аромат. Парень даже почувствовал, как пусто в его желудке, в котором, помимо чая, ничего не находилось со вчерашнего утра. Заглянув, парень видит перед глазами необычную картину: Атсуму, стоящий в нелепом синем фартуке, стоял у плиты и держал в руке сковородку, на которой готовился уж очень аппетитный на вид омлет. Рядом с плитой были расставлены порезанные овощи и приправы. А под ногами бегала в разные стороны собачка, видимо, такая же голодная, как и сам Киёми. Мия явно знал толк в готовке, даже приготовил отдельное блюдо для своего питомца. Не то, что наблюдавший за ним, которого даже не учили готовить. При этом, Мия напевал под нос какую-то песню, Киёми знатно оживился, мигом узнав слова данной песни. Несомненно, данное произведение было из альбома его любимой группы. —Now it's three in the mornin' and I'm tryin' to change your mind.* — напевает Атсуму.Why'd you only call me when you're high? — Arctic Monkeys.
Внезапно, заметив постороннее присутствие и ощутив на себе чужой взгляд, Мия прекратил петь и взглянул на стоящего у порога. —Ты голоден, Оми? — не дожидаясь ответа, он ставит на стол тарелку с едой, невероятно красивой и аппетитной едой. — Садись, великий повар Атсуму Мия сделал потрясающее блюдо лично для тебя! Подойдя к столу и разглядев поближе, Киёми видит не просто идеально прожаренный омлет, но и уместно расставленные вокруг овощи, умеренное количество добавленных приправ и добавок для вкуса. Выглядело слишком хорошо, чтобы это съесть, но и слишком роскошно, чтобы от этого отказаться. Аппетит взял верх и, усевшись за стол, Сакуса взял в руки приборы, аккуратно отрезав часть блюда. —Лучше омлета ты в жизни не ел, уж точно. — уверенно говорит Атсуму, наблюдая за тем, как Оми берёт в рот отрезнный кусок приготвленной им еды. Только коснувшись языком, Сакуса мог бы с уверенностью сказать, что это действительно лучший из всех омлетов, что он перепробовал за всю свою жизнь. Сочетание, как ему казалось, несовместимых ингредиентов влились воедино и образовали невероятного вкуса блюдо. Настолько вкусно, что у Киёми загорелиь глаза. Прожевав до конца и проглотив, черноволосый посмотрел на Тсуму. —Ладно, ты прав. — лишь выдал Киёми и потянулся за следующим куском блюда. Явно довольный собой Атсуму, показывающий это всем своим видом, вернулся к плите и гордо взмахнул прибором в руке. Бросив взгляд на активно виляющую хвостом внизу Никко, парень взял со стола миску с подготовленной для питомца едой и вторую миску с водой, поставив перед собачкой. —Про тебя я никогда не забуду, Никко. — собака прижалась макушкой к ладони Атсуму, после чего принялась активно и аппетитно есть. Наблюдая за этими действиями Киёми показалось это невероятно милым. Может, так и выглядит любовь? Любовь хозяина к своему питомцу и питомца к своему человеку. Какой бы она ни была, её можно назвать настоящей. Мия очень бережно обращался с собакой, даже взгляд его менялся, когда он смотрел на Никко. Глаза загорались, как никогда, а в зрачках мелькали мелкие невидимые, но ощутимые искры, все его действия по отношению к собаке выражали огромную любовь и заботу. Хотелось бы и ему испытать нечто подобное. Он уже перестал надеятся, что когда-нибудь ему удастся почувствовать себя любимым. Сколько себя помнил, Киёми ощущал совершенно другие взгляды на себе: зависть других