База 213. Союзники

В часовне Ирвинг аккуратно прикрыл дверь и плюхнулся на ступеньку. — Садись, не стой столбом. Я осторожно опустился на ставшее привычным место. Ребра уже не болели, но двигаться резко я пока опасался, словно боль могла вернуться в любой момент. — Короче, Эрик подсказал одно упражнение. Но вообще, если что, он, естественно, не в курсе наших развлечений, ага? — Сейчас пойду Маленичу или Ллойду рассказывать про тебя и Эрика. Очень им это интересно... — Короче. Значит так. Сейчас войдем в слияние и будем играть по очереди. Сначала ты загадаешь какое-то действие, которое должен сделать я, потом наоборот. Идет? — Не понял. — Я почему-то никак не мог убрать с лица дурацкую улыбку. Странно он на меня как-то действует, этот Ирвинг. — Хм? То есть? Что непонятного? — Какое действие? Хотя ладно. Давай. Это похоже на игру в фанты, только вроде как мы уже оба проиграли, да? — Да, типа того. Главное — понять, что загадал второй. Тщательно думать не нужно. Прятать тоже не нужно. Понял? Ты первый. Он коснулся моей руки и сразу отстранился. Но ощущение тепла не пропало, словно он сидел близко-близко, так что я мог чувствовать тепло его тела. — Я загадываю? — уточнил я. "Ага", — ответил он, не раскрывая рта. В голове пронеслось сразу несколько невнятных идей, одна другой бредовей. В итоге я просто захотел, чтобы он отдал честь, словно в дверь вошел начальник базы. Ирвинг хмыкнул, покачал головой, но встал, вытянулся во весь рост и сделал соответствующий жест. Без особого усердия, надо отметить. — Ага, правильно, — улыбнулся я. — Типа угадал. Моя очередь? Ирвинг кивнул. И я в этот момент ясно понял, что должен поставить зажженную свечку перед статуей Девы. Я пожал плечами, честно говоря, делал подобное в первый раз. Взял свечку из небольшого ящичка, поискал там же, на полке, зажигалку... и через секунду получил мысленные пояснения, где конкретно она лежит. Когда маленькая свечечка разгорелась уверенным пламенем, освещая лицо статуи, я повернулся к нему. — Так? "Ага, все правильно. Теперь ты". Кроме слов, я ощутил легкое прикосновение — как будто Ирвинг погладил меня по плечу. Только вот он сидел в трех метрах от меня и не вставал. Я задумался, честно формулируя что-то вроде "пять раз прыгнуть на левой ноге, а потом один раз на правой". Но сбивался. Потому что в голову лезли другие мысли — я хотел, чтобы Лейт до меня дотронулся. Черт знает почему, но мне страшно нравилось, когда он меня касался. Может, потому, что так силен был контраст между тем, какими жесткими его руки казались, и какими нежными они были на самом деле. — Хммм, — сейчас он произнес это вслух, потом подошел сзади, положил руки мне на плечи и начал разминать. А я понял, что ему неудобно и он хочет, чтобы я сел. Без слов. Я опустился на ступеньку, спиной к нему. Забавно. — Не захотел прыгать на одной ноге? — Зачем? Он продолжил делать массаж, потом одним пальцем провел по оголенному участку шеи над воротничком. Я вздрогнул, как будто меня током шарахнуло, — не специально, так вышло. Просто под его пальцем мышцу свело болезненно-сладкой судорогой. — Ну... — Я не знал, что говорить, а молчать было неудобно — это начинало переводить ситуацию в какую-то странную плоскость. — Хитрый ты. Мне-то думал без вариантов. — Я просто лучше умею формулировать свои мысли. Ты тоже научишься. Собственно, в этом у нас и проблема. — То есть наша проблема не то, что стрелок нифига не умее... нифига не стрелок, а в том, что я формулирую неправильно? Я запрокинул голову, чтобы видеть его лицо. — Ты гораздо больше стрелок, чем я. — Он мотнул головой, убирая свою неуставную челку с глаза. — И думаешь не только о том, что делать, но и о том, что должен делать я. Как в вальсе. Меня