Поцелуй создаёт меньше шума, чем пушечный выстрел,
но его эхо длится значительно дольше.
— Оливье Уэндел Холмс
Ванрей-мэнор, 1946 Elastic Heart - Sia«And another one bites the dust
But why can I not conquer love?
And I might've got to be with the one
Why not fight this war without weapons?
And I want it and I want everything
But there was so many red flags
Now another one bites the dust
And let's be clear, I trust no one»
Очередной прием в честь выхода новой коллекции «Purum Aurum» и очередное, принятое без ее участия, решение собрать все сливки высокородного общества в поместье Ванрей. И вот, миссис Тернер звонко стучит по мрамору в направлении своей дочери — ничто не укроется от ее глаз. Каллиста обреченно вздыхает и ставит бокал на подлетающий золотой поднос. — Кажется, я просила тебя не увлекаться алкоголем, дорогая, — улыбаясь пожилой даме в обрамленной золотом мантии, прошептала миссис Тернер. — Да, мама, — согласилась Каллиста. Когда последний раз она спорила с ней? Кажется, именно тот самый раз привел ее к этому состоянию — молчать или выдавливать из себя признаки согласия. В мире, где души окаменели, подобно драгоценному металлу, что бликует на каждом волшебнике залы, не имеет значения, что ты думаешь на самом деле. Во вселенной, где жила ее мать, не было ролевых делений. Не было разграничения: мать, модельер, акционер, супруга — эта женщина носила роль светской аристократки с долгоиграющими планами и стальной хваткой, даже когда спала. И только на седьмом курсе Каллисте начали открываться тайны, которые были очевидны окружающим. Но в ней до последнего теплилась и не угасала надежда, что в сердце матери есть человечность, любовь и границы, которые не переступит даже она — где-то глубоко, внутри, под слоем цинизма и закостенелых принципов, изживших свой век. Ее мама, которая расчесывала ей волосы перед сном. Мама, которая тепло улыбалась и прижимала к своей груди, когда было страшно и грустно. Оказалось этого человека никогда не существовало. Она придумала себе образ идеальной любящей матери — оправдывала ее действия, пренебрежение личными границами и попирательство свободной воли. — Где твой муж? — продолжая улыбаться гостям, требовательно спросила мать. Что же касается Аваруса... Муж, супруг? Нет. Если мать построила для нее тюрьму, то Аварус собственноручно защелкнул замок на двери этой башни, обрекая ее на вечность с собой. Идеальный тандем, в котором она всегда ощущала себя лишней, но вот жалость — она и есть предмет обсуждения. Предмет, именно так — движимое имущество, перешедшее с одних рук в другие. Новую фамилию она не признавала, и до сих пор часто представлялась девичьей. — Не знаю, — Тернер пожала плечами. Ложь. Он держался почти год с их свадьбы — добивался ее, пытался найти подход, уговаривал, однажды попытался принудить. А затем просто принял ее отношение***
Бесконечный день никак не кончался — она рассматривала картину на стене напротив на протяжении двадцати минут, что длился ужин в кругу семьи. Рука человека звавшегося мужем уже дважды ложилась на ее ладонь с вопросом «как ты», на что шел одинаковый для всех и неизменный сухой кивок. Затем глаза вновь находили картину. Странный выбор для столовой — Эмиль Шабас «Танцующие нимфы». Картина о счастливых, улыбающихся девах, что плескаются в воде. В этом доме нет и намека на что-то столь же настоящее — сплошь и рядом маски, натянутые улыбки и скрытые боли. У каждого свои... — О чем задумалась, милая? — фирменным тоном, который не предполагает ответа, спросила миссис Тернер. — Тебе стоит больше думать о вашем будущем, как мне кажется. Каллиста перевела взгляд и встретилась с требовательными карими глазами — такие похожие, но такие разные. Лучше бы ей достались голубые глаза отца. — Разумеется, — мертвенным голосом проговорила она. — Несомненно, Каллиста беспокоится о делах семьи, можете не переживать, миссис Тернер, — встал на защиту Аварус, посылая ей улыбку-поддержку. — И не думала, дорогой, но я говорю немного о другом. Когда вы планируете обзавестись наследниками, чтобы Каллиста смогла тратить свое время на действительно полезные вещи, а не наивные мечты и полеты фантазий в своей мастерской? — как всегда деликатно заметила женщина. Брови Аварус сошлись — она знала, что вопрос наследника остро беспокоил его, несмотря на то, что они женаты только два года. Он ни разу не упрекал ее, но когда кончится его терпение — вопрос времени. Лимит ее собственного терпения подошел к концу и Каллиста молча встала, направившись в мастерскую, чтобы предаться наивным мечтам и полету фантазии. Единственным вещам, которые держали психику на плаву, как тонкая шелковая нить кипу книг — нить кажется прочной, но время не щадит никого. Настанет день и нить порвется, а вместе с ней падет тот шаткий мир в ее голове...***
Another Love - Tom Odell — Не желаешь пирожных? Белые очень неплохи, на мой вкус, — размешивая маленькой ложечкой сахар в миниатюрной чашечке, произнесла мать. Скрежет серебра о фарфор стал одним из самых ненавистных за последние два года звуков для ее ушей... — Ты хотела о чем-то поговорить, мама, — напомнила она, желая скорее избавиться от общества старшей Тернер. Прошло два года, а она все еще воспринимала себя, как Каллисту Тернер, и вряд ли перестанет считать. — На прошлой неделе мы с миссис Каведиш были в Милане и посетили несколько бутиков в поисках веяния новой моды, — выпучив от восторга глаза, начала женщина. — ...в общем, потом мы наткнулись на одну интересную женщину, она тоже британка и разделяет наши интересы, мы обсуждали местную модную кухню... Рассказ и впечатления матери растянулся и ушел так далеко, что Каллиста поймала себя на рассматривании кремового рельефа на пирожных. — ...и вот я подумала, почему бы и нет? Ваши супружеские отношения далеки от идеала, нужно признать это, дорогая. Возможно, ты делаешь что-то, что не нравится твоему мужу, — брови Каллисты сошлись вместе в попытке переварить сказанное матерью. — И не вини себя, откуда тебе было знать? Это я виновата, слишком много времени уделяла твоему образованию, как аристократки и совсем не подумала о твоем образовании, как женщины. Я записала тебя к мисс Бичем и твои занятия начнутся уже со следующей недели, — с восторгом сообщила она. — Что это значит? Какие занятия? — недоумевала Каллиста. — Ну, в наше время данные дисциплины могут казаться кому-то слишком смелыми для преподавания, но Бичем заверила меня в гарантированном успехе всех приобретенных тобою навыков, — и тут до нее кажется начало доходить, к чему именно клонит мать. Качая головой и все еще пребывая в недоумении, Каллиста поднялась с места, чтобы покинуть гостиную. — Есть вещи, на которые мы должны идти, чтобы черные пятна из прошлого не застигли нас врасплох, дорогая, — стальным голосом слова врезались ей в затылок и Каллиста резко обернулась, впиваясь глазами в мать. — Ты угрожаешь мне?! — она не могла поверить в то, что происходит. — Нет дорогая, я всего лишь размышляю вслух, чем может обернуться, если Аварусу станет известен случайный факт из твоего прошлого, — старшая Тернер пристально проследила каждую мимическую реакцию на ее лице. — Чем и для кого. — Ты снова делаешь это со мной... Ведь ты обещала, что больше никогда не воспользуешься... — Ну-ну, милая, не драматизируй. Никто не угрожает тебе, я всего лишь хочу помочь тебе наладить личную жизнь. Воспринимай это, как материнскую заботу, — она подарила ей улыбку, больше похожую на звериный оскал и вышла, не закрывая за собой двери. Каллиста чувствовала себя скотом, о котором заботятся, чтобы выгоднее продать — теперь же она скот, который должен разродится потомством. Все что у нее осталось — ее тело, и то ненадолго, но она предпочитала убегать от этих мыслей по раскаленным углям, нежели смириться с такой реальностью. Единственное, что она решила в своей жизни — кого любить и кому подарить себя, и ни разу об этом не пожалела... Ноги сами понесли ее прочь подальше от особняка в сад...***
