О чем молчит твоя душа? О чем поем мы в унисон?
Я буду там, любовь моя, я буду там, где видно дом.
Я буду сном, спокойным сном...
Янковской не хотелось открывать глаза. Но отвратительная сухость в горле и слепленные слезами ресницы заставили дождаться звука отдаляющихся шагов и распахнуть веки. Арсений уложил ее на диван в гостиной, не забыв подбросить в камин несколько смятых газет и чиркнуть спичкой. Знакомый вязаный плед покалывал кожу и цеплялся за вечернее платье. Девушка изнеможенно повернула голову. Рядом была выставлена табуретка со сложенными домашними вещами, стаканом воды и аспирином. От подобной картины в груди заныла невыносимая тоска. В уголках глаз снова начала собираться предательская влага, но Яна принялась решительно растирать уставшие скулы и шею, отгоняя нервный срыв. Она слышала монолог Арсения в машине. Разумеется, слышала. Она — то, что хочется поскорее простить, забыть и отпустить. Она — то, от чего хочется откреститься и отмахнуться. Яна — напоминание, красный флаг, звоночек. Яна — предупреждение, насколько порой опасна трусость для человеческой души. Янковская приподнялась на локтях и села на край дивана. С трудом вывернувшись из платья, она быстро натянула пижамные штаны и растянутую футболку неизвестного происхождения. «Арсеньевская, наверное» — подумала Яна, но эта мысль не отозвалась ни в одной частичке ее тела. Бордовая записная книжка была аккуратно оставлена на изголовье дивана. Янковская стиснула зубы. Впервые ее настолько сильно пугал и отталкивал отрезок собственной жизни. Борясь с тремором пальцев, Яна схватилась за переплет и уложила книгу на колени. Страницы распахнулись сами собой на том месте, где значилось крупное заглавие с десятком пометок — «Ответный текст». С губ сорвался невольный смешок. Множество абзацев было перечеркнуто и переписано, сумбурные пометки пачкали поля тетради, цвет чернил сменялся карандашной дымкой. Пестрили высокопарные слова о свободе выбора, об ответственности, о силе духа и воли, о чистоте намерений. Биографии сплетались воедино, эмоциональные реплики участников команды были выписаны по памяти и включены в повествование. Столько рукописной правды… Но теперь она не значила ничего. Несколько страниц были с треском выдраны и смяты в кулаке. Яна продолжала разрывать их на мелкие кусочки, превращая в ненужную труху. Твердым шагом она приблизилась к камину и отправила месячный труд в огонь. Языки пламени принялись пожирать буквы и выплевывать горстки пепла взамен. В голове Янковской промелькнула мысль уничтожить всю книгу целиком, но это оказалось выше ее возможностей. Реликвия полетела обратно на диван. Яна тихо опустилась на ковер, подтянула к себе колени и уткнулась в них носом. В ее глазах отражались искры и пляшущие огоньки. Чья-то тень выросла на стене и принялась постепенно расширяться, пока ее обладатель медленно двигался в сторону девушки. Янковской не хватило сил даже обернуться. Она продолжала наблюдать за пламенем, пока долговязая фигура не приземлилась рядом. Девушка подавила нервный вздох. Ей почему-то до ужаса хотелось, чтобы рядом с ней оказался Стас. Никто другой, кроме него. Рядом с мрачным и язвительным продюсером ей казалось, что все еще можно исправить. А если не получится, то он исправит вместо нее. Янковская знала, что увидь Шеминов ее нынешнее состояние, дал бы подзатыльник и приказал немедленно собраться. И самое удивительное — Яна бы собралась. Но это был Антон. С разлохматившимися кудряшками и родинкой на носу. Парень повторил позу девушки и теперь тоже обнимал колени, глядя в пекло камина. От его храброго намерения начать диалог сквозило беспокойством, которое сгущало воздух между ними. — Неважно, когда ты рассказала бы мне об аварии, — тихий голос актера сливался с треском дерева, — Я бы нашел пистолет и в особняке, и в офисе, и где-нибудь еще. Только Стас бы уже не успел. Шастун озвучивал мысли таким обыденным тоном, словно поддерживал поверхностную беседу за чашкой вечернего чая. Но Яна была благодарна ему за это. Сейчас бы девушка не выдержала ни одного проблеска эмоций, которые могли выглянуть сквозь завесу апатии актера. — Мне неизвестно, почему Арсений винит тебя, — Антон лукавил, и это было заметно, — Потому что настоящий преступник — я. И мне следует извиняться по гроб жизни за события трехлетней давности. Я украл твое время, украл твою веру. Заставил самостоятельно разбираться с