Сколько таких, как ты?
Я спрятал строгий взор за темные очки,
Решил вопрос я сам,
Я вырвал свое сердце и отдал голодным псам.
«Hate» — Thomas Mraz
Его невероятное положение заключалось в вечных ожиданиях других людей. Они ждали помощи, разъяснений, напутствий, указаний, критики. Они ждали чего угодно и считали, что смогут расплатиться преданными глазами, склоненной головой, сломанным голосом. Они брыкались, но, в конце концов, падали на колени, отдавая свою жизнь на его суд. Но была проблема. Не решенная проблема. Стас не всегда мог помочь, разъяснить, указать или раскритиковать. Он не обладал антидотом, хотя угробил жизнь на поиски. Но в мире нашлось трое человек, которые знали о «проблеме». Всю долгую дорогу в особняк они хранили молчание. Затем молча спали, молча завтракали, молча читали новую главу, заперевшись в своих комнатах. Они молча жили. Граф, Преступник и Рыжая кошка. Каждый сам по себе. И каждый немного не в себе. Стас не умел выражать благодарность, как и остальную перечень базовых человеческих чувств. Но траурное спокойствие этой троицы производило на мужчину такое сильное впечатление, что он боролся с желанием сорваться на шею к каждому. Шеминов стыдился беспомощности и страха. Стыдился скорости падения в пропасть. Ему продолжали верить лишь по одной причине — больше кандидатов не было. Мужчине не хватало сил вызвать Антона в кабинет, не хватало сил оспорить решение Арса по поводу дочери, не хватало сил дать новые указания Янковской. Стас просто тенью перемещался по зданию, курил, пил и думал. Но голова плавилась, и что-то внутри с треском ломалось. Не уберег, не защитил, не справился. А сейчас он сидел в кабинете, прикрыв глаза и закинув ноги на стол, держал в руках граненый стакан с виски и часто потирал ладонью уставшие веки. Счет времени давно сбился, но стрелки настенных часов приближались к полуночи. Кто-то зашел без стука. Кто-то из «троицы». Стасу было плевать, потому что любое взаимодействие пошло бы на пользу. — Я переспала с Арсением. Шеминов сразу откинул вариант самого Попова, хотя тот вполне мог обзавестись двойником и потешить самолюбие. Затем откинул вариант Антона, хотя Шастун мог вспомнить шальную молодость. Тем не менее, в кабинет очевидно зашла Янковская. Стас кивнул сделанному выводу и открыл глаза. — Мне тебя поздравить или утешить? — мужчина убрал ноги со столешницы и поставил стакан с виски. — Мне налить. Яна пересекла кабинет и упала на стул, в ожидании засматриваясь на графин. Шеминов быстро осознал просьбу и плеснул девушке напиток. — Я обделил тебя подружками и заставил работать с кучей проблемных мужиков. Так что рассказывай! Как же это было? — Стас театрально уперся подбородком в ладони, — Всегда мечтал это сделать! — Переспать с Арсом? — недоверчиво протянула Яна, отхлебывая из стакана. — Да, с юмором у тебя проблемы… — разочарованно ответил мужчина. Стас дождался, пока девушка залпом опрокинет алкоголь, и повторно наполнил стакан. — Судя по «жажде», все прошло не очень, — Шеминов понимающе вскинул брови. — Издеваешься надо мной, — констатировала Яна, — Надеялась на выговор и осуждение, может даже крики. А тут ты ухмыляешься. Прекрати, и без этого тошно. — За что мне тебя ругать? — За секс с коллегой! — Янковской этот проступок казался очевидным. — Сколько можно повторять, я вам не нянька, не папка и даже не бабушка, — Стас сжал переносицу, — Какое мне дело, чем вы по ночам занимаетесь? У нас тут не детский лагерь. — Но ведь субординация… — Ох, боже. «Субординацию» придумали те, кому не давала секретарша Маша. И если дело только в этом, то… — Не только. Янковская шумно выдохнула и вновь осушила стакан, сильно морщась. Шеминов следил за движениями девушки, за побелевшими от напряжения костяшками пальцев, за морщинками усталости на лбу, за дрожащими уголками губ. Мужчина слишком хорошо знал людей, чтобы сразу понять это «не только». Стас лишь добивался чужой исповеди. — Работу и чувства нельзя мешать. Нельзя! — Яна обмякла на стуле и уверенно наполнила третий стакан самостоятельно, — Все ошибки совершаются по любви. Мне это Арсений сказал… — Вы весьма подходите друг другу, — задумчиво оценил ситуацию Стас, — Что тебя так тревожит? — Столько проблем, столько вопросов, забот, тайн… Столько не законченных дел! — слова девушки утонули в очередных протяжных глотках, — У меня так мало информации, так мало ответов. Я буквально