Две пары туфель стоят на пороге ярко-красной двери, вывеска которой гласит «Мастерская женского ремесла мисс Бичем». — Ну и название же она придумала, — идеальная бровь пренебрежительно полетела вверх, пока тонкие пальчики стоящей рядом Каллисты теребили серебряную подвеску. В последнее время она все чаще носила ее, не желая расставаться с украшением. — Амулет Солнца, — кивнул он. — Он лучше работает на солнце. Потом сама расскажешь, работает ли он, — улыбнулся он. Если бы этому амулету удалось побывать на солнце, у нее был бы шанс это узнать. Но подвеска была спрятана под одеждой, подальше от всеобщего обозрения. — Ты не обязана… — виновато вырвалось из Каллисты. — Ну уж нет, принцесса, ты не войдешь в эту дверь одна, — гордо задрав подбородок подобралась Витория и вытянула изящный кулачок в перчатке, чтобы постучать. Прошло два стука и дверь сама отворилась, приглашая девушек внутрь. Темно-красные и фиолетовые тона длинного коридора заставили их***
Июнь, 1947 Bird set free - Sia Стоя напротив своего непомерно огромного чемодана, она упирается взглядом в венецианское окно — судьба любила иронию и забавлялась, жестоко подшучивая над ничтожными людьми. Как могло случиться так, что она стоит в комнате на вилле в Неаполе здесь и сейчас? В стране, куда желала попасть многие годы в своих мечтах — Италия, ну почему именно сюда? Сначала она была уверена, что Аварусу что-то стало известно и он хочет отомстить ей за свою боль. Иначе для чего ему брать ее с собой в город, откуда родом единственный человек, кто волновал ее душу. Зачем? Но когда на лице Аваруса не просочилось ни ноты напряжения, злости или ревности — он спокойно рассказывал о своих делах с новыми партнерами из Неаполя, которые пригласили его и других инвесторов на рабочий отдых в одном из самых красивых городов Италии на берегу Неаполитанского залива. Аварус давно мечтал открыть свой филиал в одном из подобных теплых и солнечных мест, чтобы иметь возможность командироваться куда-то, где есть теплое солнце и много зелени. И само собой эти командировки происходили с сопровождением одной из его ассистенток — это стало той самой причиной заподозрить неладное в его просьбе сопровождать его. — Красиво, не правда ли? — она обернулась на баритон вышедшего из душа мужа. Если бы она была сделана из того же теста, что из большинство ее сверстниц, то однозначно могла бы назвать мужа эталоном мужской красоты — правильные черты лица, идеальные волосы, даже когда он их не укладывает, пропорционально атлетичное тело и притягательные губы, выразительные глаза. Он был почти точной копией Витории и наверное, это единственное, что ей нравилось в нем — Витория занимала особое место в ее сердце. — Да, — она слабо улыбнулась и поспешила удалиться в ванну. Каллисту хронически преследовал страх, что Аварус под влиянием настроения снова предпримет попытки наладить физический контакт. Несмотря на неясность ее пребывания в командировке, Жаме на следующий день все же прибыла и заселилась на соседнюю виллу. Француженка служила тем самым буфером, что удерживал Аваруса от ненужных ей вольностей и физического контакта — Каллиста с удовольствием звала Шанталь везде, куда ее водил Аварус. Со стороны их троица однозначно выглядела, как нелепое помешательство психически нездорового ума. На вопрос, когда она сможет отправиться обратно, Аварус не давал никаких ответов, избегая конкретики, словно недоговаривал что-то и это еще больше напрягало ее. Почти неделю спустя, Каллиста смогла немного расслабиться и столкнулась с более сложной проблемой. Куда бы не приводили ее ноги, пока Аварус не нависал над ней, а находился на встречах или с Жаме, она уходила недалеко за территорию виллы и бродила вдоль узких улочек. Рассматривая эти дома, что стоят на одном месте десятки лет, дорогу и Тирренское море, в голову лезли непрошеные мысли, от которых невозможно было скрыться, убежать или игнорировать. Каждая дорожка, каждый дом и дерево наталкивали на один и тот же вопрос — он ходил здесь, он смотрел на это, любовался ли он этим морем, наблюдал ли за тем, как садится солнце? Она просто не могла произнести его имя, что отдает болезненными воспоминаниями, заставляя влагу собираться в уголках глаз. Могла лишь думать о нем, как об образе — чем-то эфемерном. Здесь ли он сейчас или уже давно не живет в Италии? Один или... Наверняка он не остался одиноким, просто не мог — никто не остался бы один, спустя два года... И даже если это не так, она просто не смела думать и даже мечтать о встрече, будучи замужней — она дала обещание и если не сдержит его, то... Завтра Жаме позвала ее на прием, больше из вежливости, в чем уверена Каллиста и все же согласилась — там не будет Аваруса и одно это было причиной пойти. Деловой прием в неформальной обстановке, и Жаме выступает лицом бизнеса Аваруса, чтобы прощупать обстановку внутри местной элитной бизнес-прослойки. Что может быть интересней, правда? Каллиста уже сотню раз пожалела, что доверила сбор чемодана домовикам — очевидно, кто отдавал распоряжения по подбору нарядов. Шелк, открытая спина или плечи, преимущественно черные цвета и парочка красных. Черный стал самым ненавистным цветом благодаря ее мужу. Выбор пал на красное приталенное платье с открытыми плечами и пышными рукавами. Годы работы на публику под руководством подобной ее матери и вуаля — она не может появиться на публике без укладки и утонченного макияжа, что подчеркивал природные данные. Когда Каллиста застегивала босоножки в дверь постучала Жаме, оповещая о скором выходе. Порт-ключ переместил их к открытым воротам особняка с многообразием зелени вдоль периметра. Изгороди, сад, фонтан и плющ на стенах бледно-желтого камня не могли не впечатлить любительницу растительности и красок. Они прошли внутрь, где топтались по ковровому покрытию или сидели на уютных диванчиках гости. Никаких официантов или эльфов — люди подходили к круглым столикам и брали понравившийся бокал, преимущественно красного вина разных сортов. Пока Тернер осматривалась, Шанталь упорхнула в сторону скопления людей для выполнения миссии своего пребывания. Врачи не рекомендовали алкоголь, но ни врачей, ни Аваруса здесь не наблюдалось, поэтому рука сама потянулась к наиболее привлекательному на вид сосуду. Стоя у окна и рассматривая сад, делая маленькие глотки восхитительного и согревающего изнутри ароматного вина, она ощутила нечто редкое и очень хрупкое — свободу, словно до этого ее горло было сдавлено удавкой, а сейчас в легкие поступал такой необходимый свежий воздух. Со второго этажа она могла рассмотреть почти весь сад, который так и манил своим великолепием, именно эти цветы были ее слабостью и маленьким секретом, о котором никто не знал. Не желая противиться манящему позыву, Каллиста придерживала подол платья в одной руке и полупустой бокал в другом, направляясь в сторону заднего выхода к саду. — Il tempo ci porta avanti, lasciando con noi solo un ricordo, — Каллиста замерла на месте, когда в сознание врезались узнаваемые ноты голоса. — Джиселла... — одними лишь губами произнесла она. — Не ожидала тебя здесь увидеть, признаюсь, — проницательно улыбнулась женщина, обнимая ее тряпичную фигуру. — Но очень рада, mia cara*моя дорогая, — мягко улыбнулась итальянка. Перед глазами пронеслись картинки, где Джиселла Забини учит ее правильно ставить ноги в танце — бабушка Исайи не постарела ни на миг, лучась красотой и теплом. — Не хочу показаться грубой, но что вы здесь... — Делаю? Ты еще не видела моего внука? — оглядываясь на дом, спросила миссис Забини. — Он здесь?! — оставляя всю фамильярность, шокировано спросила Каллиста, испуганно раскрыв глаза. Нет, нет, она бы точно заметила, если бы оказалась в одном доме с человеком, которого больше всего хотела видеть и которого вынуждена была избегать. Какая же она дура… А что, если Аварус