травмой, оставив на теневое попечительство Стаса. Мне следовало добиться от него ответов гораздо раньше. Янковская продолжала молчать, потому что знала — Антону сейчас не нужна ее реакция точно так же, как Арсению не нужны были ее слезы в машине. Они исповедовались. Исповедовались перед ней, вероятно, в последний раз. Яна продолжала наблюдать за огнем, притворяясь спящей с открытыми глазами. — Этот месяц спас меня. «Затмение» спасло меня. Может, Оксана и была в чем-то права, решившись на такой отчаянный шаг, — Шастун покручивал перстни на пальцах, — Даже выстрел меня спас. Точнее, промах. Я встретился лицом к лицу с главным страхом и не умер. А значит, могу жить дальше. Антон зашуршал взявшейся из ниоткуда стопкой бумаг. Непривычный звук наконец заставил девушку повернуться в сторону собеседника. Парень держал в руках белые страницы распечатанной статьи. Знакомая стопка была перевязана бечевкой — это была личная копия Стаса, которую он хранил в кабинете. — Ты простишь меня? — Шастун поймал зрительный контакт. — Антон, все что я делала, это оберегала тебя от информации, которая могла доставить боль. Я готова была унести прошлое в могилу, лишь бы никогда не быть тебе напоминанием о пережитом кошмаре, — с губ Яны сорвался поток неозвученных признаний, — Арсений не смог этого понять. Но надеюсь, что ты однажды сможешь. — Ты напоминаешь мне только об иве, — голос актера стал еще тише, — Об озере, о перочинном ножике, о песке. Еще немного о запахе костра и текилы. — И о пуле, — закончила Яна. — Немного о пуле, — на лице Антона показалась улыбка, которая повергла девушку в шок, — О пуле, которая не попала в цель. Шастун быстро поднялся на ноги и протянул девушке руку. — Пойдем, — его тон стал заговорщическим. — Куда? — Разбираться с ошибками прошлого. Антон потянул Яну вверх, заставляя встать на ноги, и решительно повел к выходу в сад, не отпуская чужой руки. Они тенями проплыли по коридору, свернули на кухню и вышли через балконную дверь на террасу. Арсений стоял, прислонившись к металлическому ограждению и скрестив руки на груди. Мужчина завидел подоспевшую пару, одобрительно кивнул и направился по ступеням вниз, скрываясь в зеленоватом сумраке деревьев. — Сказал ему, что пойду тебя будить, — Шастун успел шепнуть Яне на ухо, — Не стоит тебе частить с притворством. — Это было крайне необходимо, — со вздохом протянула девушка, глядя вслед удаляющемуся Арсению. Антон целенаправлено шагал в самую глубь зарослей и витиеватых посадок, крепко сжимая в руках стопку связанных листов. Янковская следовала за ним, ощущая опасную близость к Попову, который невозмутимо сопровождал ее с левой стороны. Его монолог в машине оставался секретом, и Яна не видела никакого смысла разрушать легенду. Из кустов показалась странная железная бочка, доверху наполненная обломанными ветками, скошенной травой и прочим мусором. В руках Антона возникла зажигалка и прозрачная бутылочка с керосином. Парень обильно полил все содержимое горючей жидкостью. — Да будет свет! — чиркнув колесиком, Антон осторожно поднес зажигалку к горке хвороста. Жар моментально подарил их лицам рыжее свечение. Теперь железная бочка кряхтела от разгорающегося внутри огня. Через дырявые бока можно было увидеть искры, какое-то подобие угольков и строительный мусор, тлеющий на дне неизвестно сколько времени. Рядом с костром было изнуряюще жарко. Тени плясали по кронам деревьев, но быстро растворялись, так и не достигнув горизонта. Вокруг стояло трое. Арсений покачивался в такт потрескивающим углям и невесомо касался руки Яны, чьи волосы с каждой секундой все больше сливались с оттенком огня и сворачивались в замысловатые кудри. Антон крепко держал перевязанную кипу бумаг, уже изрядно помятую от вечных транспортировок. Эзотерика момента поражала. Со стороны озера уже рвались ночные порывы ветра, но пламя даже не дрожало под их напором и остервенело взмывало вверх, стремясь поджечь само небо. — Пора? — тихо спросил Антон. — Хочешь еще раз перечитать любимые главы и сделать пометки на полях? — Арсений покосился на друга, — Бросай. — Бросай… — Яна лишь завороженно наблюдала. Парень приблизился к бочке. Лицо опалило волной жаркого воздуха, словно в летнем саду открылся портал в саму преисподнюю. Светлые кудряшки прилипли ко лбу и приобрели красный оттенок. Антон смотрелся почти устрашающе. Статья полетела в огонь. Столб искр и пыли вырвался из глубины бочки, на несколько секунд осветив сад. Страницы начали извиваться и скручиваться, будто в болезненных судорогах. Текст бледнел и горел. Горел священным огнем. — Nil sancti… — прошептала девушка. — Ничего святого, — продолжили за ней два мужских голоса. Троица продолжала стоять полукругом, пока последняя веточка не превратилась в прах.***
