Затмение

      Вместо пробитого потолка и выпавшей офисной лампы теперь висела мишура, намертво склеенная скотчем. Красоты новогоднему украшению это не прибавляло, но обеспечивало прочность замысловатой конструкции. Слезные клятвы Бантика устроить в издательстве масштабный ремонт заканчивались в стенах переговорной и растворялись в будничном темпе жизни, хотя с момента стрельбы и возгорания прошло уже не менее полугода.       Повсюду пестрили гирлянды и разноцветные снежинки, вырезанные из картона. Сотрудники суетились и тратили большую часть рабочего дня на штудирование интернет-магазинов в поисках идеального подарка для родственников, детей или друзей. Яну подобная суета забавляла, но, определенно, не выбешивала, как это по обыкновению происходило в прошлые года.       Девушка умиротворенно скользила пальцами по клавишам новенького ноутбука, изредка выглядывая из-за искусственного фикуса. Теперь злосчастный угловой стол, задвинутый к окну, был ее личным убежищем. Такую привилегию Бантик предоставил ей без особых расспросов и пререканий.       Янковская стукнула пальцем по экрану мобильника и внимательно изучила всплывшее время. Утвердительно кивнув, она подхватила со спинки кресла тяжелое зимнее пальто и застучала бежевыми ботфортами по ковролину, ища глазами определенного человека. Найти секретаршу главного редактора оказалось не сложно, благодаря ее пышным формам и громкому голосу.       — Ave, Ирина Анатольевна, — слащавым тоном пропела журналистка на ухо Корове, подплыв сзади, — Я сегодня уйду пораньше.       — Мне плевать. Ты больше не в моем ведомстве, — прошипела женщина, — Катись уже.       Яна удовлетворенно улыбнулась. Разумеется, теперь она была не обязана предупреждать Корову о каждом своем шаге, потому что уже несколько месяцев назад сменила статус стажерки на статус автономного сотрудника. Но разочарованные и усталые причмокивания старой наставницы доставляли непередаваемое удовольствие.       Девушка легкой поступью преодолела лестницу, но неуверенно остановилась на площадке второго этажа. Взгляд несколько раз метнулся с коридора на ступени, Яна задумчиво прикусила губу и юркнула за угол, двигаясь вдоль офисов второго яруса. Янковская направлялась к железной двери, со слегка вспухшими от мороза петлями.       Иногда привычка брала верх, и девушка послушно спускалась к пункту охраны, сканировала пропуск и направлялась на воздух через главный вход. Но в такие дни, когда чувства побеждали разум, Яна повторяла маршрут полугодовой давности и выбегала на ржавую пожарную лестницу, чтобы с опаской спуститься вниз со стороны двора. Такое несущественное нарушение правил заставляло вдыхать холодный воздух полной грудью и чихать от попавших в нос хлопьев снега.       Янковская натянула вязанные полуперчатки и вцепилась в металлические поручни, чтобы не потерять равновесие при спуске. Взгляд упал на черную иномарку возле здания, терпеливо гудящую двигателем. «Знал ведь, что здесь спущусь» — девушка снисходительно фыркнула.       Как только Яна появилась в поле зрения, водитель разблокировал двери и махнул рукой, приглашая усесться на переднее пассажирское кресло. В нос сразу ударил забористый одеколон, смешанный с зимним уличным морозом. Янковская упала на черное сидение, прикрыла за собой дверь и наконец перевела внимание на своего попутчика.       — Хоть бы ноги от снега отряхнула, — безысходно протянул Стас, глядя на уже собирающиеся на коврике лужи, — Никакого воспитания.       — Как же я рада тебя видеть…       Девушка проигнорировала любые сказанные слова, быстро перегнулась через разделяющий их подлокотник и обвила руками мужские плечи, крепко обнимая. Она бы просидела в этой неудобной позе еще сотню лет, если потребуется, но продюсер выдержал лишь пару секунд и быстро пресек ее порыв чувств.       — Фу-фу! Ты мокрая, холодная, снежная и противная! — затараторил Стас, побыстрее отпихивая от себя журналистку.       Яна покорно вернулась в прежнее положение, не скрывая ухмылку на лице. Девушка давно привыкла к нежеланию или невозможности Шеминова выражать собственные эмоции человеческим способом, но смущение и показательная небрежность мужчины окончательно убедили ее, что он питает ту же радость встречи, что и Янковская.       — Я… Я тоже очень рад тебя видеть, — подтвердил мысли девушки Стас, — Но больше так не делай.       — Так точно, товарищ начальник! — журналистка отсалютовала двумя пальцами и мирно откинула голову назад, усаживаясь удобнее.       Руки по-свойски потянулись к переднему бардачку и вытащили сперва электронную сигарету, а затем принялись рыться в поисках привычной синей папки с документами.       — Можешь не искать, сегодня заданий не будет, — Шеминов проследил за недоумением Яны.       Девушка растерянно уложила руки на колени.       После событий прошедшего лета минула целая вечность — Яну всегда забавляло, как это вычурное сравнение пробралось и в ее лексикон. Янковская вернулась в издательство и захламила голову таким количеством работы, что часто балансировала на грани нервных срывов. С импровизаторами девушка не выходила на связь намеренно. То ли училась жить по-новому, то ли доказывала самой себе, что право инициативы на встречу остается за ними. Как протекало болезненное расставание, Яна предпочитала не вспоминать.       К концу лета в новостях перестали мелькать упоминания скандальной статьи «Затмение», эфиры многих передач с участием Шастуна взяли летний перерыв, и Янковской больше ничего не мешало зарываться в кипы бумаг и бороться за право выездных репортажей. Память милосердна, а потому за короткий срок стирает отголоски прошлого.       Впервые столкновение со Стасом произошло ранней осенью, когда черная иномарка подкараулила журналистку возле известной ржавой лестницы пожарного выхода. В тот момент Яне показалось, что она случайно нажала на кнопку запуска машины времени, но Шеминов довольно быстро сумел доказать реальность происходящего, усадив трясущуюся от восторга девушку в автомобиль. С того дня началось их продолжительное сотрудничество.       Две или три встречи в месяц были пределом, который никто из них не мог перешагнуть. Яне было достаточно знать, что о ней помнят, а потому строгий наказ Шеминова не распространяться о неофициальной подработке был воспринят с должным уважением. Янковская искренне не знала, в какой момент их быстротечного знакомства она смогла завоевать доверие и расположение продюсера, но Стас с напором объяснил, что желает продолжить совместную работу, несмотря на окончание разбирательств со статьей.       Мнение импровизаторов в этом вопросе его не волновало, как не волновали и тщетные попытки Яны узнать об их судьбе. Четкий ультиматум был поставлен: «Тебя должна интересовать только работа со мной. Если интересует что-то еще, то мы закончили». И Янковская быстро почувствовала грань, которую больше не имела права пересекать.       Несколько раз в месяц Стас забирал девушку со стороны заднего входа и бросал на колени синюю папку документов. Там могла содержаться любая информация, начиная от семейных проблем кого-то из большого количества подчиненных Шеминова и заканчивая уголовными делами, ждущими заминки. Это была та самая «просьба о помощи». Тот самый выбор — поступить «по закону» или «по совести». Те, кто выбирали второе, оказывались в синей папке на коленях Янковской.       Шеминов брался за дела, превращая этих людей в своих должников и последователей, а Яна старалась сохранить этичность вопроса, помочь с поиском необходимой информации, осветить или скрыть нужное в прессе. Она стояла за спиной Стаса незаметной тенью, храня необходимую ярость в волосах огненного цвета.       — То есть как нет заданий? — Янковская задумчиво затянулась, — Зачем ты здесь?       — А я думал мы подружились, — Шеминов театрально схватился за сердце, — Можем сходить в кино или поесть мороженного.       — Смешно, — буркнула девушка, — Сейчас конец декабря.       — Ты сама ответила на свой вопрос, почему я не привез заданий, — Стас пожал плечами, — В канун Нового года никакой чернухи.       Яна замолчала и отвернулась к окну. Москва переливалась огнями и готовилась ворваться в счастливый праздник, воодушевляя тысячи людей начать жизнь с чистого листа.       — Куда едем? — больше для вида спросила девушка, хотя уже чувствовала равнодушие к любому возможному ответу.       — Не хотел, чтобы праздник ты провела в своей замызганной квартирке, перебирая газетные вырезки.       — Что-что? Я слышу в твоем голосе заботу? Или это человечность? Погоди, погоди… Неужели сантименты? — Янковская принялась кривляться.       — Умолкни, — Шеминов сморщил нос, — Иначе высажу прямо здесь.              Яна снова отвернулась, удовлетворенная легкой перепалкой. Ей нравилось ковыряться в голове продюсера без его ведома, чтобы подобная злость выходила безопасными крупицами, а не выливалась в полубезумное поведение и необдуманные решения.       — Где Антон? — это был вопрос, на который Шеминов отвечал лишь молчанием, но Яна продолжала спрашивать это при каждой их встрече.       — Расстался с Ирой еще летом, а сейчас руководит организацией одного проекта, о котором ты скоро узнаешь.       Янковская поперхнулась и шумно закашлялась, пораженная настолько развернутым и незамедлительным ответом. Девушка подняла на продюсера расширившиеся от удивления глаза и вскинула брови, будто упрекая в неуместной шутке.       — Я достаточно тебя мучил, — Стас незаинтересованно скосился на журналистку, — А сейчас время новогодних чудес. Может, если спросишь что-то еще, я тоже отвечу.       — Что с Арсением? — Яна продолжала недоверчиво пялиться на мужчину.       — Переехал в Москву, чтобы быть ближе к дочери и чаще ее навещать. Теперь они с Антоном снова работают вместе.       Дыхание Яны участилось, и странное тепло разлилось по телу. Пальцы стало приятно покалывать. Перед глазами встали два счастливых лица, которые заряжают все вокруг свечением. Антон и Арсений вернули себя друг другу спустя столько пережитой боли, и Янковская могла с уверенностью сказать, что однажды успешно выполнила миссию их посредника. Жаль, она больше не могла видеть блеска их глаз.       — Оксана? — уже более расслабленно бросила девушка.       — Я выкинул ее из команды сразу после инцидента, — воспоминания явно давались Шеминову с трудом, и он нахмурился, — Наградил несколькими денежными исками, больше для вида, и отпустил на все четыре стороны. Она сама себя наказала и без моей помощи.       Яна одобрительно кивнула, поддержав достаточно гуманный способ Стаса разобраться с виновной, хотя многие в команде пророчили ей верную смерть через сожжение заживо. Недолго раздумывая, Янковская вновь спросила.       — Дима и Сережа?       — Лимит в три вопроса уже исчерпан, — отрезал продюсер.       — Ты не говорил ни про какой лимит! — Яна разочарованно ущипнула Шеминова за предплечье.       — Тройка — волшебное число. Могла и сама догадаться.              Завуалированное напоминание не проскочило мимо ушей девушки. Стас отсылал ее мысли в прошлое, когда компанию Антона, Арсения и Яны негласно нарекали «Троицей». Раньше на этом слове начинался и заканчивался весь мир, а сейчас оно вызывало лишь призрачную улыбку на губах и многозначительный прищур. Яна помнила, но уже не тосковала.       На секунду девушка подалась вперед, чтобы снова повторить вопрос о цели поездки и пункте назначения, но вовремя осеклась, решив, что для нее совершенно не существует никакой разницы. Янковская уткнулась лбом в прохладное стекло, как всегда делал Антон во время длительных поездок, и мгновенно поняла, почему эта поза была для него любимой.