это устраивает. Но, в отличие от вальса, ты думаешь невнятно. Поскольку ждешь, что я додумаюсь сам. А я не додумаюсь, Дин, у меня нет навыков стрелка. И трех лет, чтобы их получить, тоже нет. — Ир, ну я стараюсь. Разве нет? — Я почувствовал укол совести. Он, в общем-то, прав был. Взяли парня, сунули в экипаж и сказали, что теперь он стрелок. — Я... я буду стараться лучше. — Нет. Дело не в том, что ты не стараешься. — Пальцы нащупали чувствительный участок кожи, там тоже был синяк или ушиб, и от рук его сразу пошло тепло. — Просто ты пока не умеешь в связке, вот мы и тренируемся. Ага? — Ага, — пробормотал я. Хотя сейчас я совсем не чувствовал себя на тренировке, а просто тащился от того, что он делает. Но пора было и честь знать. Я сосредоточился и подумал, без слов: "Ты когда мелкий был, тоже мысли читал?" "Да, только не знал об этом. Вернее... думал, что это нормально... обычно. У меня мать тоже умеет". "А отец?" "Отец нет". Я хмыкнул. Бедный мужик. И жена, и ребенок — сенсы, тяжело ему приходилось, наверное. Ирвинг закончил разминать мышечный спазм, и я облегченно вздохнул. — Твоя очередь. Что мне делать? Прыгать на одной ноге? "У тебя есть кто-нибудь?" — Э... в каком смысле? "Говори так, без слов. И сделай мне тоже массаж. Левое плечо". Я поднялся, чтобы поменяться с ним местами. "Говорить так" было сложновато, но я честно решил стараться. "В каком смысле кто-нибудь есть?" "Ну... кроме релакс-программы". "На Двести тринадцатой что ли? Нн... нет". Я начал разминать ему плечо — не очень нежно, зато более-менее умело — когда-то я много занимался спортом, всякое делать приходилось. "На Ганимеде была девушка, я говорил. Но мы... не общаемся". "Потому что связь дорогая? Хочешь, могу разок поспособствовать?" "Не понял?" Тут до меня дошло. "А, нет, не в этом дело. Письма же есть. Просто… ну, понимаешь, если соотношение мужчин и женщин семь к трем, то всегда можно найти кого-нибудь получше, чем какой-то лейтенант". "Надо верить людям", — прозвучало на редкость наставительно и ярко, словно он это вслух говорил. "Я с ней расстался еще до перевода сюда, если ты об этом". "А... тогда извини. Правое плечо тоже". Я переключился на правое. И мстительно подумал: "А у тебя?" "Что у меня?" "Кто-нибудь есть?" "Много кто". — Блин. — Я не удержался. — Я и забыл, да... — Что ты забыл? — Про то, что ты мне говорил. Про бисексуалов и так далее. Я нажал большими пальцами ему на лопатки, заставляя выгнуть спину. Явственно щелкнуло. — Что-то мало стало неодобрения в твоем голосе, — ехидно сказал Ирвинг. — А как же полная база пидорасов? — Я так говорил? — искренне удивился я. — Хотя да. Ну, я не хотел тебя обидеть. Просто ты ко мне тогда привязался с идиотским вопросом, гетеросексуален я или нет. Я на секунду подумал, что после таких снов, как позавчера, отвечать на подобные вопросы однозначным "да" не имею права. — Ты меня и не обидел. Я в курсе, что в Империи народ делает из секса целую историю. — А вы никаких историй не делаете? Кто кому глянулся, тот и... — Не в этом дело. Просто то, чем занимаются взрослые свободные люди друг с другом, никого, кроме них, не касается. Особенно если они это делают уединенно, а не... в столовой в разгар обеда, например. — Логично. Спорить тут было сложно. Я не стал уточнять у Ирвинга, правда ли у них в Содружестве существует идея "стакана воды". Ну вроде как причин заняться сексом должно быть столько же, сколько нужно, чтобы выпить стакан воды. И обязательств перед партнером столько же. — Как плечи? — Нормально. — Хотя мы чего-то саботируем тренировку. Ты можешь без слов думать, где еще тянет мышцу, а я буду делать. Нормально? — Хочешь, сам поймешь? — Ага. Если пойму. Я начал чувствовать его тело. Как