все-таки узнал и… — Должен, если собирался сдержать обещание, — синхронно поднимая брови и плечи ответила Джиселла. Карие глаза судорожно отслеживали калейдоскоп движений всего, что было вокруг. Странное чувство растекалось в груди — может это тревога, а может так ощущается предвкушение, надежда? Сейчас она сама не понимала, что чувствует... — Рассчитывала найти его здесь, он предпочитает общество роз, нежели людей, — отпивая из своего бокала, женщина мягко обхватила бутон алой розы пальцами. — Ты знала, что раньше роза была символом взаимности? Еще тридцать лет назад итальянки бросали ее к ногам возлюбленного, если принимали его чувства. Каллиста проследила за движениями пальцем, завороженно разглядывая бархатные лепестки. На мгновение бархатный голос женщины заворожил ее. Взгляд упал на бокал — а возможно дело в вине. — Простите меня, я должна идти... — грусть отразилась на ее лице — ей совсем не хотелось уходить от самой интересной и доброй женщины, которую она когда-либо встречала. — Надеюсь, мы еще увидимся, mia cara, — Джиселла сжала ее ладонь и понимающе улыбнулась на прощание. Un Beso - Aventura Ватные ноги несли ее к дому, она ощутила, как кровь прилила к лицу, наверняка делая щеки в цвет тех самых роз. Нужно найти Шанталь и как можно скорее убираться отсюда! Оглядываясь, как последняя преступница, Каллиста быстро поднималась по лестнице, надеясь застать Жаме там, где она видела ее в последний раз. Ей очень повезло, что хозяева решили выбрать напольным покрытием именно ковролин — стоило ее туфлям дойти до рамы у входа в большой зал, как ноги сами приросли к месту. Время застыло, запечатлев этот миг в ее памяти навсегда — он был похож на предрассветный луч в непроглядной тьме. Все также заразительно улыбался, когда рассказывал что-то собеседнику, заставив ее любоваться и запоминать каждую морщинку, которую сформировала эта улыбка, лучики у внешнего края глаза и живой блеск глаз. Когда ей показалось, что зрачок начал перемещаться в ее сторону, Тернер резко отскочила с проема, прячась за стену. Она так и не посмотрела, есть ли там Жаме — глаза прикрылись на секунду от безысходности. Мельком оглядев помещение, можно было сделать вывод, что француженки нет в гостиной — к лучшему. Медленно спускаясь по лестнице вниз, она изо всех сил пыталась удержать себя от желания обернуться и посмотреть еще хотя бы один раз, всего одну секунду — она не успела разглядеть всего... Кажется, что этого так мало! Всего секунда, он даже не заметит... Пальцы с силой сжали кисть другой руки. — О, вот вы где! Я вас искала, хотела познакомить... — Мы уходим, — не обращая внимания на озадаченность на лице Жаме, Каллиста выжидающе смотрела на нее. — Мы не можем уйти, миссис Ванрей, я еще не выполнила все указания вашего мужа, — подбираясь, Шанталь задрала подбородок и встретилась с ней глазами. — Придумаешь что-то потом. Мы уходим, — бескомпромиссно надавила она, оглядываясь на лестничный пролет, что вел на второй этаж. — Хотела познакомить вас с одним перспективным предпринимателем. Слышала, он учился в той же школе, что и вы, — игнорируя ее слова, произнесла Жаме, сканируя ее реакцию. — Мы не знакомы, — надевая непроницательную маску, ответила Тернер. — Правда? Вы ведь даже не узнали о ком я. Слышала, что в школе вы были близки, — продолжая прожигать ее лицо гнула свою линию француженка. — Шанталь, могу я называть тебя так? Скажу иначе, если ты хочешь оставаться рядом с моим мужем и дальше, то мы прямо сейчас покинем этот дом и ты навсегда забудешь о том, что узнала здесь, — Каллиста угрожающе близко подошла к миниатюрной девушке, пылая решимостью. — Не понимаю, о чем вы, — попыталась Жаме. — Мне плевать, что ты спишь с ним, если ты будешь держать рот закрытым, ясно? — Я поняла вас... Они молча вышли и в тишине добрались до виллы. Каллиста вбежала в комнату и прижалась спиной к двери, зажимая рот рукой — перед глазами плыла его улыбка и глаза цвета какао.***
Animaux fragiles - Ycare Zaz Уснуть удалось только под утро, когда бессвязные потоки мыслей стали беспорядочно плавать в уставшем мозгу. Легкая нега от бокала вина должна была помочь ей проспать до обеда, в надежде, что Аварус остался на ночь у Жаме, оставив записку, что задержится из-за работы. Но ощущение чужих пальцев, ласкающих ее щеку, разбило все остатки надежды вдребезги. Какое-то время она лежала с закрытыми глазами, надеясь, что манипуляции вскоре закончатся. Терпение подходило к пределу — она сделала глубокий вдох и тут же резко открыла глаза. Взгляд замер, задерживая, показавшееся сладкой галлюцинацией чувство — ей часто снилось подобное, но никогда настолько реальность не казалась сном. Вопреки ее страхам, широко распахнутые глаза уставились в лицо прямо напротив, что улыбалось такой знакомой и родной улыбкой. Возможно, она все еще спит и вино дает такие яркие сны? Глаза продолжали бегать по лицу, ожидая момента, когда он исчезнет, растворится, как мираж в пустыне… Но этого не происходило, его губы лишь сильнее растянулись в улыбке, теплые пальцы продолжали гладить ее щеки, а глаза нежно смотрели на сонное лицо. — Доброе утро, — пролился низкий бархатный голос, просачиваясь в нее, словно она два года жила в полной тишине. Звук, который нашел отклик, проник, вместо того, чтобы отскочить, как мяч о стену. В нос снова ударил запах знакомого одеколона и из глаз потекли непрошеные слезы, пока лицо оставалось каменно застывшим. Она никогда так не боялась, не боялась сделать вдох, пошевелиться — вдруг она подаст признаки жизни и все развеется, как мираж в пустыне. — Эй-эй, ты чего? Тш-ш, — его большие пальцы опустились на ее щеки, вытирая дорожки слез. Исайя прижал ее к груди на пару секунд, что были вечностью — густой запах одеколона, смешанный с ароматом тела окутал ее, убаюкивая и уговаривая остаться. Дом — так ощущается, когда возвращаешься домой… Сознание после пробуждение возвращалось, крича о том, что она делает ужасные вещи. Что-то не так… Голова начала проясняться и она оттолкнула его. — Я просто выпила лишнего, это случайность. Я не хотела... — Каллиста пришла в себя и отодвинулась на край кровати, прикрываясь одеялом и стараясь смотреть куда угодно, лишь бы не на него. Из-за тяжелого дыхания и прерывистых остаточных всхлипов, из-за которых не было слышно и намека на чужое присутствие, она смогла почти убедить себя, что находится одна и видит галлюцинации. — Это ничего не значит, все из-за здешнего вина, видимо, оно плохо усваивается моим организмом, — словно ощутив на себе его улыбку, она все же повернулась, когда похмельную голову посетила гениальная мысль. — Что ты вообще здесь делаешь?! Как ты… Аварус, Мерлин. Если сейчас он придет, то случится катастрофа. Как Забини смог попасть в ее комнату, как узнал, что она здесь, как… — Выговорилась? — Исайя протянул руку к ней, но Каллиста, как ошпаренная отскочила дальше, не позволяя больше себя трогать. — Что ты здесь... — Это долгая история, — с призрачной надеждой, он пытался избежать ненужного разговора, но большие карие глаза упрямо прожигали его лицо. — Мне кажется, я хотела бы узнать, по какой причине ты оказался в моей кровати, — упрямо потребовала она. — Хорошо, — последовал обреченный вздох и часы пробили десять утра. — Твой муж с любовницей не побеспокоят нас еще какое-то время, поэтому, думаю я могу потратить пару минут на объяснение, — устраиваясь удобнее на подушке, небрежно бросил он. — Что?! Что это... — приподнимаясь на коленях над ним, чтобы поймать взгляд, ошарашено спросила она. Взгляд метался от двери в ванну к входной, словно вот-вот выйдет Аварус и подтвердит его слова. Губы Исайи растянулись в улыбке и ей пришлось заставить себя не любоваться им. — Я слышал ваш разговор с помощницей, Каллиста, — всю легкость смыло с его лица. — И не смог сдержаться. Ты не представляешь, как невыносимо я скучал. Я бы не простил себе, если бы упустил этот шанс… Подобно цунами, он