людей, презрение собственных родственников, оскорбление и отвращение к нему своего отца. Это вьелось чёрным пятном на сердце и пятно это увеличивалось с каждым днём. Оно стало таким огромным, что тащить это пятно с собой куда-то каждый день стало невероятно тяжело, ноги уже не держали, а пол провалился под весом этой ненависти. Он так от этого устал. Вспыхивания сильных негативных эмоции отдавались болью в груди и распространялись по всему телу, вставая поперёк горла, заставляя задыхаться и тонуть в этой ненависти, в этой грязи, смыть которую невозможно. За все свои годы Киёми смог понять, что за привычной улыбкой скрываются совершенно иные эмоции, совсем не те, которые люди показывают другим. Атмосфера вновь стала мрачной и его опять вернуло в мрачное детство. —Люди лицемерны. В один момент они улыбаются тебе прямо в лицо, но стоит лишь отвернуться — ты уже весь в грязи, которую они в тебя бросают. Такой грязи, что потом не отмоешь. — бормочет десятилетий мальчик, стоя под струёй горячей воды в душе. Плечи заметно покраснели от льющегося кипятка, струя которого проделывала дыру на его затылке. Стекло ванной запотело настолько, что ни единого отражающегося в нём предмета не разглядеть. Пар начинал собираться в капли воды, стремительно сползающих вниз, к раковине под зеркалом. Ему даже не больно. Вернее, больно, очень больно, адски больно от соприкосновения повреждённых частей тела с очень высокой температуры водой. Однако, это единственное, что нейтрализовывало его внутреннюю боль, которая была в разы сильнее физической. За пол часа до того, как мальчишка зашёл в душ, мужчина отхлестал его учебником математики по кистям. Киёми, опустив голову, рассматривал посинения в области кисти и пальцев и размял больные, побитые руки. Позже прикроет всё пластырями и воспользуется тональником из маминого набора косметики. Сидя в мерзком белоснежном до тошноты халате на кровати, мальчик грустно заглядывал в грустные мамины глаза. Они блестели. Очень печально и уныло блестели, словно два чистых стеклянных шарика. Что Киёми так тщательно пытался разглядеть каждый раз в этих пустых стекляшках? На что он надеялся, каждый раз так ласково произнося «мама» перед её уходом? Он сам не понимал. Возможно, он надеялся, что она обнимет его изо всех сил, назовёт его милым прозвищем. А может на то, что она нежно поцелует его в лоб в знак искренней материнской любви. Какими бы детскими ни были эти надежды, ему этого очень не хватало. Он никогда не озвучивал эти желания вслух, только молча сдерживал слёзы, когда вычитывал что-то подобное из книжек. Он даже поверить не мог, что отношения с родителями бывают такими. Не как у него. Женщина сидела на корточках перед сыном и обрабатывала синяки на его маленьких руках. Она выдавила немного заживляющего крема себе на бледные, почти белоснежные, длинные пальцы. Осторожными и невесомыми движениями она касалась побитых мест мальчика, растирая крем так, чтобы не принести боли. Ей самой было неприятно разглядывать эти синяки, судя по её иногда жалостливому взгляду, когда руки мальчишки вздрагивали. Между тем, она напевала песню. Она часто её пела, когда обрабатывала парню побитые места. —The ways that you say my name..* — пела она очень красиво, да и голос её сам по себе был очень нежным и приятным.Mr Loverman — Ricky Montogomery.