свое. То, что он чувствует, где болит, где тянет. И еще... какое-то тянущее, теплое ощущение в паху. Не моем... И теплые, нежные чувства флером над всем этим. Я, несколько ошарашенный такими двоящимися ощущениями, провел руками по его спине, вдоль позвоночника, нашел нужный позвонок, начал медленно массировать пальцами, одновременно чувствуя свои же прикосновения. — Кажется, у меня так крыша съедет... Ощущения тут же пропали. — Наверное, хватит на первый раз. — Но я угадал? — с некоторым сожалением в голосе спросил я. Забавно было чувствовать теплоту и симпатию без слов, а значит точно не фальшивку. — Ты про что? Про спину? Про нее да, угадал. — Что теперь? — спросил я, растирая виски. — Знаешь, я понимаю, что это тренировки и все такое... но мне нравится. Я уже, наверное, и не жалею, что так все вышло. — Ты в этом не оригинален. — Ты тоже не жалеешь? — я удивленно посмотрел на него. — Тебе-то вроде бы ничего нового не открылось. — Не скажи... С тобой, с тобой по-другому. Ну и я тут опытным путем доказал, что и среди имперцев бывают классные парни. Я улыбнулся. — Ты тоже ничего. Не говорить же ему, что он крепко влез в мою жизнь и думаю я о нем чаще, чем следовало бы. Наверное, у меня до того просто не было хороших друзей. — Ну что, отдохнул? Продолжим? — Да, сэр, — кивнул я. — Я готов. Только чур прыгать не заставлять, мне здоровье не позволит. — Нет, погоди, — он вдруг нахмурился. — Слушай, я хочу кое-что сделать. Мне нужно твое разрешение. — Я должен знать на что. Хотя ладно, валяй. — Ну, естественно, я тебе скажу. А потом уже ты скажешь "Валяй". Короче, у меня сегодня много сил... давай, я тебя полечу, а? Но мне нужно будет тебя касаться. Не подумай, что я тебя лапаю... — он замялся и, кажется, даже покраснел. Я поморгал. — Если бы ты не сказал, я бы, наверное, и не подумал. А ты потом не будешь снова... кровотечениями страдать? Я-то не против, а то выписать-то выписали, а все равно как-то неуютно. — Нет, сегодня не буду. Я сегодня могу горы свернуть, — он снова улыбнулся очень солнечно. — Давай? Только теперь ты показываешь мне, где болит, не раздевать же тебя. Я кивнул, сосредоточился на ощущениях. Тело тут же отозвалось болью в ребрах, синяки и кровоподтеки тоже снова дали о себе знать. То, что называлась "не смертельно, но чувствительно". Ирвинг сосредоточенно кивнул, прикусил губу и провел рукой по моей груди. Его ладонь жгла сквозь ткань форменной куртки, но это было. Он мягко касался тех мест, что отзывались болью на мои мысли, вытягивая боль, успокаивая... В какой-то миг мне показалось, что он увлекся — больно уже не было, совсем, а его ладонь продолжала меня гладить. А главное, я знал, что ему это нравится. Постепенно мне начало казаться, что наши эксперименты вот-вот перешагнут через какую-то невидимую границу, и я не был уверен, что хочу этого. Как будто я мог потерять что-то важное, то, что у меня есть сейчас. Я откашлялся и спросил вслух: — Ну и как ты это делаешь? — Что именно? — Он прервал контакт, но руку не убрал. — Лечишь. — Я чувствовал, что краснею. — Ну... не знаю. Как-то так. Я, кстати, не со всеми это умею делать. Так что медика из меня не выйдет. — Ты боль снимаешь или еще и органики касаешься? — Я вспомнил, как после его вчерашних прикосновений ушел отек с нижней губы, и понял, что вопрос дурацкий. Его рука на моей груди жгла сквозь ткань, а я боялся шелохнуться, чтобы он ее не убирал. — Боль снять легко. Она на самом деле в голове. Но это для крайних случаев. Не очень полезно. А когда получается, то просто лечу. Сейчас вот получается. Я выпрямился, сел, прижался к нему спиной — почему-то мне сейчас казалось, что я имею на это право. — Ир, спасибо. Правда лучше стало. — Хорошо, — судя по