ворвался в ее мысли, в ее комнату, заставляя снова ощутить ту боль выбора, который ей пришлось сделать. Его слова острыми иглами медленно входили и наносили тысячи ран ее сердцу. — Хватит... — Я хочу знать, почему ты так поступила, Каллиста, — встает вслед за ней и берет ее лицо в свои ладони. Ощущение тепла его рук было на грани сумасшествия, настолько желанным в мечтах и запретным в реальности. — Прекрати... — она пытается сбросить руки и отвести взгляд, но Исайя вынуждает ее смотреть в глаза. — Знаешь, что он изменяет тебе, более того, ты сама позволяешь ему это. Ты не любишь его, Калли, ты соврала мне. Почему? — шепчет он, сжигая ее душу взглядом. «Чтобы защитить…» — О-остановись, я... — из груди вырываются всхлипы и он снова прижимает ее к себе. Слабые попытки оттолкнуть его от себя заканчиваются, когда теплые губы накрывают ее в мучительном поцелуе. Как давно он касался ее, так давно, что все телесное стало серостью. Вызывало отвращение или казалось равнодушным. Но сейчас… Она хотела захлебнуться и умереть от нахлынувших чувств. От того, как долго они копились и жаждали вырваться наружу. Он целовал так, словно касаться ее — значит жить. — Скажи, что ты просто боялась и мы попробуем... — прошептал он. Миг… Всего лишь мгновение было в ее распоряжении и слова матери, как смертельная вспышка ворвались в голову. — Я люблю его, и поэтому принимаю таким, какой он есть, — наглая ложь сорвалась с ее губ. — Не верю... Скажи мне правду Калли, не очередную ложь, — он продолжал прожигать ее. Провела пальцами по его щеке, приподнимаясь, чтобы оставить невесомый поцелуй. — Хорошо. Мы поговорим, если ты скажешь, что сделал с ними, — упрямо ставит ультиматум. Она забыла, насколько упрям он может быть… — Они на другой вилле, с ними все в порядке, им просто подлили зелье сна, — нехотя отвечает он. — Ладно. Я дам тебе время до вечера. Но как ты попал сюда? — замешательство сияет в ее глазах. — Мой друг владеет отелем и он ждет меня, чтобы я сказал, что у него не будет проблем, — словно говоря о каком-то пустяке, отзывается он. — Иди, я подожду тебя, — выдыхая, убеждает она. Скептичный взгляд говорит о том, что ей не удастся так просто провести его. — Я... Я могу послать ему письмо, — не имея ни малейшего желания покидать ее сейчас, проговаривает он. — Иди, мне все равно нужно в ванну. Или хочешь, чтобы я говорила прямо так? — легкая улыбка появляется на ее лице и топит его в плавленный шоколад. Исайя всматривается в спокойное лицо ища подвоха. — Обещаешь подождать? — сурово требует Забини. — Обещаю, — улыбаясь еще шире, отстраняется от него, направляясь в ванну. — Я скоро, — улыбается он и уходит. Улыбка сползает с лица, как только дверь закрывается. Озираясь на дверь, она бросается за палочкой и выбегает в коридор. А дальше все, как в тумане — вилла Жаме, спящий Аварус, акцио порт-ключ. Падая на колени в истерике в кабинете мужа, она хватается дрожащими пальцами за грудь, в надежде успокоить бьющееся сердце. Душа трещит по швам и ломится черной и тягучей болью от тяжести принятого решения. Сколько раз судьба вынудит оставить его…***
Пансионат «Libertas animarum», август 1947 Sin Paciencia - Felix Атмосфера, царившая на острове вводила ее в обманчиво легкое, летнее настроение. Процедуры, на которые они с Виторией ходили — расслабляли каждую клеточку души. Всюду глаза натыкались на улыбки загорелых местных и отдыхающих. Часто она слышала иностранную речь — испанский, немецкий, французский и даже китайский. Остров делал даже из самого окаменевшего человека добродушного туриста. Места на любой вкус и карман — волшебные спа, бары с коктейлями от которых глаза и волосы меняют цвет, вечеринки похожие на карнавал и шоу с летающими танцовщицами. Витория не горела желанием ходить на непривычно яркие и шумные скопища, поэтому чаще они лежали на пляже в тени плавающего в воздухе навеса, периодически окунаясь в воду, чтобы освежиться. Каллиста засекала через сколько миллисекунд появится Абраксас, чтобы сторожить жену в неприлично откровенном купальнике. Местная кухня не могла не поражать своим многообразием — даже ее богатые познания высокой гастрономии не покрывали всего того нового, что она никогда не пробовала. Но больше всего поражало, что пестрые краски и шум были лишь верхушкой айсберга. Пансионат действительно лечил душевные и магические травмы. Каждый из них прошел диагностику показателей магической стабилизации и более странный тест с женщиной, которая, казалось фиксировала сколько раз она моргнула, прежде, чем ответить. После каждому были присланы рекомендации, список которых отправили в номера — посещения мест силы, зелья, ритуалы восстановления. Все это было необязательно, но пансионат обещал открыть секрет острова тому, кто пройдет весь список рекомендованный действий. Брови Калллисты взлетели вверх, когда она увидела список Витории. В общих чертах, он содержал информацию о ее недугах — спазм и напряженность узлов родовой магии, слабо развитый эмпатический фон и советы по питанию. Второй пункт был не меньше, чем иронией судьбы, если учитывать, что Абраксас врожденный эмпат — об этом секрете знала вся семья, с тех пор, как Витория стала Малфой, а она Ванрей, то знала и она. Из общего они вместе ходили в театр, но не в качестве зрителей — им предлагалось играть роли, которые ставили их в максимально дискомфортное положение. Если бы Абраксас не взял жену на слабо, Витория давно бы уже бросила эту затею, но врожденное упрямство оказалось сильнее. Вместе встречались на магическом балансире, который позволял развить чувство собственной магии, ее пределы и ограничители. Многие из ограничений оказались завязаны на самовнушении или убежденности, нежели реальном ограничении. Ее собственный лист рекомендаций вызывал неоднозначные чувства — страх, смятение, ступор и нечто, что было ближе к любопытству. «Миссис Ванрей, рады предоставить вам итоги нашего исследования и перечень рекомендаций на время вашего пребывания в пансионате Libertas animarum. 1. Участие в театральных постановках для выхода из зоны комфорта. 2. Индивидуальные сеансы с целителем пансионата. 3. Изучение одного из танцевальных направлений на ваш выбор. 4. Посещение занятий на магическом балансире. 5. Мастер-классы от маги-художников с разных концов света. Миссис Ванрей, хотим сообщить, что данные рекомендации помогут вам преодолеть магическую депрессию и устойчивое состоянии апатии, обрести внутренний покой с вашей магией и лучше понять свое волшебное начало. Желаем удачи!» За полторы недели она осилила четыре из пяти пунктов — некоторые больше пяти раз. Рисование было ее страстью и до острова, но здесь, погружаясь в новые стили и методики, ее переполнял детский восторг от многообразия новшеств — портрет, выполненный небрежными мазками кусочка грифеля по холсту, покорил ее окончательно. Первое занятие по третьему пункту было под вопросом. Аварус покинул остров спустя три дня из-за неотложных рабочих дел — хотя ей думалось, что ему надоело биться в закрытую стену и это очередной бунт. Неделя-две и он снова станет вести себя, как обычно. Так было всегда и ни каплей разочарования не откликалось. В первые полгода их брака ее преследовало чувство вины из-за того, что она не может ответить мужу взаимностью — не может даже заставить себя притвориться. Было мучительно смотреть на его страдания, Аварус не был плохим человеком… Вставал вопрос, с кем она будет учиться танцевать? Уже вечером первый урок танцев и, написав о своей озабоченности данной проблемой, Каллиста почти сразу получила ответное письмо от учителя танцев — многие приезжают на остров в одиночку, поэтому беспокоиться не стоит. Она могла бы просто не ходить на эти уроки — занятий для досуга более чем хватало. Но этот пункт отзывался в ней ностальгической тоской, поэтому она решила не упускать эту возможность. Как и было сказано в сопроводительном письме, она оделась в платье