Киёми пару раз говорил, что пение даётся ей прекрасно и ей стоило бы попробовать себя в этой сфере, на что женщина усмехнулась и ответила, что когда-нибудь она с ним выступит в дуэте, пока он будет играть на пианино, а она будет петь любимую песню. С тех пор парень пообещал себе и ей, что пока они не выступят в дуэте, как она ему и сказала, он точно не забросит пианино. —Мам, вы, в последнее время, выглядите слишком уставшей. — глядя на образовавшиеся синяки под глазами матери, Киёми знатно забеспокоился о её состоянии. —Ты заботлив, Киёми. — она натянуто улыбнулась. — Оставайся таким, пожалуйста. Будь добр к людям и когда-нибудь найдётся человек, который подарит тебе ту же доброту, заботу и любовь, что не смогла дать тебе я. Будь хорошим, ладно? Не будь похожим на отца. — внезапно она сватила руку мальчика и сжала её в ладонях, её плечи задрожали и она подняла взгляд на сына. — Не будь похожим на меня. У Киёми защемило в сердце, ком поступил к горлу. Кажется, он сейчас вот-вот расплачется. А ведь ему хотелось. Хотелось рыдать, хотелось сжать маму в объятиях изо всех сил. Губы его задрожали, однако, он сжал их так сильно, что этого не было заметно. Он опустил голову и накрыл мамины ладони своей второй рукой. Столько смысла было заложено в этих словах, он понимал это. Он знал, что она винила и проклинала себя каждый раз, когда бездействовала, видя, как на руках её сына появляются новые синяки. Он видел взгляд, наполненный сожалением, кричащий «Прости меня». —Мама, скажите, вы же меня любите? — наконец подняв голову, спрашивает мальчишка. Женщина отпустила его руку, закрыла крем крышкой и, разогнув ноги, встала и положила его в выдвижной шкаф тумбочки около кровати. Подойдя к двери, она взглянула на своего сына, окинув его самым любящим взглядом, который ему когда-либо удавалось ощутить на себе. Только мама смотрела на него так, даже если вместо глаз было пустое стекло, даже если выглядела она ужасно вымотанной, даже если она никогда не говорила этого вслух, в её глазах он видел столько всего и ничего одновременно. На душе стало легче. Он знал ответ — любит. Она этого не скажет, но всё равно любит. —Одевайся и идём есть, Киёми. — сказала она, открывая дверь. — Сегодня на завтрак омлет. — улыбнувшись напоследок, она вышла из комнаты и закрыла её. В тот момент до мальчика пришло осознание, что люди не такие уж лицемерные. Не все, его мама не такая. Он уверял себя, что она была единственной, кто никогда не смотрел на него с оскорблением или унижением. От её взгляда не веяло теплом, только искренностью и тоской от того, что она не в силах дать сыну ту любовь, которой он так хотел получить от родителей. —Может, любовь всё же есть. — размышляет парень, застёгивая пуговицы на рубашке. От нахлынувших воспоминаний внезапно пропал аппетит. Сакуса глядит в наполовину опустошённую тарелку, затем взглянул на сидящего напротив парня. Мия аппетитно ест приготовленную собой еду. Черноволосый понимал, что оставить такое количество еды несъеденной — неуважительно. Особенно после того, как он похвалил её, да и Тсуму так старался, наверняка. Еда приготовлена превосходно, только вот аппетит отбит полностью. —Уже наелся, Оми-кун? — вдруг спрашивает Атсуму, заметивший лёгкую растерянность Киёми. —Нет, просто задумался. — соврал тот. В любом случае, ему нужно что-то переваривать до обеда и он вновь берётся за вилку, засунув в рот очередной кусок омлета. —Слушай, Мия, — неожиданно начал Оми, что Атсуму сначала даже не поверил, что тот зовёт его, но глаза поднял сразу же. — ты выглядишь очень уставшим, будто недостаточно спишь. — разглядев мешки под глазами и вялые веки, сколько бы музыкант не старался их скрыть, говорит Киёми. Тсуму удивлённо уставился на него. Это странно. Он заметил? Не может быть. Он настолько выдавал свою усталость? —Он разглядел мою усталость? — думает Мия и отводит глаза, протирая их. Атсуму всегда вёл себя активно, чем отличался от своего близнеца-брата. Их, помимо цвета волос, можно было различить только по поведению. Музыкант всегда был очень воодушевлённым, живым и довольно энергичным, часть энергии вкладывая в музыку, которой он буквально дышал. Иногда его называли слишком навязчивым и надоедливым из-за своего поведения, шумные компании становились шумными как раз в его присутствии. Его это забавляло и ни чуть не обижало, ему нравилось быть таким, однако не находилось никого, кто не