тону в болоте! Нужно выбираться, пока еще есть запас кислорода. У меня нет времени спасать Арса… Нет… Совсем нет времени… Янковская снова потянулась к графину, но Шеминов настойчиво удержал ее руку и отодвинул бутылку подальше. Девушка расстроенно и надрывисто вздохнула. — Но ты хочешь его спасти? — спросил мужчина, уже точно зная ответ. — Я влюбляюсь, и это страшно. Потому что отдам ему весь кислород. Повисла тишина, и Стас выудил из кармана сигаретную пачку, сразу предлагая Янковской прикурить. — Если заработаешь рак легких, то дышать уже не будет нужды, — то ли грустно, то ли иронично заключил Шеминов, — Сможешь отдать ему все. Semper amor vincit. — Неплохое произношение. Они оба закурили, наполняя кабинет едким дымом. Эти двое в глубине души осознавали свою схожесть, потому что страх беспомощности скреплял лучше любого строительного клея. Стас и Яна тянулись друг к другу, надеясь получить недостающие кусочки пазла, но вновь и вновь не дотягивались. — Как закрытое дело попало в руки к автору? — девушка будто очнулась ото сна и усиленно постаралась вернуть мозг в рабочее состояние, — Смею предположить, что только ты знал, где хранятся бумаги. — Если знать о самом факте преступления, то бумажки найти не сложно, — продюсер так же постарался отогнать легкую дрему, — Надо лишь знать, у кого спрашивать. — И вновь тупик… — Ты могла бы обвинить меня в сотрудничестве, в сливе информации, но не делаешь этого. Почему? Я ведь главный подозреваемый, если учесть все произошедшее. — Потому что ты любишь их, а они тебя, — ответила Янковская, даже не задумываясь. — Не уверен, что мне свойственно это чувство. — А я насмотрелась достаточно, чтобы утверждать обратное, — Яна устало улыбнулась, — Ты любишь. Любишь их всех. И страдаешь, потому что не можешь помочь. — И меня они… Меня они «любят»? — Стас позволил себе отступить от темы и задать странный вопрос. — Так любят, что сейчас глотают обиду и ужас, лежа в темных комнатах, лишь бы дать тебе время восстановиться и подумать, — девушка запнулась, — Они дают тебе время. И это самое ценное, что у них сейчас есть. Шеминов разглядывал собеседницу, словно впервые видел эту странную героиню ближе, чем на трехметровом расстоянии от себя. Медные волосы, хмельной блеск в глазах и поразительное умение чувствовать людей вокруг. «Она уже отдает свой кислород. По чуть-чуть. Каждому» — Стас опустил глаза, проникаясь сожалением и уважением. Ведь такими темпами, Янковской суждено было утонуть. — Почему ты взял меня на работу? — голос девушки едва не дрогнул. — Мне нужен был свой человек из издательства. Ты оказалась самой толковой, — мужчина прищурил глаза. — Ты заметил хоть каплю пользы, которую я принесла? Она стремится к нулю и отправляется в отрицательное значение. — Буря успокаивается благодаря тебе. Ты умеешь задавать правильные вопросы и сглаживать углы, — Шеминов на мгновение задумался, — Им лучше рядом с тобой, даже если тебе кажется иначе. — Ora et labora, — Яна тяжело вздохнула, — Все, что остается. Девушка поднялась с места и принялась тревожно наворачивать круги по помещению, рассматривая старомодный ковер под ногами. Янковская все же прихватила недопитый графин и теперь жадно прикладывалась губами к горлышку, чему Стас уже не мог противиться. — Ты хочешь еще о чем-то спросить, верно? — Шеминов с интересом отсчитывал каждый шаг собеседницы. — У меня есть проблема, — Яна вдруг замерла, стоя спиной к продюсеру. — Я заинтересован, — больше для вида поддержал диалог Стас. — Три года назад со мной случилось кое-что, — Янковская выдерживала огромные паузы, прежде чем находила силы продолжать, — Исчезли несколько месяцев жизни. Пропали куда-то, испарились. Будто кто-то перемотал мою жизнь на более интересный момент, нажав кнопку пульта. — Есть зацепки? — мужчина полностью сконцентрировал внимание на фигуре перед собой. — Прошла почти вечность. Я смутно вспоминала свое состояние, свои мысли, старалась выстроить хронологию событий, но у меня не получалось, — Янковская резко обернулась, — Я почти сдалась. — Ты говоришь в прошедшем времени, значит что-то изменилось? — мужчина выжидательно скрепил руки в замок и слегка подался вперед. — Да, изменилось, — прохрипела девушка, — Когда я встретила Есеню в том доме. Лицо Шеминова впервые загорелось от разрывающих внутренности эмоций. Мужчина удовлетворенно откинулся на спинку кресла и потянулся, продолжая