Скажи, какой у тебя ник?
И почему мой бронежилет расколот?
И почему, как твой воротник, пахнет весь город?
Антон двигался медленно, в уме подсчитывая каждую каменную плиту тротуара. В районе затылка неприятно щекотало — именно там зарождался страх. Парень обводил глазами соседние дома, высаженные деревья, ограждённые клумбы, припаркованные велосипеды и закрытые ставни на темных окнах. Вокруг не было ни души. Московские улицы пустовали и покрывались мраком. Здесь воняло болотом, сыростью и бензином. Парню казалось, что по асфальту и фасадам зданий стекала густая, пульсирующая жижа, которая быстро заползала в каждую щель и трещину. Дышать становилось труднее, словно из атмосферы высасывали кислород. Антон поднял перед собой кисти рук, чтобы убедиться в реальности происходящего. По ладоням сочилась кровь, измазывая края толстовки. Шастун ощутил приближающийся приступ кашля и принялся яростно оттирать руки, еще сильнее пачкаясь и впадая в окончательную панику. Взгляд упал на стену бокового здания. На синей табличке, почти полностью покрытой черной жижей, были едва заметны выцветшие буквы: «Улица Правды». Тело парня задрожало. Антон больше не мог сдвинуться с места, потому что ноги превратились в намокшую вату и намертво приросли к асфальту. Чувство страха, безысходности и слабости сжирало изнутри. «Я не выберусь отсюда. Никогда не выберусь» — глаза актера наполнились слезами. Вдалеке прозвучал шум прокручивающихся колес, а в нос ударил запах жженой резины и подпаленного сцепления. Антон повернул голову. По улице мчалась тонированная Шевроле, неуверенно петляя и пересекая сплошную линию. Антон знал, что именно он сейчас сидит в той машине, именно он сейчас крутанет руль вправо и влетит на пешеходный переход, заехав бампером на тротуар. Через десять метров, через три секунды произойдет столкновение. И его судьба решится на долгую вечность вперед. Скрежет, инерция, бесполезный тормоз, удар, заглохший двигатель. Машина замерла. Шастун приложил остаток сил и сделал несколько шагов вперед, будто спасаясь из ямы со смолой, где постепенно тонул. Сердце безжалостно ломало ребра равномерными стуками. «Я должен знать, кто был на том переходе. Я должен увидеть» — несмотря на боль в области солнечного сплетения, Антон продолжал двигаться к месту аварии. Но каждый шаг вперед только отдалял парня от желанной разгадки. Новая волна бессилия накрыла с головой. — Антон… Эй, Антон… Чей-то до боли знакомый голос окликнул актера. Шастун до последнего не хотел оборачиваться, будто пешеходный переход, поцарапанная иномарка и лежащий на асфальте человек испарятся, как только парень посмеет моргнуть. — Антон, посмотри на меня… Мне тоже здесь очень страшно. Посмотри… Антон повернулся. Рядом стояла Яна, тоскливо наблюдающая за слегка дымящейся машиной и погнутым фонарным столбом. Волосы девушки не отливали привычной медью и патокой, кончики локонов не закручивались в барашки. Янковская источала усталость и траур. Размазанная тушь превращалась в синяки, пряди были близки к оттенку сгнивших осенних листьев. — Тебе не нужно туда идти, Антон, — Яна подняла на парня глаза, наполненные глубоким сожалением и пониманием. — Почему? — Шастун старался отпечатать в мыслях черты спокойной и строгой женщины перед собой. — Время не пришло. Пока не пришло. — А скоро придет? — Как только ты будешь готов к ответу. Он ближе, чем кажется. Но ты упорно не видишь. На лице Яны проскользнула та самая улыбка, вызывающая мурашки по всему телу. Тонкая линия губ, приподнятые уголки рта, призрачные ямочки. Девушка легко шагнула вперед, сокращая дистанцию, словно вязкая жижа под ногами вовсе и не была помехой. Янковская обхватила ладонями лицо парня. В ее глазах на мгновение блеснул привычный огонек. — Я не могу выбраться отсюда, не могу… — зашептал Антон, растрачивая последний запас кислорода в легких, — Каждую ночь я попадаю… — Ты больше не попадешь сюда. Отчетливая фраза девушки пронеслась по улице раскатом грома. Яна еще несколько секунд внимательно изучала лицо парня, а затем невесомым касанием приложилась губами к его щеке. — Пора просыпаться, Антон. Земля под ногами содрогнулась. Пространство начало сужаться, пешеходный переход молниеносно отдаляться, табличка с названием улицы бледнеть. Смола под ногами слабела и впитывалась в асфальт, оставляя лишь незаметные пятна и сухие разводы. — Просыпайся! Янковская толкнула Антона в плечи, и перед глазами парня забегали цветные узоры калейдоскопа. Шастун ощутил порыв свежего ветра, разгоняющего смрад, и провалился в темноту.***