***

      Шеминов ткнул пластиковой карточкой в лицо хмурому охраннику, и мерседес въехал на вип-парковку, огибая неизвестное Яне здание — что-то среднее между торговым центром и спортивным комплексом. Зеленые, розовые, синие и желтые декоративные столбы украшали стены, выложенные серыми панелями. Вокруг простиралась лишь лесополоса с небольшими островками заброшенной стройки.       Наконец, Шеминов сделал круг в поисках свободного парковочного места, и вниманию Янковской предстала колоссального размера надпись — «Главкино». Картинка в голове сложилась в один миг.       — Ты привез меня на павильоны! — озвучила вывод девушка.       — Пять баллов за сообразительность, — Стас заглушил двигатель, но почему-то остался сидеть на месте.       Яна не стала продолжать разговор и послушно замолкла, ожидая действий продюсера. Мужчина молчал несколько секунд, а затем счет перешел на долгие минуты. Будто нехотя Шеминов запустил руку под свое сидение и вытащил небольшую коробочку, обернутую цветной бумагой. Он не стал протягивать ее Янковской, вместо этого положив на подлокотник.       — Что это?       — Подарок, — дернул плечом Стас, словно его ужасно раздражал услышанный вопрос.       Помедлив лишь немного, Яна взяла коробку в руки, и она уже показалась слишком тяжелой для новогоднего сувенира. В попытке разорвать подарочную упаковку ногти врезались в металл с характерным звуком. Взгляд девушки стал еще более настороженным.       Обертка полетела на пол, и увиденное заставило Янковскую замереть на вдохе. На коленях покоился железный ящичек со слегка побитой крышкой и двумя разболтанными защелками. Яна прекрасно знала, что находится внутри, но все равно вскрыла замки и вперилась глазами в поблескивающий травматический пистолет.       — Я отдал его Антону, когда мы работали с ним точно так же, как с тобой, — Стас внимательно следил за выражением лица Яны, — Но он больше не мой подопечный и не мой приближенный. Я его отпустил. Теперь он сам готов управлять своими проектами и жить без чувства вины, страха или долга.       — Но почему…       — Теперь моей приближенной станешь ты. Больше никаких тайных встреч, сегодня я официально представлю тебя команде, — Шеминов аккуратно коснулся металлического ободка коробки, — Он твой.       — И чтобы заслужить свободу, я должна буду попытаться выстрелить себе в голову? — фыркнула Яна.       — Мне-то откуда знать?       Стас открыл дверь и покинул машину, оставляя Янковскую рассматривать самый мрачный и устрашающий подарок в ее жизни. На удивление, чувство тревоги и уязвимости отпустило через несколько секунд. Рука невольно потянулась вперед и твердо легла на рукоять пистолета, сжимая холодный корпус. Яна оттянула джинсы и поместила оружие под ремень.       Она улыбнулась самой себе, заглядывая в зеркало заднего вида. Теперь Янковская была готова.       Шеминов уже дожидался ее на улице, меряя шагами заснеженный асфальт. Завидев вышедшую из автомобиля девушку, продюсер бросил короткий взгляд на выпуклость в районе джинс, незаметно ухмыльнулся и двинулся в сторону технического входа, минуя слишком долгие пункты проверки и охраны.       Они быстро петляли по темным коридорам, преодолевали узкие лестницы и лифты. Стас бесконечно прикладывал белую карточку к всевозможным датчикам, очевидно обладая гораздо большими правами доступа, чем могла представить Яна, еле успевающая за ним.       Найдя выход из этого лабиринта, они оказались в светлом коридоре. Шеминов замер перед металлической дверью и одарил Янковскую странным взглядом. Мужчина словно не мог решиться — сорвать пластырь быстро или подготовить пациентку к болезненной процедуре. Выбрав самый усредненный вариант и наиболее абстрактную фразу, Стас выдохнул.       — Ты спрашивала, как дела у Димы и Сережи, — продюсер скосился на дверь, — Сейчас поинтересуешься у них лично.       Яна не успела осознать всю невозможность и серьезность прозвучавших слов, потому что Шеминов уже распахнул дверь и потащил девушку внутрь.       В глаза ударил сине-фиолетовый свет прожекторов, ненадолго ослепив журналистку. Она выставил ладонь вперед, скрываясь от метких лучей и чуть не оступилась, почувствовав под ногами лестницу. В перепонки бил шум настраивающейся звуковой аппаратуры. Шеминов что-то крикнул, но Яне не удалось распознать ни одного слова. Через мгновение после слов продюсера свет погас и шум прекратился.       