голосу, он улыбался. Я мог бы так долго просидеть, опираясь на него спиной, чувствуя умиротворение и какую-то полную безопасность, но ответственность такая штука… в общем, я посмотрел на часы и вскочил, чуть не задев Лейта. — Твою мать! — Что там? — Ирвинг поднял голову. — Ничего такого. Уже ничего. — Я помотал головой, выдавил дурацкий смешок, который должен был казаться бодрым и небрежным... — Забей, Ир. Просто завтра... Маленич со мной будет душевно разговаривать, ну и пусть. — С какой стати? Что случилось? — Я десять минут назад должен был зайти к нему. Ты на меня плохо влияешь, знаешь ли. У меня пропало чувство времени. — А зачем? Ты... отчитываешься перед ним? Так? — Да, но не про тебя. Точнее, не только про тебя. Я отвернулся. Не самая приятная тема это была, тем более сейчас. — Так... — Он выпрямился. — Расскажешь? Я опустился рядом, только уже лицом к лицу, обеими руками взялся за голову, взъерошив свои и без того не слишком-то гладкие волосы. — Тут нечего особо рассказывать. Ну, я так понял, что вся ваша база, она... экспериментальная. Вроде как образцово-показательная должна быть в плане дружбы и совместного героизма. Он меня и трясет, что у нас с тобой, да как. Что говоришь, как про Императора и Союз отзываешься, ты и остальные. — Интересно, — голос Ирвинга стал очень холодным. — И что же я говорю? И остальные? Остальные, кстати, это ваши или наши? — Ваши. И хватит на меня так смотреть! — взорвался я. — Слышишь? Я не стукач, и не надо тут... — Не ори... И что же? Ежедневный доклад? Блин, Дин... вот поэтому мы и не хотели в Империю. Сенсы занимаются какой-то гадостью, нормальные люди... рассказывают про дру... знакомых. Тотальный контроль — он унижает. Иди, расскажи это своему Маленичу. — Нет, не ежедневный, — буркнул я. — Через день. Я резко встал, отвернулся, бездумно разглядывая картину на стене. Правильно я не хотел рассказывать, потому что, каким бы я ни был на самом деле и чего бы ни делал, это никого не волнует. Не докажешь, что не стукач. Мало мне Маленича с его вопросами и необходимостью придумывать ответы, теперь еще и Ирвинг. — Это, правда, противно, — заговорил он. — Думаю, что тебе тоже. Я... не слишком успел тебя узнать, но не думаю, что эти визиты к начальству доставляют тебе радость. Но, если хочешь знать, мне очень жаль, что Содружество подписало мир с Империей. И что очень вовремя появились Чужие. Просто как по заказу. Я пожал плечами. — А мне не жаль. Потому что гражданская война в любом ее проявлении — это... это бред. Лучше с Чужими воевать, чем с людьми. — С такой формулировкой я согласен. Но знаешь, что я тебе скажу, я тут узнавал. У вас ВСЕ сенсы вынуждены работать на государство. Если ты сенс, у тебя нет выбора. А государство дает работу... несовместимую с некоторыми вещами. — Пока идет война, тебе это не грозит. А там... нас, может, собьют завтра, так что без разницы уже будет. Я обхватил сам себя за плечи. На напарника смотреть по-прежнему избегал, словно был действительно в чем-то виноват. — Не собьют. Вот еще, — Ирвинг хмыкнул, вновь став раздолбаем. — В мои планы это не входит. Учти. — Я запомню. А ты не забудь противника проинформировать. — Я обернулся, выдавил подобие улыбки. — И вообще, будешь мне всякие гадости продолжать говорить, когда мы в полете, — точно собьют. — Какие гадости? — Ирвинг вытаращился на меня в полном недоумении. — Про... бисексуалов. — Я не знал, кой черт меня снова тянул за язык, но тормознуть уже не мог. — Да? — Ирвинг с интересом взглянул на меня. — И где тут гадости? — А что, нет гадости? — Я попробовал изобразить такое же искреннее удивление, как он только что. — Да брось, Дин, я ничего такого не сказал. Ну, вернее, теперь я понимаю, что вы все