— Просыпайся, Антон! Ну сколько можно! — Яна больно тыкала актера в плечо и потряхивала, — Сбор внизу. Стас сказал растолкать тебя. Шастун сморщился и постарался натянуть одеяло по самую макушку. Парень до конца не осознавал своего пробуждения, шума листвы за окном и еле различимого запаха кофе в воздухе. «Кофе. Откуда у меня в доме кофе? Какая гадость!» — Антон успел задуматься лишь на секунду. — Подъем! — журналистка наклонилась к чужому уху и выдала оглушающий крик. — Сдурела? — Антон разлепил веки и взвыл от боли в перепонках, — Почему здесь пахнет кофе? — Потому что у остальных началась кофеиновая ломка, и мне пришлось бодрым маршем сходить в местный магазин, — Янковская весело поерзала на краю кровати, — Как можно не любить… — Ты снилась мне сегодня, — Шастун прервал девушку и приподнялся на локтях. Он изучал глазами чужое лицо. Яна смотрела на него ясным взглядом, слегка приподнимая брови. Ее волосы снова переливались всеми оттенками рыжего, последние следы усталости были стерты намеком на загар. Сейчас Янковская мало походила на ту девушку из кошмара. — По какому поводу собрание? — задал вопрос Антон, так и не дождавшись реакции журналистки на свое прошлое заявление. — Шеминов хочет поделиться очередным планом действий, — Яна подняла с пола забытую футболку и бросила в актера, — Одевайся. — В его «планы» хотелось бы верить, но верится с трудом, — Антон нехотя стал натягивать одежду. Янковская ничего не ответила и вышла за дверь, оставляя мужчину наедине со своими мыслями. Помятый после сна Шастун растерянно водил ладонями по складкам покрывала. После публикации главы его жизнь больше походила на вялое переключение смазанных кадров. Он мало ел, мало спал, попадая в один и тот же ночной кошмар. Его передвижения по дому и саду руководствовались лишь волей случая, а сухие диалоги с другими обитателями особняка и вовсе стирались из памяти. Никто не осудил его. Никто не высказал мнения о новой части статьи. Никто не написал развернутую рецензию. Никто не сбежал, уподобившись примеру Сережи Матвиенко. Мир и окружение Антона зависли в полусне, в забвении. Антон ждал криков, злости, осуждения, ужаса. Но Арсений, Яна, Стас — все они ограничились лишь странными и обеспокоенными взглядами, которые порой возвращали парня в реальность. Шастун жаждал наказания, и поэтому был не сильно благодарен им за молчание. Но сегодняшний сон слегка пошатнул уверенность в неминуемом покаянии. Там впервые оказался кто-то, кроме Антона. Там оказался тот, кто смог его вытащить. И почему-то Шастун верил в обещание Янковской. «Ты больше не попадешь сюда». Электронные часы показывали полдень. Парень последний раз потряс головой, отгоняя остатки неприятного сна, и встал с кровати.***
В гостиной бурлила жизнь, несмотря на малочисленность присутствующих. Шеминов вальяжно сидел на излюбленном кресле, держа в руках кипу белых листов, на которых отчаянно чирикал и что-то бесконечно записывал. Иногда продюсер поднимал голову и со странной ухмылкой наблюдал за Арсением и Яной. Эти двое расположились прямо на ковре, подогнув колени и максимально сократив дистанцию до друг друга. Они пылко переговаривались и жестикулировали, словно только сегодняшним утром очнулись от долгой спячки и наконец овладели речью. Яна невольно или нарочно не замечала взгляды Арсения, который смотрел на девушку с долей скепсиса и очевидной игривостью. Попов не отказывал себе в удовольствии поправить загнувшийся воротник женской рубашки или коснуться чужой кисти. Подобная идиллия омрачалась лишь приторным запахом кофе, но сейчас он уже не казался Антону настолько отвратительным. Парень почувствовал, как губы растягиваются в подобии улыбки. В помещении изменилось что-то еще. Шастун напряженно оглядел гостиную в поиске недостающей детали. — Мы сняли шторы, — бросил