сохранять зрительный контакт с Янковской. А она продолжала стоять, покусывая губы и раскручивая графин виски. — Я тогда проснулась в собственной квартире. Обычное утро, обычный шум машин, обычный запах кофе. Только легкая боль в висках, — Яна погружалась все глубже в воспоминания, — И со мной была женщина, представившаяся сиделкой. Миловидная, утонченная, одетая с иголочки. Светлые локоны, идеальная осанка. Янковская опрокинула остатки содержимого бутылки и подошла к столу, уперевшись ладонями в столешницу в попытке сохранить баланс. — Она ничего мне не сказала. Только упомянула несчастный случай на дороге и оставила лекарства с рецептами, — Яне хотелось наклониться еще ближе к Шеминову, — Я тогда даже не спросила ее имени, не запомнила черты лица, не взяла контактов, но потом… — Но потом? — Стас вытягивал слова из девушки, которая боролась с комом в горле. — Потом мы приехали за Кьярой, — завершила монолог Янковская и подняла покрасневшие глаза, — И я увидела Есеню. Теперь по щекам девушки катились скупые слезы. Чистые, горькие и холодные. Она даже не постаралась смахнуть их рукой, и несколько капель упало на стол. — Вначале не поверила, усомнилась. Есеня действительно вела себя так, словно наша встреча состоялась впервые, — девушка сжала ладонь в кулак, — Никаких многозначительных взглядов, никаких намеков. Мне показалось, что я схожу с ума. Стас молча наблюдал за тем, как внутри Яны медленно и болезненно, в клочья разрывалась душа. — Но это была она. Да? — в голосе девушки прозвучала мольба, — Это была Есеня. Она была там со мной. Мы уже встречались. Яна морально готовилась отгреметь последнюю фразу, готовилась подвести черту ночного разговора. — А та «пострадавшая» из статьи, та «девушка» из закрытого дела… — вдох-выдох, — Это была я. Антон сбил меня на машине. Ты велел Есене присматривать за мной. А затем взял меня в сотрудничество, потому что изначально был в курсе, где и кем я работаю. — Мне тебя поздравить или…? — Стас повторил свои первые слова. — Почему ты так поступил? — Если тебя это утешит, то твое появление здесь мало связано с аварией. Воля случая, если угодно, — Шеминов безучастно одернул складки толстовки, — Когда опубликовали статью, да еще и в твоем издательстве, то у меня закрались сильные подозрения. Ты могла мстить подобным образом. Я решил, что держать врага ближе — лучший выход. — Зачем ты взял меня в Люберцы? Моя встреча с Есеней разрушила план. Я бы могла по сей день не сложить два плюс два. — Потому что ты не имела никакого отношения к «Затмению», я это понял. И так отчаянно старалась доказать свою преданность и нужность… — Стас прервался, — Яна, ты превратилась из проблемы в преимущество. Зачем мне сохранять секреты, если я хочу работать с тобой? — Работать? После всего? — Янковская издала смешок. — Я держал тебя здесь «от греха подальше», держал «на всякий случай», но потом изменил мнение и расставил другие цели. Ты вполне сносно разобралась во всех косвенных подсказках и сейчас здесь, стоишь передо мной, плачешь. — А мне, видимо, стоило поблагодарить за отличную воспитательную работу? Часы пробили без пятнадцати час. За окном поднимался ветер, наконец прогоняющий изнурительную жару прочь. Двое человек, одновременно таких похожих и таких разных, замерли напротив друг друга, стараясь найти в чужих глазах свое отражение. Мудрец и Рыжая кошка. Повязанные чем-то значимым только для них. — Ты переспала с Арсением, поэтому воспитание трудно назвать «отличным», — Шеминов ухмыльнулся и увидел такую же призрачную улыбку на губах девушки. — Мою концентрацию ненависти к тебе не передать словами, — заключила Яна и снова рухнула на стул. — Это хорошо. Ненависть — двигатель прогресса, — протянул Стас. — Кстати, — Янковская цокнула языком, — Арсений бы точно побоялся подойти к тебе с таким заявлением, а мне терять нечего. — Снова интригуешь, — мужчина открыл ящик и вытащил упаковку бумажных платочков, уверенно протягивая Яне. — Мы были на чердаке, — девушка принялась вытирать разводы туши, — Предательство и укрывательство трофеев былой славы. Нехорошо… — Да, я оставил тебе ключи на комоде. Маркером подписал нужный, — Шеминов утвердительно кивнул. — Что?.. — разочарование сорвалось с губ девушки. — Кого еще могло надоумить туда пробраться? Решил облегчить твою жизнь, — теперь мужчина расслаблено покачивался на кресле, — Все равно бы залезла, замок