Яна не решилась вернуться в спальню. До рассвета оставались считанные часы, поэтому она предпочла попрощаться с особняком в одиночестве. Она стояла на балконе, мирно положив руки на резные перила. Распущенные волосы струились по плечам и слегка поднимались от дуновений ветра. Вечернее платье пропало, но растянутая домашняя футболка никак не умаляла красоты своей обладательницы. Она внезапно ощутила странное чувство в районе солнечного сплетения. Яна скучала по своей квартире, по разукрашенным обоям. Скучала даже по пыльному столу издательства и незаконченной колонке о мертвых языках. Девушка не представляла, какими методами Стас будет улаживать их недавнюю стрельбу и ложную пожарную тревогу, но надеялась не лишиться работы за сотрудничество с преступным миром шоу-бизнеса. Девушка услышала приближающиеся шаги за спиной, но вновь не обернулась. Ее взгляд был направлен вглубь сада, где в потемках еще можно было рассмотреть мощеную тропинку, кусты крыжовника и закоптившуюся бочку. Арсений замер в метре, не решаясь подойти ближе. — Наверное, брошу курить, — Яна продолжала смотреть вперед, — Стас все мозги промыл о раке легких. — С него точно не стоит брать пример, — уверенно выдохнул Попов и двинулся к собеседнице. В руках Янковской чиркнула зажигалка. Арсений усмехнулся такой примитивной уловке и охотно принял предложенную сигарету. Теперь они оба упирались в холодные перила и вглядывались в гущу зелени, стараясь что-то найти. Знать бы еще, что именно. — И что теперь? Все? — мужчина удивился слабости голоса. — Все. Яна утвердительно кивнула головой и перевела взгляд на небо. Ее мягкий тон звучал особо умиротворенно. Звучал как долгожданный штиль, как успокоившийся ливень, как одинокое утро. — Оксаны нет, Сережи нет, статьи тоже нет, — Арсений прислушивался к шумам, — Прошло не больше месяца, а кажется, что целая вечность. — Для вас все — вечность. Три года, месяц или двадцать минут, — Янковская пожала плечами, — Время очень относительная штука. Внутри особняка погас свет. Антон лег спать. Окружающий мир мгновенно утонул в темноте, и яркие крапинки на небе обрели четкость. Две тлеющие сигареты остались последними маяками. — Мы вынесли какой-то урок? — риторический вопрос сорвался с губ актера. — Вряд ли. — Шоу не вернулось на экраны, люди продолжают нас ненавидеть. Антон чуть не покончил с собой, я потерял опеку над дочерью и лишился двух друзей — Оксаны и Сережи. Мы вломились в издательство, устроили ложную пожарную тревогу и противозаконными методами добыли записи с камер. Стас погряз в разбирательствах с полицией. — Неплохие выдались летние каникулы, — Янковская затушила сигарету. Теперь мрак полностью окутал их лица. Но это была совсем не страшная тьма. Она была теплая, мягкая, обволакивающая, пахнущая цветами. — Что будешь делать дальше? — тихо бросил Арсений. — Продолжу работать там, где мне самое место, — Яна ухмыльнулась, — За писательским столом. — Попроси Стаса договориться о твоем повышении. Он сможет, — Попов взглянул на журналистку, — Ты заслужила. — Может, и попрошу, — Янковская коротко кивнула. Арсений чувствовал женское дыхание совсем рядом. Наклони голову — и сразу уткнешься в копну медных волос. Он помнил, как часто взъерошивал эти рыжие локоны, а Яна в ответ заливалась смехом и надувала губы, изображая смертельную обиду. «Разве можно теперь сказать, что знание лучше незнания?» — в груди у Попова кольнуло грустью. Яна будто услышала его мысли и уже через мгновение сделала шаг навстречу, упираясь лбом в чужое плечо и зарываясь лицом в складки толстовки. Полноценно обнять его она не решилась. — Мы прощаемся? — Арсений осторожно приложился губами к макушке девушки. — Думаю, еще встретимся, — очень серьезно проговорила Янковская, — Через вечность. Она отстранилась. Родные черты лица узнавались даже сквозь вязкие сумерки. Яна направилась в особняк, каждым шагом попадая в такт биения сердца. Актер улыбнулся ей вслед и вновь направил взгляд на небо. Луна плохо просматривалась из-за серой дымки и нескольких клочков туч. «Затмение, наверное…» — подумал Арсений.