Стас, замечая негодование подопечного. Антона осенило. Широкие панорамные окна гостиной теперь были покрыты лишь невесомыми кружевными шторками, развевающимися от любого дуновения ветра. Комната непривычно утопала в солнечном свете. Темные и плотные метры тюля бесхозно валялись в углу гостиной, содранные с карнизов. — Красиво… — протянул Антон, завороженно подставляя лицо под десятки солнечных зайчиков, скачущих вокруг. В груди отозвалось трепетание — настолько забытое и старое чувство, что Шастун не сразу распознал вспыхнувшую эмоцию. Радость. Это была вымученная, искалеченная, загнанная радость, решившая вылезти навстречу окнам без штор. Парень вовремя одернул себя и сел на диван, с готовностью смотря на руководителя. — Если Яна с Арсением закончили планировать свадьбу, а Антон прошел все стадии принятия солнечного света, то мы можем начинать, — Шеминов деловито встал, вызывая румянец у всей троицы, — Извини еще раз за кофе, Антон. Без него мой мозг не функционировал. Парень лишь пожал плечами в ответ и принюхался, окончательно убеждаясь, что рвотных позывов ожидать не стоит. — Вчерашняя ночь натолкнула меня на некие размышления, — Стас запнулся и бросил короткий взгляд в сторону Янковской, — Мы больше не можем продолжать пассивную игру и основывать ходы на содержании вышедших глав. Работу над ответным текстом придется отложить. По крайней мере, пока. — Вовремя спохватился, — буркнул Попов, за что получил легкий удар по затылку от Янковской. — Спасибо, — Шеминов кивнул журналистке, — Мы должны появиться на публике. В полном составе и открытые к диалогу без заученных реплик. Устроим пресс-конференцию. — Ага, отличная идея. Пойду позавтракаю. Когда у Стаса закончится приступ маразма, позовите обратно, — Арсений хлопнул в ладоши и встал, не веря услышанному. — На место сядь, — строго выговорил продюсер. — Я с психбольными разговоров не веду, — Попов даже не отреагировал на злое шипение Янковской, — Ты вообще понимаешь, о чем говоришь? — Вполне. — А мне кажется, что тебе припекло голову. Зря мы сняли шторы, — теперь Арсений нервно ходил по гостиной, — Меня обвинили в судебных махинациях, Антон сбил человека, Матвиенко черт знает где. И ты хочешь отправить нас на растерзание в прямом эфире? Когда охваты статьи достигли пика? Сбрендил? — Нельзя отмалчиваться и ждать, пока автор спокойно опубликует остальные части. Людям нужны живые лица и слова. Как бы жестоко не звучало, но думаю, они простят вас за одну улыбку в камеру. — Тогда все старания автора коту под хвост, — фыркнул Попов, но все же вернулся на прежнее место рядом с Яной. Антон наблюдал за перепалкой и старался уследить за собственными внутренними метаниями. Парень не был уверен, чью сторону готов принять после столь поверхностных разъяснений. Он видел правду в бешенстве Арсения, видел правду в нахмуренном лице Яны, видел правду в уверенности Стаса. — Даже если это сработает… — робко начал Шастун, — Что мы сможем им предложить? На какие вопросы ответим? Какие доказательства предоставим? — Спектр проблем сузится вдвое, если мы успеем провести конференцию до выхода главы про Диму или Сережу, — выдохнул Стас, — Им останется только улыбаться и блеять любые слова раскаяния. — А что останется нам?.. — Антон задал очевидный вопрос. — В вашем случае все завязано на других людях, — Шеминов обвел глазами гостиную, — Арсению нужны показания дочери, а тебе… Показания пострадавшей в аварии. Повисла напряженная тишина. Но Антон заметил сразу — теперь эта тишина не казалась гнетущей и давящей, не казалась могильной и безысходной. Она была похожа на эффект заложенных под водой ушей, да и только. — Как бы мне не хотелось это признавать, но глупое, импульсивное и бездарное решение Арсения по поводу передачи права опеки оказалось весьма сносным на долгую перспективу, — Стас двинулся в сторону Попова, — Твоя дочь оценила благородный порыв и согласилась помочь. — Ты говорил с ней? — Арсений моментально сгорбился в плечах. — Да, говорил. Они с Есеней перебрались в Красногорский район, в милый домик, недалеко от Изумрудных холмов, — голос продюсера смягчился, — Она просила передать благодарность за то, что кто-то впервые