длины до колена с разрезом до бедра, босоножки для бальных танцев и собрала волосы. Руки беспрестанно потели от волнения — скоро она будет учить танцевальные движения под чувственную музыку, как когда-то раньше. Одна лишь тонкая связь с прошлым, оставляла ностальгическую улыбку на ее лице. На улице вечерело, солнце показывало лишь маленький кусочек себя, прячась за волнами. Лилово-синее вечернее небо и летающие фонарики создавали волшебную атмосферу. — Добрый вечер! Проходите, мы скоро начинаем, — обворожительная блондинка указала ей на свободное место, дружелюбно улыбаясь. Она сцепила руки перед собой и сдержанно осмотрела других людей, чтобы прикинуть, кто мог бы стать ее партнером. Большая часть уже разбилась на пары или беседовала группами, от чего не было понятно, у всех ли есть пары или нет. Коммуникативность вряд ли ее сильная черта, даже от одной мысли подойти к одной из групп у нее поднималась паника в груди. Несмотря на то, что ее успокаивали, тревожность брала верх и она старалась отвлечься от импульса сослаться на здоровье и покинуть зал. Возможно, число людей будет не равным или женщин окажется больше или ей попадется кто-то грубый… Нервно прикусывая губу, она переступала с ноги на ногу. О том, что партнер может доставить ей дискомфорт она совсем не подумала, замечтавшись тем, какие положительные впечатления получит. Evidencias - Kewin Cosmos Рассматривая руки, она довела себя почти до критической точки и собиралась развернуться, как теплая ладонь, что опустилась на талию, заставляя Каллисту вздрогнуть и отшатнуться от неожиданности. Две пары карих глаз столкнулись — испуганные и изучающие. — Исайя, — она невольно сделала шаг назад, словно перед ней призрак. — Пугаешься так, будто встретила врага, — ухмыльнулся он, но в глазах читалось совсем другое — обида и сожаление. — Что ты здесь делаешь? — непроизвольно срывается с губ, пока взгляд мечется по залу в поисках незримой поддержки. — Пытаюсь залечить раны, оставленные одной бессердечной, — спокойно отвечает он. Обижен, он очень обижен и это сквозит в каждом слове и брошенном взгляде. Каллиста виновато хмурится и ничего не отвечает, оглядываясь на зал. Почти все пары разбрелись. Она делает шаг в сторону, желая исчезнуть и сожалея, что не взяла с собой палочку. — Боялась, что вы останетесь без пары, поэтому попросила внука подруги прийти, и как оказалось не зря, — лучезарно улыбнулась блондинка. — Сожалею, но мне придется пропустить это занятие, — плотно надевая маску безразличия, Каллиста обратилась к блондинке. Та непонимающе хмурится, переводя взгляд ей за спину. Напряжение настолько ощутимо, что его смогла прочувствовать преподаватель, заразившись неловкой паузой. Желая выяснить причину накала, она посылай немой запрос в призванного помощника. — Мисс Тернер волнуется. Не переживайте, можете начинать занятие, — невозмутимо отвечает низкий голос Забини за ее спиной. Женщина долю секунды оценивающе смотрит на них, кивает и проходит в центр зала. — Возможно, тебе сложно понимать мою речь в силу итальянских кровей, но я сказала, что ухожу, — бросив упрямый взгляд из-под ресниц, она попятилась назад, но Исайя ловко подцепил ее кисть, закрутил в импровизированной воронке притягивая к себе. — Возможно, я читаю язык тела, а не вербальную ложь, которой ты прикрываешься, — прошептал он ей, касаясь губами мочки. Вокруг послышались аплодисменты, пока растерянная Каллиста выравнивала дыхание, упираясь ладонью в твердую грудь. — Замечательно! Думаю, всем не терпится начать занятие, — учитель бросила на них игривый взгляд. — Встаньте по свободным ячейкам, что размечены на полу, — пальцем указывая на клеточки, она подвела партнера в ячейку по центру. Каллиста продолжала упрямо — но стараясь не привлекать к себе внимания — освободиться из объятий, поглядывая на дверь. Над ухом раздался смешок, оценивающий ее потуги, как нечто забавное. Она ощутила, как он приподнимает ее, словно она ничего не весит, шагает ровно в разметку и плавно ставит на пол. — Вы срываете урок своим поведением, мисс Тернер, — терпеливо смотря сверху вниз на ее попытки выбраться, тихо произнес он. Второй раз он обратился к ней по девичьей фамилии, но она решила не вестись на откровенную провокацию. — Я не желаю препираться, отпусти меня! — тихо прошипела она, озираясь и проверяя, не смотрит ли кто-то. Преподаватель рассказывала о истории танца, его элементах и сегодняшней программе. — Нет, — невозмутимо и коротко бросил он. — Если ты хорошо меня знаешь, то должна помнить, что я держу свои слова. В отличии от тех, для кого обещания пустой звук, — вглядываясь в нее, серьезно добавил он. Маска дала трещину и это отразилось на ее лице отпечатком вины за содеянное — за обещание, которое она не сдержала, за намеренную ложь, за его взгляд, который стал жестче — за легкость, которой там больше не было. Все это ее вина. Пальцы, что отталкивали его, расслабились. Почему же никогда нет подсказки, когда все становится настолько запутанно и трудно… — Один раз, — тихо прошептала она, опустив голову и упираясь взглядом ему в грудь. — Живем, — крепкие пальцы ослабили хватку, опускаясь на талию. Вторая заскользила вниз по руке, сжимая хрупкие пальцы и кладя руку себе на шею. Она старалась слушать преподавателя — правда старалась... Но волнение и компрометирующая ситуация, в которой она находилась — горячие руки, что скользили вдоль ее тела, не замечая, что подобных указаний не было. Жаркое дыхание на щеке, глазах, шее — он целовал ее не прикасаясь. Вел ее в танце так, словно заботливый родитель ребенка, который плохо стоял на ногах — заботливо помогал там, где проседали ее навыки и хромала техника. Он делал это настолько искусно, что Каллиста была уверена — со стороны их танец выглядит красиво. Близость пьянила и эгоистично отодвигала назад все разумные мысли — через какое-то время она расслабилась в его руках, позволяя себя раскручивать, закручивать. С легкостью прогибалась, когда он наклонял ее, будучи уверенной — не уронит, не отпустит, не будет грубым с ней. Давно забытое ощущение посещало ее раньше не только в танце — рядом с ним она чувствовала себя так всегда. Их отношения всегда были похожи на танец, которым он владеет в разы лучше, чем она. В котором он ведет ее, оберегает и учит. Каллиста рвано выдохнула от болезненных и навязчивых мыслей, что перетекали в голове. — Слышал, что твой супруг паршиво танцует. Уже жалеешь, что выбрала не того? — шутливая интонация не ввела ее в заблуждение. У нее не было выбора. Но Исайя не должен об этом знать. — У него есть множество других достоинств, — почти искренне ответила она. Резче, чем нужно он притягивает ее к себе, выбивая воздух из ее легких. — Десяток любовниц ты тоже относишь к достоинствам? — он прижал ее спину к своей груди и тихо прошептал в открытую шею, вызывая мурашки по коже. — Сколько еще продлится урок? — маска безразличия с трудом натягивалась, словно платье, что уже давно мало. Ее голова завертелась в поисках преподавателя — будто назло он начал кружить ее так быстро, что отыскать глазами что-то, кроме него было невозможно. — Сколько еще ты будешь врать себе? — он не выдерживает первым. — Я не знаю, как ты оказался здесь и как узнал, что здесь я. Но ты должен прекратить это, иначе… — Иначе что? Скормишь мне очередную ложь, Каллиста? — меланхолично закончил он. Она резко отстранилась и поймала взгляд преподавателя. — Извините, плохо себя чувствую, прошу меня простить, вынуждена покинуть занятие, — в меру накатывающей эмоции, это прозвучало почти жалко. — Конечно, дорогая. Сообщите о своем состоянии нам в письме, — улыбнулась блондинка, кидая озабоченный взгляд то на нее, то на Забини. Не медля ни секунды, она выбежала из зала на улицу — и бежала под мелким дождем, пока ноги не привели ее на пляж. Позднее время и погода не располагали к прогулкам, поэтому пляж оказался пустым. Взгляд наткнулся на беседку и