Девушка с силой потерла глаза, стараясь избавиться от мелькающих пятен калейдоскопа. Но то, что она увидела перед собой, заставило ее усомниться сразу в нескольких вещах — в адекватности Стаса, в здоровье собственной психики и, как обычно, в реальности происходящего. Сомнение в последнем пункте постепенно становилось привычкой.       Декорации шоу «Импровизация», которые въелись ей в память еще при изучении всех сезонов программы, возвышались на сцене во всей красе. Зал пустовал, но на каждом сидении уже были разложены номера, по которым осуществляли рассадку зрителей. Во всю трудились операторы и звукорежиссеры в темной униформе, бесконечно поворачивая камеры и передвигая колонки. Но это все не имело значения.       Три пуфика были заняты фигурами знакомых актеров, но один из них пустовал, потому что четвертый участник стоял перед командой и активно жестикулировал. Антон был повернут спиной к новоприбывшим гостям, но запал и энергия, с которыми он рассуждал о предстоящих съемках, все равно не дали бы ему переключиться на что-то другое. Арсений, Дима и Сережа преданно смотрели ему в глаза, не смея вставить лишнего слова.       — Это проект, над которым работает Антон, — вздохнул Стас за спиной остолбеневшей девушки, — Он принял решение перезапустить программу. Теперь он — ее креативный продюсер и актер по совместительству.       — Как ты позволил этому случиться? — Яна не узнала свой голос.       — Шастун больше не моя забота, — Шеминов развел руками, — Это был его выбор. Средства, пресса, переговоры с руководством и старой командой — я и пальцем не пошевелил. Он все сделал сам.       — А Сережа? Его приняли обратно?       — Без Сережи перезапуск шоу бы не состоялся, — Стас пристально смотрел за происходящим на сцене, — Ребятам пришлось смириться и вновь заставить его доказывать преданность.       — Преданностью и не пахнет, — Янковская вздернула нос, — Он слил мое личное дело.       — Ты переняла не только мои повадки, но и ход мыслей, — то ли с разочарованием, то ли с гордостью проговорил Стас, глядя на то, как девушка скрестила руки на груди, идентично продюсеру, — Я бы такое не простил. Но общее дело для них важнее. Они не могут существовать друг без друга, какими бы козлами не были по отдельности.       — Звучит тоскливо.       — Звучит как то, что нам никогда не понять и не получить.       Янковской показалось, что Шеминов рассекретил ее глубоко спрятанную зависть по щелчку пальцев. Четверка на сцене не могла существовать друг без друга, но вполне обходилась без Яны. Это был давно устоявшийся и намертво скрепленный симбиоз. Они передавали друг другу кислород, питательные элементы и жизненные силы. Дышали и жили, пока находились рядом, но моментально увядали по одиночке.       — Эй, вы! — Стас крикнул в сторону сцены, — Могли бы хоть поздороваться!       Четыре пары глаз уткнулись в Янковкую. Она смогла рассмотреть эмоции на лице каждого. Сережа помрачнел и отвернулся, Дима приподнял уголки рта и подался вперед, Арсений вскочил с кресла и решительно зашагал в зал, Антон махнул рукой и обвел взглядом павильон, мол, смотри, к чему все привело.       Девушка видела, как Арсений стремительно поднимается по лестнице и приближается. Голубые глаза, темные локоны, выразительные скулы и ключицы. Минувшие полгода никак не отразились на его лице, словно они только вчера расстались на балконе загородного особняка. За мужчиной вереницей начали подтягиваться и остальные актеры.       Янковская вдруг подумала, что вся эта история, наверное, о любви. Уж точно не о боли, страхе или трусости. Она о тенях, которые пропадают, если направить в их сторону свет. Еще немного об ошибках, которые достаточно протереть ластиком и сдуть катышки. Она обо всех тех поисках и раскопках, которые люди проводят внутри себя, надеясь найти ответы, хотя те лежат на поверхности или вовсе не имеют смысла.       Затмение — это не природный катаклизм или буйство стихии. Это всего лишь минутное помутнее, зрелищное и устрашающе красивое. Оно никогда не причинит вреда и не напугает, если точно знать, что дальше последует яркий свет.       Арсений остановился в метре перед девушкой. Яна развела руки, приглашая к объятиям.       Говорят, что ничего сильнее любви нет. И эти люди вовсе не глупцы. Потому что так оно и есть.