мальчики-зайчики из церковного хора, но до разговора-то мне откуда это было знать? Я думал, ребята просто прикалываются. Ну... выставляя вас идиотами. — Поясни? — нахмурился я. — Какие это ребята прикалываются, выставляя нас идиотами? И сам ты мальчик-зайчик, понял?! — Хм.... я имел в виду, — поправился он и задумался, подбирая слова, — что узость мышления в сексуальных вопросах — это просто художественное преувеличение анекдотов. Ну, как про русских рассказывают, что все поголовно пьяницы, а про англичан, что снобы. Понимаешь? — По-моему ты сейчас пытаешься на меня наехать, — предположил я. — Нет? — Сейчас — нет. Дин, закроем тему. Я уже понял, что некоторые... аспекты секса тебя приводят в ужас и в целом неприемлемы. Разве я пытаюсь на это давить? — Я не то хотел сказать, — пробормотал я. — Но ваши анекдоты все равно идиотские. — А что, имперские анекдоты сплошь интеллектуальные? — Нет, но глупо, исходя из них, выводы делать. А то, знаешь, они разные бывают. И про вас тоже... Я как-то не очень думал о том, что говорю, потому что хотел сказать совсем другое, но боялся этого настолько, что говорил сейчас любую ерунду, приходящую в голову, лишь бы не думать дальше. — Дин... — вдруг тихо позвал Ирвинг, не дослушав последнюю фразу. — Ты чего? Он подошел ко мне, встав за спиной. — Не знаю, — я окончательно растерял все мысли и заодно уверенность в себе. И оборачиваться не хотел, так и стоял, как дурак перед объемной иконой. — Просто... ты же меня не знаешь, а туда же... мальчик-зайчик, блин. — Значит, ты не зайчик? — задумчиво произнес Ирвинг совсем рядом, так что я чувствовал его дыхание. — Тогда... извини. Я обернулся, хотя у меня все больше складывалось ощущение, что меня берут на слабо. Или я сам себя беру. Он оказался совсем близко — ближе, чем мне казалось... Я почувствовал, как сердце пропустило удар, словно я собирался прыгать с парашютом в первый раз, и именно поэтому, зная, что, если я начну раздумывать, то точно ничего не сделаю, я подался вперед и поцеловал его. Не очень удачно — Ирвинг был выше, а я как-то не привык в таких ситуациях тянуться вверх, да и испугаться я все-таки успел — поцелуй вышел вполне себе по-братски пристойным. В угол губ. Ирвинг не отстранялся, но и не попытался воспользоваться ситуацией. Просто поднял одну руку, прикоснулся к моей щеке, рассматривая меня так, словно видел в первый раз. Долго, не произнося ни слова. А я смотрел на него, совершенно ошалевший от того, что только что сделал. И изо всех сил стараясь не показывать своих переживаний, нарочито небрежно спросил: — Ну? И что? — У тебя глаза красивые. Очень. — Да? Вот про глаза я меньше всего сейчас рассчитывал услышать. С другой стороны, я был ему, наверное, даже благодарен — Ирвинг вел себя так, словно ничего выдающегося или ужасного я не сделал. — Ну, это... спасибо. Раньше не были красивые? — Я не рассматривал тебя особо. Раньше. — Понятно, — хрипло сказал я. Сердце постепенно переставало колотиться с ненормальной скоростью, и я уже почти спокойно дышал. — Это чтобы ты не думал всякую ерунду про меня. Тут Ирвинг чуть наклонил голову и тоже меня поцеловал. Он не промахнулся, но и особо не принуждал ни к чему. — А это, чтобы ты думал про меня... всякую ерунду, — прошептал он, отрываясь. Я кивнул. Посмотрел зачем-то на часы, потом на него. — Ир, мы сегодня ночью летаем? Или только... опровергаем стереотипы? — Ты пилот. Тебе решать. Я смотрел ему в глаза несколько секунд. Мне казалось, что я до сих пор чувствую его губы. А потом сказал: — Летаем. Иначе так и будем всех развлекать. И вообще, мне как-то... много впечатлений от наших тренировок на синхронность, разбавить нужно срочно простыми понятными вещами. — Согласен, — легко сказал он.