упоминул бы хоть раз о том, что Атсуму «начинает подбешивать, терпения уже не хватает.» или что-то подобное. Никому даже в голову прийти не могло, что этот парень может иногда скрывать что-то за своей привычной энергичностью. Но Оми понял его усталость, просто взглянув? —Ты настолько внимателен? — улыбнулся тот. —Я слегка беспокоюсь. — Тсуму даже не успел удивиться и сказать что-то в ответ, как Киёми продолжил. — Замедленная реакция, мешки под глазами, повышенный аппетит и ухудшенная память являются признаками недосыпа. — на одном дыхании монотонно выдал Сакуса, неожиданно для самого себя. —А.. — не подобрав слов, Мия запнулся и тут же рассмеялся. — Забавный ты. Врач, что ли? —Это основы. — продолжая есть, в целях не подавать виду, что ему очень неловко, ответил он. Конечно, не только из книжек о биологии и медицине ему известно об этих симптомах, однако, он не сказал эту часть. —Мне приснился кошмар, поэтому долго не мог уснуть. — настолько привычно сказал Атсуму, пожав плечами и тоже потянувшись за следующим куском омлета. —Ты борешься с этим как-нибудь? — Сакуса действительно забеспокоился за него, по непонятной причине, он даже был готов порекомендовать что-то из того, что помогало ему заснуть раньше. Пусть Киёми сам не спал всю ночь, он привык, да и усталости не чувствовал особо, то Атсуму заствлял поволноваться. —Я пробую рекомендованные техники, как быстрее заснуть. — ответил гитарист, улыбнувшись. — Не беспокойся. Киёми запнулся, на секунду раскрыв рот и быстро кивнул. —А ты заботлив, Оми. — произносит вдруг Тсуму, заглянув в лицо парню, будучи по ту сторону стола. Сакуса замер на несколько секунд и поднял глаза. Ему не послышалось? Такое ему уже приходилось слышать от другого человека. Он смотрит на сидящего напротив, а тот довольно улыбается своей солнечной улыбкой, словно испускает лучи. —Чтож, с меня была еда, а с тебя мытьё посуды. — складывая грязные тарелки, приборы и прочую посуду в раковину, говорит Атсуму. Махнув головой, Сакуса наконец пришёл в себя, просто совпадение. Выдохнув, он берёт стоящие около раковины перчатки, натягивая их на руки, хватает губку с моющим средством и принимается мыть, делая всё как-то уж слишком неуверенно из-за того, что прибирается в чужом доме впервые. —Отлично! Сообщи, как закончишь. — похлопав по плечу парня, Мия отправился к себе в спальню, куда за ним радостно последовала Никко. Тщательно промывая каждую тарелку, каждый прибор, спустя несколько минут после ухода Мии, Сакуса вдруг слышит звук, напоминающий прошедшие по струнам пальцы. Он прислушался, сконцентрировав внимание на звуках, доносящихся из комнаты, думая, не послышалось ли ему? Не послышалось. Вновь слышатся струны, теперь только одна, несколько раз, потом вторая, тоже несколько раз, потом третья. Кажется, гитарист настраивал свой музыкальный инструмент, собравшись играть. Атсуму специально прошёлся по всем струнам в самом начале, в целях привлечь внимание моющего посуду на кухне. Он знал, что Киёми вслушивается в ожидании песни. Настроив до идеального звучания каждую из струн, Тсуму перебирал в голове песни, которые можно было бы сейчас сыграть. Решив, что ему очень уж хочется сыграть что-то невероятно позитивное и энергичное, как и он сам, его выбор остановился на «There's nothing holding me back — Shawn Mendes». Выдохнув, пальцы коснулись струн и будто сами начали играть, оставалось только качать головой под ритм. Киёми не был знаком с этой песней раннее и не смог узнать её, однако, ему определённо казалось, что даже сам Атсуму ассоциирует её с собой. Она звучала великолепно в его исполнении, Киёми напрочь отказывался верить, что голос исполнителя хотя бы немного не похож на голос Тсуму, потому что это, будто, буквально его собственная песня, которая невероятно подходила ему и его голосу. —And maybe I should stop and start confessing.* — он отыргрывал и исполнял песню настолько чисто.There's nothing holding me back — Shawn Mendes.
Видимо, даже собаке нравилось, когда Атсуму брался за гитару и превращал песни в произведение искусства его исполнения. Мытьё посуды уже не казалось нудным под музыкальным сопровождением личного гитариста в доме. Сакуса думал о том, как реагируют соседи на ежедневные сольные концерты их живущего музыкой гитариста, однако, теперь он никогда не сможет поверить, что кто-то будет возмущаться пением и игрой этого парня. Солнце играет, не тревожить.