она медленно направилась к ней, опускаясь на скамью и зажимая рот рукой. Из-за капель дождя на лице, что смешались со слезами, было непонятно, где вода, а где ее лопнувший пузырь терпения. Плечи подрагивали какое-то время, пока она не успокоилась и не выдохнула, откидывая голову назад, прочесывая влажные волосы назад. Каллиста замерла, когда послышались чужие шаги и повернула голову на звук — из-за тусклых фонариков было сложно разглядеть что-то кроме приближающегося силуэта. — Извините, я уже собиралась уходить, — решив, что в такое время сотрудники острова могут делать вечерний обход, она пыталась оправдать свое пребывание. — Рад, что хотя бы кого-то ты предупреждаешь, — произнес знакомый голос и она резко встала. — Как ты меня нашел? — температура у воды опускалась быстрее, и когда подул ветер с океана, она невольно поежилась. — Ты бы не пошла в номер, я хорошо тебя знаю, — он шагнул в беседку и провел пятерней по волосам. — Давай поговорим? — устало проговорил он, приближаясь. — О чем ты хочешь поговорить, Исайя? О чем?! Неужели ты не понимаешь, что... — истерические нотки прорезались в голосе. Никаких масок, никакого терпения, когда грань психической стабильности, как шаткая дамба, почти не сдерживала ее. Он не дал ей закончить, вмиг оказавшись рядом и прижимая к себе. Его крепкие объятия говорили, как сильно он скучал. Дрожащие не от холода пальцы, что нашли ее лицо и притянули к себе, говорили о желании забыть и простить. Стереть все, что было до. Горячие губы нежно сминали ее холодные и подрагивающие от новой волны слез. Никто бы не смог на ее месте, не смогла и она — тонкие пальцы судорожно искали путь к нему по мокрой ткани и вверх, останавливаясь и поглаживая скулы, щеки и шею. Она отвечала ему так, словно это их последний день на земле. Именно так она бы предпочла умереть — задохнуться, ощущая тепло любимых губ. Тяжело дыша, он прижался своим лбом к ее, поглаживая пальцами влажные разгоряченные щеки. Они молчали, смотря друг на друга — словно если кто-то скажет хоть слово, время снова начнет отсчет. Не отводя взгляда он бережно подхватывает ее на руки, не встречая сопротивления и садится, притягивая ее ближе на своих коленях. Сильные руки обвивают тонкую талию прижимая к себе, голова опускается к ее груди. — Ты носишь его, — словно не доверяя сказанному, тихо прошептал он. Его пальцы подцепляют украшение на ее шее, очертания которого стали видны под мокрой тканью. Взгляд, наполненный нежностью, рассматривает кулон, который он когда-то подарил ей. Ее пальцы поглаживают его щеку, и он льнет, как зверь, давно позабывший вкус ласки. — Всегда, — пытаясь улыбнуться, еле слышно произносит она. — Тогда почему ты ушла? Почему Калли? — он сжимает ее ладонь на своей щеке впиваясь в лицо укоризненным взглядом. — Неужели ты правда думал, что у нас есть хотя бы шанс? — тонкая рука обмякла и упала на его грудь. — Это ты не дала его нам, любимая, — пальцы разжимаются и отпускают медальон. — Ты не знаешь его. Аварус никогда не отпустил бы и не отпустит меня, — качая головой, обреченно произносит она. — Считаешь меня настолько ничтожным? — скривившись как от, удара он упрямо прожигал ее. Вся нежность и тоска испарились, вытесненные мужским упрямством. — Нет. — Тогда почему ты думаешь, что я не смогу защитить тебя, Каллиста? Мы уже давно не подростки и если потребуется я готов ответить за свои действия в дуэли, — все его слова подкупали ее, пока слова матери вдруг не всплыли в сознании. — Нет! Я не хочу, чтобы дрался за меня, Исайя. Мы не в средневековье и это опасно, он... — нервный голос, бегающий взгляд и дрожащие пальцы. — Тш-ш, успокойся, никто не собирается драться. Слышишь? Дыши, — разворачивая ее к себе, он пытается поймать ее взгляд и начинает делать громкие вдохи через нос и выдохи через рот, чтобы она повторяла за ним. — Пообещай мне, — стараясь дышать, как он велел, она не может унять волнение и бешеный стук сердца. Забини свел брови и перевел взгляд левее. Упрямство и вес данного обещания не позволят сказать пустых слов, чего он делать не хотел и она видела это по его лицу. — Пообещай! — потребовала она. Обреченный вздох и он прикрывает глаза. — Хорошо, — нехотя произносит он. — Требовать от меня обещание в твоем положении издевательство надо мной, — недовольно проговаривает он ей в шею. Она уткнулась в его макушку, прижимая недосягаемое ближе к себе.***
Неделю спустя Морской воздух обдувал лицо, пока взгляд карих глаз скользил по волнам. Трусиха... Она просто сбежала от него. Что же еще ей оставалось? Ничего не изменится, даже после того, как ее раскрыли — после такого убедить Забини в собственном безразличии не получится. Почему он такой настойчивый и непреклонный — все было бы в разы проще, окажись он пугливым и типичным аристократишкой из высшего общества. Ирония в том, что она любит его именно таким, какой он есть... Любит его живость на фоне других людей — настоящий и искренний настолько, что в сравнении с ним остальные кажутся манекенами. Раньше она и не думала, что подобные люди существуют — в ее мире это не те качества, что могут быть причислены к достоинствам. Ее невысказанное признание не меняет ничего. Замужняя — и этим все сказано. Даже если бы Аварус отпустил ее, в их касте развод это дело не только двух человек. Это развод семей, бизнесов и финансовый упадок, который мать не захочет нести. Всем выгодно текущее положение дел: ее порыв идти вслед за сердцем восприняли бы, как детский каприз или женскую глупость. Даже если бы ей хватило смелости — угрозы матери вполне реальны. Каллиста ничуть не сомневается, что та пойдет по головам в случае необходимости. Однажды она уже убила, что помешает сделать это вновь? Для Эванджелины Тернер не существует понятия ценности человеческой жизни — все можно подвести под определение актива, который либо несет ценность для семьи, либо является препятствием. Это Каллиста поняла еще будучи очень маленькой. Скучные няни не смогли уследить за ней и, девочка решила найти мать и спросить разрешения покататься на лошади — может в этот раз есть шанс, что ее покатают. После того, как Каллиста вымазалась в грязи последний раз, миссис Тернер отчитала прислугу и запретила ей возиться с животными, пока она не подрастет, чтобы самостоятельно обучиться верховой езде. Приоткрыв дверь, она просовывает свою головку, чтобы посмотреть на месте ли мама, но внутри оказывается пусто. Детское любопытство вызывает красивая большая коробка на столе и обернувшись, чтобы убедиться, что никого из взрослых нет, она подбегает к интересующему предмету, рассматривая упаковку с изображением цветочных бутонов, сжимая и разжимая пальцы в предвкушении. Как же хочется заглянуть внутрь и узнать, что там лежит. Маленькие пальчики несмело тянутся к крышке, но замирают. Она слышит голоса и приближающиеся шаги. Если Эванджелина Тернер увидит ее одну в своем гостиной, куда не разрешено заходить детям, то будет очень недовольна и точно наругает. Каллиста поджимает губы и дергает подол платья, боязливо оглядываясь на дверь. Нервно сглотнув, она быстро подбегает к большому серванту и открыв дверцу, залазит внутрь, утыкаясь спиной во что-то колючее, но терпит, быстро прикрывая за собой дверцу. — Я сказала вам все, что хотела сказать, мистер Варден, — послышался голос матери. — Миссис Тернер прошу вас, подумайте еще раз. У меня жена и двое детей, я не... — доносится мужской голос. — Мистер Варден, не давите на жалость. У меня ее нет. Каллиста слышит звук отодвигающегося стула. — Я не хотел прибегать к этому, но вы не оставляете мне выбора. То, что мне пришлось по вашей просьбе избавиться от стольких людей столь низким способом... Не думал, что вы сделаете подобное и со мной, ведь я доказал, что... — Избавиться? О чем вы говорите, Варден? — произнес насмешливый голос матери. — Все, что вы делали, исходило от вашей собственной инициативы. — Пусть формально так, но ведь я