бы испортила. Лучше уж цивилизованным способом открывать потайные двери. — Зря ты рассказал. Испортил впечатление от взлома и детективной игры, — Яна зевнула. — Прошу, не описывай мне подробности ваших с Арсением игр, — Шеминов закрыл лицо руками. Янковская пожала плечами и поднялась, направляясь к двери. Девушка пошатывалась и заметно изменяла траекторию движения, находясь на грани падения. Стас скептично вскинул брови, выделил секунду на размышления, а затем встал с пригретого места и подошел к Яне, подхватывая ее за плечи. — Даже не старайся загладить вину, — прошептала под нос девушка, но все же приняла помощь, — Ты мне должен. Вы все должны. — Пора спать, Харли Квин, — мужчина вывел девушку из кабинета, с ужасом представляя испытание лестницей, — Тащить тебя вверх — смертельно опасно. Ляжешь в гостиной или к Арсу отвести? — Нет! Нет! В гостиной в самый раз! — Янковская комично запротестовала, чем вызвала очередную улыбку продюсера. Неуверенно и медленно они продвигались по коридору, утопая в своих мыслях и тишине особняка. Вокруг продолжали мелькать тени, раздаваться звуки, открываться двери в прошлое. Рыжая кошка наконец выпускала когти, норовя выцарапать глаза Мудреца. А Мудрец продолжал терпеливо ее приручать. Тело Яны растянулось на мягком диване, и девушка блаженно зажмурилась. — Не говори Антону. Пока не говори, — строго сказал Стас, кидая Янковской свернутый плед. — Теперь я сама могу распоряжаться своей тайной, — так же отчетливо проговорила Яна. — Всему свое время. И надеюсь, тебе хватит ума это понять, — Шеминов задумчиво отвел взгляд. Девушка нахмурилась и принялась водить руками по вязанному покрывалу, разглаживая складки. Ей, наверное, еще многое хотелось сказать той ночью, многое обсудить, многое спросить. Хотелось стать ближе к этому странному человеку, от которого следовало бежать стремглав. Но веки предательски смыкались. — За такое не прощают, знаешь? — почти грустно сказала Янковская, — Со мной эта травма навечно. — Значит, и мы с тобой навечно. Ad aeternum, — бросил напоследок Стас. Уже у самого коридора мужчина ощутил прилив странной теплоты и облегчения в груди, будто кто-то добровольно разделил его ношу, взвалив на плечи мертвый груз. Шеминов обернулся. Кошка свернулась рыжим комочком и провалилась в сон. Больше не плакала, больше не злилась и вряд ли уже чего-то боялась. Стас позволил себе задержаться и понаблюдать за картиной умиротворения. Удивительно, но даже после парочки стаканов виски и тяжелейшего диалога мужчина не замечал усталости. Наоборот, небо над головой прояснялось, мысли приходили в порядок после бешеного марафона, дыхание успокаивалось, а на лице вновь выступала решительность и отчаянная смелость. «Эта женщина…» — Шеминов не закончил фразу в своей голове и последний раз взглянул на спящую Яну. — Спасибо тебе, — сказал он в пустоту, — И… Не переживай по поводу «пользы». Ты еще сыграешь свою роль, я обещаю. У него зарождался план. Настоящий, действенный, выполнимый. Сердце билось в привычном ритме после долгой спячки. Он возвращался к самому себе. К руководителю, помощнику, судье. Он возвращался, чтобы менять чужие жизни, терпеть крах и заново начинать в исходной точке. «Потому что я люблю их. А они любят меня» - Стас кивнул, проходя по темному коридору к кабинету. Где-то вблизи прозвучали осторожные и боязливые шаги. Мужчина остановился, скрестил руки на груди и замер, стараясь скрыть самодовольную улыбку и подкатывающий приступ смеха. — Она сама отказалась спать в твоей комнате, — продюсер развернулся в сторону лестницы, — Я здесь ни при чем. На нижних ступенях переминался Арсений и вжимался в стену, нервно теребя края футболки. — О чем вы говорили? Что она тебе рассказала? Что с ней? — перебарывая смущение и страх, Попов вышел из темноты в сторону продюсера. — Ох, слишком много вопросов. У меня голова раскалывается! — Шеминов театрально схватился за виски. — Уж потрудись объяснить, что Яна делала у тебя в кабинете целый час посреди ночи, — Арсений нахмурился. — Мы сплетничали, — Стас пожал плечам, — Ты ей нравишься, и поэтому она не хочет с тобой спать. — Что… — скулы актера слегка побагровели. — Девушки! Их не понять! — мужчина похлопал Арсения по предплечью и удалился в кабинет.Этот яд уже в твоей крови, и ты не купишь антидот ни за какие бабки.
Всю землю обойти, чтоб его найти, чтоб его найти…
«Hate» — Thomas Mraz