прислушался к ней. А еще… — Что? — нетерпеливо вздохнул актер, невольно сжимая ладонь Янковской. — Она будет рада твоим визитам. И прочим «гостям», — Шеминов многозначительно кивнул в сторону журналистки. Арсений предпринял попытку порывисто встать, но Стас остановил его, положив руку на плечо. — Вероятно, ты поступил по совести. Это самое важное, — мужчина говорил вкрадчиво, — Кьяра приедет на конференцию и даст нужные показания в твою пользу. Шеминов задержал взгляд на подопечном, рассматривая еле заметную и трогательную ухмылку на губах актера, а затем обернулся и переключился на Антона. — С тобой сложнее, — Стас прищурился, — Но выход есть. — Проведем обряд воскрешения той мертвой женщины? Странная реакция Янковской на произнесенную Антоном фразу не ускользнула от внимания. Девушка заметно напряглась и слегка передернула плечами, будто отгоняя пробежавший по спине холодок. — Воскрешать никого не надо. Даже автору не известно, кто был на той улице в злосчастную ночь, — Шеминов размял кисти рук, — Нам подойдет любой. Точнее, любая. — Что ты имеешь ввиду? — На конференции должна выступить пострадавшая, чтобы опровергнуть все грязные сплетни и очистить твое имечко. Расскажет о легких ушибах, о своей счастливой жизни и вашем давнем примирении, будто автор статьи раздул из мухи слона. — Это невозможно, — отрезал Антон. — Возможно, — Стас выдержал паузу, — Если пострадавшую сыграет Яна. Девушка поперхнулась и громко закашлялась, на что Арсений отреагировал лишь усталым покачиванием головы. Глаза Антона округлились, словно весь мир внезапно превратился в сюрреалистичный спектакль. Он продолжал выжидательно пялиться на Шеминова, надеясь услышать ехидный смех. Но продюсер молчал. И все молчали. — Ты серьезно? — еле прошептал Шастун, — Пойдем на такой очевидный обман? — Почему очевидный? — Стас пожал плечами, — Яна не медийная личность. И только в кругу команды знают, почему она к нам попала. — Ты хоть спросил ее? — Антон говорил о девушке в третьем лице, совершенно забывая о ее присутствии. — Думаю, Яна с радостью защитит тебя перед камерами, — Шеминов подмигнул журналистке, которая сейчас смотрела остекленелым взглядом в пустоту. Лицо Янковской было мертвенно-бледным и каким-то растерянным. Девушка не шевелилась и не реагировала на тихий шепот Попова под ухом. Ее кулаки были сжаты настолько сильно, что костяшки белели от напряжения. — И еще кое-что, — Стас взял в руки кипу бумаг, — Чтобы как-то разбавить напряженную атмосферу, после конференции устроим неформальный вечер с выпивкой и танцами. Только не радуйтесь раньше времени, это не школьная дискотека. Я собираюсь пригласить туда руководство. Им тоже нужны ответы на вопросы и объяснения. — Наврем с три короба, а потом пойдем хлестать текилу с Дусмухаметовым? К черту. Так тому и быть, — Арсений поднялся на ноги и направился в сторону кухни, переживая целую сотню эмоций одновременно. — Вот и отлично. Собрание окончено, — Шеминов кивнул и тоже вышел из гостиной. Антон остался наедине с потерянной девушкой. Яна продолжала сидеть на ковре, обхватив колени руками. Шастун неуверенно соскользнул с дивана и опустился рядом, не представляя, с чего стоит начать диалог после всей прозвучавшей информации. — Как тебе «план»? — Знаешь, — удивительно бодро ответила Янковская, — Все больше поражаюсь, насколько Стас хорош в сфере манипуляций. Мне бы такая схема и в голову не пришла. Чертов гений! Как ловко обезопасил свою и чужую тайну! Моим словам теперь не поверят раньше положенного времени, ведь я — «подставная». — О чем ты говоришь?.. — Антон не мог уловить смысл словесного потока девушки, будто она говорила сама с собой. — Ни о чем! — Яна цокнула языком и лихо щелкнула пальцами, — Не переживай. Я сыграю пострадавшую. У меня отличные задатки актрисы. Больше не обращая внимания на недоумевающего Антона, девушка вскочила с пола, прихватила оставленную на камине записную книжку и вылетела из гостиной, полностью погруженная в собственный мир. Шастун приподнял брови и одним движением выудил сигаретную пачку из кармана. «Целый дом сумасшедших, ей богу» — парень закурил, продолжая прокручивать в голове итоги утреннего собрания.