могу пойти в Пророк и дать интервью о всей правде работы на вас, — чуть более смело проговаривает мужской голос. — Бросьте, Гарольд, у вас кишка тонка тягаться со мной, — презрительно произнесла Тернер. — Но если ваши мысли в этом направлении продолжат плодиться, боюсь одним увольнением я не ограничусь. Слышала ваша жена подает надежды стать выдающейся пианисткой. Она недавно родила, ведь так? — Каллиста не видит, но по голосу ощущает, как мать улыбается. — К чему вы ведете? — напряженно спросил мужчина. — Угрожаете жизнью моих жены и детей?! — Кто я такая, мистер Варден. Не принимаете ли вы меня за палача, что решает кому жить, а кому нет? — усмехается она. — Замечу лишь, что для пианиста руки это самое важное, вам следует беречь свою супругу, если хотите, чтобы она добилась успеха, — холодно заканчивает она. — Вы не можете... — Могу, Гарольд. И сделаю, если вы не оставите свои фантазии в пределах вашей головы. Каллиста помнит, как отец зачитывал сводку новостей, где писали про подающую надежды талантливую пианистку, которая лишилась руки из-за несчастного случая. Будучи еще маленькой она не свела два эти события, но позже память стала подкидывать ей воспоминания одно за другим, обрушивая реальность на наивную голову. В глазах отразились отголоски прошлого, отпечатываясь пустотой, которая никогда не затянется. Мать была жестока со всеми и она не стала исключением... — Мечтаешь? — спросил знакомый голос и боковым зрением она заметила, как ветер рассеивает голубой дым. — Скоро доплывем. — Почему ты не с Абраксасом? — буднично поинтересовалась Каллиста. Она согласилась отправиться в одну из многочисленных экскурсий по водам атлантического океана. Своего рода развлечение богачей — использовать маггловский способ передвижения забавы ради. Карусель пользовалась спросом, это заставляет задуматься о том, что многие волшебники скрывают свой интерес к маггловской культуре, поскольку это не принято в обществе. Путь на судне, имитация маггловской поездки от точки а до точки б. В данном случае точка б это небольшой островок с редкими магическими млекопитающими, что не способны выжить вне своей среды обитания. На входе собирают палочки, никакой магии на судне — максимально приближенное к реальности действо. — На острове он стал вести себя страннее, чем обычно, — пожала плечами Витория, делая очередную затяжку. — Неужели дарит подарки и исполняет все твои капризы? Вот мерзавец, — усмехнулась Каллиста. — Не начинай, я и так чувствую себя сукой, — возмутилась брюнетка. — Ты жестока с ним, Витория. Я же вижу, что он не безразличен тебе, почему ты отгораживаешься? — искренне не понимая, Каллиста повернулась и в очередной раз удивилась, насколько красива Малфой. Холодная, высокомерная и выточенная так, чтобы люди при взгляде на нее восхищались. Она выглядела, как вырезанная из мрамора статуя — хотела казаться манекеном, но среди всех фигур выделялась внутренним огнем, который невозможно не заметить. — Он... — Витория подалась вперед, облокотившись о перила и прикрыла глаза, отдаваясь потокам встречного ветра. — С ним я чувствую себя неуверенной и маленькой, понимаешь? Чтобы я ни сказала, чтобы ни сделала — он принимает меня, черт возьми! Как же это раздражает… Он чувствует то, что чувствую я и от этого хочется спрятаться. Это тоже самое, если бы он читал мои мысли, потому что мне не обмануть его и думаю он продумывает каждый свой шаг и действие, чтобы я попала в его ловушку. И если я сделаю следующий шаг, то стану еще беззащитнее и... — Витория, это ведь не война! Так ощущается любовь поначалу, — улыбнулась Каллиста. — Но это только одна ее сторона, — Витория повернулась на нее, прищуривая глаза. — А вторая — акт самопожертвования и обреченность прожить всю жизнь с человеком, который тебе безразличен? — стреляя в самую суть, риторически спросила Малфой. — Я допустила ошибку, но больше этого не повторится, — отрезала Каллиста, переводя взгляд в небо. Витория поняла все, как только увидела ее — шансов не поделиться не осталось от слова совершенно. Желание раскрыть свои чувства поглощало ее изнутри и Каллиста благодарила Мерлина за то, что эта в меру странная и неоднозначная женщина была ее подругой. Мнение насчет глупости содеянного также не осталось невысказанным — Витория уверена, что в данной ситуации Каллиста должна идти ва банк и рискнуть всем, чтобы не зачахнуть окончательно в трясине безнадеги. — Повторится, — и развернувшись, Малфой зашагала обратно, оставляя Каллисту в одиночестве. Путь занимает несколько часов, в течении которых можно сидеть в номере, ресторане, плавать в бассейне или просто смотреть на океан. На обратном пути все так устали, что разошлись по номерам. Но они договорились с Виторией встретиться в ресторане и поужинать. Тернер сидела за столиком: из-за привычки воспитания не делая заказ, пока не придет второй гость. Закат был прекрасен — ярко-апельсиновый цвет сливался с клубничным, отчего лица людей казались еще загорелее. Si Esta Casa Hablara (Bachata Version) - Джоэл Сантос — Ты долго, — не сводя глаз с горизонта, упрекнула она, услышав скрежет ножек стула. — Рад, что ты меня ждала, — произнес низкий баритон. Каллиста резко дернула головой и встретилась с пронзительными карими глазами. Фраза Витории о беззащитности маленькой девочки оказалась как никогда актуальной в эту секунду. Вид абсолютно уверенного в своих действиях мужчины, что после стольких отказов сидел напротив нее обескураживал. Если бы прямо сейчас паника не затопила сознание, возможно она смогла бы восхититься его целеустремленностью… — Что ты здесь делаешь? — и все же не сказать, что она была поражена до глубины души. От этого человека можно было ожидать, чего угодно. Где-то на подкорке мысли о том, что она встретит его в скором времени, преследовали Каллисту. — Не очень дружелюбно, cara mia, — скривился он. — Пожалуйста, уходи, сейчас придет Витория, — она отчаянно пыталась убедить себя, но его ухмылка разбила самовнушение на осколки. — Не придет, — не сводя с нее взгляда, тихо ответил он. Тонкие пальцы нервно сжали ткань платья в руках. — Что? — Тернер огляделась вокруг, в надежде увидеть подругу, но тщетно. — Не может быть. Она бы не стала тебе помогать! — Как знать, может стала, — пожимает плечами и поправляет манжеты, создавая иллюзию непринужденности. Но она слишком хорошо его знала и вся эта напускная безмятежность результат тщательного продумывания. — С меня хватит, — она поднимает руки в останавливающем жесте, встает и направляется к выходу. А еще лучше в номер Малфоев, чтобы разобраться, почему люди считают, что имеют право лезть в ее личную жизнь! Абсолютно точно она не тешит себя надеждой, что он не последует за ней и оказывается права, о чем оповещает решительный звук шагов. — Не злись, она хотела помочь, — подал голос, без усилий догнавший ее итальянец. — Не ходи за мной, — Каллиста пытается ускорить шаг, но судно кренит и каблуки заметно тормозят жалкие попытки добраться до своей каюты. Забини берет ее за запястье, разворачивая к себе, почти не прикладывая усилий. — Здесь же люди, что ты делаешь?! — вырывая свою ладонь, она тревожно озирается по сторонам. Половина пассажиров на судне знакомые или знающие Аваруса люди — вопрос, как быстро до него донесут эту информацию. Она пятится назад, но полный решимости взгляд вызывает нервный страх будущих последствий этой решимости. — Прекрати! — она отталкивает его в грудь и пытается убежать, но ловкие руки перехватывают поперек талии. Возмущаясь и вырываясь, она срывается — вот что происходит, когда давление со всех сторон становится просто невыносимым. Чаша терпения идет трещинами, подобно дамбе, которая не выдерживает давление воды. — Успокойся и я поставлю тебя, — спокойно просит он, пытаясь удержать взбунтовавшуюся девушку. Женские кулаки бьют по лицу, ноги хаотично брыкаются — никогда раньше она не опускалась до применения физической силы и объяснить, что именно сподвигло к этому в данный момент не могла. Несправедливость ситуации в которой она оказалась, то насколько он был решителен, насколько сильно одновременно с этим бились сомнения в ней самой. Насколько явно она видела то, какие они разные, считая, что не достойна такого отношения, не достойна борьбы… Судно кренится и несмотря на преграду в виде мостика — двое летят с корабля и падают в воду. Панически пытаясь интуитивно разгребать руками воду, чтобы всплыть, она дергает конечностями, пока не ощущает рывок вверх — вокруг талии обвивается крепкая рука и ее дергает на поверхность. Глубокий вдох и легкие пытаются откашлять воду. — Ты в порядке? — убирая с ее лица мокрые волосы, тяжело дыша, спрашивает он. Второй рукой прижимая к себе. — Что ты наделал?! — продолжая кашлять с зажмуренными глазами она ударяет его. — Как мы попадем на корабль теперь?! — смотря вслед успевшему уплыть дальше судну с нотами панического страха закричала Каллиста. — Никак, — донеслось до нее. Но прежде чем возмутиться вновь, она ощущает знакомый рывок портала, который закручивает в воронку: успевает только сильнее ухватиться за своего мучителя и вскрикнуть. Приземлившись на твердую землю Тернер чуть почти встречается с ней лицом, но сильные руки придерживают, крепко прижимая к себе. Проморгавшись она встречается с обеспокоенным сканирующим взглядом — одной рукой он придерживает ее талию, а второй щеку, поворачивая лицо к себе. — Живая? — проводя пальцами и убирая прилипшие к лицу пряди, спрашивает Исайя. — Ненормальный, что ты наделал? — все еще приходя в себя и судя по дезориентированному выражению лица отходя от перемещения, слабо возмущается Каллиста. — Мы на острове? Много зелени и жаркое солнце невольно вводят в заблуждение. Температура ощутимо выше, воздух суше. Повертев головой, она различает местность и понимает, что они стоят в центре виноградника — на ветках, земле, везде белый или красный виноград. — Где мы? — не дождавшись ответа, она медленно произносит так, словно есть только один правильный ответ. — Мое тайное место, — непроницаемо отвечает Забини. Резкий толчок в грудь — и она отшатывается от силы собственного удара, снова озираясь вокруг, словно все это шутка и сейчас ей покажут дорогу до острова. Тяжело дышит и хмурится, прожигая самого недальновидного похитителя в своей жизни. Si Tú Supieras Compañero - Росалия — Ты понимаешь, что наделал?! — сжимая кулаки, она кидается на человека, что своим видом показывает: он ни на грамм не раскаивается в содеянном. Исайя не останавливает ее попытки выбить из него всю душу, терпеливо ожидая, когда буря стихнет. Два года она хранила и берегла в себе это напряжение словно именно для этого момента — для этого человека. Какими бы яркими красками не играл мир рядом с ним, он становился цветным. Все мысли исчезли, остались лишь механические удары, один за другим, выбрасывая остатки напряжения. — Легче? — интересуется так, словно они ругаются каждую неделю. — Нет! — очередной удар, еще один, но уже без былого запала. Широкая грудь выдыхает, затем итальянец с невозмутимым видом закидывает Каллисту себе на плечо. — Отпусти меня! Ты все испортил! Я же говорила тебе оставить меня! — продолжая колотить его с открывшимся вторым дыханием и дергая длинными ногами, теряя туфли и растрепав влажные волосы по лицу, кричала она. Сколько они уже идут — сухая от жаркого солнца земля и ряды виноградника сменяют друг друга. Взяв перерыв на перевести дыхание, Каллиста все-таки осматривается вокруг. Вот они проходят до конца рощи и можно заметить невысокий витиеватый заборчик, в который они проходят. Затем аккуратную лужайку и клумбы с дикими розами множества оттенков алого. Она замирает и сердце уходит в пятки, когда до сознания доходит шокирующий факт — сад копия ее картины, которую она подарила ему когда-то давно. Тело чувствует каждый шаг, откликаясь по инерции — выплеснув всю злость, в том числе на себя, она молча осматривается, опираясь ладонями о его спину. Забини заходит внутрь: по виду можно сказать, что это гостиная — в привычном стиле, похожем на родовой особняк Забини. Уютно, тепло и утонченно. Плавным, словно боясь резких, движением, он спускает ее вниз — мокрая ткань скользит, позволяя ощутить каждую мышцу на его груди. — Ты похитил меня, — с упреком констатирует она. Осознание, что он воспроизвел ее картину у себя в саду смягчает гнев, но негодование не затихает внутри. — Именно, — прожигая нутро своим теплым и одновременно безмятежно-серьезным взглядом, отвечает он. — Представляешь, чем это чревато? — сводя брови вместе и пытаясь вложить вызов в посыл, продолжила она. Забини обходит ее и исчезает на мгновение за ближайшей дверью, неся объемное белое полотенце — не сводя с нее глаз, он подходит вплотную и оборачивает ее в полотенце с головой. — Ты можешь простыть, — потирая ее спину и плечи поясняет он. Напоминать ему о том, что есть простое заклинание почему-то не хотелось. Как бы она ни была зла, анализировать то, как ощущаются его касания, которых можно было избежать… Зачем? — А тебе поздно, ты уже успел где-то отморозить голову, — укутываясь в махровую ткань, огрызается она. — Я должна вернуться, пока никто не понял, что произошло. Она оборачивается на него, в надежде вразумить. — Нет, — проговаривает он, не требующим возражений тоном, сохраняя безмятежность в лице. Пальцы сильнее сжимаются на махровой ткани. — Чего ты добиваешься? Хочешь спрятать меня здесь и держать вечно? — раздраженно спрашивает она. — Было бы неплохо, — ей кажется, наступи конец света и он не поведет и бровью. Такой непрошибаемый вид у него был. Упрямый осел... Истеричный смешок срывается с продрогших губ. — Хватит, пожалуйста... Я рассказала тебе, чего боюсь, потому что думала это остановит тебя. — Я разберусь с твоим мужем и он даст развод, — холодно отвечает Исайя. — Нет! Даже если предположить, что это так, хотя он никогда этого не сделает, дело не только в нем, — делая на него шаг, заводится Тернер. — Я знаю, — он не дает ей продолжить. Каллиста устало плетется в сторону дивана, понимая, что переубедить этого человека сложнее, чем сдвинуть гору. — Лучше бы ты оставил все, как есть, — оседает на диван, сгорбив спину. — Нет, не лучше! Твоя мать отняла у меня слишком многое, — впервые за разговор, в его голосе скользят жесткие ноты с оттенком боли. — О чем ты? — осторожно спрашивает она, страх заполняет карие глаза, но она пытается скрыть это. — Я знаю, что тебя заставили избавиться от нашего ребенка, — подходя ближе, проговаривает он. Злость играет в темных глазах, желваки ходят на лице, словно он пытается вернуть ускользающее самообладание. — Как... — она сглатывает и сильнее вжимается в диван. — Ты даже не сказала мне, что беременна, Каллиста! Почему? Почему ты так поступила со мной? — словно сдерживаясь долгое время спросил он. — С нами… Слезы непроизвольно катятся из глаз, плечи содрогаются от подступающей истерики. Она качает головой, отворачиваясь от него. — Я... За тобой п-приставили человека, — сквозь слезы, дрожащим голосом, произносит она. Не желая давить на нее и коря себя за свои слова, он опускается рядом и обнимает ее, притягивая к себе. Есть шанс предотвратить приступ, симптомы которого у нее начали проявляться — это не просто истерика, если он не поможет ей, вероятно она просто замкнется в себе и правильное дыхание здесь уже не поможет. — Я... Я слишком хорошо знаю свою мать... Для нее ничего не имеет значения, кроме ее амбиций. Было лучше знать, что ты жив, чем... — комкая рубаху на его плече, болезненно заикается она. — Ты совсем не веришь в меня. Если бы ты рассказала, мы бы придумали что-нибудь. Ребенок, часть меня... — он зарывается пальцами в ее волосы. — Как ты могла так поступить со мной... — Я так боялась, что тебя... — дрожа всем телом взмолилась она. — Я не отпущу тебя Каллиста. Не должен был тогда, и не сделаю этой ошибки снова.